Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

ВТОРАЯ ЧАСТЬ 3 страница




Отупевшая после тридцати семи часов пребывания в темной яме, именуемой отделением скорой помощи, Гейл едва ли понимала, чего добивался от нее Майкл. Ее внимание целиком сосредоточилось на нем самом: как он жестикулирует руками, двигает губами и вращает для пущей убедительности глазами – непоколебимая страстная убежденность восхищала ее. Но о чем он толкует? Она заказала еще одну чашку кофе, две предыдущие ее не взбодрили, может быть, третья выведет ее из состояния отупения, и она станет понимать, о чем говорит этот человек.

– Три дела, даже четыре, если считать и дело моего брата. А кто знает, сколько их было раньше? Если бы вам удалось просмотреть медицинские заключения, вы бы оказали мне неоценимую услугу.

– Это незаконно, не могу этого сделать, – не было уверенности, что это действительно так, но в этот момент ей так казалось. Следует быть предельно осторожной, чтобы этот парень не втянул ее в какую‑ нибудь грязную аферу.

– Заключения о вскрытии доступны для всех, – запротестовал Майкл. – Если нельзя вынести их, можно просмотреть на месте или сделать копии.

– Но какая от всего этого польза? – может, он уже говорил о том, что собирается делать с копиями, но она прослушала?

– Пока не посмотрю этого, я не знаю.

– Мне показалось, вы говорили о каком‑ то детективе, работающем на вас? Зачем тогда я?

– Вы работаете с Магнусом и имеете доступ в святая святых. Вам гораздо легче добыть копии документов, чем любому детективу, – он вдруг весь поник. – Но я чувствую, что вы хотите мне отказать.

Именно это она и собиралась сделать. Она, конечно, допускала мысль, что Бюро судмедэкспертизы иногда давало некомпетентное или ошибочное заключение о причинах смерти того или иного человека, но ей казалось совершенно непостижимым, что под этой вывеской скрывается обыкновенная уголовщина.

С другой стороны, она не любила делать то, что от нее задали другие.

– Я пока ничего не говорила и не сказала ни «да», ни «нет». Дайте названия дел, о которых идет речь, может быть, найду что‑ то для вас полезное, но никаких гарантий. Договорились? – сказав все это, она сразу поняла, что сама же копает для себя яму, почувствовав, что ее участие в этом деле сулит только неприятности.

– Мне не нужны гарантии, – обрадовался Майкл. – Я ни от кого их не требую. Если у вас с этим не получится, ни в чем не упрекну! Уже хорошо, что вы согласились хоть попытаться.

Он протянул ей листок бумаги с именами. Лукас Като. Тино Охьеда, Кэсси Эпштейн и Алан Фридлэндер.

В конце концов она капитулировала и позволила Майклу проводить себя до дома. Пришла она как раз вовремя. Как только открыла дверь своей квартиры, зазвонил телефон – как будто кто‑ то знал с точностью до секунды, когда она вернется домой. Подняв трубку, сначала не поняла, удивляться ей или радоваться – на другом конце провода находился Курт Магнус.

 

Глава 19

 

Неопознанные останки, найденные в южной части Риверсайдского парка, Магнус стал вскрывать через три часа после того, как их привезли. Ассистировали неизменные Фрэнсис Холмс и Гейл Айвз.

Обычно Магнус не спешил со вскрытием: сто двадцать восемь морозильных камер могли принять и хранить трупы до тех пор, пока он или другой его подчиненный не находил время для их осмотра, но этот труп, кажется, особенный – похоже на работу Мясника.

Магнус пригласил Гейл ассистировать ему. Почему? Может быть, потому, что она вместе с ним осматривала последнюю жертву Мясника, а возможно, у него на нее были какие‑ то виды? Как бы то ни было, на его просьбу присутствовать при вскрытии она откликнулась очень неохотно. Снова и снова присматривалась к Магнусу. У преступников и заговорщиков не написано на лбу, кто они такие. И все же она пыталась найти в нем хотя бы внешние признаки вины: нервную суетливость, бегающий взгляд, неуверенную походку…

Доктор Магнус, напротив, был уверен и вел себя как всегда, сосредоточив внимание на лежащем перед ним трупе. Облаченные в резиновые перчатки руки держали скальпели, и было видно, что доктору не терпится пустить их в ход. В его меланхоличных глазах Гейл видела только страшное знание мира, – но ни вины, ни жестокости настоящих преступников. Она даже затаила на Майкла обиду за то, что тот оговорил такого человека.

Когда она вошла в комнату для вскрытий, Магнус приветствовал ее слабой улыбкой. На этот раз, решила Гейл, не будет никакого висельного юмора, каким грешат все патологоанатомы – случай очень сложный и серьезный. В прохладном, хорошо вентилируемом помещении для вскрытий она ощутила атмосферу некоторой торжественности. Новость о страшной находке в Риверсайдском парке уже стала достоянием общественности; о ней сообщили по телевидению в бюллетене новостей. В вестибюле Гейл видела собравшихся там репортеров и фотографов: как всегда в таких случаях, они находились в крайней степени возбуждения и горели единственным желанием – поскорее узнать результаты вскрытия.

Когда Холмс убрал простыню, прикрывавшую останки, под нею оказались только голова и туловище. Голова была ужасно изуродована, но туловище, за исключением нескольких ссадин и синяков, осталось неповрежденным. В местах ампутации рук и ног кожа была слегка подпалена, и это говорило о том, что раны прижигались. Только то место, где находился пенис, осталось открытой раной.

– Прекрасно, – сказал Холмс, не изменившись в лице. Выражение его лица всегда оставалось бесстрастным, за исключением тех случаев, когда его взгляд падал на Гейл – бесстыдно похотливый, будто она представляла собой еще одно тело для осмотра и вскрытия, только по чистой случайности сохранявшее жизнь.

– Смерть, по всей видимости, наступила примерно двенадцать‑ четырнадцать часов назад, – сказал Магнус.

– Что вы видите здесь, на коже? – спросил он Гейл, оторвав взгляд от трупа.

– Гусиную кожу.

– Почему здесь появилась гусиная кожа?

– Вода… может быть, грязь…

– Итак, предполагаем, тело некоторое время находилось в воде. Как долго?

– Я бы сказала, всего несколько часов. В противном случае кожа была бы более сморщенной.

Магнус кивнул. Сообразительная ученица!

– О чем вам говорят синяки и ссадины под веревкой, которой связан труп?

– Покойный оставался живым, когда его связали. Если бы не было кровообращения, не осталось бы и синяков.

– Отлично, – Магнус потер руки в резиновых перчатках и улыбнулся Гейл. – А теперь приступим.

Работая руками, доктор Магнус не переставал изводить Гейл вопросами: иногда ласково, а то и требовательно; когда она оказывалась в тупике, – насмешливо, упорно стараясь втянуть ее в дело, которым занимался сам, прививая ей вкус к работе с мертвецами. Однако зачем он это делал, Гейл совершенно не понимала, и только постепенно проникалась ощущением – присутствуя на вскрытиях доктора Магнуса, становится его сообщником.

В течение следующего часа восстановилась картина убийства. Обнаружив следы ногтей на шее, они решили, что убийца в первую очередь хотел задушить жертву, но четких следов удушья не обнаружили. По‑ видимому, он решил прибегнуть к другим средствам умерщвления. Причиной смерти явилась, скорее всего, травма головы, нанесенная тяжелым предметом – вся левая сторона лица была разбита и провалилась внутрь черепа, образовав кратер, из которого на них смотрел уцелевший глаз.

– Это был прямой удар. Рана имеет рваные края, лицевая кость измельчена и провалилась. Осколки попали внутрь черепа и повредили мозг.

