 |
Утонул брокер с уолл‑стрит 5 страница
|
|
|
|
Как и ожидалось, лабораторные анализы не дали никаких результатов, не обнаружив ни вирусов, ни бактерий, ни канализационных или промышленных выбросов. Причина гибели рыбы оставалась неясной. Поползли суеверные слухи о грядущей эпидемии, а рыба – только предзнаменование.
Прошло три недели, и Эван Кейлер решился‑ таки позвонить в полицию, зная, что скрывали воды в своих глубинах и догадываясь о причине постигшего Брод‑ Ченнел несчастья.
На его вызов явилось двое полицейских, которые нашли Кейлера на пристани, со скорбным видом смотревшего на волны, словно решившего проникнуть взглядом сквозь толщу воды и увидеть то, что там скрыто.
Полицейские отрекомендовались офицерами Финном и Катрильо. Их молодость дала Кейлеру основание относиться к ним с некоторой долей недоверия. Вопросы задавал по большей части Катрильо.
– Итак, мистер Кейлер, уточним, правильно ли мы вас поняли, – Катрильо говорил медленно, проявляя терпение, необходимое, как его учили, в общении с пожилыми людьми. – Вы сказали, что ночью одиннадцатого числа вас разбудил шум автомобиля?
– Нет, – запротестовал Кейлер. – Разбудил звук захлопнувшейся дверцы автомобиля и голоса.
– Где находился автомобиль?
Кейлер указал на место у начала пирса, в двадцати ярдах от его дома.
– Там и стояла машина? – спросил Финн.
– Да, машину они оставили там.
– А не могли бы вы назвать марку машины или сказать, Как она выглядела?
Старик покачал головой:
– Было еще темно.
– В котором часу вы проснулись?
– Может быть, в три или в половине четвертого.
– Их было двое?
– Да, двое мужчин и женщина. Сначала я подумал, что они помогают ей идти, но потом понял – ее волокли.
|
|
|
– Вы разглядели их? – спросил Катрильо. – Могли бы при необходимости узнать?
Кейлер замахал руками:
– Нет, нет. Такая темень! Да и глаза мои уже не те, сынок. Нет, я не смог бы их узнать.
– Что было потом?
– Они дошли до конца пирса.
– Пожалуйста, продолжайте.
– Не берусь утверждать, но женщина упала на доски пирса, может, мне так показалось – глаза иногда подводят. А то, что было дальше, видел отчетливо. Они подняли ее и сбросили с этого чертова пирса, – Кейлер сделал многозначительную паузу и добавил: – Я слышал всплеск.
– Всплеск?
– Да, громкий!
– Они сбросили женщину с пирса? Вы в этом уверены?
– Конечно, – пробурчал Кейлер. Теперь, когда он наконец‑ то рассказал о событиях той ночи, ему было обидно, что кто‑ то сомневается в правдивости его слов. – А потом они вернулись назад сели в машину и укатили.
– Вы не слышали криков о помощи?
Кейлер отрицательно покачал головой:
– Никаких криков, только громкий всплеск.
– Почему, мистер Кейлер, вы сразу не сообщили обо всем в полицию?
– Сначала не верил в то, что увидели мои старые глаза, думал, лягу спать, проснусь поутру, и в голове все прояснится – со мной такое иногда случается. Погреешься утром на солнышке, выпьешь кофе, и все ночные видения и страхи исчезают. Однако на этот раз они остались со мной, а в голове так и не прояснилось.
Кейлер видел, что полицейские не удовлетворены, и добавил:
– Я боялся. Тех двоих. Думал, они могут вернуться.
– А что же все‑ таки заставило вас обратиться к нам?
– Долго думал и решил, может быть, гибель всех этих палтусов и мерлангов как‑ то связана с той женщиной, которую они сбросили с пирса. По правде говоря, соскучился по рыбалке.
* * *
Весь следующий день Брод‑ Ченнел кипел страстями – никто из жителей местечка не помнил ничего подобного. Нагрянула целая орда полицейских: они толпились на берегу и наблюдали, как с патрульных моторных лодок прыгают в темную воду аквалангисты и обшаривают дно в поисках трупа. Местные жители томились тут же в состоянии возбуждения и затянувшегося ожидания, – что же это за страхи такие в их гнилом местечке! Понятно, если бы это было на Манхэттене или в Бруклине – там убивают каждый день, убийства стали обыденностью и проходят почти незамеченными в потоке повседневной жизни большого города. Но в Брод‑ Ченнел! То, что до сегодняшнего утра составляло страшную тайну Эвана Кейлера, стало достоянием широкой общественности. Его несвязный рассказ о неизвестной женщине, сброшенной с пирса, через несколько часов трансформировался, превратившись в легенду с леденящими кровь подробностями, которые передавались из уст в уста взволнованным шепотом, будоража толпу. В них было все: отчаянная погоня, стрельба, ужас жертвы и трагический конец. Твердившие о божественном предназначении через минуту утверждали, что видели призрак женщины, бродивший в одиночестве по пирсу, говорили о пятнах крови на досках, которую не смогли смыть никакие дожди.
|
|
|
Толпа изнывала в ожидании весь день. Патрульные лодки время от времени застывали на одном месте, их контуры расплывались в летней жаре, ничто не двигалось, кроме кружившихся над головами зрителей морских чаек, надеявшихся на легкую поживу.
Около девяти часов вечера, когда уже все смирились, что поиски придется отложить до утра, в одну из сетей что‑ то попало. Люди на борту принялись ее вытаскивать, внутренне приготовившись к очередному разочарованию: сколько раз их тяжелая работа заканчивалась извлечением автомобильных покрышек, обломков давно затонувшей рыбачьей лодки или древней коряги.
По толпе зрителей пронесся шорох, в сгущавшихся сумерках они напрягли зрение, чтобы ничего не пропустить, когда нечто бесформенное, почти желеобразное, по всем признакам, органического происхождения, появилось на поверхности воды в последнем свете умирающего дня – нечто, обвешанное водорослями и объеденное рыбами. Когда водоросли, донный ил и всевозможных ракообразных убрали, в бесформенной массе стали различимы останки человеческого существа, по всей видимости, женщины, о которой говорил Кейлер. Идентифицировать ее можно было по единственному признаку: на правом плече трупа явственно просматривалась, хотя и изъеденная рыбами, татуировка – крест в обрамлении увядших цветочных лепестков.
|
|
|
* * *
Тело неизвестной женщины, пока условно названной Джейн Доу, обнаруженное в нью‑ йоркском районе Квинс, для вскрытия поступило к главному судмедэксперту Манхэттена, под юрисдикцию которого подпадали все случаи насильственной смерти в четырех из пяти районов Нью‑ Йорка, за исключением Бруклина, имевшего собственное бюро судмедэкспертизы.
Несмотря на значительное разрушение тела от долгого пребывания под водой, у доктора Магнуса не возникло никаких трудностей относительно причины смерти Джейн Доу – голова, да и все тело, кроме кожи, сохранились в целости, а именно на них остались следы смертельных повреждений. Тело покрывали многочисленные колотые раны, но Магнус заподозрил, что они наносились после смерти для того, чтобы скапливающиеся в результате разложения в желудке жертвы газы не вытолкнули тело на поверхность. Смерть же наступила в результате огнестрельного ранения.
Не обнаружив ни опаленных волос, ни следов пороха, он заключил, что выстрел был произведен со значительного расстояния.
Рентгенограмма показала, что в мозгу застряли осколки пули. Распилив и вскрыв череп в поврежденной области мозга, Магнус быстро извлек осколки.
– Я обнаружил и извлек из мозга жертвы два металлических осколка, – продиктовал он в микрофон, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и не выдал его волнения. – Один имеет размеры семь на два миллиметра, другой – один на три миллиметра. Оба извлечены из левой части мозга и помещены в стеклянную банку с металлической крышкой, на которой впоследствии будет укреплена идентификационная наклейка.
Существовала еще одна улика, которую Магнус ни в коем случае не мог оставить детективам – татуировка на плече убитой. Как только он ее увидел, уже знал, кем была эта женщина.
Во время вскрытия он то и дело исподтишка посматривал на Холмса, не замечает ли помощник главного судмедэксперта, как он нервничает, но тот, казалось, ничего не видел. Магнус делал все, чтобы ничем себя не выдать.
|
|
|
Бюро, занимающееся розыском пропавших, располагалось в том же самом здании, где и бюро судмедэкспертизы, ему и предстояло установить личность убитой. Отпечатков пальцев не могло быть из‑ за почти полного разложения трупа, татуировка – единственный ключ к установлению личности Джейн Доу.
– Фрэнсис, – попросил Магнус, когда тело уже было накрыто простыней, – сделайте одолжение, отнесите эти осколки в отдел баллистической экспертизы: дело не терпит отлагательств.
Холмс нахмурился – исполнение подобных поручений не входило в его обязанности, и доктору Магнусу это было хорошо известно. Глубоко возмущенный, он, однако, взял банку с осколками и, не говоря ни слова, вышел. И вот он, Магнус, наедине с Джинни Карамис. Давненько они не виделись, и он не ожидал, что их последняя встреча произойдет при подобных обстоятельствах. Но никаких угрызений совести, что случилось, то и случилось – поздно о чем‑ то сожалеть. Скальпелем он аккуратно вырезал татуировку. Труп находился в таком ужасном состоянии, что еще одно небольшое повреждение вряд ли привлечет чье‑ нибудь внимание. И уж, конечно, – не единого упоминания о ней в его медицинском заключении. Вместе с вырезанной татуировкой обрывалась последняя ниточка, связывавшая доктора Магнуса с Джейн Доу.
* * *
Пуля, проходя сквозь ствол огнестрельного оружия, приобретает следы, присущие только этому оружию и никакому другому, поэтому при наличии пули можно легко определить, из какого она выпущена ствола.
На следующий день, когда Магнус появился в своем кабинете, ему был представлен отчёт о баллистической экспертизе, сделанной на основе осколков пули, найденных в мозгу Джейн Доу.
Он не ожидал от экспертизы каких бы то ни было положительных результатов, полагая, что оружие, из которого сделан выстрел, убивший Джейн Доу, невозможно обнаружить – преступник, естественно, постарался от него избавиться. И как он ошибся! Эксперты точно установили оружие, из которого был произведен выстрел, – револьвер тридцать второго калибра, найденный в руке мертвого Алана Фридлэндера.
Глава 13
Наступило двадцать седьмое июня – почти две недели со дня смерти брата, – а ничего не изменилось; Майкл не находил себе места: детектив обещал немедленно действовать, но до сих пор – ни слуху ни духу, и он почувствовал неладное, когда его попытки дозвониться ни к чему не привели. Ему, конечно, было известно, что расследование отнимает уйму времени и Фаррелл распутывает и другие дела, может быть, поважнее его собственного, но ждать уже не было сил.
|
|
|
Рассчитывая, что продажа квартиры Алана займет месяцы, он неприятно удивился, узнав, как ошибался – стоило агенту по недвижимости показать ее нескольким возможным покупателям, тут же пятеро из них пожелали в нее вселиться. Отец остановил выбор на одной молодой женщине, видимо потому, что та только что закончила правовой факультет Гарвардского университета и осенью собиралась работать у Кромвеля и Салливана. Майклу она напоминала мышку‑ невротичку, и он сразу же невзлюбил ее всеми фибрами души: своих денег заработать она еще не успела, поэтому квартира покупалась родителями в качестве подарка по случаю успешного окончания университета.
Итак, квартиры Алана больше нет, если «мышка» не передумает, оформление бумаг, как ему сказали, займет не более трех недель, таким образом, примерно в середине июля его ждет участь бездомного – придется уехать из Нью‑ Йорка или подыскать какую‑ то крышу над головой. И это при его‑ то доходах!
Время превратилось в злейшего врага и еще по одной причине: по мере того как одна неделя сменяла другую, шансы выйти на нужных свидетелей и установить местонахождение Джинни Карамис катастрофически уменьшались. Ожидая каждый день новостей, пусть плохих, – неизвестность еще хуже, – он надеялся, что вскоре узнает из средств массовой информации о проводимом федеральными властями расследовании финансовых афер с переводом денег с одного счета на другой, но – ни единого упоминания в прессе и по телевидению. Возможно, федеральные инспектора проводят его в глубокой тайне, чтобы в последний момент, когда все доказательства будут собраны, предъявить обвинения. А вдруг Колин все это выдумал?
Внимание прессы и публики сосредотачивалось на всем, что касалось пресловутого Мясника – ни одного упоминания о бесчестных финансистах с Уолл‑ стрит. Все с содроганием ожидали, что вот‑ вот в самом невероятном месте вдруг обнаружится расчлененный труп или какие‑ то его части. Мало кто верил, что полиция города Нью‑ Йорка способна обнаружить и обезвредить сумасшедшего маньяка. Те, кто еще не стал жертвой, превратили эту щекочущую нервы тему в предмет разговора, и даже совершенно незнакомые люди перебрасывались фразами по поводу «кровавого извращенца».
Майкл то и дело встречал таких людей, более того, они советовали ему на время забыть о смерти брата, уверяя, что летом жизнь замедляется, многие разъезжаются в отпуска, найти того, кто нужен, очень трудно, поэтому на вещи следует смотреть проще, например, ездить загорать на пляж, а после Дня Труда браться уже за дело, имея больше шансов на успех.
Когда подошло время встречи с Амброзетти, Майкл мучился сомнениями: может, не стоит этого делать? Фаррелл, узнав, что за его спиной подыскан другой детектив, взревет от гнева. Однако, поразмыслив, он решил, что ничего не теряет в любом случае, а уж гнев Макса перенесет.
Амброзетти сам предложил ему встретиться где‑ нибудь по соседству с Бранденбергом. Из последующей беседы Майклу так и не удалось выяснить, есть ли у детектива постоянный офис.
– Мне приходится много времени бывать на ногах, но вы меня всегда найдете, – сообщил ему Амброзетти, для Майкла эти слова прозвучали не слишком утешительно.
Хотя Амброзетти назвал приметы, чтобы его легко узнать, Майкл не ошибся бы без всяких описаний: в баре Мак‑ Нэлли за самым последним столиком сидел единственный посетитель, не толкавшийся у стойки, где по телевизору транслировался футбольный матч, – толстяк пятидесяти лет с длинными седеющими волосами, в саржевой куртке, которая была ему явно мала, с мешками под черными глазами, напоминавший по внешнему виду пьяницу. Когда Майкл сел за его столик, Амброзетти, обливаясь потом, сказал почти извиняющимся тоном:
– Стараюсь воздерживаться от горячительного.
И действительно, перед ним одиноко стоял стакан фруктового сока. Говорил он немного в нос, так произносят слова выросшие на улицах Нью‑ Йорка.
Они поговорили о Стопке, которого Амброзетти помнил постоянно нуждающимся в деньгах пьяницей, да к тому же еще и бабником, хитрость и сообразительность которого люди недооценивали.
– Он рассказывал, что вы вернули его беглую жену, вернее одну из них.
– Нетрудно вернуть жену, и не только ее, – сказал Амброзетти с такой убежденностью в голосе, что Майкл ему сразу доверился. – Вы сообщили по телефону, что дело касается убийства вашего брата?
