За что людей, в особенности государей, восхваляют или порицают

Теперь остается рассмотреть, как государь дол­жен вести себя по отношению к подданным и союз­никам. Зная, что об этом писали многие, я опа­саюсь, как бы меня не сочли самонадеянным за то, что, избрав тот же предмет, в толковании его я более всего расхожусь с другими. Но, имея намерение на-

писать нечто полезное для людей понимающих, я пред­
почел следовать правде не воображаемой, а действи­
тельной — в отличие от тех многих, кто изобразил
республики и государства, каких в действительности
никто не знавал и не видывалд Ибо расстояние
между тем, как люди живут и как должны бы жить,
столь велико, что тот, кто отвергает действительное
ради должного, действует скорее во вред себе, не­
жели на благо, так как, желая исповедовать добро
во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, стал­
киваясь с множеством людей, чуждых добру, f Из чего
следует, что государь, если он хочет сохранить власть,
должен приобрести умение отступать от добра и поль­
зоваться этим умением смотря по надобности.
Если же говорить не о вымышленных, а об ис­
тинных свойствах государей, то надо сказать, что во
всех людях, а особенно в государях, стоящих выше
прочих людей, замечают те или иные качества, за­
служивающие похвалы или порицания. А именно: го­
ворят, что один щедр, другой скуп — если взять то­
сканское слово, ибо жадный на нашем наречии это еще
и тот, кто хочет отнять чужое, а скупым мы на­
зываем того, кто слишком держится за свое - один
расточителен, другой алчен; один жесток, другой со­
страдателен; один честен, другой вероломен; один из­
нежен и малодушен, другой тверд духом и смел;
этот снисходителен, тот надменен; этот распутен, тот
целомудрен; этот лукав, тот прямодушен; этот упрям,
тот покладист; этот легкомыслен, тот степенен; этот
набожен, тот нечестив и так далее. Что может быть
похвальнее для государя, нежели соединять в себе все
лучшие из перечисленных качеств? Но раз в силу своей
природы человек не может ни иметь одни добродете­
ли, ни неуклонно им следовать, то (благоразумному
государю следует избегать тех пороков, которые мо­
гут лишить его государства, от остальных же — воздер­
живаться по мере сил, но не более. \ И даже пусть
государи не боятся навлечь на себя обвинения в тех
пороках, без которых трудно удержаться у власти,
ибо, вдумавшись, мы найдем немало такого, что на
первый взгляд кажется добродетелью, а в действи­
тельности пагубно для государя, и наоборот: выглядит
как порок, а на деле доставляет государю благопо­
лучие и безопасность.

Глава XVI

О ЩЕДРОСТИ И БЕРЕЖЛИВОСТИ

Начну с первого из упомянутых качеств и ска­жу, что хорошо иметь славу щедрого государя. Тем не менее^трт, кто проявляет щедрость, чтобы слыть щедрым, вредит самому себе.' Ибо если проявлять ее разумно и должным образом, о ней не узнают, а тебя все равно обвинят в скупости, поэтому, чтобы распространить среди людей славу о своей щедрости, ты должен будешь изощряться в великолепных за­теях, но, поступая таким образом, ты истощишь казну, после чего, не желая расставаться со славой щедрого правителя, вынужден будешь сверх меры обременить народ податями и прибегнуть к неблаговидным спо­собам изыскания денег. Всем этим ты постепенно возбудишь ненависть подданных, а со временем, когда обеднеешь, — то и презрение. И после того как мно­гих разоришь своей щедростью и немногих облагоде­тельствуешь, первое же затруднение обернется для те­бя бедствием, первая же опасность — крушением. Но если ты вовремя одумаешься и захочешь поправить дело, тебя тотчас же обвинят в скупости.

Итак, раз государь не может без ущерба для се­бя проявлять щедрость так, чтобы ее признали, то не будет ли для него благоразумнее примириться со славой скупого правителя? Ибо со временем, когда люди увидят, что благодаря бережливости он удовле­творяется своими доходами и ведет военные кампа­нии, не обременяя народ дополнительными налогами, за ним утвердится слава щедрого правителя. И он действительно окажется щедрым по отношению ко всем тем, у кого ничего не отнял, а таких большая часть, и скупым по отношению ко всем тем, кого мог бы обогатить, а таких единицы. В наши дни лишь те совершили великие дела, кто прослыл скупым, остальные сошли неприметно. Папа Юлий желал слыть щедрым лишь до тех пор, пока не достиг папской власти, после чего, готовясь к войне, думать забыл о щедрости. Нынешний король Франции провел не­сколько войн без введения чрезвычайных налогов только потому, что, предвидя дополнительные расхо­ды, проявлял упорную бережливость. Нынешний ко-

роль Испании не предпринял бы и не выиграл столь­ких кампаний, если бы дорожил славой щедрого государя.

