ГЛАВА 1. два капитана

 

«Капитан № 1» родился 21 мая 1958 года в Мытищах, в семье высокообразованных, интеллигентных, и по советским меркам, зажиточных людей. Отец, Геннадий Гудерман, был доцентом кафедры культуроведения исторического факультета МПГУ. Мать, Элеонора Карловна (урожденная Палей) работала на той же кафедре ассистенткой. Дед Гены, Яков Гудерман, за 2 года до рождения внука эмигрировал в Штаты, оставив большую красивую квартиру в центре столицы, и ту самую дачу в Мытищах, где родился младший Геннадий Гудерман.

 

Кафедра культуроведения исторического факультета МПГУ. Зав. Кафедры Г.Я. Гудерман с супругой Э.К. Гудерман.

 

Ребенок рос неулыбчивым, молчаливым и малоподвижным, и, с несвойственной, для детей его возраста, беспристрастным отношением к жизни. Знакомые родителей, приходя к ним гости, часто были шокированы той мрачной атмосферой семейных собраний Гудерманов. Но больше всего их смущал пятилетний Гена, сидящий за столом не меняя позы и пристально внимая разговорам взрослых.

Подарки к своему дню рождения, какие-то события в его жизни он принимал с поразительным равнодушием, и вообще отличался крайней нелюбознательностью.

Поначалу родителей это вполне устраивало. Гена был удобным и практичным ребенком. Но со временем, когда сравнения с другими детьми, в частности, с его двоюродной сестрой Эльзой, часто гостившую у Гудерманов, стали не в пользу Гены, крайне честолюбивая Элеонора Карловна, забила тревогу и пригласила в дом детского психиатра. Тот приговорил мальчика к диагнозу «аутизм» и назначил какие-то неопробированные лекарства. От них стало только хуже: появились заторможенность, сонливость и еще большая отгороженность от остального мира.

Гена, 5 лет

 

 

Спасала мальчика непонятная тяга к музыке. Ему нравилось слушать, как мама играла Вивальди «Времена Года», как отец по выходным иногда тоже садился за «Красный Октябрь» и исполнял свои любимые регтаймы. В 6 лет Гена мог часами сидеть неподвижно, слушая радио. Его занимало все — от классической и камерной музыки — до популярных шлягеров того времени: «Лучший город Земли»; «Ландыши» и проч.

 

Но 1-е сентября 1965 года было большим испытанием для юного Гудермана. Неулыбчивый и необщительный ребенок не нравился ни детям, ни учителям. За это он был посажен «на камчатку», откуда он испуганно наблюдал за происходящим вокруг. Первый год стал для него сущей пыткой - Гена возненавидел школу.

До 6 класса никто не помнит, что бы он с кем-либо дружил, ходил куда-то в гости, как то проявлял себя. Единственным другом на тот период его жизни была его двоюродная сестра Эльза Палей. Она принимала его таким, какой он есть, и тому это нравилось. Вместе они могли сидеть совершенно в разных углах комнаты и заниматься каждый своим делом, но никто из них не ощущал недостатка общения. Благодаря Эльзе, позднее Гена никогда не комплексовал из-за своей некоммуникабельности

Но как, ни крути, человек – животное социальное, и не может существовать вне общества. Волей неволей пришлось как-то приспосабливаться, учиться общению с другими и чувствовать на себе «заботливую руку» долбаного коллектива, который, как известно, воспитывает. Короче, этот период жизни Гудермана мало кому известен, а сам он предпочитает его не вспоминать

 

Юношеские годы протекали у Геннадия болезненно, и как у многих драматично: с первой любовью, с первой дракой до крови, первой затяжкой и т.д. С 13 лет он начал ругаться с родителями, комплексовать по поводу своей внешности, и выделяться на фоне других своим наплевательским отношением к внешнему виду.

Учился Гудерман неплохо благодаря генам, но особой любви к учебе не испытывал, в отличники не стремился и, вообще, по-прежнему сидел на «камчатке» в компании с отпетыми двоечниками, которые все время у него списывали.

С 8-го класса начались драки. Драки были везде и повсюду. Дрались мальчики с мальчиками, девочки с девочками, мальчики с девочками, а те и другие - с учителями и дружинниками. Вот такая была школа, номер которой я не стану афишировать во избежание лишних диспутов. Что было - то было. Драться приходилось не просто так, не из-за юношеских, территориальных или половых претензий», а из принципа. Гена понимал, что ему никогда не влиться в общество своих сверстников. Белой вороне живется в подобном социуме не сладко. Поэтому приходилось постоять за себя и не раз. Защищать Гену было некому. Да и Гена не мог никому пожаловаться. В драке не просил пощады, и бился до последнего, что нередко заканчивалось кровью и потерей зубов. Чьих – объяснять не нужно, ибо Гудерман здоровьем не отличался, был субтилен, сутул, страдал частыми простудами, что почти всегда вели к осложнениям на позвоночник и почки, что в свою очередь привело к освобождению от физкультуры и уборки картофеля (чему Гена был несказанно рад).

В итоге он стал объектом всеобщего презрения, как ребят, так и некоторых учителей, будучи уверенных «еврей пролезет везде и ухватится за любую возможность, чтобы не работать».

А когда ему исполнилось 15, стали появляться друзья. Нет, не те друзья, кто последнюю рубаху отдаст, а другие – те, кто при удобном случае её отнимут. Двоечники и хулиганы, которые у него списывали на уроках, подрастали, поступки их становились все жестче, в карты уже играли только на деньги, дела проворачивали уже более крупные. Гудерману импонировало их легкое отношение к жизни, жизнь «здесь и сейчас» Но что привлекало их в Гене? А тому нужны были хоть какие-то друзья, но в, то, же время он прекрасно осознавал, какой конец ждет его гоп-компанию и его самого.

Итак, Гудерман прогуливал школу, курил и опять…дрался. Он пропадал с утра и до вечера в глухих районах Москвы. Нередко возвращался домой в «непотребном виде» к 2-3 часам ночи. Лекции родителей Гена старательно игнорировал, запирался в своей комнате и слушал музыку.

Слоняясь без толку по улицам, компания Гены часто становилась объектом нападения «местных». Да и сами ребята частенько давали для этого повод. И в один прекрасный день «местные» так отделали Гудермана, что тот очутился в больнице. Дело серьезное. В ход шли палки, ножи, розочки и самодельные кастеты. Гена был оглушен палкой, получил 3 удара ножом в спину, и ему сломали несколько ребер.

Больница, в которой он пролежал 3 месяца, сломила его еще и морально

Без конца к нему наведывались следователи, участковый. Одни угрожали и советовали взять вину на себя, другие задавали одни и те же вопросы. В итоге никого не поймали, а нервы Гене и его предкам изрядно помотали. А потом… никто из его приятелей ни разу не навестил. Тогда в нем что-то перевернулось, словно появилась какая-то цель в жизни.

 

Гена в ленноновских очках, 1975 Гудерман (слева), первый курс МПГУ, 1976

 

В 16 лет у Гудермана начался «поиск самого себя». Он стал отращивать волосы, смачно плеваться и курить гадкие папиросы. Таким образом, он намеревался привлечь внимание прекрасного пола. Но девушки Гену элементарно игнорировали. И не без причины. Гудермана со скандалом приняли в комсомол (из-за дедушки Якова, эмигрировавшего в США), он не участвовал в самодеятельности, общественных мероприятиях, успехами в спорте не отличался. И помимо этого, Гена в ту пору сильно комплексовал по поводу своей внешности. Он походил на свою мать, такой же рослый, с длинными руками и ногами. Худой был до гротеска. Узкие плечи, вытянутая шея, длинный и тонкий нос.

Еще, по рассказам его бывших одноклассников, их удивляло в Гене непонятное наплевательское отношение к своему внешнему виду. Почти всегда, за исключением редких случаев, он ходил расхлябанный, неряшливый, без пуговиц, шнурки на его ботинках постоянно развязывались, отчего ему приходилось часто останавливаться. От него скверно пахло, что говорило о его нечистоплотности и вредных привычках. Он представлял собой тип людей, не вписывающихся в современное общество, в которое особенно то и не рвался. Причиной всему, как, оказалось, явилась серьезная и трудноизлечимая болезнь, о которой никто не догадывался, и, в результате которой, Гена закрылся от враждебного ему мира плотной стеной недоверия и показного равнодушия – депрессия и одиночество. От первой он спасался флуоксетином, второй - марихуаной и «Пинк Флойдом».

Тяга к музыке у него не прошла и обрела уже очевидные формы к 1975 году, когда Гена «переболел» и Beatles, Led Zeppelin, Small Faces. Тогда же он начал писать стихи втайне от всех. Но даже если бы он не делал из них тайны – критиков никого не нашлось. Так что после окончания школы Гудерман оказался в полной изоляции.

 

Второй капитан родился двумя годами позже Гудермана, 11 апреля, в подмосковном Одинцово. Родители мальчика, Абрик и Гузель Мусамбековы немногим погодя разменяли квартиру в Одинцово на крохотную комнатушку в московской коммуналке. В надежде отыскать работу в столице, где не было ни родственников, ни друзей, ни даже знакомых. Гузель училась на фельдшера. Денег не было. И ребенок получился некстати. Мальчик родился здоровым, но Гузель тяжело перенесла роды. Абрик назвал сына Дамиром, но при регистрации, паспортистка допустила ошибку, записав вместо «Дамир» «Тамир». Не понятно, почему Абрик и Гузель не добились переделки документов, а когда спохватились – было поздно. Погоревали, повздыхали, и потом привыкли и забыли. Только Абрик иногда ворчал, будто из-за такого пустяка у ребенка вся жизнь пойдет наперекосяк.

 

Тамир, в 5-ом классе, 1971 г.

 

В 64-ом Абрик Мусамбеков, мало-помалу обжившись в столице, перебиваясь случайными зароботками нашел постоянню работу шофера кареты скорой помощи. Жена стала часто болеть, сидела дома и воспитывала ребенка. Ждала второго…

Карина родилась недоношенной. Ее ждали 3 года бессмысленного существования. За эти 3 года ее затаскали по клиникам и институтам, собирали несколько консилиумов, но все прошло даром. Карина перенесла все больничные инфекции, которые только существуют. У нее был врожденный порок сердца и какая-то редкая патология крови. Она умерла в сентябре 1968 года. Родители ее видели всего лишь 3 раза: в последний раз – на кладбище. Тамир даже не знал о ее существовании до поры до времени.

В те дни Мусамбековы жили на грани развода. Горе съедало мать и отца. Абрик стал пить. У Гузель обострилась болезнь. Они оба ушли в себя и ко всему потеряли интерес, даже к растущему на глазах сыну. Они словно не замечали его присутствия. И это тогда, когда он особенно нуждался в их поддержке. В последствие это отразилось на его учебе в школе, отношении с другими детьми, и, что важно – к самому себе. Неосознанное чувство вины скрывалось за грубостью и черствостью, которое он испытывал к матери и отцу. Не находя любви и понимания дома, Тамир искал её на улице, среди тех, что оказывал на него далеко не положительное влияние.

Учился Мусамбеков средне. Успехами особыми не радовал. Не прогуливал – и то ладно. Днем, от одиночества спасала школа, вечером – улица. Одноклассники Тамира вспоминают его подвижным и драчливым мальчиком. Он всегда стремился быть лидером, но добивался этого посредством лишь кулаков, которые, чуть — что, ловко пускал в ход.

С 11-ти лет Мусамбеков начинает потихоньку покуривать, кое-где и водочку попивать. Если нальют. Однажды Мусамбеков со своим дружком просто так, от нечего делать, взяли одного на «гоп-стоп», чем и поплатились. Так Тамик в первый раз познакомился с «самым гуманным судом в мире». Но по «малолетке» его простили, а его старший товарищ загремел в колонию для несовершеннолетних аж на 3 года. Тамика выгнали из школы и советовали перевести в другую, для «трудных». Гузель всё же выхлопотала для сына новую школу, где над ней сжалились, но предупредили, чтобы Тамир был «тише воды, ниже травы».

Гузель понимала, что теряет контроль над сыном. Ей пришлось уволиться с работы и следить за каждым его шагом.

В новой школе к Тамиру отнеслись хорошо, чего тот совсем не ожидал. Стали появляться друзья. Именно, друзья, а не дружки как раньше.

До 13 лет он был равнодушен к музыке, ибо имел страсть к футболу. Успехов Тамик не добился и на этом поприще. Потому и увлекся музыкой.

Отец, в молодости, неплохо играл на аккордеоне и гитаре. Аккордеон Абрику пришлось продать, а «семиструнка» стала валяться за ненадобностью в кладовке. Как-то раз отец полез туда, зачем-то, нашел гитару и всучил её сыну со словами: «На, доламывай!». Тамир не знал, что с ней делать, засунул под кровать и забыл, пока гитара не стала превращаться в бесполезный кусок дерева.

Через несколько лет, Тамир извлек из-под кровати то, что осталось от отцовской «семиструнки», повертел в руках, и стал приводить в порядок. Цели у него были донельзя прагматические. В то время хороших гитар у нас не делали, а хорошие инструменты достать было нереально. Тамир планировал за нее получить, по меньшей мере, рублей 50.

Вскоре гитара была как новенькая, но только она никак не хотела продаваться. Там постепенно смирился с данным обстоятельством, и, не найдя ей лучшего применения, начал её осваивать. Достал самоучитель и его ждал целый год «творческих мук». Учился игре Тамир добросовестно, в ущерб занятиям в школе. Иногда он даже мог неделями из дому не выходить, что для него было больше чем подвиг.

Наконец-то мать вздохнула с облегчением, видя, что сын не пропадает неизвестно где, а нашел себе хоть какое-то увлечение.

Тем не менее, после упорных тренировок, когда Там вполне «набил руку», его не принимали ни в один школьный ансамбль. Ему не давалась никак «нотная» грамота, и, кроме того, стиль его игры был довольно странный и необычный, что было присуще для многих самоучек. Худрукам не нравилась его восточная нефотогеничная внешность, он казался им не пригодным для сцены вообще.

Приятели Мусамбекова вспоминали его как вполне заурядную личность. Он ничем особым не выделялся, впрочем, как и не стремился казаться лучше или хуже остальных. Хотя «своим в доску» он никогда не был, а самоутверждался, естественно, с помощью грубой физической силы, доставшейся ему по наследству от отца. Тамир был очень чувствителен к мнению окружающих, легко поддавался чужому влиянию, но, тем не менее, своим обидчикам спуску не давал. С возрастом, Мусамбеков все реже и реже решал споры посредством кулаков, так как боялся, что его выгонят из новой школы. А еще он боялся Гузель. Отца он так не боялся, как ее. Абрик часто пил, и ему не было до него дела, а мать постоянно чем-нибудь болела, и все чаще думала о смерти.

Несмотря на кажущуюся уверенность в себе, Мусамбеков в юности испытывал затруднения в общении с прекрасным полом, и, понятно, успехом у девушек не пользовался. После серии неудачных попыток завязать знакомство, Тамир плюнул, и переключился на другое. А на девчонок он смотрел с нескрываемым презрением, а то и попросту их не замечал. Но, скорее всего, это тоже было напускное. Там не мог себе признаться в том, что чего-то не умеет или не может. Последнее и гарантированное средство понравится хоть какой-нибудь девице, так это записаться в спортклуб, «Что? Где? Когда?», ВИА, совершить что-нибудь эдакое.…Только ничего на ум не шло, подвиги совершать не хотелось и, вообще, все быстро надоедало и тут же бросалось на фиг.

В 15 лет Мусамбеков стал увлекаться современной музыкой, параллельно практикуясь в игре на гитаре. За год он успел “переболеть» дискотечными группами BONEY M, ABBA, TI-CHIN, GAZEBO, затем переключился на

хард-рокеров SLADE, DEEP PURPURE, Led Zeppelin, Queen.

Любителей подобного рода жанра в школе, среди друзей, было немало. Но готовящиеся стать комсомольцами ребята не могли позволить себе забивать голову этой ерундой. Да и доставать в то время записи даже в Москве было делом рискованным. Тамир набирал компанию из крепких грозного вида парней и ехал на электричке в Отрадное, чтобы обменять пластинки. И, однажды, после очередной детективной поездки на «толчок», где стычки с местными гопниками, облавы милиции и мошенничество барыг, было заурядным явлением, Тамир купил пластинку DOORS “Waiting for the sun”. Купил, потому что из «тяжеляка» все разобрали. Творчество Моррисова и Манзанека его не впечатлило, но, звучание гитары Боба Кригера, вдохновила его на покупку этого инструмента. Но когда Мусамбеков узнал СКОЛЬКО стоит даже фанерный «Урал» с самопальными комбиком.....

В октябре 1974-ого умер отец Тамира. Нелепая смерть. Вечером возвращался домой, как обычно «на автопилоте», поднимаясь по лестнице, упал и ударился головой о ступеньки. Образовалась закрытая черепная травма, гематома и…всё. Гузель очутилась в больнице. Для нее одной было слишком много смерти. Не успела она оправиться от гибели Карины, как – новое горе.

Друзья Абрика Мусамбекова похоронили его рядом с Кариной. Гузель говорила тогда пророческие слова: «Господи, как тут много места! На всех хватит… Тамир все слышал, и не понимал, как она может говорить такие глупые вещи в такой час.

Потом Гузель надолго слегла в больницу. Тамир остался предоставленным самому себе. Мать не оставила ему никаких средств к существованию. На следующий год он закончил 9-ый класс и поступил в ближайший техникум. Первые месяцы ему было очень тяжело. Никто из его друзей не знал, какого в 15 лет жить на стипендию, в то время как мать не вылезала из больниц, а все деньги уходили на оплату коммуналки и ее лекарства.

 

В том же, 75-ом, на другом конце Первопрестольной, капитан № 1 – Гена Гудерман лежал у себя дома на диване и ни о чем не думал. И хотя ему было всего 17 лет, он крепко сидел на транквилизаторах, антидепрессантах и прочей гадости. Ему было все равно, чем заниматься после школы. Он не выходил из дома, слушал «Пинк Флойд», ничего не ел, зато выкуривал по пачке «Беломора» в день

Отец ничего лучше не придумал, как спихнуть своего инфантильного отпрыска в педучилище, и процитировал Горького: «Геннадий! Не медаль ты мне на шее. Ступай-ка ты в люди». И пошел Гена в люди.

Сначала он не хотел выписываться из квартиры, но после бесконечных ссор с родителями, которые запрещали громко слушать музыку, постоянно читали нотации о целях в жизни, передумал, и поселился в общежитие МПГУ на Вернадского, 88.

Длинный, тощий и аутичный юноша с длинными рыжими волосами очень скоро стал объектом насмешек для студентов. В те дни Гене было особенно тяжело потому, что лекарства, которые он принимал постоянно, еще действовали. С ним случались приступы нарколепсии в столовой, на лекциях и семинарах, вызывая раздражение у преподов и очередную порцию шуточек от однокашников

Соседи Гудермана по комнате, Рафаэль Микоян и Виктор Безенчук, поначалу отзывались о нем как о, необщительном, заторможенном парне, но — безобидном, вечно витающим в облаках. Но мал-помалу к друг другу привонялись со временем, но особо не пересекались. Может потому-что учились на разных отделениях, а может из-за этнических особенностей каждого: еврей, армянин и русский украинского происхождения жили под одной крышей. Чем не анекдот?

 

Гудерман — слева, Раф Микоян — в середине Виктор Безенчук — слева. 1 Курс МПГУ.

 

Еще одно обстоятельство, благодаря которому, Гена прижился в общаге — так это то, что слушал «правильную» музыку. Микояновская коллекция фирменных пластов западного хард-рока внушала уважение. Раф был заядлым меломаном, но толкучки не любил, а заказывал диски через родственников, работающих в посольстве. Понятно- деньги у него водились всегда. И с подачи Рафа Витя Безенчук подсел на хард-рок, хотя до этого предпочитал CRIDENS, Grand funk и T.REX. Гудерман по началу в их музыкальные споры не влезал, и старался не афишировать свою страсть к «Пинк Флойд», зато поразил ребят знанием текстов и перевода песен из всех 4-х номерных альбомов Led Zeppelin.

Мысль о создании группы была естественна Безенчука, с нею он никогда не расставался. В 1974 году он приехал покорять столицу, и попасть в училище Ипполита Матвеева Да этого он закончил музыкальную школу по классу классической гитары, и успел даже поиграть в военном оркестре на его родине, в Калуге.

Но судьба распорядилась иначе, Во время поступления, в одном и том же здании находились 2 совершенно разных приёмных отделения. Витя заблудился и перепутал аудитории, отдал документы в приемное отделение педагогического училища! Спохватился на 2-ом экзамене, но чтобы не выглядеть полным идиотом перед москвичами, Витьке ничего не оставалось, как продолжать в том же духе. Так, если верить легенде, Безенчук оказался в педучилище.

«Со мной все понятно, но что ты здесь делаешь, когда у тебя родители работают в МПГУ? - спросил однажды он Гудермана.

Тот неуклюже отшутился. Не мог же он признаться, что его предки настолько дорожат своей репутацией, что держат о себя на внушительной дисстанции. Мало того, что выгнали из дома, хотя он прописан на проспекте Калинина, но еще запретили Гене поступать в Универ!

Что касается Универа, все трое мечтали там оказаться. У всех троих, Рафа, Вити, и Гены было стойкое предубеждение, что только там «волосы растут длиннее 5 сантиметров, больше свободы, больше красивых девушек, и больше возможностей для самореализации.

 

В 1976 -ом Безенчук с Гудерман благополучно выдержали экзамены в Университет. Кроме Микояна, который тоже забрал документы из училища, но в вуз не попал, а попал в другое не менее интересное место — армию.

Гена поступил на факультет иностранных языков, а Витька – на музыкальный. Следовательно пути их практически разошлись, ибо в Универе их занятия не пересекались, а Безенчука переселили в другую общагу.

 

На первом курсе из своей группы Гудерман так ни с кем не сошелся, зато познакомился с замечательными ребятами из параллельного потока, Марком Аванесяном и Максимом Бергманом. Гена часто их видел в поэтическом кружке, который курировала кафедра английской литературы.

Музыкальный факультет МПГУ

 

Главный корпус МПГУ

 

Реакция Геннадия Яковлевича и Элеоноры Карловны Гудерман на поступление сына была предсказуема, но скрыть сей факт от достояния общественности было не реально. Впрочем, исторический факультет МПГУ был престижнее инфака, следовательно, среди профессуры и преподавателей шла «тихая война за умы и души молодого поколения будущих учителей»

«Ты главное не натвори чего-нибудь, - предостерегал отец Гену, - еще один привод в милицию, и окажешься а армии, ты понял?»

«Да, папа. А можно я домой приходить заниматься?» - давил отцу на совесть Гудерман.

«Ну, о чем ты говоришь. Это твой дом. Выписка временная, на время учебы, ты же знаешь. Но я считаю, что ты уже достаточно самостоятелен, чтобы снимать жилье. Если ты еще не готов к этому, поживешь в общаге»

 

Ну, снова здравствуй родное общежитие. Во втором семестре, в январе 1977-ого в комнату Гудерману поселили новеньких, с первого курса и почему-то музфака. Это были Яша Броневич (Броня) и Миша Бернштерн. И, если предыдущие соседи Гудермана, были помешаны на музыке, то эти похоже были сдвинуты на почве секса. Они постоянно судачили о девушках, своих, чужих и потенциальных. Гена терпеть не мог подобные разговоры, хотя парни были довольно миролюбивые и охотно предложили вступить в их компанию. Они везде таскали его за собой, тощего и длинноволосового мизантропа, в бары, дискотеки, по гостям к знакомым девчонкам. Гудерман был в тайне им за это благодарен, так как ему до смерти надоело собственное одиночество.

Тогда Гена и познакомился с некой Розой Брандт, дочерью профессора «естфака», который, естественно, был знаком с родителями Гудермана. Роза оказалась миниатюрной барышней, с вьющимися черными волосами, с изящным иудейским «клювиком» и очаровательным личиком.

Так получилось, что у Яши с Мишей имелись общие с Розой друзья, и в один прекрасный вечер Гена был ей представлен официально, потом неофициально они сидели уже вдвоем, незаметно для самих отделившись ото всех. Он и девушка сумели не только найти общий язык, но и подружиться. А вскоре их вообще не видели по отдельности (ну, разве что в туалете). И, хотя многие синие чулки с ее факультета наук не уставали перемывать косточки Розе, та старалась не обращать внимания на ехидные замечания в их адрес от подруг и знакомых.

Сблизило их не столько обоюдная влюбленность, сколько Soul-mates [1]. Оба были из «мажоров», слыли белыми воронами в своих группах. Нашлись и общие интересы — Роза подбила Гену изучать иврит, и они вместе ходили на платные уроки к родителям Марка Аванесяна, как выяснилось, армянского еврея. Занятия быстро наскучили Гудерману, и Роза ходила без него, и зря....

 

Гудерман впервые осмелился ее поцеловать спустя 3 с половиной месяца их знакомства. И Роза приняла его поцелуй, делая вид, что не чувствует как у ее приятеля тащит изо рта табаком. Ее не смущало и то обстоятельство, что Гена приходил на свидания с двумя бутылками пива, а не с цветами; был одет в «пожеванный» пиджак и неглаженные брюки. А прическа Гудермана Розу просто приводила в легкий шок. Дикарь!

При дальнейшем их знакомстве, Розу Брандт еще больше удивляло невежество Геннадия в некоторых пикантных вопросах. Ее сильно настораживал тот факт, что Геннадий испытывает к ней больше платоническое влечение, нежели взрослую страсть, и она не могла допустить подобного отношения к себе. И тогда Роза решила брать инициативу в свои руки...

Начавшиеся сексуальные отношения, как ни странно, послужили поводом для охлаждения их чувств. Потом она чуть было не «залетела» от него. Но Роза, решив подстраховаться, познакомила Гудермана со своими родителями. Естественно, они друг другу не понравились, и с первого взгляда. Гена как всегда был неряшливо одет, не мог 2 слов связать, всё время в нем присутствовала какая-то подростковая угловатость. Родители Розы не могли взять в толк, как у таких интеллигентных людей как Гудерманы, мог вырасти такой сын.

Прошел еще год. Гене стукнуло 20 лет, и он по-прежнему ничем не интересовался. Роза всё больше удалялась от него. Поначалу они снова перешли на дружеские отношения, а потом в один прекрасный момент она предпочла ему кого?...Естественно Марка Аванесяна.

В октябре 1978-ого вернулся из армии, отчисленный за бесконечные прогулы Витька Безенчук, и, первым делом навестил Гудермана. Хвастался, что в Калуге собрал группу и хочет обкатить фирменный репертуар в столице. Восстанавливаться в МПГУ он категорически не захотел. Гудерман, как всегда безразличный к успехам своих товарищей, перевел стрелки на Мишу Бернштерна, зам. Председателя комсорга, и, тот с интересом включился в дело. Понятно, что ничего из этого не вышло, но именно приезд Виктора дал еле заметный толчок Гудерману, который стал задумываться, а не уйти ли ему тоже из Универа, и не попробовать ли себя в качестве, скажем. Рок-музыканта? Но сразу же отгонял от себя подобные мысли. Какая на хрен из него рок-звезда? Уроки игры на пианино он забросил еще в начальной школе, петь и сочинять песни не умел, да и на сцене с такой внешностью нечего делать, разве что комбики выносить-заносить, да ручки на пульте крутить...

«Нет, стоп, а с чего это ты решил, что ничего умеешь, и что, у тебя ничего не получится?» - сидящий в Гене рефлексор весь последующий год вопрошал его. С того момента, как цыпленок из яйца, вылупляется Геннадий Гудерман он же «Геноцид», он же «GGG”, которого еще нам предстоить узнать поближе. Но пока что вновь вернемся к Капитану № 2.

 

Тамир Мусамбеков проучился в техникуме 3 года и через месяц подал заявление в отдел кадров родного ЖЭК, куда и устроился слесарем. Там он врервые научился пить в одиночку. И это тогда, когда ему еще и 18-ти не было. Зато, «по пьянке» он мог затеять драку посреди бела дня из-за того, что проходящий мимо не угостил его сигаретой. На работе Мусамбеков тоже частенько бузил и вступал в прения с начальством. Угрозы увольнения он в серьез не воспринимал, будучи уверенным, в том, что он хороший работник. И действительно, нареканий по работе не получал. Мусамбеков получил комнату в общежитии и так и жил, до поры до времени, покуда не пришла повестка из военкомата.

 

Мусамбеков на субботнике, 1978 г.

 

Осенью, когда работа кипела, трудовая жизнь била ключом, Тамир зашел в кабинет начальника линии писать заявление.

«Ты, что, с ума сошел? – закричал начальник линии Андрейченко, - Нам такие работники позарез нужны! И это тогда, когда «Мосгазу» нужен человек? Мы тебя только-только собрались поздравить с назначением, а ты в армию эту сраную подался? Сынок! Это ведь твое будущее, помни! Родину как-нибудь без тебя отстоят, а сейчас – марш на курсы повышения квалификации!»

Вся эта «петрушка» с армией во многом была не понятна Мусамбекову, как и то, что Андрейченко был так уж искренне заинтересован его новым назначением и предстоящей работе в «Мосгазе». Но потом Тамир еще не раз пил за здоровье Алексея Владимировича. Тамику дали отсрочку на год каким-то чудесным образом, а через год – еще одну, и т.д.

Стал Мусамбеков работать на таком гиганте как «Мосгаз» с легкой подачи начальника ЖЭК консультантом по слесарному отделу с приличным окладом и ежегодным выездом в курорт-санаторий. Вот так!

Тамир стал хорошо зарабатывать, собирался бросать пить-курить, выкинул из своей головы «рок-н-роллы» всякие, и задумал жениться.

Т амир (справа) в общаге

 

В январе или феврале 1979-го года объединение «Мосгаз» посетила иностранная делегация. Приехали газовики из ГДР и изучали советские холодильные установки и аварийную систему. Решили немцы заодно и цех, где Тамир Мусамбеков «кадры свои воспитывал», в профотдел. А там – бардак полный! За короткое время Тамир поднял всех на уши, и взял на себя «шведский стол» и на свои честно заработанные деньги купил сверх бюджета 2 ящика водки. Банкет получился замечательный. Правда, вскоре выяснилось, что банкета в программе не намечалось, но за проявленную «инициативу» Мусамбекова не только не выгнали с работы, но еще и наградили именными часами, ибо сытые, пьяные фрицы не везде сунули свой нос, о чем были несказанно рады начальники отдельно взятых цехов.

После успешного завершения банкета к Тамиру подошел один из бюргеров и начал отсчитывать дойч-марки. У Тамика глаза на лоб полезли: не дай Бог кто-нибудь увидит! Мусамбеков затащил его в темное местечко, положил руку немцу на плечо и заговорил шепотом: «Товарищ, я не могу принять деньги. Если я возьму – меня сразу же уволят. Пожалуйста, не делайте этого больше».

Настала очередь удивиться и благородному инженеру. Как так? Отказываются от денег! Он сказал: «Ну, тогда, могу я как-нибудь вас отблагодарить за оказанное гостеприимство? Тамир призадумался и шепнул немцу на ушко: «У вас, в ГДР электрогитары хорошие есть. Вышлите мне одну, я сам денег дам». Инженер замахал руками, от рублей отказался, но достать гитару пообещал.

Через месяц, фриц сдержал слово, и Тамиру пришла посылка из ГДР. Он был в не себя от радости. Игрушка стоила наверняка больших денег. Эта была самая настоящая электрика, изготовленная фирмой «IBANES» темно-вишневого цвета со встроенным эквалайзером. Кроме всего, к ней прилагались различные детали, о предназначении которых Мусамбеков даже и не догадывался.

Поднакопив деньжат за пару месяцев, Тамир купил с рук усилитель и устраивал концерты на всю общагу.

В общем, жизнь била ключом. Работа Мусамбекову нравилась, деньжата водились, только с личной жизнью всё как-то не складывалось.

Однажды познакомился в метро с одной девушкой. Она сидела рядом с ним и читала учебник по научному коммунизму. Так они и сидели, «в гляделки» друг с другом играли, пока Тамиру не надоело, он подсел к ней поближе и проявил несвойственные ему чудеса галантности: «Девушка! Бросьте эту книгу. Она вам в жизни не пригодится. Чехов вам больше к лицу».

Слово за слово так и познакомились. Её звали Наиля, чудная 16-летняя девочка из Башкирии: стройная шатенка с карими глазами с «раскосинкой».

Встречались они редко. Наиля училась еще в школе. Тамир упорно работал и оставался на сверхурочные. Но в те редкие дни свиданий, Мусамбеков чувствовал необычайную привязанность к этой девушке. И Наиля воспринимала его как «старшего брата», надежного друга. Иначе и быть не могло. Она была по-детски открыта, но не наивна. В Тамире ей многое не нравилось, и их встречи носили искренне дружеский характер. Он называл ее «ангелом без крыльев», а она его – «капитаном без корабля».

 

«Капитаны» жили всего в нескольких кварталах друг от друга, но пути их так и не пересекались до августа 1979 года. У них было мало что общего, если не считать, что оба были без ума от «хэви-металл» и несчастны в личной жизни. При встрече они бы с удовольствием набили бы друг другу морды.

До роковой встречи Гудермана с Мусамбековым в медвытрезвителе № 5 оставались считанные дни. Гена стал слушать больше металлической музыки, хотя слушать то было в сущности негде. Иногда сидели у Миши Бернштерна дома, пили портвейн, спорили о роке, и предавались мечтам. В магнитофоне играли Scorpions, и ребята сходились во мнении, что у нас этого никогда не будет. И «скорпионы» не приедут в СССР (Ха-ха!), а отечественные гитары никогда не смогут выдать того драйва, которого так хотелось услышать живьем. А еще услышать что-нибудь на русском языке, но НАШИ так играть, как играли ИХНИЕ не умели. Просто время НАШИХ еще не пришло.

Второй сосед по общаге Яша Броневич по кличке «Броня» хоть и не разделял Гениных вкусов, но все же к року имел определенное отношение. Он фарцевал пластинками на Старом Арбате, где у него были своя «крыша», «блат-хата». Кроме того, Броня занимался распространением кассет запрещенных групп типа «Воскресение».

В июле Яша собрал вещи и съехал из общаги. Броню отчислили за неуспеваемость. Его место тут же занял долговязый первокурсник с музфака Саша Оснер.

 

 

 

 

Саша с сестрой Мариной и бабушкой, 1975 г. Оснер, оригинальное фото с выпускного, 1977 г.

Прелюдия к главе 2:

Миша и Саша

-Странное разделение, - выдыхая сигаретный дым, комментировал Оснер только что прочитанную первую главу, - Я никогда с Мишкой не дружил, а Гена вообще не дружил ни с кем в принципе. Нас просто взяли и поселили вместе в комнате общежития. Что-то не припоминаю, что у кого-то из нас были идеи объединения в рок-группу до того момента, как мы начали хвастаться друг другу стихами. У каждого из нас троих была своя компания, и никто никуда не лез, и всех все устраивало. Несмотря на то, что я и Бернштерн были младше Гены на 1-2 года, у нас уже был опыт сценической деятельности.

Михаил Бернштерн родился в Москве в сентябре 1959-го в семье высокопоставленного чиновника из образования. С детства не знавший ни в чем нужды, не испытывающий недостатка родительского внимания и любви, он довольно рано осознал, что не такой как все. Поначалу Мише это очень нравилось, и он пользовался всеми привилегиями «мажора».Его отдали в одну из самых лучших московских школ, где, кстати, он неплохо учился, и делал значительные успехи в спорте. Лет эдак до 14-ти Миша вполне радовал своих родителей «пятерками и четверками», и уже приготовился, было принять клеймо «пай-мальчика», если бы не увлечение «Великим и Ужасным Рок-н-роллом». В 75-ом у Михаила уже собралась приличная коллекция фирменных грамм-пластинок с записями групп «новой волны», на которую он крепко подсел. Естественно, у него материализовалось неограниченное количество друзей и подруг, хороших знакомых и просто знакомых, и даже – деловых партнеров. Да, да, Бернштерн обменивал пластинки с доплатой, и таким образом зарабатывал себе на карманные расходы. Когда Мишин папа узнал про финансовый источник сына, то «лавочка закрылась», отец просто взял и перестал привозить из командировок пластинки.

К 16-ти годам Миша созрел для первой своей группы, он записался в ВИА, где учился стучать на барабанах. Но репетировать было негде и не на чем. Строгие папа и мама не стали покупать ударную установку не из-за жадности или вредности. Достать ее было нереально. Бернштерн тренировался на пустых коробках и ведрах, и с нетерпением ждал вечера после школы, когда собирались ребята из ВИА «Календарь».

Михаил Бернштерн (в середине). Первый курс МПГУ, 1977 г.

 

Михаил умудрился расколоть коллектив на 2 лагеря, и, таким образом получилась эдакая «группа в группе», которая, как ни странно, имела своих слушателей. Но долго, конечно, это продолжаться не могло. «Партизан» вычислили и…а, там уже и не до этого было. В 76-ом Берштерн поступил в «МПГУ» на исторический факультет, где, напомню, заведующим кафедры работал отец Гены Гудермана. После «картошки» Михаил сразу же вступил в профком, и начал бурную организационную деятельность, вследствие чего приобрел множество, как друзей, так и завистников.

Сначала вроде все всех устраивало, все были довольны, но ближе к новому году, ректору стало очень не нравиться, что какой-то «папенькин сынок» устраивает на территории вуза непонятные концерты не понятно кого, и все это без его визы. Короче, ректор позвонил Бернштейну - старшему и посоветовал «как следует выпороть». Между отцом и сыном был тяжелый разговор, который кончился громким хлопаньем двери. И так, Михаил Бернштерн в начале 77-ого, оказался в общаге в одной компании с Геной Гудерманом и Яшей «Броней» Броневичем.

Саша Оснер родился в Москве 7 октября 1960 года. Не вздумывайте спрашивать про его национальность! Дело в том, мама у него, Александра Ицхаковна - крещеная еврейка; а отец, Кирилл Альбертович - обрусевший немец. Родители по профессии были учителями, хрен знает, в каком поколении.

 

 

ВИА «Календарь», за ударными — Михаил Берштерн, 1975 г. Бернштерн с тещей и дочеью Майей, 1981 г.

Естественно, маленького Сашу заставляли заниматься музыкой, а в 12 лет он свободно говорил по-немецки и на идише. С 67 по 77-ой он учится в гуманитарной школе, но, не смотря на старания родителей, и их гены, мальчик особенными успехами там не отличается.

К музыке Саша особого интереса тоже не проявлял, так как его с детства замучили пианино. Но, как человека, имеющего хоть какое-то музыкальное образование, его все равно затащили в кружок ВИА, где ему предложили выбор – либо петь либо играть на ударных. Саша выбрал первое, потому что девочкам нравились вокалисты. Так он стал петь в ВИА "ТУПИКОВАЯ ВЕТВЬ", исполняющий классические рок-н-ролльные традиции и песни советских поэтов и композиторов. Оснер очень нравился девушкам и молодым учительницам. Высокий, худощавый, брюнет с мужественными чертами лица, Саша производил впечатление настоящего лидера рок-группы. Но очень стеснялся своих длинных рук, в результате чего ему пришлось выучиться играть на гитаре. Но, все равно, музыка не так бередила его душу, как кино. Закончив 10 классов, Оснер решил, что из него мог бы получиться неплохой драматический актер, и подал документы одновременно во ГИТИС и "Щуку". Ни там и не там он не прошел по конкурсу, и, разочарованный по совету своего друга Яна Штромберга по прозвищу «Че Гевара» в 78-ом он поступает в МПГУ на музыкальный факультет.

ВИА «Тупиковая ветвь», Оснер — крайний слева, 1977 г.

 

Поступление для Саши было болезненным событием в том плане, что родители надумали в тот год разводиться (Нашли время!) и разменяли квартиру на две. Шурка остался жить с матерью и старшей сестрой в «хрущевской двушке» на окраине столицы. В Университет можно было добраться либо на автобусе с 3-мя пересадками, либо на электричке. Год вот так промаявшись, Оснер выписался из квартиры и летом переселился в общагу. Мишку Берштерна он знал, и радовался что, делил с ним одну комнату. Гудерман поначалу казался непростым человеком в общении, но открытый и доброжелательный Шура растопил лед в его сердце. И так мозаика под названием PLINTUS была практически сложена.

«Ключевым моментом нашей истории я считаю более тесное знакомство с творчеством BLACK SUBBATH, в частности альбомов 1973 - Subbath Bloody Subbath и 1975 — Sabotage, - говорит Саша, - слушать такое в общаге мы по понятным причинам не могли, и поэтому ходили друг к другу в гости, конечно, в отсутствие родителей

«Да уж, конечно! Прослушивание пластинок был просто повод, чтобы привести ко мне домой своих девчонок, пить 777 и резаться в карты, - вспоминает Гудерман, - а мне была отведена роль тапера. Ребята зажигали свечи, а я играл на пианино авангард, предпочитая басовую клавиатуру. Мне тогда казалось, что все просто выпендриваются друг перед другом»

«Разговоры о том, чтобы создать что-то вместе, появились после посещения шоу Бари Алибасова «Интеграл» - говорит Оснер, «На нас всех тогда они произвели впечатление колоссальное. Я не припомню, чтобы кто-то так смело держался на сцене, и носил такие вызывающие шмотки, как те ребята. В их репертуаре были песни на английском языке, не знаю, может перепевки, может собственные, но у всех нас возникло ощущение, что, в принципе, такое возможно, даже в совке. Как же мы жестоко ошиблись...»

123Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: