Как ниспровергается могущество

Транспортная система в античности была такова, что восточноримский контингент экспедиционных войск, предназначенный для операций в Северной Африке в 441 г. и отозванный с Сицилии в том же году, не сумел вернуться на Балканы вовремя, чтобы избавить Константинополь от унижения, которое заключалось в необходимости заключить мир после падения Наисса в 442 г. Его статьи нам точно неизвестны, поскольку помощники Константина VII не удосужились извлечь соответствующий фрагмент из «Истории» Приска, однако их общий смысл вполне ясен благодаря ссылкам на этот договор в ходе последующих переговоров. Как и следовало ожидать, сумма ежегодных платежей вновь возросла: по-видимому, она составляла 1400 фунтов золота в год; в 447 г. эта сумма увеличилась до 2100 фунтов, что делает цифру 1400 промежуточной (накануне вторжений 441–442 гг. платежи оставались на уровне 700 фунтов в год). Эта цифра также должна быть достаточно высокой, поскольку к 447 г. накопился долг в 6000 фунтов. Кроме того, гуннское руководство снова подняло вопрос о перебежчиках и римских пленных, и эти вопросы, без сомнения, были также решены в пользу гуннов^{322}.

Методы работы Константина VII означают для нас то, что целостное повествование Приска о событиях 440-х гг. утеряно безвозвратно, поэтому уцелевшие фрагменты истории дипломатии надлежит расположить в хронологическом порядке в соответствии со сведениями из других источников. В этом случае реконструкция зависит от степени достоверности сочинения византийского хрониста Феофана, писавшего в IX в. Если в общих чертах принять на веру сообщаемые им данные и в соответствии с ней расположить фрагменты Приска, то можно заключить, что после военных акций 441–442 гг. Аттила провел еще две успешные операции против восточноримских войск на Балканах: одну — в 443 г., когда римская армия была разбита на Херсонесе Фракийском, вторую — в 447 г., когда гунны угрожали стенам Константинополя. Впрочем, достоверность Феофана была всерьез поставлена под сомнение Отто Й. Менхен-Хельфеном^{323}. Этот неординарный исследователь, занимавшийся историей гуннов, в 1929 г. провел несколько месяцев среди тюркоязычных кочевников в Северо-Западной Монголии; он. свободно владел греческим и латинским, русским, персидским и китайским языками. Добавим к этому редкую наблюдательность и аналитический склад ума. Менхен-Хельфен не был первым историком, поставившим под вопрос достоверность сведений Феофана, однако он не оставил на ней камня на камне. Он обратил внимание на то, что Феофан написал один обобщающий очерк о гуннах в эпоху Аттилы, датировав все, что тогда произошло, 449–450 гг., несмотря на то что в действительности он имел дело с материалами, относящимися к целому десятилетию (440-е гг. ). Если рассмотреть имеющиеся в нашем распоряжении данные сквозь призму взглядов Менхен-Хельфена и сопоставить их со всеми остальными сведениями, которыми мы располагаем, то станет очевидно, что еще двух вой н между Аттилой и Восточной Римской империей после 442 г. не было, а была лишь одна — в 447 г. (см. карту № 11)^{324}.

Путь, приведший к этой конфронтации, можно легко проследить. Восточноримские власти пошли на заключение соглашения 442–443 гг. с оговоренным в нем увеличением ежегодных денежных выплат в момент ослабления империи, когда большая часть ее балканской армии была направлена на Сицилию. Как только войска вернулись, позиция правительства стала более жесткой. В какой-то момент в 443 г. или немногим позже восточноримские власти приостановили выплату дани. Отсюда проистекает долг в 6000 фунтов золота, накопившийся к 447 г. Таким образом, если выплаты начались в 442 г., когда был заключен мирный договор, и сумма платежей действительно составляла 1400 фунтов в год, римляне выплатили лишь одну часть из двух ежегодных выплат до того, как приостановить этот процесс^{325}. Последовали и другие контрмеры. 12 сентября 443 г. вступил в силу новый указ, имевший своей целью обеспечить боеготовность войск: «Мы повелеваем, чтобы каждый военачальник [dux, командир пограничной заставы]… довел численность солдат до того уровня, который существовал издревле… и занялся их ежедневным обучением. Кроме того, мы вверяем означенным военачальникам также содержание и ремонт укрепленных лагерей и судов речных патрулей»^{326}. Восточноримские полевые войска также были усилены за счет набора значительного числа исавров (традиционно занимавшихся разбоем) из горныхместностей Кил икиинаюго-западе Малой Азии^{327}. Теперь все и вся были на своих местах, и восточноримские власти были уверены в том, что они сумеют низвергнуть гуннскую мощь.

