 |
О том, как заботиться о своей душе
|
|
|
|
Вопросы после беседы
– Если во время молитвенного правила одолевают мысли, что делать: прекратить молитву или предпринять что‑ то другое, чтобы мысли пришли в покой?
– О чем мы чаще всего думаем во время молитвы? Это ведь обычно не какие‑ то абстрактные вещи, а то, что происходит с нами в жизни. Это наши дела, это наши знакомые, это наша работа, это различные заботы, которыми мы отягощены. И совершенно очевидно, что если во время молитвы это до такой степени нами владеет, – значит, это владеет нами и в другое время, владеет настолько, что мы ради этого забываем о Боге. Мне кажется, что самый главный способ, как с этим справиться, заключается в том, чтобы в то время, когда мы этими делами занимаемся непосредственно, стараться вырывать себя из всецелой погруженности в них, напоминая себе, что все находится в руках Божиих. Тогда во время молитвы мы тем более сможем себе сказать: зачем я сейчас об этом думаю и об этом забочусь? И спокойно тогда можно будет молиться дальше. И мы должны верить, что раз от Господа все зависит, то Он ради нашего временного, по крайней мере, оставления этих попечений и забот Сам обо всем позаботится. Вот эта вера нам помогает во время молитвы обо всем забывать.
– Я читала, что есть три вещи, в которых заключается наше спасение: радоваться о Боге, непрестанно молиться и за все благодарить Бога[4]. Как правильно радоваться о Боге, в чем эта радость должна выражаться?
– Для того чтобы радоваться о Боге, недостаточно произносить те или иные слова. Радость – это чувство. Оно либо рождается, либо не рождается в нашем сердце. Но вместе с тем все рождающееся в нашем сердце неразрывно связано с тем, в чем мы поучаемся, как говорили святые отцы, умом. Если мы все время думаем о том, как все в нашей жизни плохо и несправедливо, то, конечно, этой радости в нашем сердце быть не может. Если же мы, напротив, вспоминаем, сколько в нашей жизни было моментов, когда мы могли пропасть, погибнуть физически или душевно, когда мы могли в своей жизни заблудиться и никогда не обратиться к Богу, но через все это Господь нас, как через какую‑ то страшную пустыню, взяв за руку, провел и привел к Себе, в нашем сердце действительно рождается радость о Боге. Сначала чувство благодарности Богу и, может быть, даже удивления, насколько Господь милостив, насколько Он нас любит, а эта благодарность и это удивление не могут не привести к радости.
|
|
|
– Батюшка, правильно ли я поняла, что охлаждение веры происходит, если человек не хочет отказаться от чего‑ то, отказа от чего ожидает от него Господь – понимает, но не хочет…
– Оно именно от этого и рождается, потому что с этого момента, по большому счету, вся духовная жизнь человека упирается в некий тупик. И его никак не преодолеть, пока он понимает причину охлаждения, но не устраняет ее. Хотя здесь возможно двоякое решение. Человек может перед этим тупиком упасть на колени и плакать до тех пор, пока Господь не даст ему силы отказаться от того, что встало на пути, а может, обманывая себя, пытаться жить, как‑ то это обходя и делая вид, что этого нет. И, к сожалению, очень часто бывает так, что человек выбирает второй путь. Вернее, не сразу выбирает: он просто пытается найти какой‑ то компромисс со своей совестью. Проходит какое‑ то время, и человек даже перестает помнить, что он действительно находится в тупике, что действительно Господь от него что‑ то ждет, а он этого «чего‑ то» не делает. И пока человек из этого тупика не вышел, его духовная жизнь будет не жизнью, а жалким в духовном смысле существованием.
|
|
|
– А как понять, что от тебя хочет Бог? Что это не твои представления, а Божие веление?..
– Дело в том, что ответу на этот вопрос целиком посвящен весь Новый Завет. И, наверное, бывает очень мало ситуаций, когда мы, вспомнив, о чем говорит Господь в Евангелии, о чем говорят апостолы в своих Посланиях, действительно не можем понять, чего Господь от нас хочет. Бывают ситуации какие‑ то житейские, когда нужно решить, как поступить – так поступить или иначе. И нередко у нас нет определенного ответа, потому что мы начинаем искать ответ в плоскости житейской: вот это лучше или это? Отталкиваясь от этого рассуждения, мы уже встаем на путь ошибочный. Если же человек действительно не выгоды в первую очередь ищет, а угодного Богу, то в девяноста девяти случаях из ста ему даст ответ на его вопрос та или иная евангельская заповедь. Если даже он в этом случае что‑ то неправильно поймет и что‑ то неправильно сделает, но в основе будет желание поступить по воле Божией, Господь его не осудит, потому что это будет уже несовершенство человеческого разума, а не сознательное противление, не упорство его воли. Неосознанное не может человеку вменяться так, как то, что он творит в полном сознании. Другое дело, что очень часто бывают такие ситуации: вот мы задумались, получили ответ, совершенно определенный, от собственной совести. А дальше начинается внутренний торг: ну, может быть, того‑ то не делать, вот есть такие‑ то обстоятельства… Если человек начинает углубляться в эту «торговлю», то спустя какое‑ то время полностью теряет ту ясность, которую Господь ему дал вначале. Жизнь как бы подергивается какой‑ то туманной завесой, за которой трудно уже что‑ то разглядеть.
– Эта «торговля» в основном в материальной плоскости происходит?
– Необязательно, это могут быть совершенно разные вещи, и порой вещи ничуть вроде бы не привлекательные. Понятно, допустим, когда человек спотыкается об искушение богатством. Это, пожалуй, один из самых примитивных примеров: человек, одержимый жаждой обогащения, перестает регулярно ходить в храм, перестает молиться, а в своих рабочих делах идет на сделки с совестью. Здесь очень просто рассмотреть то, обо что человек споткнулся и что его от христианской жизни увело.
|
|
|
А бывают совсем другие случаи. Бывает так, что человек, например, на кого‑ то обиделся и не может простить. Совесть подсказывает ему: ты должен простить, потому что все Евангелие говорит о необходимости прощать. А человек упорствует: «А я не могу простить». Или соглашается: «Я могу простить, я прощаю», но при этом лжет самому себе, потому что его сердце не прощает. И пока человек не простит, дальше он за Христом пойти не сможет. Он будет все что угодно делать, но без креста, а шествие без креста за Христом не признается Самим Богом, Господь об этом в Евангелии говорит, потому что в конечном счете мы выбираем тогда даже не что‑ то, что предпочитаем Богу, а выбираем самих себя, себя со своими желаниями, со своими немощами – такое, как оно есть, собственное «я».
– А что такое «шествие без креста»?
Господь же говорит в Евангелии, что, кто не берет креста своего и следует за Ним, тот не достоин Его[5]. Он не говорит о том, что Его недостоин только тот, кто не идет за Ним, – Он говорит, что Его недостоин и тот, кто идет, но без креста. Крест – это борьба с собой, крест – это преодоление себя. А есть «христианство без креста»: человек посещает храм, молится, исполняет какие‑ то внешние предписания, но при этом борьба с самим собой, со своим ветхим человеком отсутствует. Понимаете, вот человек порой говорит: «Я не совершаю блудных грехов, я не краду, не убиваю, не делаю того‑ то и живу, в общем‑ то, как должно». Но в этот момент понимаешь, что если бы этот самый человек, испытал искушение украсть и была бы реальная ситуация, позволяющая ему это сделать и не попасться, то он бы украл. И, как правило, слова: «я не краду и не живу в блуде» – говорит человек, которого искушает какая‑ то другая страсть: страсть осуждения, страсть уныния, страсть зависти, страсть ревности… И вот их он «спрятал» куда‑ то, а все остальные, отсутствующие, перечисляет.
– Скажите пожалуйста, что такое «окамененное нечувствие», от которого мы просим Бога нас избавить, и отчего оно бывает?
|
|
|
Окамененное нечувствие – это такое состояние нашего сердца, при котором оно становится глухим и слепым по отношению ко всему, что относится к области духовной, и даже не только к области духовной, но и к обычным человеческим проявлениям. Нам свойственно испытывать радость, скорбь, нам свойственно огорчаться, но бывает такое состояние, когда все эти чувства в нас притуплены. И сильнее всего мы это ощущаем, когда, согрешая, не обретаем в себе чувства покаяния, когда, вставая на молитву, чувствуем, что слова молитвы совершенно не трогают наше сердце. Это состояние того самого нечувствия, о котором мы говорим. Окамененное – это некая крайняя степень нечувствия, когда перед человеком лежит его мертвый друг, а он, глядя на него, не испытывает никаких чувств.
И такое бывает порой с человеком. Но всегда ли это является следствием греховной жизни? Нет, не всегда. Можно сказать, что греховная жизнь естественным образом приводит к этому состоянию, потому что каждый раз, когда человек попирает свою совесть, она становится все менее чувствительной и душа человека все более грубеет.
Но бывает и так, что Господь просто попускает человеку такое состояние нечувствия пережить. Почему? – Потому, что когда мы находимся под действием благодати, которая, наоборот, сообщает некую особую чувствительность нашей душе, тогда это не мы трудимся, а благодать Божия трудится за нас. И естественно, что мы в этом состоянии очень остро чувствуем опасность любого искушения, опасность любого греха, мы испытываем те утешения, которые нам посылает Господь, и они нас поддерживают и укрепляют и опять‑ таки заставляют с грехами бороться, потому что мы понимаем, что иначе всего этого лишимся. Но, когда Господь дает нам переживать состояние нечувствия, остается только лишь наша воля, которая склоняется либо к одному, либо к другому. В данном случае наши действия совершенно бескорыстны, потому что в этом состоянии нечувствия мы делаем совершенно свободный выбор. Мы не чувствуем никакого утешения и даже не надеемся на него, не ожидаем его – мы просто либо сознательно поступаем хорошо, либо поступаем плохо.
Поэтому у всех святых отцов говорится о том, что время нечувствия, которое нам Господь именно попускает, а не которое мы своей греховной жизнью сами в себе созидаем, бывает для нас либо временем невыдержанных испытаний и падений, либо временем получения венцов за то, что мы эти испытания с честью перенесли и пережили.
О том, как заботиться о своей душе
Я хотел побеседовать сегодня с вами, братья и сестры, о том, как заботиться о своей душе. В наше время существует огромное количество различных учений о так называемом здоровом образе жизни. Можно найти массу книг и статей о том, в чем нуждается организм человека, для того чтобы функционировать полноценно. В них содержатся советы относительно того, чем должно питаться, сколько времени нужно спать, какое время необходимо уделять тем или иным физическим занятиям, и многие другие опытом проверенные вещи, которые действительно помогают человеку быть здоровым, хорошо работать и радовать тех людей, которые находятся с ним рядом.
|
|
|
Гораздо меньше современный человек заботится о своей душе. И, как это ни странно, о ней не печется не только современный человек неверующий, но гораздо меньше, чем необходимо, печется и воцерковленный человек. Почему? Потому, что мы как‑ то обычно не воспринимаем свою душу как то, что требует отдельной заботы. Собственно говоря, наша душа, можно сказать, это и есть мы сами. Но, с другой стороны, преподобный Макарий Египетский дает душе такое определение. Он говорит, что душа – это «тварь умная, исполненная лепоты, великая и чудная, прекрасное подобие и образ Божий»[6]. И вот эту «тварь умную» мы обязательно должны держать в тех условиях, которые способствуют ее развитию, которые помогают ей жить и развиваться и ни в коем случае ее не убивают.
Как я уже сказал, первая причина того, что нашей душе бывает плохо, – это то, что мы просто о ней не заботимся, о ней не печемся. Ну а когда бывает плохо нашей душе, разве может быть нам самим хорошо? От этого бываем мы в подавленном состоянии, от этого унываем, от этого испытываем какую‑ то страшную неудовлетворенность. И зачастую никто не объясняет нам, что необходимо точно так же, как мы стремимся вести здоровый образ жизни физически, стремиться к здоровому образу жизни и для своей души. В данный момент я говорю о людях верующих – это в первую очередь касается нас с вами.
Мы знаем, из чего состоит церковная жизнь, вроде бы знаем, что есть духовная жизнь, и некоторые из нас даже читали книгу о том, как на эту духовную жизнь настроиться[7]. Но нельзя сказать, что каждый из нас при этом представляет учение о правильной жизни души как некую законченную систему. Об этом я и хотел бы немного поговорить, а в остальном каждый для себя может уже сам эту «систему» доработать и довести до того совершенства, которое позволит ему ею правильно пользоваться.
Прежде всего, если говорить о самых простых вещах, мы часто сталкиваемся с тем, что даже человек уже взрослый, интеллектуально развитый, являющийся профессионалом в той области, в которой он работает, может обладать совершенно неразвитой душой. Что значит «неразвитой»? Дело в том, что когда воспитывается ребенок, очень важно, чтобы родители не только читали ему умные книги и заботились, чтобы он хорошо формировался в интеллектуальном плане, но и учили его состраданию, любви, мужеству, верности и множеству других качеств, без которых полноценная жизнь человека невозможна. Кроме того, начиная с детских лет, мы часто сталкиваемся с проблемой нравственного выбора – выбора как ничто другое формирующего нашу душу. Но в действительности бывает так, что говоришь о чем‑ то со сложившимся, пришедшим в храм человеком и понимаешь, что он не знает элементарных вещей. Каких, например? Таких, как обязанность помочь бабушке перейти дорогу или беременной женщине выйти из транспорта! А это как раз и свидетельствует о неразвитости души, потому что один человек в такой ситуации безразлично наблюдает за неуверенными действиями и этой бабушки, и этой женщины: ему невдомек им помочь, а другой тут же бросается им помочь, и для него само собой разумеется, что раз в его помощи нуждаются, – значит, он должен ее оказать.
И это нечто большее, чем пресловутый уровень культуры, и даже нечто от него подчас не зависящее. Мне лично приходилось неоднократно видеть такие примеры, когда человек приезжал, скажем, поступать в семинарию откуда‑ то из сельской местности, где, кроме как ухаживать за скотиной и работать по дому, больше ничего не мог. Он ничего не успел в своей жизни прочитать, мог перепутать Ростроповича с Шостаковичем, но при этом у него оказывалась столь удивительно развитая душа и такая богатая душевная жизнь, что людям, которые прочитали сотни книг, за ним было не угнаться.
Это то, что касается развития души в общем. Если же говорить о христианском понимании души, то, безусловно, главная ее потребность – это общение с Тем, Чьим образом и подобием она является, потому что ничто другое сделать ее по‑ настоящему счастливой не может. Ничто, собственно говоря, не может дать ей жизни как таковой. Все мы, по слову преподобного Иоанна Дамаскина, являемся отражением Божественного совершенства в этом мире. Святитель Игнатий (Брянчанинов) сравнивал это с игрой солнца в капельке росы. Наша душа, если отражается в ней Солнце Божественной Истины, живая, радостная, светлая. Если же наша душа скрывается от этого Солнца, она становится темной и холодной, страдает, мучается, переживает из‑ за этого и даже теряет порою способность понимать, откуда эти страдания и переживания.
Что необходимо для того, чтобы наша душа пребывала в состоянии богообщения, которое бы питало ее и давало ей подлинную жизнь, ради которой она создана? В общем‑ то, это вещи, которые нам всем хорошо известны. Просто опять‑ таки надо чтобы это все у нас в душе, в нашем сознании, уложилось в единую систему. Путь к богообщению – это молитва, чтение слова Божия и творений святых отцов, обязательное посещение храма и участие в богослужении и церковных таинствах, что необходимо, чтобы на основе не только лишь прочитанного или узнанного от кого‑ либо, но и на основе собственного опыта прийти к тем духовным открытиям и откровениям, которые станут своеобразными ступеньками на лестнице нашего к Богу восхождения.
Что это за «ступеньки»? Возьмем наши беседы: вы ведь наверняка замечали, что с течением времени мы можем неоднократно возвращаться к одному и тому же духовному предмету – к примеру, потому что приходит новый человек и спрашивает о том же. Это естественно, тут ничего странного нет. Но вот в какой‑ то очередной вечер кто‑ то из прихожан, кто был и на той беседе, и на другой, и на третьей и вроде бы внимательно слушал и деятельно участвовал, вдруг тоже задает вопрос о давно, казалось бы, рассмотренном предмете. Я не раз удивлялся: почему так бывает? Но потом понял, что задает свой, личный уже вопрос в связи с тем, что его непосредственно, в ходе его духовной жизни коснулось чувство необходимости в том, чтобы узнать ответ. Раньше подобные вопросы и ответы на них его не занимали, и он их легко забывал. А теперь для него это важно, и он «уносит» услышанное с собой, потому что сейчас это для него необходимость. Вообще же, чтобы до этих ответов чаще доходить самим, бывает нужно найти такое время в течение дня, чтобы уже не читать, не молиться, а просто сесть и подумать. Подумать о прочитанном, подумать о том, что мы переживали в молитве или, наоборот, не переживали. И этот мучительный труд размышления порой приводит к совершенно замечательным результатам.
Итак, мы сказали о том, что душе необходимы и молитва, и чтение, и размышление, и богослужение, и участие в церковных таинствах. Но нужно обязательно правильно понять, в каком соотношении все это нашей душе требуется, потому что, если говорить утрированно, это некий комплексный рацион, которым душа должна питаться. Но мы знаем, что человек при этом может любить какие‑ то блюда, а какие‑ то, наоборот, не любить. А еще может любить то, что ему не очень полезно, и совершенно не желать того, что ему жизненно необходимо. Мы знаем такие случаи, когда человек, у которого, допустим, язва желудка, наевшись чего‑ то жареного или острого, попадает на больничную койку или когда другой человек, который решает сесть на диету и начинает очень строго себя ограничивать в пище, на ту же больничную койку попадает просто потому, что лишается сил, необходимых для поддержания организма. Что‑ то подобное порой происходит и в духовном плане. Нам известно, что нужно молиться, но порой человек начинает молиться настолько много и настолько усердно, что спустя какое‑ то время надрывается и у него не только пропадает желание молиться вообще, но даже появляется некое отвращение к молитве. Это примерно так же, как если бы человек взял и начал есть то, что ему нравится, и ел бы это целый день, а потом неделю, месяц, а потом бы просто раз и навсегда возненавидел это блюдо. К сожалению, нередко можно увидеть, что человек, который в начале своей церковной жизни был не просто ревностным, а чрезмерно ревностным, потом любой интерес к молитве терял. То же самое в отношении богослужения, чтения и всего остального. Потому и говорится в Священном Писании, в книге Екклесиаста, о том, что когда ты нашел вкусный мед, ешь, сколько тебе потребно, чтобы не пресытиться и не изблевать его[8]. Вот то же самое касается пищи духовной, которая и есть тот «мед», о котором здесь в первую очередь идет речь.
Как найти для себя правильную меру той духовной пищи, которая для души необходима? Наверное, во‑ первых здесь помогут советы священника, у которого человек исповедуется, потому что для священника этот человек с его душевным устроением уже не первый, а один из многих в каком‑ то определенном ряду. И он по своему опыту может более или менее точно определить, что его пасомому уже пора на себя брать, а что ему будет чрезмерно трудно. Если же мы по тем или иным причинам должны в каком‑ то духовном упражнении определиться сами, здесь нужно придерживаться общего правила: лучше на первых порах чего‑ то «недоделать», чем «переделать».
Святитель Феофан Затворник, например, когда говорит о том, как назначать самому себе количество поклонов, советует сначала сделать некое предельное их количество – сколько человек сможет. Потом посмотреть, какое количество поклонов он может сделать так, чтобы при этом не утомиться чрезмерно. Потом отнять от этого еще некоторое количество поклонов и из этого составить себе правило. И на самом деле это очень правильный и разумный подход, так как то, что человек сделал два‑ три раза, он не обязательно сможет делать постоянно: это может потом привести к надрыву. Поэтому здесь лучше двигаться постепенно. И если христианин приходит и говорит священнику, что он хотел бы каждый день полагать сто земных поклонов с молитвой Иисусовой, то совершенно очевидно, что лучше ему начать с десяти. Может, он потом и тысячу будет класть. Но если начнет сразу со ста, то вполне возможно, что через какое‑ то время и три не захочет положить. Такое слишком часто бывает.
Помимо употребления всех этих, скажем так, духовных средств, необходимых для питания и для укрепления души, мы к своей душе должны относиться очень бережно. Это еще одна важная составляющая заботы. Святитель Игнатий (Брянчанинов) приводит такое сравнение. Он говорит, что душа монаха, живущего уединенно, вдали от мира, подобна поверхности полированного столика: любая царапина на ней, даже самая незначительная, бывает заметна. И он же говорит о монахе, живущем посреди мира, в том числе и о себе самом, как о том же самом столике, вся крышка которого исцарапана так, что там уже трудно заметить новую рану.
Вот и каждый из нас должен всмотреться: нет ли в его повседневной жизни того, что его душу травмирует, деформирует и делает нечувствительной и не способной различать вредные внешние воздействия? Порой этим травмирующим фактором бывает общение, которое для нас вредно. Верующий человек, конечно, не должен, уверовав, оставлять близких людей и вообще тех, с кем он был дружен прежде. Но если он в то же время видит, что общение с этими людьми постоянно влечет его ко греху, постоянно развращает и расслабляет, это общение нужно сокращать, а иногда даже и вовсе прекращать. Помимо этого, есть еще множество вещей, которые также душу и травмируют, и угнетают, и отягощают безо всякой необходимости. Это и какие‑ то фильмы, и телепрограммы, неполезные душе человека, это и различные совершенно пустые, бессодержательные, ни уму ни сердцу ничего не дающие средства массовой информации, из которых человек не получает сведения о том, что происходит в окружающем мире, а напичкивает себя какой‑ то, прямо‑ таки скажем, ерундой. Это может быть масса самых различных вещей. Каждый должен конкретно для себя, осмотревшись, понять, что его душе вред причиняет, и постараться свести это к минимуму, а лучше и совсем от этого избавиться.
Кроме того, нашей душе бывает необходим отдых. Об этом тоже редко кто задумывается всерьез, а на самом деле это важно. И образ этого отдыха дает нам Сам Господь Иисус Христос: в Евангелии говорится, что Он удалялся от людей, восходил на гору и молился там в уединении [9]. Вот две составляющие отдыха: с одной стороны, молитва, в которой душа восстанавливается, оживает после разнообразного общения и деятельности, а с другой стороны, и прежде этого, – уединение, в котором человек может отдохнуть от внешних впечатлений, чтобы увидеть, что на самом деле в его душе происходит. У большинства из нас нет возможности удалиться в такое уединение на месяцы, недели, даже дни, но в течение дня надо обязательно находить время для того, чтобы побыть даже не наедине с Богом, а для начала – наедине с самими собой, чтобы ничто нас не отвлекало.
Это особенно важно потому, что мы достаточно редко бываем способными видеть себя такими, какие мы есть. Что это значит?
Каждый из вас может провести такой эксперимент: оставшись дома наедине с самим собой, задаться вопросом: «кто я? ». В ответ на этот вопрос вы, вероятно, назовете свою профессию, семейное положение… Пройдите дальше и скажите: «Хорошо, я специалист такого‑ то профиля, дочь или сын таких‑ то родителей, муж или жена, брат или сестра… Допустим, все это так. Но – КТО Я? ». И вот когда мы по‑ настоящему осознаем, что этот вопрос означает, то поймем, насколько трудно «извлечь» себя из всего по отношению к нам, по сути, внешнего – из того окружения, в котором мы находимся, из тех дел, которыми мы занимаемся. Но, только сделав это, мы обретем возможность предстать пред Богом такими, какие мы есть.
Ведь мы даже в течение одного дня бываем очень разными, мы себя постоянно теряем. И уединение, покой нужны для того, чтобы наш собственный образ начал проявляться перед нашим взором так, словно мы опустили в проявитель фотобумагу, на которой запечатлен некий кадр. Без этого ви́ дения себя, хотя бы отчасти, очень сложно молиться. Возникает чувство, что Господь нас в молитве не слышит, тогда как на самом деле мы прежде всего не слышим самих себя.
Человек должен стать настоящим во время молитвы, потому что если он не станет настоящим, то и слова молитвы будут тоже ненастоящими. Почему человек молится по‑ настоящему, когда ему больно? Потому, что когда есть боль, отходит абсолютно все внешнее, остается страдание. И это страдание приковывает внимание человека полностью к себе: в этот момент он очень остро и ясно себя ощущает. Когда человек переживает какую‑ то скорбь, он опять‑ таки возвращается к себе. Почему? Потому, что отсекаются все внешние связи. Обычно человек миром опутан. Но как только он заболел, как только ему стало очень плохо, тут же все разорвалось, потому что в этот момент душа нисходит в ту глубину, где больше никто, кроме нее и Бога, оказаться не может, потому что никто больше не может так почувствовать эту боль, никто больше не может так воспринять его страдание. И так, в общем‑ то, человек самого себя и познает. Да, мы познаем себя преимущественно в скорбях, в испытаниях. Тогда нам становится молиться нескучно, как зачастую бывало прежде: молитва наполняет и наше сердце, и нашу жизнь.
Хотелось бы сказать и еще несколько слов о том, как надо трудиться над своей душой и как нужно ее снабжать тем, что необходимо. Я недавно с кем‑ то говорил об этом на исповеди, и мне такая мысль пришла в голову: когда человек в жизни занимается какой‑ то работой, требующей специальных навыков, ему, может быть, это проще объяснить на примере его профессии. Ну скажем, мы вчера беседовали в храме с женщиной: она художник. И я ей честно признался: если я сейчас возьму в руки карандаш или кисть, то изображенное мной на листе бумаги или на холсте даже ребенку не покажешь, стыдно будет за свои каракули. А почему? Потому, что моя рука не умеет совершать то движение, посредством которого можно и ровную‑ то линию провести, не говоря уж о чем‑ то более сложном. Но вместе с тем я понимаю, что если бы я, будучи к рисованию от природы совершенно не способным, бросил абсолютно все остальное и проводил по двенадцать часов в день, работая карандашом и кистью, спустя какое‑ то время я бы вдруг понял то движение, которое необходимо, чтобы изобразить какой‑ то контур или какой‑ то изгиб. Может быть, я бы не стал художником, но, по крайней мере, научился бы что‑ либо изображать.
И в любом искусстве, любом ремесле есть такой момент, который отделяет то время, когда человек является ничего не понимающим учеником, от того времени, когда он становится похожим на мастера. Небольшой поворот руки, небольшой поворот головы – и вдруг человек делает то, что у него никак не получалось. Для кого‑ то необходим десяток повторений для того, чтобы это стало возможным, а для кого‑ то до нескольких тысяч повторений. Но когда‑ нибудь это все равно происходит: то, что человек делал смешно, жалко, убого, он вдруг начинает делать красиво, совершенно, сильно. Все то же самое относится к нашему душевному, к нашему духовному деланию. Как говорит преподобный авва Дорофей, человек в своей духовной жизни делает и портит, снова делает и снова портит и вдруг в какой‑ то момент начинает делать и уже не портит. Это не значит, что человек понимает сразу все. Но он усваивает тем же самым способом – сначала одно, потом другое, потом третье…
Завершая разговор о том, что необходимо давать своей душе, нужно обязательно обратить внимание на то, что в попечениях о потребностях души необходимо такое же постоянство, как и в упражнениях телесных. Мы знаем, что человек может долгие годы правильно питаться, заниматься спортом, вести трезвый образ жизни, но стоит на какое‑ то время от этого образа жизни отступить – разрешить себе есть все что угодно, перестать двигаться, начать выпивать в компании, – и все, от него уже ничего не осталось. То же самое и в отношении нашей души. Если мы то попечение, которое о ней прилагаем, перестанем прилагать, спустя какое‑ то время мы самих себя уже просто можем не узнать. Мы можем заглянуть в дневник, который когда‑ то вели, вспомнить те мысли, которые нас волновали, и те чувства, которые когда‑ то испытывали, и даже не поверить, что это было нашим, потому что всего этого уже нет в нас. Чтобы таких страшных открытий относительно самих себя не делать, – конечно, надо быть в своем попечении о душе предельно постоянными и труда «собирания» себя, заботы о своей душе никогда не оставлять.
|
|
|