Лицо Магнуса покрылось потом: вскрывал череп, работая дрелью, пилой и стамеской, наконец, потеряв терпение, – собственными пальцами. Когда крышка черепа отошла, и в образовавшемся отверстии зарозовел мозг, Гейл сказала, что ей очень жаль, но вынуждена их покинуть.

Нет, ее не тянуло на рвоту, – к таким вещам она давно привыкла. Но если она хочет когда‑ нибудь просмотреть дела, о которых просил ее Майкл, лучшей возможности в ближайшее время вряд ли можно ожидать. Магнус, бросив на нее укоризненный взгляд, решил, что у Гейл сдали нервы.

Найти нужные заключения о смерти было не так‑ то просто, и не потому, что они тщательно охранялись, а из‑ за полного беспорядка в офисе Бюро судмедэкспертизы, за который не в малой степени нес вину доктор Магнус. Люди, работающие с ним, утверждали, что он очень требовательный начальник. Она же слыхала множество смехотворных историй о крови, капавшей из шкафа с документами, о найденной в ящике стола отрубленной руке, о том, что однажды все холодильные камеры оказались заполненными до отказа, и части тел пришлось хранить прямо в коридоре. Ну и вонища же была! Возможно, многие из этих историй – чистый вымысел, но Гейл верила, что в них есть доля правды: сама не раз видела здесь тараканов, а однажды столкнулась нос к носу с огромной крысой, обследовавшей помещение с образцами, да так нагло и спокойно, будто орудовала в собственной вотчине. Кроме того, ей попадались мусорные ящики с пластиковыми мешками, полными шприцев, пузырьков с кровью и другими жидкостями, наполнявшими человеческое тело. Она тогда очень испугалась, столкнувшись с грубейшим нарушением существующих правил, но, подумав, решила: она – всего лишь повременный работник, и все это не ее забота.

С документами в Бюро возникла еще одна проблема: проходили месяцы, прежде чем подготавливались полные заключения о смерти. За последний год образовались огромные завалы незаконченных дел. Полиция требовала кратких и ясных заключений о смерти; иное дело с семьями погибших и страховыми компаниями – полных заключений о смерти им приходилось ждать месяцами, хотя в среднем по стране на их оформление уходило несколько недель. Поэтому Гейл не была уверена, что ей удастся обнаружить нужные папки, а если и получится, то еще не известно, в каком состоянии находятся документы.

Вся их масса в Бюро судмедэкспертизы хранилась на третьем этаже, но некоторые, совсем недавние, временно – на первом, рядом с узлом связи, в разгороженном на отдельные ячейки помещении, где расшифровывались и записывались результаты вскрытий. Здесь же работали статистики, анализировавшие и классифицировавшие данные и определявшие причины и тенденции смертности народонаселения: наркотики, алкоголь, транспортные происшествия, болезни и убийства.

Комната, которую она разыскивала, была открыта. За столом сидел мужчина в рубашке с короткими рукавами и с полузавязанным галстуком.

Гейл оставалась в той же одежде, которую она надела для вскрытия – майка с коротким рукавом, свободные брюки и пластиковый фартук. Свои непослушные волосы она упрятала под кепку, а те, что выбивались из‑ под нее, были припудрены костной пылью. У нее не было времени переодеваться, да в этом наряде она больше приходилась к месту. Мужчина кивнул ей и начал вводить данные в компьютер.

Гейл нервничала, сердце билось учащенно. Нет, она не боялась, что ее застанут за просматриванием документов, этим правом она пользовалась, хотя доктору Магнусу ее интерес может показаться более чем странным. Чувство опасности только воодушевляло ее, она принялась лихорадочно просматривать имена на папках: Фрэнкс, Фраскалл, Фрейер, Фрейзи, Фредерик, Фредман, Фриман, Фрейд, Фриденберг, Фридлэндер…

Вот она! Слава Богу, еще здесь. Она окинула комнату взглядом – кроме мужчины за компьютером, никого нет, а тот казался слишком занятым работой и не обращал на нее внимания.

Открыв папку, Гейл нашла собственное заключение об осмотре места происшествия. Прочитав первые строчки, с удивлением обнаружила фразы, которые никогда не писала. Под документом стояла ее собственноручная подпись, но текст был изменен. Кто это сделал, она не знала, но тем не менее вывод гласил: «Алан Фридлэндер покончил жизнь самоубийством в собственной спальне».

– Ублюдки! – прошипела она, но не так тихо, как ей показалось, поскольку статистик, оторвав свой взгляд от клавиатуры компьютера, взглянул на нее с недоумением. Она мило улыбнулась и прошла к копировальной машине.

И до нее дошло, почему ее послали одну осматривать тело Алана Фридлэндера в его спальне. Это не бюрократическая ошибка, как она тогда подумала: Магнусу был нужен кто‑ то неопытный, кому не особенно доверяли, и кто, вероятнее всего, никогда не поставит под вопрос его выводы. Теперь понятно, почему он ее так опекает, считая, что она всегда уступит. Итак – ее использовали и собираются это делать и дальше.

 

Глава 20

 

Гейл бушевала, и от ее ярости, казалось, некуда было спрятаться: тяжело дыша, она металась из угла в угол, останавливаясь, чтобы взглянуть в окно. Майкл, сидевший за кофейным столиком в ее гостиной, не ожидал подобного всплеска эмоций, такой он ее видел впервые, поэтому принял единственно разумное решение, дабы не попасть под горячую руку, – сидеть тихо, задраив люки и поджидая, пока шторм не утихнет.

Он пришел сразу же, как только она позвонила, впрочем, не надеясь, что ей удалось так быстро просмотреть документы, о которых шла речь. Однако Гейл сняла не только копии с заключения о смерти его брата, но и документов, имеющих отношение к Охьеде и Эпштейн. Папку с делом Лукаса Като обнаружить не удалось.

Время от времени она выпивала рюмку «Абсолюта», но водка не действовала на нее, потому что нервы возбудились до предела.

– Черт его подери! – твердила она, обращаясь то ли к Майклу, то ли к самой себе. – Черт подери этого сукина сына! Что обо мне вообразил? Хорошенькая, пустоголовая девица, которой можно пудрить мозги?

Майклу показалось, что предают ее уже не в первый раз: раньше, наверное, это были любовники, друзья или коллеги – ему хорошо известно, что чувствует человек в такие моменты. Однако, если не кривить душой, можно радоваться, что все обернулось таким образом – Магнус стал ей ненавистен больше, чем ему самому.

Оглядев комнату рассеянным взглядом, Гейл остановила его на Майкле.

– Черт с ним, – заявила она. – Я не так уж нуждаюсь в деньгах, чтобы плясать под их дудку. Есть другие способы заработать деньги. Правильно?

– Конечно, – поспешно согласился Майкл, но на самом деле ему не хотелось, Чтобы Гейл выходила из игры, тем более теперь, когда они идут по горячему следу. Обстоятельства сложились так, что они – союзники, значит, заодно, и было бы лучше, если бы Гейл продолжила сотрудничество с Бюро судмедэкспертизы.

– Нужно вымыться, провоняла формальдегидом, этот запах в последнее время не переношу.

Гнев ее немного утих, и она начала успокаиваться. Расстегнув две верхние пуговицы блузки, предложила Майклу чувствовать себя как дома и направилась в спальню, включила музыку – Дженис Джоплин. Он не помнил, когда в последний раз слышал Дженис, и сейчас ее голос напомнил давно минувшие времена.

Он встал, налил немного «Абсолюта» и на мгновение увидел Гейл, стоявшую в тени своей спальни с распущенными волосами, упавшими на голую спину. Еще мгновение, и она скрылась в ванной комнате.

Пока Гейл плескалась, Майкл просмотрел принесенные ею копии документов, начиная с заключения о смерти Алана Фридлэндера. Конечно, он не надеялся обнаружить в них какое‑ то откровение, прямое признание факта невозможности самоубийства или хотя бы легкий намек на то, что это могло быть и не самоубийство. Все в деле, включая и заключение Гейл, подтверждало выводы Магнуса и департамента полиции, а многого вообще не оказалось: не было результатов нейтронного и парафинового анализов, химической экспертизы одежды, а также исследования ее под электронным микроскопом и просвечивания фрагментов пули рентгеновскими лучами.

Ничего определенного не нашел Майкл и в деле торговца наркотиками Тино Охьеды. Не проучившись и двух лет на медицинском факультете, Майкл не мог разобраться: заключение о смерти оказалось так напичкано медицинскими терминами, что простому смертному нечего было пытаться что‑ нибудь понять, как, впрочем, и в написанном простым английским языком.

Обстоятельства неясны. Требуется дальнейшее изучение свидетельств и повторное расследование.

Какое‑ то сумасшествие. Создавалось впечатление, что с таким трудом собрав все свидетельства того, что торговца наркотиками задушили, Магнус вдруг заявляет, что не имеет ни малейшего представления о причинах его смерти.

Еще более загадочной оказалась приписка внизу листа.

Предписано доктором Магнусом причину смерти считать таковой, как она отражена в заключении о смерти, вплоть до получения отчета из департамента полиции.

Приписка не имела подписи, а отчет полиции в деле отсутствовал.

Наконец Майкл обратился к делу Эпштейн и оказался полностью сбитым с толку – голова пошла кругом и сразу же заболела.

То, что он прочитал в деле Эпштейн, мало чем отличалось от рассказанного ему Амброзетти: полстраницы посвящалось местоположению входного и выходного отверстия пули. В деле не было ничего, что ставило бы под сомнение выводы доктора Магнуса. Заключение о смерти написано сухим техническим языком, который Майкл так и не смог расшифровать, но потом вдруг обнаружилось нечто такое, чего Майкл даже не пытался узнать, – имя убийцы Эпштейн. К его великому изумлению, им оказался глава компании, занимающейся грузовыми перевозками, – Фрэнк Брайс, которого он уже встречал в окружении Рэя Фонтаны.

Что касалось Майкла, сомнений у него не осталось: результаты вскрытий фальсифицировались по приказу Рэя Фонтаны – доказательства налицо, и они неопровержимы. Само присутствие Фонтаны перед зданием, где находилось Бюро судмедэкспертизы, говорило о многом. Наверное, Майклу удалось раскрыть преступную систему, о которой говорил Амброзетти.

Не мешкая, он позвонил Амброзетти и выложил ему свою теорию. Говорил он взахлеб и путано, поэтому детектив несколько раз прерывал и переспрашивал его.

К вящему удивлению Майкла, о Фрэнке Брайсе Амброзетти уже знал: по‑ видимому, в Нью‑ Йорке он был не такой уж незаметной фигурой, как ему показалось во время их встречи.

– В определенных кругах Загребатель очень хорошо известен, – сообщил детектив.

– Извини, не понял, кто?..

– Загребатель, от слов «загребать деньги» – жаргонное словечко, обозначающее человека, умеющего легко и быстро зарабатывать большие деньги. Насколько я знаю, он контролирует аэропорт Кеннеди.

– Он говорил мне, что управляет транспортной фирмой.

– Ты с ним знаком?

– Я видел его однажды. Он числится среди друзей Фонтаны.

– Его транспортная фирма – крыша для бандитской шайки, занимающейся грабежом грузовых автомобилей на трассах. Водители, работающие на Брайса, оставляют ключи в кабине, а потом говорят полиции, что не знают, куда подевался груз. Вот так он зарабатывает большие деньги и по праву заслужил прозвище «Загребатель». Когда ему было шестнадцать лет, угодил в тюрьму, там познакомился с нужными людьми и, выйдя на свободу, уже знал, чему посвятить жизнь и как делать большие деньги.

– О Господи! – Майкл не думал, что Брайс может оказаться таким прытким дельцом. Уж если он сам по себе имеет такую власть и влияние, то что говорить о Рэе Фонтане? – Всем заправляет Фонтана. Он собрал вокруг себя много обязанных ему людей и держит их на крючке. Это же ясно как день!

– Нет, в этом деле не все так однозначно, как тебе кажется. Попробую разобраться. Если появится что‑ то новенькое, позвоню.

Майкл был разочарован. Он надеялся, что Амброзетти с энтузиазмом ухватится за его гипотезу, но тот оставался спокойным в течение всего разговора и не давал увлечь себя новыми теориями.

Появилась Гейл в шортах, майке без рукавов с рекламой пляжного клуба в Ла‑ Джолле.

По ее грудям, четко обозначившимся под тонкой тканью майки, мчался на гребне волны улыбающийся дельфин. Майкл опустил взгляд. Какие у нее длинные и мускулистые ноги! Наверное, результат пробежек от одного пациента к другому. Без больничного халата она казалась совсем другим человеком – пахла мылом и шампунем, ненавистный запах формальдегида исчез, волосы упрятаны под тюрбаном, сооруженным из полотенца.

– С кем ты только что разговаривал?

– С Ником. Мне кажется, я нашел в документах что‑ то стоящее.

Он протянул ей рюмку с «Абсолютом» и налил себе.

– И что же ты обнаружил? – спросила она с сомнением в голосе.

Он поведал, что установил непосредственную связь между Эпштейн и Брайсом и далее между Брайсом и Фонтаной.

– А как насчет твоего брата? Есть там что‑ нибудь новое? – она села на кушетку, приготовившись услышать нечто возмутительное о докторе Магнусе.

– Ничего.

– Ты думаешь, что Фонтана имеет какое‑ то отношение к смерти твоего брата?

– Возможно. Почти уверен, что существует какая‑ то связь между ним и Аланом, а все дело упирается в деньги. Да, вот еще Джинни…

– Джинни? Кто это?

Он рассказал ей вкратце все, что знал о Джинни Карамис, а знал он о ней до обидного мало. После смерти, если она умерла, Джинни оставалась для него такой же тайной, какой была при жизни.

– У тебя есть доказательства причастности Фонтаны к убийству твоего брата? Я имею в виду доказательства, которые смогли бы удовлетворить законников?

– Пока не знаю, и мне необходимо обстоятельно обговорить все это с Ником.

– А доктор Магнус? Зачем ему подыгрывать Фонтане? Какие у него мотивы?

– Полагаю, Фонтана держит его за глотку.

Гейл смотрела на него скептически.

– Не знаю, Майкл. Мне кажется, ты слишком спешишь с выводами.

– Я всего лишь заполняю в картине событий пустующие места, и этих мест ох как предостаточно! Что случилось? Ты смотришь на меня так, будто у меня на лбу вырос рог. Считаешь меня сумасшедшим?

– Дело в том, что я не представляю себе, каким образом ты собираешься восстанавливать справедливость. Если Фонтана действительно причастен к убийству твоего брата, даже имея доказательства, ты с ним не справишься. И не говори, что твой детектив тебе в этом поможет – он не волшебник!

– Где‑ то в его непробиваемой броне есть щель. Моя задача – найти его самое уязвимое место, – Майкл не сомневался, что это ему удастся сделать. – Даже самые крепкие структуры имеют обыкновение разваливаться, если они прогнили и из них вынуть связующий кирпичик. Вспомни Уотергейт.

– Ну, – их разговор забавлял Гейл, и она не преминула подразнить Майкла, – создается впечатление, что ты долго размышлял о судьбах страны и, в частности, президента Никсона и теперь можешь обучать студентов политической теории, разжигая в них революционный пыл.

Майкл осторожно сел рядом с ней на кушетку. Она не возражала.

– Ты считаешь, что сейчас мною движет революционный пыл?

– Я не против, мне твое рвение в деле восстановления справедливости даже нравится, но мне кажется, что тебя иногда здорово заносит. Ты из тех, кто позволяет эмоциям увлечь себя, и вместо того, чтобы все тщательно взвесить, делаешь скоропалительные выводы. Ты немного чокнутый!

– А ты?

– Я? – она откинула голову назад и расхохоталась. – При чем тут я? Но если уж на то пошло, то рядом с тобой сидит еще одна чокнутая. Кто из нас более чокнутый, стоит еще посмотреть. Хотя у меня есть одно преимущество: когда люди узнают, что я врач, они думают, – ах какая серьезная, ответственная и трезвомыслящая женщина! Если бы они догадывались!..

– Еще от одной рюмки водки трезвомыслящая женщина, надеюсь, не откажется?

– И от двух тоже.

– Ты же сильно опьянеешь!

– А почему бы нет? Какие у тебя могут быть возражения?

– Никаких. В данной ситуации выпивка – самое разумное времяпрепровождение.

Только сейчас Майкл вдруг осознал, что испытывает удовольствие от встречи. Давненько же с ним такого не бывало!

– Твое здоровье! – она подняла рюмку. – За твое предприятие!

– Я бы поправил – наше.

Она рассмеялась:

– Пусть будет так.

Они громко чокнулись и выпили.

Трудно сказать, кто из них сделал первое движение – он или она: Майкл вдруг понял, что хочет ее поцеловать, призыв к действию настоятельно зазвучал в нем. Она, казалось, тоже ждала, что должно что‑ то произойти, и ожидание читалось в ее глазах и позе. Они были уже пьяны и пьянели еще больше. Майкл, хоть убей, не помнил, о чем говорили, над чем смеялись, но какое это имело значение? Ему казалось, что он опьянел скорее от ее близости, чем от водки.

Он поцеловал ее и понял, что она ждала и желала этого поцелуя. Хороший знак! Он услышал, как она пробормотала что‑ то вроде: «Не слишком хорошая идея, Майкл».

– Нет, великолепная! – не согласился он.

Они снова поцеловались; на этот раз поцелуй длился гораздо дольше.

– Майкл, ты ведь не знаешь сам, чего хочешь. Может быть…

Нет, он знал, чего хотел. И она знала. Так в чем дело?

– Что «может быть»?

Если она и собиралась что‑ то ответить, Майкл не дал ей этого сделать, закрыв рот поцелуем. Его руки гладили ее спину, шею, руки. Кожа у нее была влажная и теплая. Тюрбан‑ полотенце упал с головы, волосы рассыпались по плечам, набились ему в рот, но это только распаляло в нем желание, и когда Гейл нашла своим языком его язык, они вдруг покатились.

– Эй, – засмеялась она. – Что это с нами?

Он попытался удержаться на кушетке, но в следующий момент они с грохотом приземлились на пол. Приземление было удачным, и Майкл, приподнявшись, накрыл ее груди своими ладонями, а Гейл обхватила его ногами. Он всматривался в ее лицо – оно показалось ему не таким, как раньше, было незнакомым. А как же иначе, подумал он, если они знают друг друга всего двое суток.

Единственная пуговица, удерживавшая ее шорты на бедрах, безропотно поддалась. Гейл ничего не надела под шорты, и рука Майкла беспрепятственно скользнула между бедер и стала влажной. Гейл задохнулась, на глаза набежала поволока, она забормотала что‑ то невнятное.

– Что?

– Не кажется тебе, что лучше в постели?

Они поднялись и поспешили в спальню.

 

* * *

 

Начало революции Майкл проспал: орудийный грохот, разрывы гранат и бомб – это не был сон, он явственно слышал грохот канонады, от которой у него вдруг разболелась голова. Гейл, лежавшая рядом с ним, заворочалась и проснулась, удивленно посмотрела на него, но Майкл не соображал, что удивило ее больше – грохот за окном или странный незнакомец рядом.

Она выпрыгнула из постели, подбежала к окну и раздвинула шторы. На ее голые плечи упал свет уличного фонаря, но лицо оставалось в тени. «Какая женщина! » – подумал Майкл восхищенно. Не столько ее нагота вызвала у него эротические ощущения, сколько отсутствие стеснительности. Как будто его вообще не было в комнате! В этот момент о революции Майкл напрочь забыл.

Да, это была революция, но случившаяся два столетия назад. Майкл выпрыгнул из постели, подошел к окну и встал рядом с ней.

– Господи, совсем забыла, – сказала она. – Завтра Четвертое июля.

Темное небо разрывалось красными и розовыми огнями, за которыми следовали звуки разрывов. Майкл решил, что какой‑ то толстосум закупил целый арсенал и устроил предпраздничный фейерверк над Ист‑ Ривер. Фейерверк был не то чтобы очень красочный и зрелищный, но продолжался довольно долго.

Майкл вскоре устал от вспышек света и хлопанья разрывов и вернулся в постель, надеясь, что Гейл последует его примеру, но та замерла у окна, видимо, боясь пропустить что‑ нибудь интересное.

Майкл скосил глаза на часы – час двадцать. Тут его взгляд упал на фотографию молодого человека с белокурой ухоженной бородкой и голубыми, как у Гейл, глазами.

– Кто это? – спросил он, уже боясь услышать ответ.

Медленно повернувшись к нему, Гейл ответила:

– Мой муж.

– Муж?

– Его зовут Вильям.

– Где он сейчас?

– Умер.

 

Глава 21

 

В тот же вечер Магнус взялся за сравнительный анализ волосков женщины, убитой в квартире на Западной двадцать пятой улице, личность которой до сих пор оставалась неизвестной, и страшно изуродованного мужчины, обнаруженного утром в Риверсайдском парке и установленного усилиями Бюро по розыску пропавших лиц – его звали Патрик Нельсон, двадцати двух лет, в последнее время проживал в многоквартирном доме в Театральном районе.

Для удобства волоски укладывались на стеклянную панель и заливались воском, на каждом из них делался поперечный срез. Они сравнивались по следующим параметрам: длина, цвет, структура. Фолликула каждого волоска имеет три слоя: сердцевину, или медуллу, кору, окружающую сердцевину, и внешний слой, или кутикулу, покрытый микроскопическими чешуйками. Именно по ним легче всего определить принадлежность волоска тому или иному человеку.

Анализ проводился в лаборатории, расположенной на шестом этаже здания. Перед Магнусом на стеклянной панели находилось шесть волосков: три, взятые с убитой женщины, и три – с мужчины из Риверсайдского парка. Магнус легко определил принадлежность четырех волосков – они брались с головы и половых органов обеих жертв. Оставшиеся два волоска принадлежали, несомненно, убийце: один найден во влагалище женщины, другой – в заднем проходе мужчины.

Они оказались идентичными. И мужчина, и женщина убиты и изуродованы одним и тем же человеком. Итак, Мясник существует на самом деле!

 

* * *

 

– Доктор Магнус, кроме волосков, вы располагаете другими уликами, которые помогли бы полиции выйти на убийцу?

Магнус окинул взглядом знакомые лица репортеров, собравшихся в вестибюле: его появления ждали с самого раннего утра, и это обстоятельство лишний раз укрепляло его веру в собственную значимость. Рядом с ним стоял человек, которому департамент полиции поручил вести дело Мясника, его звали инспектор Лоренс Колер – плотный невысокий мужчина средних лет с шевелюрой рано поседевших волос.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...