Итак, ради того чтобы не обирать подданных, иметь средства для обороны, не обеднеть, не вызвать презрения и не стать поневоле алчным, государь дол­жен пренебречь славой скупого правителя, ибо ску­пость—это один из тех пороков, которые позволяют ему править. Если мне скажут, что Цезарь проложил себе путь щедростью и что многие другие, благодаря тому, что были и слыли щедрыми, достигали самых вы­соких степеней, я отвечу: либо ты достиг власти, либо ты еще на пути к ней. В первом случае щед­рость вредна, во втором — необходима. Цезарь был на пути к абсолютной власти над Римом, поэтому щед­рость не могла ему повредить, но владычеству его пришел бы конец, если бы он, достигнув власти, прожил дольше и не умерил расходов. А если мне возразят, что многие уже были государями и совершали во главе войска великие дела, однако же слыли щедрейшими, я отвечу, что тратить можно либо свое, либо чужое. В первом случае полезна бережливость, во втором — как можно большая щедрость.

Если ты ведешь войско, которое кормится добы­чей, грабежом, поборами и чужим добром, тебе не­обходимо быть щедрым, иначе за тобой не пойдут солдаты. И всегда имущество, которое не принадле­жит тебе или твоим подданным, можешь раздаривать щедрой рукой, как это делали Кир, Цезарь и Алек­сандр, ибо, расточая чужое, ты прибавляешь себе славы, тогда как расточая свое — ты только себе вре­дишь. Ничто другое не истощает себя так, как щед­рость: выказывая ее, одновременно теряешь самую возможность ее выказывать и либо впадаешь в бед­ность, возбуждающую презрение, либо, желая избе­жать бедности, разоряешь других, чем навлекаешь на себя ненависть. Между тем презрение и ненависть подданных — это то самое, чего государь должен более всего опасаться, щедрость же ведет к тому и дру­гому. Поэтому больше мудрости в том, чтобы, слывя скупым, стяжать худую славу без ненависти, чем в том, чтобы, желая прослыть щедрым и оттого поневоле разоряя других, стяжать худую славу и ненависть разом.

Глава XVII

О ЖЕСТОКОСТИ И МИЛОСЕРДИИ

И О ТОМ, ЧТО ЛУЧШЕ: ВНУШАТЬ ЛЮБОВЬ

ИЛИ СТРАХ

Переходя к другим из упомянутых выше свойств, скажу, что каждый государь желал бы прослыть ми­лосердным, а не жестоким, однако следует остере­гаться злоупотребить милосердием. Чезаре Борджа многие называли жестоким, но жестокостью этой он навел порядок в Романье, объединил ее, умиротворил и привел к повиновению. И, если вдуматься, проявил тем самым больше милосердия, чем флорентийский народ, который, боясь обвинений в жестокости, по­зволил разрушить Пистойю. Поэтому государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учи­нив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто по избытку его потворствуют беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как от кар, налагаемых государем, страдают лишь отдельные лица. Новый государь еще меньше, чем всякий другой, мо­жет избежать упрека в жестокости, ибо новой власти угрожает множество опасностей. Виргилий говорит устами Дидоны:

Res dura, et regni novitas me talia cogunt Motiri, et late fines custode tueri¹.

Однако новый государь не должен быть легковерен, мнителен и скор на расправу, во всех своих дей­ствиях он должен быть сдержан, осмотрителен и ми­лостив, так чтобы излишняя доверчивость не оберну­лась неосторожностью, а излишняя недоверчивость не озлобила подданных.

По этому поводу может возникнуть спор, что луч­ше: чтобы государя любили или чтобы его боялись.

¹ «Молодо царство у нас, велика опасность; лишь это Бди­тельно так рубежи охранять меня заставляет»

(Вергилий. Энеида, кн. I, 563-564. М., «Художест­венная литература», 1971. Перевод С. А. Ошерова).

Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят од­новременно; однако любовь плохо уживается со стра­хом, поэтому если уж приходится выбирать, то надеж­нее выбрать страх. Ибо о людях в целом можно ска­зать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся.»И худо придется тому государю, который, доверясь их посулам, не примет никаких мер на слу­чай опасности. Ибо дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать, чтобы воспользо­ваться ею в трудное время. Кроме того, люди мень­ше остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх, ибо любовь под­держивается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно.

Однако государь должен внушать страх таким об­разом, чтобы, если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти, ибо вполне возможно внушать страх без ненависти. Чтобы избежать ненависти, го­сударю необходимо воздерживаться от посягательств на имущество граждан и подданных и на их жен­щин. Даже когда государь считает нужным лишить кого-либо жизни, он может сделать это, если налицо подходящее обоснование и очевидная причина, но он должен остерегаться* посягать на чужое добро, ибо люди скорее простят смерть отца, чем потерю иму­щества. Тем более что причин для изъятия иму­щества всегда достаточно и если начать жить хищни­чеством, то всегда найдется повод присвоить чужое, тогда как оснований для лишения кого-либо жиз­ни гораздо меньше и. повод для этого приискать труднее.

Но когда государь ведет многотысячное войско, он тем более должен пренебречь тем, что может прослыть жестоким, ибо, не прослыв жестоким, нель­зя поддержать единства и боеспособности войска. Сре­ди удивительных деяний Ганнибала упоминают и сле-

дующее: отправившись воевать в чужие земли, он удержал от мятежа и распрей огромное и разноплемен­ное войско как в дни побед, так и в дни пора­жений. Что можно объяснить только его нечелове­ческой жестокостью, которая вкупе с доблестью и та­лантами внушала войску благоговение и ужас; не будь в нем жестокости, другие его качества не во­зымели бы такого действия. Между тем авторы истори­ческих трудов, с одной стороны, превозносят сам по­двиг, с другой — необдуманно порицают главную его причину.

Насколько верно утверждение, что полководцу лгало обладать доблестью и талантом, показывает пример Сципиона - человека необычайного не только среди его современников, но и среди всех людей. Его вой­ска взбунтовались в Испании вследствие того, что по своему чрезмерному мягкосердечию он предоставил солдатам большую свободу, чем это дозволяется воин­ской дисциплиной. Что и вменил ему в вину Фа-бий Максим, назвавший его перед Сенатом развра­тителем римского воинства. По тому же недостатку твердости Сципион не вступился за локро*в, узнав, что их разоряет один из его легатов, и не покарал легата за дерзость. Недаром кто-то в Сенате, желая его оправдать, сказал, что он относится к той породе людей, которым легче избегать ошибок самим, чем наказывать за ошибки других. Со временем от этой черты Сципиона пострадало бы и его доброе имя, и слава — если бы он распоряжался единолично; но он состоял под властью Сената, и потому это свой­ство его характера не только не имело вредных последствий, но и послужило к вящей его слаще.

1 Итак, возвращаясь к спору о том, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись, ска­жу, что любят государей по собственному усмотрению, а боятся - по усмотрению государей,! поэтому мудрому правителю лучше рассчитывать на^то, что зависит от него, а не от кого-то другого; важно лишь ни в коем случае не навлекать на себя ненависти подданных, как о том сказано выше.

Глава XVIII

О ТОМ, КАК ГОСУДАРИ ДОЛЖНЫ ДЕРЖАТЬ СЛОВО

Излишне говорить, сколь похвальна в государе верность данному слову, прямодушие и неуклонная честность. Однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто не ста­рался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца; такие государи в конечном счете преуспели куда больше, чем те, кто ставил на честность.

Надо знать, что с врагом можно бороться дву­мя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй - зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второму. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и че­ловека, и зверя. Не это ли иносказательно внушают нам античные авторы, повествуя о том, как Ахилла и прочих героев древности отдавали на воспитание кентавру Хирону, дабы они приобщились к его муд­рости? Какой иной смысл имеет выбор в наставники получеловека-полузверя, как не тот, что государь дол­жен совместить в себе обе эти природы, ибо одна без другой не имеет достаточной силы?

Итак, из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, что­бы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Тот, кто всегда подобен льву, может не за­метить капкана. Из чего следует, что разумный пра­витель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание. Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же.» А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще

уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда най­дет того, кто даст себя одурачить.

V Из близких по времени примеров не могу умол­чать об одном. Александр VI всю жизнь изощрялся в обманах, но каждый раз находились люди, готовые ему верить. Во всем свете не было человека, ко­торый бы так клятвенно уверял, так убедительно обе­щал и так мало заботился об исполнении своих обе­щаний. Тем не менее обманы всегда удавались ему, как он желал, ибо он знал толк в этом деле. Отсюда следует, что государю нет необходимости обладать всеми назван­ными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. ^Дерзну прибавить, что обладать этими добродетелями и неуклонно им сле­довать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими — полезно. Иначе говоря, надо являться в глазах / людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым — и быть таковым в самом деле, но внутренне надо сохранять готовность про­явить и противоположные качества, если это окажется необходимо. Следует понимать, что государь, особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения госу­дарства он часто бывает вынужден идти против сво­его слова, против милосердия, доброты и благочестия. Поэтому в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы переменить направление, если события примут другой оборот или в другую сторону задует ветер фортуны, то есть, как было сказано, по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чу­раться и зла.

Итак, государь должен бдительно следить за тем, Л чтобы с языка его не сорвалось слова, не испол­ненного пяти названных добродетелей. Пусть тем, кто видит его и слышит, он предстанет как само мило­сердие, верность, прямодушие, человечность и бла­гочестие, особенно благочестие. Ибо люди большей частью судят по виду, так как увидеть дано всем, а потрогать руками — немногим. Каждый знает, каков ты с виду, немногим известно, каков ты на самом деле, и эти последние не посмеют оспорить мнение большинства, за спиной которого стоит государство.

О действиях всех людей, а особенно государей, с ко­торых в суде не спросишь, заключают по резуль­тату, поэтому пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу. Какие бы средства для этого ни употребить, их всегда сочтут достойными и одобрят, ибо чернь прельщается видимостью и успехом, в мире же нет ничего, кроме черни, и меньшинству в нем не остается места, когда за большинством стоит го­сударство. Один из нынешних государей, которого воздержусь называть, только и делает, что пропове­дует мир и верность, на деле же тому и другому злейший враг; но если бы он последовал тому, что проповедует, то давно лишился бы либо могущества, либо государства.

Глава XIX

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: