 |
ВТОРАЯ ЧАСТЬ 1 страница
|
|
|
|
Глава 14
Манхэттен давным‑ давно забыл, что со всех сторон окружен водой: огромные океанские лайнеры и грузовые корабли перестали сюда заходить, и здешние доки и пирсы пришли в полное запустение. Обширные пустынные пространства, протянувшиеся вдоль Вест‑ Сайда, превратились в пристанища бездомных бродяг и безнадежных сумасшедших.
В конце Четырнадцатой улицы, когда идешь в южном направлении, виднелись старые пирсы, далеко выдававшиеся в Гудзон. Из‑ за крайней ветхости находиться на них было опасно, о чем свидетельствовали установленные вокруг щиты с предупреждающими надписями и заградительные барьеры. Однако беспечные солнцепоклонники, не обращая внимания ни на надписи, ни на барьеры, облюбовали их для принятия солнечных ванн и частенько со своими одеялами и радиоприемниками появлялись здесь. Пирс, которым заканчивалась Мортон‑ стрит, служил местом сборищ как мужчин, так и женщин, зато другой, в конце Бэнк‑ стрит, принадлежал только мужчинам, о чьих сексуальных наклонностях знали близлежащие районы. На самом краю пирса они чувствовали себя настолько свободными, что разгуливали совершенно голыми, шокируя наготой пассажиров проплывавших мимо яхт и экскурсионных катеров.
Субботним днем, в начале лета, здесь появился молодой человек, влекомый тем же извечным инстинктом, с перекинутым через плечо одеялом и книгой в руке, которую и не собирался читать, отлично зная, что его появление взволнует всю здешнюю компанию и разожжет в каждом из мужчин страстное желание. Притворяясь безразличными, они краешком глаза следили за передвижениями незнакомца. Их реакцию на его появление можно было предсказать заранее. Взволновались мужчины не потому, что он превосходно сложен и красив лицом, речь шла о другом: обладая таким красивым телом и выставляя его напоказ, юноша вселял в их сердца трепетные надежды, давая понять, что любой из них может, пусть на короткое время, обладать им.
|
|
|
На нем были только джинсовые шорты и футболка, которые он проворно сбросил, как только достиг края пирса. Зная, что все оценивающие взгляды прикованы к нему, не обращал ни на кого внимания – это никогда не вызывало особой проблемы: в любой момент можно полностью отстраниться от окружающего мира. Расстелив одеяло, улегся на него навзничь, позволив солнцу обласкать его уже покрытое золотистым загаром тело.
Притворившись спящим, он сквозь полуприкрытые веки быстро осмотрел всю компанию, надеясь найти среди этих мужчин того единственного, кто даст ему любовь, которую он ищет по всему миру – в Рио, Гамбурге, Порт‑ о‑ Пренсе и Сан‑ Франциско. Однако в последнее время его мучили переживания: однажды упустив настоящую любовь, больше ее не найти. От осознания этой неизбежности ему становилось горько и одиноко, но ничто в мире, даже мысли о смерти, не могли заглушить в нем всепоглощающую страсть.
Еще раз пробежав взглядом по лицам и отчаявшись найти среди них того, кто дал бы ему любовь, принялся искать нечто совсем другое – того, кто хотел бы умереть.
Искать пришлось недолго: стройный блондин, красавец со Среднего Запада, сидел с другом, который что‑ то ему говорил, а он его не слушал, думая о чем‑ то своем и представляясь таким одиноким. Ему едва перевалило за двадцать, и по всему было видно, что в городе он новичок, приехавший в поисках новых горизонтов. Наметанным глазом можно было распознать в нем человека, который уже раз или два совершал попытку самоубийства, и сейчас находился в подавленном состоянии, время от времени закрывая глаза, подставлял лицо солнцу. Его друг выглядел лет на десять‑ пятнадцать старше и, наверное, до сих пор не верил своему счастью. Но не было никаких надежд, что блондин задержится с ним надолго: этот день может стать последним, когда они вместе – блондин уже присматривался к окружающим в поисках альтернативы, пока ослепленный страстью любовник растирал его спину лосьоном.
|
|
|
Неожиданно глаза блондина встретились с глазами человека, задумавшего отнять у него жизнь, но он пока ни о чем не догадывался, видя только приглашение к большому сексу. Блондин улыбнулся, и его будущий любовник и убийца ответил ему тем же.
Незнакомец не стал искать более подходящего предлога завязать беседу и попросил у блондина немного лосьона.
– Не думал, что солнце будет сегодня припекать так сильно, – объяснил он.
Видно было, что блондин едва скрывал радость, а его друг, поймав взгляд, которым они обменялись, сердито нахмурился.
– Не могли бы вы помассажировать мне спину? – попросил блондина незнакомец.
Тот только этого и ждал.
– Меня, между прочим, зовут Деррил, – представился незнакомец. Самое подходящее имя, по крайней мере на сегодня, подумал он.
– Я Патрик, а это Митчелл.
Митчелл кивнул головой, с несчастным видом наблюдая, как Патрик медленными ритмичными движениями втирает лосьон в спину Деррила.
Когда Патрик закончил, тот еще некоторое время лежал неподвижно, однако был начеку, зная, на какой путь только что вступил.
Митчелл сделал слабую попытку предотвратить неизбежное:
– Пошли, Патрик, надо отсюда побыстрее убираться. Посмотри, я, кажется, совсем обгорел.
– Иди один, Митч. Встретимся у дяди Чарли.
– Что такое? Пошли же, Патрик!
– Нет, хочу побыть здесь еще немного. Все будет хорошо, Митч. Поверь мне. Через час увидимся.
Митчелл оказался в двойственном положении. Теперь, когда он заявил, что хочет уйти, оставаться здесь было бы крайне унизительно. Бросив злобный взгляд на Деррила, он молча оделся и ушел.
– Ну вот, теперь мы остались наедине, – сказал Деррил, за что заслужил благодарный взгляд своего нового друга.
История Патрика походила на сотни других, которые доводилось слышать Деррилу. Тот начал рассказывать ее еще на пирсе и, когда они пришли в Рэмрод, бар, расположенный на Бэнк‑ стрит и облюбованный гомосексуалистами, продолжил ее. Деррил заказал ему виски и немало удивился тому, как быстро Патрик опьянел.
|
|
|
Патрик рассказал, что работает в кафе «Двадцатый век Фокс» в театральном районе и, естественно, стремится стать актером. Деррил понял, что Патрик прибыл в Нью‑ Йорк из Индианы, которая тому до чертиков надоела. Здесь он снимает на двоих с другим безработным актером квартиру за двести пятьдесят долларов в месяц. Актер был его любовником. Сегодня вечером домой Патрику идти не хотелось, потому что атмосфера там была гнетущей.
– Я подыскиваю себе другое жилье, и если ты знаешь…
Деррил заверил, что будет иметь его в виду.
Пьянея все больше, Патрик совсем разоткровенничался и признался Деррилу в том, что чувствует себя несчастным, разочаровался в Нью‑ Йорке и актерской карьере, и не часто бывает так, чтобы он рассказывал кому‑ нибудь о том, что у него на сердце. Здесь у него так мало друзей, которые по‑ настоящему понимали бы его.
Деррил сообщил, что ему неожиданно привалили деньги, и пригласил Патрика в одно известное ему французское кафе. Он, сам не зная почему, решил устроить для Патрика интимный романтический вечер.
В кафе Патрик был уже совсем пьян.
Ему не стоило больше пить, но Деррил не останавливал его.
– А чем занимаешься ты, Деррил? Я о себе все рассказал, – спросил Патрик, еле ворочая языком.
– Я собиратель.
– Собиратель чего?
– Предметов искусства, антикварных вещей, монет, марок, в общем, всего, что мне нравится, – он посмотрел в глаза Патрика взглядом, полным любовного томления.
– А где хранится твоя коллекция?
– Могу, если хочешь, тебе показать.
– Конечно, хочу! – расцвел от счастья Патрик. – Очень хочу!
Так бывало всегда и со всеми жертвами: им так не терпелось умереть.
Глава 15
– Друг мой, все это кажется очень странным, потому и тревожит, – Амброзетти, однако, не производил впечатления обеспокоенного чем‑ то человека, наоборот, казался довольным собой.
Ему вздумалось лично осмотреть квартиру, в которой жил Алан, и сейчас, тяжело опустившись на кровать, он меланхолично уставился на то место, где несколько недель назад Стопка обнаружил мертвое тело Фридлэндера.
|
|
|
– Сказать по правде, – начал Майкл, пододвигая плетеный из пальмы стул к кровати, – я почти не надеялся, что тебе удастся что‑ нибудь узнать. Не имею в виду твои профессиональные качества. Порою начинает казаться, будто время застыло, и ничего уже не произойдет. Мне всегда представлялось, что в Нью‑ Йорке жизнь вертится намного быстрее, чем в других местах, но теперь я в этом не уверен.
– И не сомневайся – так оно и есть, когда это в чьих‑ то интересах, поверь мне. А что касается меня, Ник Амброзетти свое дело знает, будьте в этом уверены.
Он оторвал взгляд от злополучного места на полу и принялся листать свой засаленный блокнот.
– Помнишь, вчера я говорил тебе о химической экспертизе?
– Это же было вчера. Конечно, помню. Только не говори, что ее не проводили.
– Проводили, но очень поверхностно. Непонятно! Экспертиза на предмет продуктов сгорания пороха имела положительный результат для левой руки или для обеих? Никакого упоминания о правой руке, что само по себе кажется очень странным. Насколько я знаю, Алан был правшой?
– Да.
– Достоверно лишь то, что экспертиза дала положительный результат только для тыльной стороны ладони левой руки.
– Объясни, как это понимать.
– Это имеет одно название – дерьмо. Доктор Магнус не исключает, видите ли, возможности того, что Алан держал револьвер левой рукой и выстрелил дважды. Такое бывает. Но, исходя из известных мне фактов, это невозможно, тем более, что Алан всегда был правшой.
Майкл почувствовал волнение: уже кое‑ что!
– Почему же для левой руки результаты оказались положительными?
– Допустим, он держал револьвер левой рукой. И все же положительный результат еще не доказывает, что выстрел произведен в себя самого. Есть и другой вариант.
– Какой?
– Алан находился близко от оружия, из которого стреляли.
– А что это нам дает?
– Пока не знаю. Позволь продолжить. В заключении есть и другие интересные места. Например, знаешь ли ты, что большинство самоубийц, стреляющих в себя дважды, обычно делают это в одно и то же место?
– Предположим, Алан выстрелил себе в грудь, остался еще жив и от страшной боли?..
– Приставил револьвер к голове, чтобы уж наверняка… Не стану отрицать возможность и такого варианта, но, честно говоря, мне это кажется абсурдом, – Амброзетти еще раз пролистал блокнот. – В какое время Магнус позвонил твоим родителям и сообщил о результатах вскрытия?
– Я уже говорил. Примерно полтретьего.
|
|
|
– Пришлось проверить правильность записи. Согласно официальному медицинскому заключению, подписанному Магнусом, вскрытие тела закончилось в три сорок. А вот еще кое‑ что, заслуживающее внимания. Репортер «Таймс» Том О’Нил связался по телефону с бюро судмедэкспертизы, когда еще не было и часа, – тоже узнать о результатах вскрытия, – звонок зарегистрирован в журнале. Ему ответили, что подтвердился факт самоубийства.
– Полиция же утверждала это сразу.
– Речь идет не о полиции, а о бюро судмедэкспертизы, о чем говорили или думали полицейские, в данном случае неважно. Документы свидетельствуют, что бюро судмедэкспертизы сделало заключение о самоубийстве за три часа до окончания вскрытия, из этого следует одно: нужная версия готовилась заранее, а это обстоятельство, в свою очередь, наводит на мысль – полиция и бюро судмедэкспертизы скрывают истинные причины смерти твоего брата.
– О Господи! И что же теперь делать?
– Прежде чем что‑ то предпринимать, нужно проверить кучу фактов: проследить всю цепочку доказательств, узнать, например, что стало с одеждой Алана – я видел запрос на химическую экспертизу рубашки, в которой его нашли, но так и не смог узнать, проводилась она или нет. Сейчас мы в самом начале пути, но из того, что стало известно, можно заключить – во всей этой истории, действительно, что‑ то нечисто, а что именно, предстоит разобраться.
– А как насчет Джинни Карамис? Что‑ нибудь узнал о ней?
– Пока не было времени. Все отнимает работа с документами.
Глаза Амброзетти снова сосредоточились на злополучном месте на полу.
– Детектив Мэкки, о котором ты говорил, уехал из города отпраздновать свою отставку. Единственное официальное лицо из тех, кто осматривал тело на месте преступления, – Айвз, Гейл Айвз, которая работает в Белвью в отделении скорой помощи. Я не обнаружил ее заключения. Не знаю, поможет нам это или нет, но я хотел бы взглянуть на него.
– А с ней самой не хочется поговорить?
– Пытался, наотрез отказывается.
– Неужели работает на Магнуса? Если так, то тоже замешана и говорить с нами не станет.
– Этого не знаю, ведь она сотрудничает с Магнусом только время от времени, когда из‑ за нехватки штатных судмедэкспертов Магнус приглашает временных – обычно это молодые врачи близлежащих больниц. Однако, думается, вряд ли они пользуются ее услугами, если дело нечистое.
– Нужна ли она нам вообще?
– Могла бы, конечно, помочь, хотя можно обойтись и без нее. Она не единственный источник информации. – Он грузно поднялся с кровати. – Найду тебя сам, когда появится стоящая информация.
* * *
Ранним вечером Майкл отправился прогуляться, надеясь развеяться и успокоить взбудораженные нервы: рассказ Амброзетти вначале воодушевил его, но это чувство проходило, приближая то душевное состояние, которое он определял как глубокую депрессию. Если поддаться ей, то сбросить с себя будет очень трудно. Он знал по опыту, что глубокая депрессия продолжается долгое время и отнимает уйму душевных сил.
Его преследовала одна и та же картина: Колин Грей, уплывающий в Ирландию.
В его смерти Майкл винил только себя: зачем открыл его имя Максу Фарреллу? Сделав это, он, по сути дела, приговорил Колина к смерти. О чем тот думал в последний миг, прежде чем скрыться под волнами? Майкл гнал от себя эти мысли. Если позволить им взять над собою верх, они доведут до сумасшествия и ускорят приход депрессии. Нужно выйти из этого состояния, заняться чем‑ нибудь, а не сидеть в темной квартире брата и копаться в себе.
Майкл шел, казалось, решительным и твердым шагом человека, знающего куда и зачем, а на самом деле, – как заведенная кукла, пока не оказался на Тридцать четвертой улице. И тут его осенило: а что, если наведаться в отделение скорой помощи больницы Белвью и попробовать достучаться до Гейл Айвз – вдруг получится то, что не удалось Амброзетти?
* * *
Приемное отделение скорой помощи представилось Майклу настоящим бедламом, впрочем, именно таким он и ожидал его увидеть в этот душный субботний вечер: куда ни взглянешь, обязательно наткнешься на полицейских, устало прислонившихся к стене или шутивших и заигрывавших с медсестрами в ожидании медицинских заключений по тем пациентам, которых доставили. Сестры и врачи в запачканных йодом и кровью белых халатах носились как угорелые, не видя ничего перед собой; кругом толпились родственники пациентов; в приемном помещении скорой помощи негде было яблоку упасть. Санитары толкали каталку, на которой лежал залитый кровью чернокожий юноша, порезанный ножом. Он орал дурным голосом, требуя к себе максимум внимания, но откуда его было ожидать? Все занимались своим делом, своими проблемами, своей болью. Майкл и раньше бывал в отделениях скорой помощи, но не в этом и не в такой жаркий летний вечер. Немудрено, что люди, обезумевшие от духоты, выплескивались на улицы, срывая друг на друге свою злость.
Наблюдая за толкотней в приемном покое, Майкл решил, что во всем этом столпотворении должна же быть какая‑ то упорядоченность, но его нетренированный глаз не видел даже намека на нее.
К Майклу обратился мужчина с причудливым родимым пятном в пол‑ лица, горделивой осанкой и женской сумочкой в руках. Ему не терпелось поделиться с кем‑ нибудь своей бедой.
– Я искал ее везде, – сказал он мрачно.
– Извините?
– Мою жену. Я привез ее сюда два года назад, она жаловалась на боли в желудке. А теперь не могу нигде найти, – говорил он спокойно, видимо, уже смирившись с потерей. – Искал везде, у всех о ней спрашивал, но никто не говорит, где она и что с ней. Видите, у меня ее сумочка – у нее же нет денег даже на метро. А ехать надо до Бруклина.
Ответа от Майкла он не ждал, да и что тот мог ответить? Излив свою боль, мужчина отошел.
В его глазах застыла прежняя безысходность.
Майклу с трудом удалось привлечь внимание одной из медсестер в регистратуре и спросить о докторе Айвз. Сестра принялась было выписывать направление, но Майкл остановил ее, заявив, что не собирается на прием.
– О, так вы ее друг?
– Друг ее друга, – ответил он, и это ее удовлетворило.
– Подождите прямо здесь, сэр. Она в одной из комнат для осмотра больных, скоро выйдет.
– Пожалуйста, укажите мне ее тогда.
Майкл настроился на долгое ожидание, но не прошло и десяти минут, как сестра обратилась к нему.
– Вон доктор Айвз.
Майкл рисовал в своем воображении образ доктора – бледная, худая, усталая женщина, которую не назовешь ни красивой, ни дурнушкой.
Реальная доктор Айвз не оправдала ожиданий: длинные ноги в стремительном движении несли ее с поразительной быстротой, светлые волосы растрепались, одна прядь упала на глаза, и она нетерпеливо отбросила ее в сторону, продолжая размахивать руками и не оглядываясь по сторонам. Майкл успел рассмотреть ее лицо, и оно ему понравилось, хотя голубизна глаз резко контрастировала с темными кругами под глазами – результатом недосыпания.
Майкл, не отрываясь, смотрел на нее, но она не обратила на него внимания, как и на других из этой толпы, набившейся в приемное отделение скорой помощи. Ее внимание сосредоточилось на медицинской карточке, которую она держала в руках. Подойдя к регистратуре, заговорила с уже знакомой Майклу сестрой. Он не слышал всего, о чем они говорили, но кое‑ что уловил: речь шла о некой миссис Херш.
– Я пока не знаю, что предпринять. Думаю, пусть она побудет у нас, мы посмотрим за ней и, если ее состояние улучшится, решим, что делать.
Когда она закончила говорить, сестра указала на Майкла:
– Этот джентльмен хотел вас видеть. Он говорит, что он друг вашего друга.
Айвз повернулась и только сейчас увидела Майкла. Ее глаза выражали недоумение.
– Итак, чем могу служить? – она не сделала ни шага в его направлении, поэтому Майкл двинулся к ней сам.
– Я Майкл Фридлэндер.
Имя не произвело на нее никакого впечатления.
– Я вас знаю?
Он покачал головой.
– Нет, но вы… – у него из головы вылетели все слова. – Вы осматривали моего брата… Алана.
Но и теперь она смотрела на него непонимающе.
– Он был моим пациентом? Передо мною проходит множество людей, всех упомнить не могу.
– Нет, он не был вашим пациентом. Он был убит, и вы проводили осмотр тела на месте происшествия. Так, по крайней мере, мне сказали.
Наконец она поняла, о ком он толкует.
– Ах да, извините. Вспомнила. Я сказала человеку, который приходил сюда вчера…
– Его зовут Ник Амброзетти.
– Да, именно так. Я сообщила ему, что не желаю обсуждать это дело.
Майкл подумал, что ей редко приходилось встречаться непосредственно с родственниками умерших. Этим занималась полиция.
– Мне очень жаль, что так случилось с вашим братом, но, боюсь, ничем не смогу вам помочь.
Конечно же, она спешила к следующему пациенту и хотела, чтобы он поскорее ушел. Майкла интересовал другой мир, мир умерших, а рядом люди еще хотели жить.
– Не могли бы вы уделить мне всего несколько минут вашего времени? – до боли сознавая, в какое неловкое положение ее ставит, попросил Майкл. – Всего несколько вопросов. Буду вам вечно признателен.
– Послушайте, разве вы не видите, как я занята? Мне надо осмотреть еще сотню пациентов. Уверена, если вы обратитесь в бюро судмедэкспертизы, они…
– Нет, дело именно в них. Это действительно не займет много времени. Несколько минут, и я угощаю вас обедом.
– Нет, спасибо.
– Вы берете взятки?
Она рассмеялась. Какой у нее необычный смех!
– Послушайте, я бы с удовольствием вам помогла, но не могу. Я написала все, что имела сказать, в своем заключении.
– Ваше заключение никто не может найти.
Она пожала плечами:
– Такое случается не так уж редко.
– Сделайте одолжение. Скажите, что вы написали в заключении. Иначе буду торчать здесь до тех пор, пока не услышу этого, и изведу вас своими просьбами. Иногда я бываю очень настырным сукиным сыном. Могу поклясться.
– Верю. Не сомневайтесь.
Итак, кое‑ чего Майкл добился. Она была готова сдаться, лишь бы отделаться от него.
– Хорошо, – произнесла она устало. – Но вам придется сопровождать меня при осмотре пациентов или ждать, пока закончу.
– А это когда?
– Завтра, в семь утра.
– Позвольте сопровождать вас при осмотре больных.
– Почему нет? Я дам вам белый халат. Если кто спросит, вы – мой ассистент.
– Ваше начальство не будет возражать?
Она удивленно посмотрела на Майкла:
– Где вы видите начальство?
* * *
Ее следующий пациент, обложенный льдом, выглядел так, будто только что вернулся из путешествия за миллионы световых лет. Айвз потрогала ладонью его лоб и стала трясти, пока он не проснулся.
– Мистер Альфано, как вы себя чувствуете? Вам лучше?
Альфано еле слышно пробормотал ответ, из которого Майкл не разобрал ни слова. Гейл сделала пометку в медицинской карточке.
– Что с ним случилось?
– Сегодня утром принял изрядную дозу героина, а потом уснул на радиаторе машины. Когда поступил сюда, у него была температура 107 градусов по Фаренгейту[6], поэтому мы обложили его льдом. – Айвз хотела сказать Альфано еще несколько слов, но тот уже заснул.
Она взглянула на бесконечный список больных, подлежавших осмотру.
– Теперь послушаем, на что жалуется Луиза Марчадо, – по пути в другую палату Гейл произнесла: – Говорите.
Майкл понимал, что следует формулировать вопросы осторожно, чтобы в них ни в коем случае не проскользнули злоба или обвинение. Если дело замяли или кто‑ то из полиции допустил грубую ошибку при расследовании, это могло касаться и ее. Об этом нужно помнить.
– Официальное заключение о вскрытии гласит: мой брат покончил жизнь самоубийством. А как считаете вы?
– Это широкий вопрос, не так ли? Кажущееся может быть совершенно отличным от реальности. Я уверена, что вы понимаете.
– Вы не ответили на мой вопрос.
Айвз чуть заметно улыбнулась. Они стояли перед дверью в другую палату.
– Все несколько сложнее, чем вы себе представляете.
– Да или нет? Никто не станет использовать то, что вы скажете, против вас.
Она испытывающе посмотрела на Майкла:
– Вот как вы ставите вопрос. Знаете, я раскаиваюсь, что согласилась на этот разговор.
– Я действую вам на нервы?
Не ответив, она вошла в комнату для осмотров, где на краю кровати сидела бледная девушка лет двадцати.
– Луиза?
Девушка испуганно вздрогнула и подняла голову. Она принадлежала к тем, кто на себе испытал жестокость этого мира, свыкся с его несправедливостью и глупостью. И он сломил ее, сделав настолько хрупкой, что, казалось, небольшой порыв ветра мог унести ее прочь. Гейл взглянула в ее медицинскую карточку:
– Тебе девятнадцать?
Девушка кивнула. Майклу бросились в глаза неестественно светлые волосы и ярко‑ красные ногти. Половина ее лица, когда она повернулась левой стороной к свету, представляла собой сплошной кровоточащий синяк. Часть волос намокла от крови. Гейл быстро установила причину кровотечения. Кровь сочилась из маленькой ранки на голове.
– Он ударил меня в голову пилкой для ногтей, – в ее глазах были стыд и боль, причина которой скрывалась совсем не в страшных синяках и кровоподтеках.
– Кто тебя ударил, Луиза? – спокойно и твердо спросила Гейл.
– Мой муж.
Гейл кивнула. Она не впервой слышала такое.
– Но он никогда не делал этого раньше, – запротестовала вдруг Луиза. – Правда. Клянусь. Просто был пьян.
Она удерживала слезы. Ей хотелось, чтобы эта женщина‑ доктор поняла, что побои мужа – временное наваждение, страшная ошибка.
– Как ты получила это? – Гейл указала на огромный синяк на левой стороне лица. – Как он это сделал?
Девушка помолчала и, наконец, выдавила из себя:
– Он ударил меня головой о мостовую.
– Где твой муж сейчас?
Пожатие плечами означало – не знаю.
– В твоей карточке говорится, что уже десять недель, как ты беременна.
Девушка кивнула головой, подняла рубашку и оголила живот. На нем виднелись две розовые ссадины, из которых сочилась сукровица. Когда Гейл очистила их, Майкл увидел четкие следы зубов.
– Как это случилось, Луиза?
Та молчала.
– Тебя покусали? Это следы зубов.
– Собаки? – рискнул предположить Майк. Он начал побаиваться, что Луиза станет раздеваться дальше, и обнаружится что‑ нибудь еще более невероятное и ужасное.
– Нет, это следы человеческих зубов. Луиза, кто тебя покусал?
– Какие‑ то девчонки, – еле слышно сказала девушка. – Я спускалась по лестнице, чтобы бросить в почтовый ящик несколько писем, а эти сучки напали на меня. Они таскали меня за волосы и кусали, – ее лицо исказилось от злости. – Я знаю, что вы думаете! Вы считаете, что это сделал Дон! Нет, это не он покусал меня!
– Никто и не говорит, что это был именно он.
Луиза зло взглянула сначала на Гейл, потом на Майкла, будто они виноваты в ее злоключениях.
– Лучше бы это были собачьи укусы, – сказала Гейл, обращаясь к Майклу.
– Почему?
– Потому что собаки содержат свои зубы в большей чистоте, чем многие люди.
– Вы же не станете давать ей антибиотики из‑ за этих укусов. Она ведь беременна, – сказал Майкл.
Гейл взглянула на него с удивлением:
– Вы правы. Я введу ей антитетанус. Откуда вы знаете все это?
– Когда‑ то я изучал медицину в Колумбийском. Но потом произошли некоторые события, и доктором я так и не стал. Это было в шестидесятых.
Такого объяснения, посчитал Майкл, вполне достаточно.
– В шестидесятых я только пошла в начальную школу, – отозвалась Гейл, обрабатывая ссадины.
Луиза тем временем безучастно смотрела в пространство. С таким же успехом они могли бы беседовать в пустой комнате.
Закончив обработку и перевязку ран, Гейл ввела пациентке антитетанус и спросила ее, где та собирается ночевать. Вопрос разозлил девушку.
– В отеле! – воскликнула она. – Я найду какой‑ нибудь отель.
– Вот что я тебе скажу, Луиза. Ты, конечно, вольна поступать, как знаешь. У нас нет причин задерживать тебя здесь. Но я могла бы договориться, чтобы тебе разрешили переночевать в больнице. Согласна?
Луиза помедлила с ответом, потом печально кивнула головой в знак согласия.
– Мне понравилось, как вы с ней обошлись, – сказал Майкл, когда они вышли из комнаты.
Гейл бросила на него сердитый взгляд:
– Вы подмазываетесь ко мне, чтобы я дала вам побольше информации.
Однако она колючая! Майкл заподозрил, что у нее вспыльчивый характер.
– А разве вы не собирались этого сделать?
Она покачала головой, и несколько непослушных прядей упали ей на глаза.
– Ну хорошо. Но никто не должен знать, что информация исходила от меня.
– Договорились! – он подумал, что когда‑ нибудь ее приволокут в суд и заставят давать показания, но сейчас у него не было выбора.
Они стояли в коридоре, мимо сновали сестры, санитары и врачи.
– Когда я увидела вашего брата, у меня создалось впечатление, что его застрелили где‑ то еще и перетащили тело туда, где оно находилось.
– Перетащили? Что заставило вас сделать такой вывод? – Майкл был ошарашен. Такая возможность еще ни разу не всплывала.
– Потому что на ковре была грязь. Да и следы крови свидетельствовали о том, что тело первоначально находилось где‑ то в другом месте.
– А кто это видел? Кто может подтвердить то, что вы говорите?
– Не знаю. Вы спросили, что я видела. Я вам ответила, хотя не берусь утверждать на сто процентов, что это так. Решать – это дело полиции.
– Полиция уже решила. Он застрелился. Конец! – Майкл внимательно посмотрел ей в глаза. – Вы тоже считаете, что Алан застрелился?
Гейл избегала на него смотреть и сама не знала почему.
– Ну же! Отвечайте!
– Нет, не считаю.
– Вы отметили это в своем заключении?
– Да.
– Доктор Магнус знаком с ним?
– Полагаю, да. Послушайте, вы должны меня понять, Майкл. Именно здесь, на скорой помощи, моя настоящая работа. Только иногда я работаю на Бюро судмедэкспертизы и не имею ни желания, ни возможности следить за последующим расследованием дел, в которых я принимала участие, обследовав место происшествия.
– Я это понимаю. Но вы же знаете, что доктор Магнус дал заключение о самоубийстве?
– Если он решил, значит, так оно и есть. Он много опытнее меня и, если уж на то пошло, я на него снизу вверх смотрю. Обычно в случаях, как с вашим братом, на место происшествия прибывает сам доктор Магнус или другой опытный судмедэксперт. Я никогда не обследую тело, если дело идет о насильственной смерти, самостоятельно.
|
|
|