Они к тому же смогли укрепиться в своей уверенности благодаря серьезным раздорам в высших эшелонах гуннской власти. В 444–445 гг. Аттила убил своего брата Бледу и захватил безраздельную власть над своим народом. От рассказа Приска об этом убийстве не сохранилось ничего, поэтому все, что у нас есть, — это дата; как и почему это произошло, мы не знаем. Впрочем, по времени убийство Бледы совпадает с контрмерами, предпринятыми восточноримскими властями с целью пересмотра мирного договора 442–443 гг. Константинополь, без сомнения, ухватился за представившуюся ему возможность прекратить ежегодные платежи, не опасаясь немедленного возмездия, поскольку новому единоличному властителю гуннов теперь слишком долго предстояло заниматься укреплением своей власти, чтобы быть в состоянии предпринять крупномасштабную военную акцию. Однако обе стороны спешили испытать свои силы, и столкновение последовало в 447 г.

Первый шаг сделал Аттила, направив посольство в Константинополь, чтобы заявить протест в связи с просроченными платежами и тем обстоятельством, что перебежчики не были выданы. Восточноримские власти заявили в ответ, что они готовы вести переговоры, но не более того. Тогда Аттила двинул в наступление свои полчища, перейдя Дунай и уничтожив все пограничные форты, встретившиеся ему на пути. Это было суровое испытание для тех по-прежнему немногочисленных гарнизонов, которым указ 443 г. предписал испытать храбрость гуннов. Первой крупной крепостью, с которой столкнулся Аттила, была Ратиария, важная база, расположенная близ Дуная в провинции Дакии. Вскоре она пала. Затем гуннская орда двинулась в западном направлении вдоль Дуная, к северу от Балканских гор. Там гунны впервые столкнулись с римской армией. Арнегискл, командующий полевыми войсками империи в восточной части Балканского полуострова (magister militum per Thraciam), выступив из своей резиденции в городе Маркианополе со всеми наличными силами на северо-восток, дал сражение на реке Уте. Как сообщают источники, римляне доблестно бились, однако потерпели поражение; сам Арнегискл пал, продолжая сражаться даже после того, как под ним была убита лошадь. Одержанная победа открыла для гуннов проходы в горах; воспользовавшись ими, орда двинулась на юг, в направлении Фракийской равнины. Главной целью Аттилы была столица Восточной Римской империи.

27 января 447 г. во втором часу пополуночи в Константинополе произошло землетрясение. Целый район вокруг Золотых Ворот был превращен в развалины, и, что еще хуже, частично обрушились грандиозные городские укрепления. Аттила так или иначе намеревался начать военные действия, однако весть о землетрясении вполне могла изменить направление главного удара. К тому времени, когда он подошел к городу, кризис уже миновал. Префект претория Востока, Константин, мобилизовал цирковые партии на расчистку рвов от обломков и восстановление ворот и башен. К концу марта все разрушения были устранены, и, как утверждает надпись того времени, «даже Афина не смогла бы отстроить это быстрее и лучше»^{328}. Задолго до того как войска Аттилы показались на подступах к городу, возможность овладеть им была утрачена, и появление гуннов привело не к началу осады, а ко второму значительному столкновению в том году. Хотя фракийская полевая армия была разбита и рассеяна, восточноримское командование все еще располагало войсками центральной группировки, дислоцированными возле столицы на другом берегу Боспора. Эта вторая армия была отмобилизована на Херсонесе Фракийском, где вскоре последовало второе крупное сражение, закончившееся вторым страшным разгромом римлян.

Аттиле не удалось проложить себе дорогу в Константинополь, однако, достигнув берегов Черного моря и Дарданелл, близ Сеста и Каллиполя (современный Галлиполи) соответственно (карта № 11), он во всех отношениях стал властелином Балкан. Аттила продолжил расширение сферы своего господства, к ужасу римских провинциальных общин. Сразу после одержанной победы гуннские полчища распространились повсюду, на юге дойдя до Фермопильского прохода, того самого места, где примерно за тысячу лет до этого Леонид со славой защищал Грецию от персов. Сведения об опустошениях легко доступны, как, например, рассказ, содержащийся в «Житии» в большей или меньшей степени современника описываемых событий, фракийского святого Ипатия: «Варварский народ гуннов… стал настолько могущественным, что они захватили более ста городов и уже почти угрожали Константинополю, и многие бежали от них. Даже монахи решили спасаться в Иерусалиме… Они так опустошили Фракию, что [империя] уже никогда не воспрянет и не станет такой, как прежде»^{329}.

Сто — подозрительно круглое число, однако нет никаких сомнений в том, что многие укрепленные пункты были захвачены и разрушены. Феофан сообщает, что вся местность, за исключением Адрианополя и Гераклеи, подпала под власть гуннов, другие же источники дают нам несколько названий городов, ставших жертвами нашествия: это Ратиария, где все началось, Маркианополь, Филиппополь (современный Пловдив), Аркадиополь и Констанция. Перечень включает в себя большую часть крупных римских городов на Балканах, в то время как многие другие населенные пункты, подвергшиеся разорению, были, вне всякого сомнения, весьма небольшими. Мы располагаем некоторыми особыми свидетельствами того, что означал для таких городов захват в результате нападения гуннов. Как уже ранее упоминалось, единственным крупным римским городом на севере Балканского полуострова, более или менее полностью раскопанным, является Никополь на Истре, располагавшийся у северного подножия Балканских гор. Подобно Карфагену, это место в Средние века было заброшено, да и сейчас здесь отсутствуют современные поселения, так что в результате многолетних раскопок оказалось возможным раскрыть большую часть древнего города. В ходе войны с готами (376–382 гг. ) все богатые виллы в предместьях Никополя были разграблены и сожжены, по-видимому, готскими мародерами. Эти виллы уже никогда не были восстановлены, однако с конца 380-х гг. множество роскошных домов было возведено в городском центре; к началу V в. они занимали более 49 процентов всей его площади. Резонно предположить, что местные римские землевладельцы отреагировали на возникшие после 376 г. угрозы переселением в дома, расположенные в черте городских стен, в то время как сами продолжали управлять своими имениями на расстоянии. Раскопки показали, что существование этих домов, как и самого городского центра, завершается слоем со следами тотального разрушения; прекращение более или менее непрерывной монетной чеканки надежно датирует эту драму второй половиной 440-х гг.

Таким образом, практически нет сомнений в том, что картина полного разрушения древнего города являет собой последствия его разгрома гуннами Аттилы в 447 г. Спустя какое-то время он был частично восстановлен, однако занимал гораздо меньшую площадь, да и само место изменилось до полной неузнаваемости. Все богатые дома были разрушены; на их месте археологи обнаружили лишь епископский комплекс, несколько бедных домов и ряд административных зданий. Римская городская жизнь севернее Балканских гор — явление, уходившее своими корнями на 300 лет назад в процесс романизации Балкан в I–II вв., — никогда уже не возобновилась. Безусловно, речь не идет о каком-то условном разгроме вроде «разгрома» Рима в 410 г., когда готы, получив выкуп, ушли восвояси. То, что мы наблюдаем в Никополе, — это широкомасштабные разрушения^{330}.

Было ли так везде, где прошли гунны, сказать нельзя. Из тех населенных пунктов, которым посчастливилось уцелеть, самым знаменитым был город Азем, располагавшийся на неприступной вершине холма. Вооружившись и встав в строй, его граждане не только выдержали натиск Аттилы, но и вышли из схватки, захватив нескольких гуннов в плен. В последующие столетия этому городу еще предстояло выдержать немало приступов^{331}. Нет никаких сомнений в том, что военные акции 447 г. обернулись беспрецедентным бедствием для римской жизни на Балканах: две крупные полевые армии были разбиты, множество укрепленных пунктов захвачено, а некоторые из них разрушены. Поэтому едва л и можно удивляться тому, что вскоре после второго поражения на Херсонесе Фракийском восточноримские власти были вынуждены просить о мире. Извлечение из «Истории» Приска информирует нас о его условиях: «[Все] перебежчики должны были быть переданы гуннам, а 6000 фунтов золота выплачены в возмещение просроченных платежей; дань отныне устанавливалась в размере 2100 фунтов золота в год; за каждого римского военнопленного [захваченного гуннами], бежавшего из плена и добравшегося до имперских владений без выкупа, надлежало заплатить по 12 солидов [1/6 фунта золота]… а также… римляне не должны были впредь принимать у себя тех варваров, которые бежали к ним». Далее Приск с грустью добавляет: «Римляне утверждали, что они пошли на заключение этого договора по доброй воле, однако из-за непреодолимого страха, охватившего их командиров, они, страстно желая мира, были вынуждены с радостью принимать любые условия, невзирая на всю их суровость».

Несомненно, пропагандистская машина постаралась объяснить причины и предпосылки этой последней римской «победы», но, когда в дверь стучал сборщик налогов, никто уже не мог питать никаких иллюзий в отношении ее истинной подоплеки. Приск продолжает описывать, как трудно было найти деньги для выплаты долгов: «Даже сенаторы внесли определенное количество золота в соответствии со своим рангом». Как и в случае с Западной Римской империей после падения Карфагена, условия мира 447 г. были достаточно суровыми, чтобы налоговые льготы были отменены, по крайней мере частично. Тот факт, что правительство ударило по карману людей, которые являлись его главной политической опорой, со всей ясностью свидетельствует об отчаянном положении, в котором оказались константинопольские власти в результате нашествия Аттилы.

Таким образом, масштабы успехов Аттилы в 440-х гг. ясно просматриваются даже в дошедших до наших дней сокращенных источниках. Однако в чем мы все-таки ни на шаг не приблизились к пониманию сути, это в том, каким образом Аттила добился таких успехов, или почему, прежде довольствуясь немногим более, чем умеренными ежегодными выплатами дани, он так радикально изменил динамику отношений гуннов с империей. Мы должны начать с самого Аттилы, человека, создавшего царство террора.