Почему государи Италии лишились своих государств

Если новый государь разумно следует названным правилам, он скоро утвердится в государстве и по­чувствует себя в нем прочнее и увереннее, чем если бы получил власть по наследству. Ибо новый госу­дарь вызывает большее любопытство, чем наследный правитель, и если действия его исполнены доблести, они куда больше захватывают и привлекают людей, чем древность рода. Ведь люди гораздо больше за­няты сегодняшним днем, чем вчерашним, и если в настоящем обретают благо, то довольствуются им и не ищут другого; более того, они горой станут за но­вого государя, если сам он будет действовать над­лежащим образом. И двойную славу стяжает тот, кто создаст государство и укрепит его хорошими закона­ми, хорошими союзниками, хорошим войском и добрыми примерами; так же как двойным позором покроет

себя тот, кто, будучи рожден государем, по неразу­мию лишится власти.

Если мы обратимся к тем государям Италии, кото­рые утратили власть, таким, как король Неаполитан­ский, герцог Миланский и другие, то мы увидим, что наиболее уязвимым их местом было войско, чему причины подробно изложены выше. Кроме того, не­которые из них либо враждовали с народом, либо, расположив к себе народ, не умели обезопасить себя со стороны знати. Ибо там, где нет подобных изъ­янов, государь не может утратить власть, если имеет достаточно сил, чтобы выставить войско. Филипп Ма­кедонский, не отец Александра Великого, а тот, что был разбит Титом Квинцием, имел небольшое государство по сравнению с теми великими, что на него напали,— Римом и Грецией, но, будучи воином, а также умея расположить к себе народ и обезопасить себя от зна­ти, он выдержал многолетнюю войну против римлян и греков и хотя потерял под конец несколько городов, зато сохранил за собой царство.

Так что пусть те из наших государей, кто, власт­вуя много лет, лишился своих государств, пеняют не на судьбу, а на собственную нерадивость. В спокойное время они не предусмотрели возможных бед — по об­щему всем людям недостатку в затишье не думать о буре, — когда же настали тяжелые времена, они пред­почли бежать, а не обороняться, понадеявшись на то, что подданные, раздраженные бесчинством победителей, призовут их обратно. Если нет другого выхода, хорош и такой, плохо лишь отказываться ради него от всех прочих, точно так же как не стоит падать, полагаясь^хна то, что тебя поднимут. Даже если тебя и выручат из беды, это небезопасно для тебя, так как ты окажешься в положении зависимом и унизительном. А только те способы защиты хороши, основательны и надежны, которые зависят от тебя самого и от твоей доблести.

Глава XXV

КАКОВА ВЛАСТЬ СУДЬБЫ НАД ДЕЛАМИ ЛЮДЕЙ И КАК МОЖНО ЕЙ ПРОТИВОСТОЯТЬ

Я знаю, сколь часто утверждалось раньше и утверждается ныне, что всем в мире правят судьба и Бог

люди же с их разумением ничего не определяют и даже ничему не могут противостоять; отсюда дела­ется вывод, что незачем утруждать себя заботами, а лучше примириться со своим жребием. Особенно мно­гие уверовали в это за последние годы, когда на на­ших глазах происходят перемены столь внезапные, что всякое человеческое предвидение оказывается перед ними бессильно. Иной раз и я склоняюсь к общему мнению, задумываясь о происходящем.

И однако, ради того, чтобы не утратить свободу воли, я предположу, что, может быть, судьба распоря­жается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, кру­шит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед ее напором, бессиль­ные его сдержать. Но хотя бы и так,— разве это мешает людям принять меры предосторожности в спо­койное время, то есть возвести заграждения и пло­тины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устре­милась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?

То же и судьба: она являет свое всесилие там, где препятствием ей не служит доблесть, и устремляет свой напор туда, где не встречает возведенных про­тив нее заграждений. Взгляните на Италию, захлест­нутую ею же вызванным бурным разливом событий, и вы увидите, что она подобна ровной местности, где нет ни плотин, ни заграждений. А ведь если бы она была защищена доблестью, как Германия, Испания и Франция, этот разлив мог бы не наступить или по крайней мере не причинить столь значительных разрушений. Этим, я полагаю, сказано достаточно о противостоянии судьбе вообще.

Что же касается, в частности, государей, то нам приходится видеть, как некоторые из них, еще вчера благоденствовавшие, сегодня лишаются власти, хотя, как кажется, не изменился йи весь склад их характе­ра, ни какое-либо отдельное свойство. Объясняется это, я полагаю, теми причинами, которые были подробно разобраны выше, а именно тем, что если государь всецело полагается на судьбу, он не может выстоять против ее ударов. Я думаю также, что сохраняют

благополучие те. чей образ действий отвечает осо­бенностям времени, и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени.

Ибо мы видим, что люди действуют по-разному, пытаясь достичь цели, которую каждый ставит перед собой, то есть богатства и славы: один действует осторожностью, другой натиском; один - силой, дру­гой — искусством; один — терпением, другой — противо­положным способом, и каждого его способ может приве­сти к цели. Но иной раз мы видим, что хотя оба действовали одинаково, например, осторожностью, только один из двоих добился успеха, и наоборот, хотя каждый действовал по-своему: один осторожно­стью, другой натиском,— оба в равной мере добились успеха. Зависит же это именно от того, что один образ действий совпадает с особенностями времени, а другой — не совпадает. Поэтому бывает так, что двое, действуя по-разному, одинаково добиваются успеха, а бывает так, что двое действуют одинаково, но только один из них достигает цели.

От того же зависят и превратности благополучия: пока для того, кто действует осторожностью и терпе­нием, время и обстоятельства складываются благо­приятно, он процветает, но стоит времени и обстоя­тельствам перемениться, как процветанию его приходит конец, ибо он не переменил своего образа действий. И нет людей, которые умели бы к этому приспо­собиться, как бы они ни были благоразумны. Во-первых, берут верх природные склонности, во-вторых, человек не может заставить себя свернуть с пути, на котором он до того времени неизменно преуспевал. Вот почему осторожный государь, когда настает время применить натиск, не умеет этого сделать и оттого гиб- нет, а если бы его характер менялся в лад с вре­менем и обстоятельствами, благополучие его было бы постоянно.

Папа Юлий всегда шел напролом, время же и обстоятельства благоприятствовали такому образу дей­ствий, и потому он каждый раз добивался успеха. Вспомните его первое предприятие - захват Болоньи, еще при жизни мессера Джованни Бентивольи. Вене­цианцы были против, король Испании тоже, с Фран­цией еще велись об этом переговоры, но папа сам выступил в поход, с обычной для него неукротн-

мостью и напором. И никто этому не воспрепятствовал, венецианцы — от страха, Испания — надеясь воссоеди­нить под своей властью Неаполитанское королевство; уступил и французский король, так как, видя, что папа уже в походе, и желая союза с ним против венецианцев, он решил, что не может без явного оскорбления отказать ему в помощи войсками.

Этим натиском и внезапностью папа Юлий достиг того, чего не достиг бы со всем доступным чело­веку благоразумием никакой другой глава Церкви; ибо, останься он в Риме, выжидая, пока все ула­дится и образуется, как сделал бы всякий на его месче, король Франции нашел бы тысячу отговорок, а все другие — тысячу доводов против захвата. Я не буду говорить о прочих его предприятиях, все они были того же рода, и все ему удавались; из-за крат­кости правления он так и не испытал неудачи, но, проживи он дольше и наступи такие времена, когда требуется осторожность, его благополучию пришел бы конец, ибо он никогда не уклонился бы с того пути, на который его увлекала' натура.

Итак, в заключение скажу, что фортуна непостоян­на, а человек упорствует в своем образе действий, поэтому, пока между ними согласие, человек пребы­вает в благополучии, когда же наступает разлад, бла­гополучию его приходит конец. И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность,! ибо фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело, г Поэтому она, как жен­щина, — подруга молодых, ибо они не так осмотри­тельны, более отважны и с большей дерзостью ее"* укрощают, l

Глава XXVI

ПРИЗЫВ ОВЛАДЕТЬ ИТАЛИЕЙ И ОСВОБОДИТЬ ЕЕ ИЗ РУК ВАРВАРОВ

Обдумывая все сказанное и размышляя наедине с собой, настало ли для Италии время чествовать нового государя ы есть ли в ней материал, которым мог бы воспользоваться мудрый и доблестный человек, чтобы придать ему форму - во славу себе и на благо отечества,— я заключаю, что столь многое благоприят-

ствует появлению нового государя, что едва ли какое-либо другое время подошло бы для этого больше, чем наше. Как некогда народу Израиля надлежало пребы­вать в рабстве у египтян, дабы Моисей явил свою доблесть, персам — в угнетении у ".индийцев, дабы Кир обнаружил величие своего духа, афинянам — в разоб­щении, дабы Тезей совершил свой подвиг, так и теперь, дабы обнаружила себя доблесть италийского духа, Ита­лии надлежало дойти до нынешнего ее позора: до боль­шего рабства, чем евреи; до большего унижения, чем персы; до большего разобщения, чем афиняне: нет в ней ни главы, ни порядка; она разгромлена, разорена, истерзана, растоптана, повержена в прах.

Были мгновения, когда казалось, что перед нами тот, кого Бог назначил стать избавителем Италии, но немилость судьбы настигала его на подступах к цели. Италия же, теряя последние силы, ожидает того, кто исцелит ей раны, спасет от разграбления Ломбардию, от поборов — Неаполитанское королевство и Тоскану, кто уврачует ее гноящиеся язвы. Как молит она Бога о ниспослании ей того, кто избавит ее от жестокости и насилия варваров! Как полна она рвения и готов­ности стать под общее знамя, если бы только нашлось, кому его понести!