– Официально это преподнесено как самоубийство.
– А вы этому не верите?
– Я узнал, что брат влип в одну скверную историю, но не верю, что он мог решиться на самоубийство, даже попав в трудное положение.
– Так. И что за скверная история?
Майкл ввел в курс дела Амброзетти относительно нелицеприятных делишек брата, рассказал о встрече с судьей Ватерманом, о том, как вышел на сыскное агентство Рэя Фонтаны. Он ждал от Амброзетти какой‑ то реакции, но тот оставался невозмутимым.
– Знаю, кто такой Фонтана, – только и произнес он, но из этих слов и, главное, из того, как они прозвучали, Майкл заключил, что Амброзетти не очень‑ то высокого мнения о Рэе.
– Хочу быть с вами откровенным, – сказал Майкл, закончив повествование. – Не хотите браться – в претензии не останусь. Не уверен, что агентство Фонтаны заинтересовано в моем деле, и если в ближайшее время Фаррелл не представит доказательств серьезности своих намерений, придется с ними расстаться. Но пока подожду еще немного и посмотрю, что к чему, а потом свяжусь с вами.
– Не вижу смысла ждать, – заявил собеседник. – Скажу так, можете нанимать хоть дюжину детективов, вот только кто окажется на высоте?
Он ничуть не сомневался, что на высоте окажется он, Амброзетти.
– Вы видели заключение судмедэкспертизы?
Майкл кивнул головой:
– Видел, но копии у меня нет.
– Это не проблема. Они имеются в архиве. А как насчет результатов химической экспертизы?
– О чем вы?
– Эта экспертиза проводится на предмет остаточных веществ сгорания пороха: парафин, сурьма и еще что‑ то. Таким образом определяется, стрелял ли человек из огнестрельного оружия или нет. Они должны были проверить обе руки Алана.
– И если бы эта экспертиза имела положительный результат?
– Тогда ничего не попишешь: ваш братец застрелил себя самолично. Иногда люди стреляются, хотят этого или нет их родственники.
– Откровенно сказать, не знаю, проводилась ли такая экспертиза.
– Тогда это еще один вопрос, который предстоит прояснить, – Амброзетти делал записи в блокноте. – Что известно об этой женщине, кажется, Карамис, о которой вы упоминали?
– Не знаю, где она, и не имею представления, как найти.
– Насколько я понял, ею, почти уверен, интересуются и другие. Возможно, мне удастся напасть на ее след, – Амброзетти захлопнул блокнот. – Теперь о гонораре…
– Много предложить не могу.
– Тогда сделаем так. Даете для начала, скажем, три сотни долларов, а дальше будет видно. Идет?
Майкла это устраивало. Триста вполне потянет.
Он какое‑ то время оставался в баре после ухода Амброзетти – привлекла оставленная кем‑ то на столе газета: Берни Кук в своей колонке яростно поносил полицию и призывал мэра подыскать комиссара получше, кто сможет освободить улицы города от торговцев наркотиками, грабителей, хулиганов и другой сволочи, превратившей улицы Нью‑ Йорка в свои частные владения. Газета пестрела множеством объявлений о предпраздничной распродаже товаров. За всеми заботами Майкл забыл, что приближался праздник, Четвертое июля[5], который никогда его не радовал – он не любил такие дни, ставшие для многих людей удобным предлогом побездельничать, а у него не было причин предаваться ликованию. На пятнадцатой странице его внимание привлек заголовок, гласивший:
УТОНУЛ БРОКЕР С УОЛЛ‑ СТРИТ
Не дочитав до конца первое предложение: «Тридцатидвухлетний брокер из фирмы „Колони Сэксон Секьюритиз“ утонул вчера в Квоге, Лонг‑ Айленд…», он уже знал, о ком идет речь. Покойный, говорилось дальше, заплыл слишком далеко. Будто торопился, уплыть в Ирландию, как съязвил один из свидетелей.
|
|
|