И самые большие надежды возлагает она ныне на ваш славный дом, каковой, благодаря доблести и ми­лости судьбы, покровительству Бога и Церкви, глава коей принадлежит к вашему дому, мог бы принять на себя дело освобождения Италии. Оно окажется не столь уж трудным, если вы примете за образец жизнь и деяния названных выше мужей. Как бы ни были редки и достойны удивления подобные люди, все же они — люди, и каждому из них выпал случай не столь благоприятный, как этот. Ибо дело их не было более правым, или более простым, или более угодным Богу. Здесь дело поистине правое,— «lustum enirn est bellum quibus necessarium, et pia arma ibi nulla nisi in armis spes est»'. Здесь условия поистине благоприят­ны, а где благоприятны условия, там трудности отсту­пают, особенно если следовать примеру тех мужей, которые названы мною выше. Нам явлены необычай-

¹ «Ибо та война справедлива, которая необходима, и то оружие
священно, на которое единственная надежда» (лат.). •* *

. • • * Т7

ные, беспримерные знамения Божий: море расступилось, скала источала воду, манна небесная выпала на землю: все совпало, пророча величие вашему дому. Остальное надлежит сделать вам. Бог не все исполняет сам, дабы не лишить нас свободной воли и причитающейся нам части славы.

Не удивительно, что ни один из названных выше итальянцев не достиг цели, которой, как можно наде­яться, достигнет ваш прославленный дом, и что при множестве переворотов и военных действий в Италии боевая доблесть в ней как будто угасла. Объясняется это тем, что старые ее порядки нехороши, а лучших никто не сумел ввести. Между тем ничто так не про­славляет государя, как введение новых законов и установлений. Когда они прочно утверждены и отмече­ны величием, государю воздают за них почестями и сла­вой; в Италии же достаточно материала, которому можно придать любую форму. Велика доблесть в каж­дом из ее сынов, но, увы, мало ее в предводителях. Взгляните на поединки и небольшие схватки: как вы­деляются итальянцы ловкостью, находчивостью, силой. Но в сражениях они как будто теряют все эти ка­чества. Виной же всему слабость военачальников: если кто и знает дело, то его не слушают, и хотя знающим объявляет себя каждый, до сих пор не нашлось никого, кто бы так отличился доблестью и удачей, чтобы перед ним склонились все остальные. Поэтому за прошедшие двадцать лет во всех войнах, какие были за это время, войска, составленные из одних итальянцев, всегда тер­пели неудачу, чему свидетели прежде всего Таро, затем Алессандрия, Капуя, Генуя, Вайла, Болонья и Местри.

Если ваш славный дом пожелает следовать по стопам величайших мужей, ставших избавителями оте­чества, то первым делом он должен создать собственное войско, без которого всякое предприятие лишено настоя­щей основы, ибо он не будет иметь ни более верных, ни более храбрых, ни лучших солдат. Но как бы ни был хорош каждый из них в отдельности, вместе они окажутся еще лучше, если во главе войска увидят своего государя, который чтит их и отличает. Такое войско поистине необходимо, для того чтобы италий­ская доблесть могла отразить вторжение иноземцев. Правда, испанская и швейцарская пехота считается грозной, однако же в той и другой имеются недостатки,

так что иначе устроенное войско могло бьс не только выстоять против них, но даже их превзойти. Ибо ис­панцы отступают перед конницей, а швейцарцев может устрашить пехота, если окажется не менее упорной в бою. Мы уже не раз убеждались и еще убедимся в том, что испанцы отступали перед французской кавалерией, а швейцарцы терпели поражение от испанской пехоты. Последнего нам еще не приходилось наблюдать в полной мере, но дело шло к тому в сражении при Равенне -когда испанская пехота встретилась с немецкими отря­дами, устроенными наподобие швейцарских. Ловким испанцам удалось пробраться, прикрываясь маленькими щитами, под копья и, находясь в безопасности, разить неприятеля так, что тот ничего не мог с ними поделать, и если бы на испанцев не налетела конница, они добили бы неприятельскую пехоту. Таким образом, изучив недостатки того и другого войска, нужно построить новое, которое могло бы устоять перед конницей и не бояпось бы чужой пехоты, что достигается как новым родом оружия, так и новым устройством войска. И все это относится к таким нововведениям, которые более всего доставляют славу и величие новому государю. Итак, нельзя упустить этот случай: пусть после стольких лет ожидания Италия увидит наконец своего избавителя. Не могу выразить словами, с какой любовью приняли бы его жители, пострадавшие от иноземных вторжений, с какой жаждой мщения, с какой неколе­бимой верой, с какими слезами! Какие двери закрылись бы перед ним? Кто отказал бы ему в повиновении? Чья зависть преградила бы ему путь? Какой итальянец не воздал бы ему почестей? Каждый ощущает, как смердит господство варваров. Т#< пусть же ваш слав­ный дом примет на себя этот долг с тем мужеством и той надеждой, с какой вершатся правые дела, дабы. поя сенью его знамени возвеличилось наше отечество и под его водительством сбылось сказанное Петраркой

Доблесп. ополчится на неистовство,

И краток будет бой,

Ибо не умерла еще доблесть

В итальянском сердце.

Никколо Макиавелли ГОСУДАРЬ

Редактор И. И, Рахманина Художник В. А. Селин

ИБ № 1458

⇐ Предыдущая1234

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: