Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 20. Один в роли другого. Много шума из ничего




У Канта есть мысль, которая сформулирована им следую-

щим образом: «Смех есть аффект, [проистекающий] из

внезапного превращения напряженного ожидания в ничто»

(Кант, V, 352). Эта фраза часто цитируется, причем всегда

критически. Жан Поль выразил свою критику мягко и де-

ликатно: «Новое кантовское определение комического, что

комическое состоит во внезапном разрешении ожидания в

ничто, многое имеет против себя» (Жан Поль, 128). Более

решителен Шопенгауэр, который отрицает и Канта, и Жана

Поля и пишет так: «Теория комического Канта и Жана По-

ля известна. Доказывать их ошибочность я считаю излиш-

ним» (Шопенгауэр, II, 181), Он думает, что каждый, кто

попытается применить эту теорию к фактам, сразу сам

сможет убедиться в ее несостоятельности. В том же духе

выражаются и некоторые другие авторы.

Тем не менее сопоставительное изучение фактов показы-

вает, что теория Канта верна, но она требует некоторых до-

полнении и поправок, Неверно, что смех наступает после

«напряженного ожидания». Смех может наступить совер-

шенно неожиданно. Самое важное, однако, не это. Не-

сбывшееся ожидание, о котором говорит Кант, может быть

комическим, но может и не быть им. Кант не определил

специфику комического.

144

В каких же условиях несбывшееся ожидание вызывает

смех и в каких нет? Если, например, девушка вышла замуж,

принимая жениха за идеального или, во всяком случае, по-

рядочного, честного человека, он же совершает поступок

нечестный, подлый, некрасивый, то ничего смешного в этом

нет. Несбывшееся ожидание не привело к смеху.

Теория Канта требует оговорки, что смех наступит только

тогда, когда несбывшееся ожидание не приведет к послед-

ствиям серьезным или трагическим. Кантовская теория от-

нюдь не противоречит тому, что говорилось в предыдущих

главах. Если вдуматься в эту теорию, то сущность ее сводит-

ся некоторому разоблачению. Мысль Канта допускает рас-

ширение и может быть выражена так: мы смеемся, когда

думаем, что что-то есть, а на самом деле за этим ничего нет.

«Что-то» - это человек, которого принимают за нечто

важное, значительное, положительное. «Ничто» - это то,

во что он оборачивается на самом деле. На этом основана

интрига «Ревизора». «Удивительное дело, господа! Чинов-

ник, которого мы принимали за ревизора, был не ревизор»

Чиновники во главе с городничим думают, что Хлестаков-

важная персона, генерал, который запанибрата разговарива-

ет с министрами и посланниками, «уполномоченная особа»;

но вдруг обнаруживается, что он «не уполномоченный и не

особа», а «сосулька», «тряпка». Собственно говоря, на этом

же принципе основан сюжет «Мертвых душ». Чичикова

принимают за богача, миллионщика, все им очарованы, на

самом же деле он - пройдоха, плут, который «всех обма-

нул». Слова жены Коробкина в «Ревизоре»: «Вот уж точно,

вот уж беспримерная конфузия», - в равной степени при-

менимы как к «Ревизору», так и к «Мертвым душам».

Прав Д. П. Николаев, когда он пишет: «Именно стремле-

ние чего-либо выдать себя не за то, что оно есть на самом

деле, и создает возможность для возникновения смеха»

(Николаев, 56). Еще яснее выражается Вулис «""То и не

то" - пожалуй, наиболее общая схема всякого комического

явления» (Вулис, 11). Эту же мысль высказывает Юренев:

145

«События происходят не так, как ожидали, и герой оказы-

вается не тем, кем его считали» (Юренев, 1964а, 97),

Принцип этот давно осознан и получил название «qui pro

quo», что в смысловом переводе означает «один вместо дру-

гого», На этом основан широко распространенный в ста-

ринных комедиях мотив переодеваний, выступления в чу-

жом обличье, когда одних принимают за других. Обычно

такие действия сопровождаются некоторым обманом. В

«Ревизоре» Хлестаков становится обманщиком поневоле, но

это не меняет сути дела.

В классической старинной комедии обманщик нарочито

вводит в заблуждение своего антагониста. Такая форма об-

мана может рассматриваться как частный случай одурачива-

ния.

Мы приведем лишь два-три примера. В «Амфитрионе»

Мольера бог Юпитер влюбляется в жену фиванского на-

чальника Амфитриона Алкмену. Пока Амфитрион на войне.

Юпитер навещает ее, приняв личину ее супруга. Когда муж

возвращается с войны, обман открывается. Юпитер утешает

Амфитриона тем, что соперником его был бог и что у него

родится сын - Геркулес. Ситуация сама по себе могла бы

не быть смешной: узурпация супружеских прав может вы-

глядеть различно. Но все действие происходит не в действи-

тельности, а в фантазии. Богу приходится ретироваться, он

посрамлен, торжествует правда, торжествует муж, все кон-

чается благополучно.

В «Двенадцатой ночи» Шекспира действующие лица-

неразличимые по сходству близнецы, брат и сестра. Сестра

переодевается мужчиной. На этом основано множество не-

доразумений, вызывающих в зрительном зале дружный

смех.

Принцип «qui pro qua> осуществляется преимущественно

в старинной западноевропейской классической комедии, но

он встречается и в русской литературе. Его мы имеем, на-

пример, в «Барышне-крестьянке» Пушкина, где уездная ба-

рышня переодевается крестьянкой и тем вводит в заблуж-

146

дение соседского помещичьего сына. Недоразумение благо-

получно разъясняется, и дело кончается свадьбой.

Сюжеты, в которых один выдает себя за другого, что вы-

зывает смех, широко распространены во всех литературах, и

в том числе в советской, чему можно было бы привести

множество примеров, На целом клубке подобных недоразу-

мений основано действие комедии Зощенко «Парусиновый

портфель». На этом же принципе основан комизм само-

званства. В «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова Остап

Бендер выдает себя за великого шахматиста, хотя он шах-

матной игры не знает, В «Золотом теленке» автомашину

Остапа Бендера и его компании принимают за головную

машину автопробега, всюду встречают с почетом и подар-

ками. Остап ловко этим пользуется, выдавая себя за чем-

пиона, пока обман не разъясняется, и машине приходится

спешно исчезнуть со сцены.

В приведенных случаях обманщик выдает себя за нечто

высшее и более значительное, чем он есть на самом деле.

Возможен, однако, и обратный случай: человек более или

менее значительный выдает себя за нечто низшее, чем он

есть на самом деле. Такие мистификации любили разыгры-

вать некоторые из великих русских юмористов. Вот что рас-

сказывает Мария Павловна Чехова о своем брате: «Никогда

не забуду, как изводил меня Антон Павлович в поезде, когда

мы возвращались в Москву. Дело в том, что с нами в одном

поезде ехал профессор Стороженко, который читал лекции

и экзаменовал меня, когда я была слушательницей на Выс-

ших курсах В. И. Герье, Я сказала об этом брату и попроси-

ла его поменьше дурить. Но он нарочно стал придумывать

всякие шуточные импровизации, чем приводил меня в ужас.

Вдруг он ни с того, ни с сего стал громко рассказывать, что

служил поваром у какой-то графини, как готовил на кухне

различные блюда, как его хвалили господа и какие они были

к нему добрые. Ехавший с нами виолончелист М. Р. Семаш-

ко подыгрывал брату и изображал камердинера, якобы тоже

служившего у каких-то господ. Они рассказывали друг другу

147

какие-то необыкновенные случаи из своей деятельности»

(Чехова, 87).

Подобные же случаи известны из жизни Гоголя.

Принцип «один вместо другого» может быть выражен и

более широко, как «одно вместо другого». Этому очень

близко явление, которое может быть кратко сформулирова-

но как «пустота вместо предполагавшегося содержания».

Принцип этот очень близок тому, который выразил Шек-

спир, назвав одну из своих комедий «Много шума из ниче-

го».

Мы не будем входить здесь в анализ интриги этой слож-

ной комедии, так как это завело бы нас слишком далеко.

Принцип «Много шума из ничего» из современной комедии

исчезает, ибо в жизни это явление встречается редко. Этот

случай мы имеем, когда наступает необыкновенный перепо-

лох, вызванный ничтожными причинами. Примером может

служить «Лошадиная фамилия» Чехова. Этот принцип ле-

жит в основе некоторых кинокомедий. В комедии

«Тридцать три» дантист обнаруживает, что у пациента не

тридцать два зуба, как у всех, а тридцать три.

Этот случай раздувают, человек становится знаменитым, о

нем пишутся диссертации, ero череп закупает музей, его

всюду встречают с почестями, угощают и т. д. Комедия

страдает некоторыми преувеличениями, но основная ситуа-

ция комична. Дело кончается тем, что у него заболевает зуб,

зуб удаляют, и оказывается, что на одном корне было две

головки, что бывает на самом деле и что, следовательно, у

него было только тридцать два зуба, как у всех, а не три-

дцать три.

Такие сюжеты более уместны как фантастические, а не

как реалистические, Они часто встречаются в сказках. В

наиболее чистом виде принцип «много шума из ничего»

выражен, пожалуй, в некоторых кумулятивных сказках.

Упомянем еще раз об одной такой сказке - «Жалостливая

девка». Девушка идет на реку выполаскивать швабру, На

другом берегу видна деревня, где живет ее жених, Это на-

водит девушку на такие мысли: «Выйду в эту деревеньку за-

148

муж, рожу паренька. Паренек будет на двадцатом годку,

пойдет по молоденькому ледку да и потонет». Она начинает

плакать. Приходит бабка и тоже начинает плакать. Потом

приходит дед, и все вместе они начинают выть. Жених (или

другое лицо), узнав в чем дело, уходит искать по свету, есть

ли кто-либо глупее его невесты. И обычно находит.

Здесь контраст между ничтожеством причины и вызван-

ным ею переполохом служит для разоблачения глупости не-

весты, Этот контраст комичен и сам по себе, дурость не

обязательно подчеркивается. В сказке «Разбитое яичко» раз-

бивается яйцо, дед говорит об этом бабке, та плачет. Весть о

разбитом яичке распространяется по всей деревне, и насту-

пает необычайная суматоха. Дед плачет, бабка воет, курочка

кудахчет, ворота скрипят, гуси кричат, дьяк звонит в коло-

кола, поп рвет книги. Дело кончается тем, что деревня сго-

рает, Иногда, правда, суматоха мотивируется тем, что яичко

было не простое, а золотое. Но это не меняет сути дела.

Некоторые теоретики сравнивают подобные случаи с пу-

зырем, который все больше и больше непомерно надувается

и потом с треском лопается. Такое сравнение очень удачно

и образно выражает суть дела.

 

Глава 21. Добрый смех

Мы рассмотрели пока только один вид смеха. Характерно

для этого вида смеха наличие в нем прямой или скрытой

насмешки., вызванной некоторыми недостатками того, над

кем смеются, Это наиболее распространенный и часто

встречающийся вид смеха как в жизни, так и в искусстве.

Очевидно, однако, что это не единственный вид смеха и что

раньше, чем делать какие-либо выводы о природе смеха и

комизма вообще, надо рассмотреть по возможности все ви-

ды смеха,

Совершенно очевидно также, что смеются не только по-

тому, что открываются какие-то недостатки в окружающих

нас людях, но и по другим причинам, а по каким именно

- это и надо установить. Выше был приведен перечень ви-

дов смеха, данный Р. Юреневым. Перечень этот интересен

и богат, но он несколько беспорядочен и не преследует на-

учно-познавательных целей. Нет попытки классификации,

Исходя из наблюдений чисто количественного порядка,

можно установить, что насмешливый смех встречается чрез-

вычайно часто, что это основной вид человеческого смеха и

150

что все другие виды встречаются значительно реже. С точки

зрения формальной логики можно чисто умозрительно

прийти к заключению, что есть две большие области смеха

или два рода их. Один включает в себя насмешку, другой

этой насмешки не содержит. Такое распределение пред-

ставляет собой классификацию по наличию и отсутствию

одного признака. В данном случае она окажется правильной

не только формально, но и по существу. Такое различие де-

лается и в некоторых эстетиках. Лессинг в «Гамбургской

драматургии» пишет: «Смеяться и осмеивать - далеко не

одно и то же», Можно, однако, установить, что резкой, чет-

кой границы нет, что есть как бы промежуточные, переход-

ные случаи, и к ним теперь надо обратиться.

Выше мы видели, что смех возможен только тогда, когда

недостатки, которые осмеиваются, не принимают характера

пороков и не вызывают отвращения. Все дело здесь, следо-

вательно, в степени. Может оказаться, например, что недос-

татки настолько ничтожны, что они вызывают у нас не

смех, а улыбку. Такой недостаток может оказаться свойст-

венным человеку, которого мы очень любим и ценим, к ко-

торому мы испытываем симпатию. На общем фоне поло-

жительной, оценки и одобрения маленький недостаток не

только не вызывает осуждения, но может еще усилить наше

чувство любви и симпатии. Таким людям мы охотно про-

щаем их недостатки. Такова психологическая основа добро-

го смеха. К этому теперь и надо обратиться,

В отличие от элементов сарказма и злорадства, присущих

насмешливому смеху, мы здесь имеем мягкий и безобидный

юмор. «Термин юмор, - говорит Вулис, - незаменим,

когда автор на стороне объекта смеха» {Вулис, 19), Поня-

тие «юмора в эстетиках определялось неоднократно, В ши-

роком смысле под юмором можно понимать способность

воспринимать и создавать комическое. Но в данном случае

речь идет о другом. «Комическое и юмор, - пишет

Ник, Гартман, - конечно, тесно связаны друг с другом, но

ни в коем случае не совпадают; а также формально не па-

раллельны» (Гартман, б04). Юмор есть некоторое душевное

151
состояние, при котором в наших отношениях к людям мы

сквозь внешние проявления небольших недостатков угады-

ваем положительную внутреннюю сущность. Этот вид юмо-

ра порождается некоторым благосклонным добродушием.

Добрый смех допускает самые разнообразные оттенки и

формы своего проявления. Один из них то, что мы называ-

ем «дружеский шарж». Правда, те, на кого рисуют такие

шаржи, далеко не всегда бывают осчастливлены. Очень ин-

тересный случай рассказывает Иосиф Игин.

 

«У большинства актеров шаржи вызывали улыбки и шутки, и

лишь тетя Катя (так ленинградцы называли Е. П. Корчагину-

Александровскую) утирала платком слезы,

"Не может быть, - подумал я, - неужели она обиделась?"

Но она тронула меня за рукав и, всхлипывая, сказала:

'Ты, милок, не подумай; нас, актеров, зритель знает, пока мы

на сцене, пока мы живем, Ему надо напоминать о нас рисунками,

фотографиями... Рисуй нас, голубчик. Конечно, лучше, чтоб это бы-

ли не шаржи. Но что поделать, если ты по-настоящему не мо-

жешь!"» (Игин, 22).

Здесь дружеский шарж граничит с карикатурой. Настоя-

щего тепла в нем, конечно, нет, хотя автор и имел самые.

лучшие намерения. В этом смысле этот случай не типичен.

В большинстве же случаев добрый смех сопровождается

именно чувством душевного тепла. Величайшими мастерами

доброго юмора и его литературно-художественного вопло-

щения были Пушкин, Диккенс, Чехов, отчасти Толстой. Мы

не будем располагать материал в историко-литературном

порядке, а возьмем несколько показательных случаев.

Все знают, что смешны бывают дети, начиная от рожде-

ния и кончая годами отрочества. Это чувствовали и художе-

ственно передавали такие великие писатели, как Лев Тол-

стой и - в иных формах - Чехов. Толстой отнюдь не

юморист и не задается целью вызвать в читателе смех. Но

он вызывает в нем невольную улыбку,,улыбку сочувствия и

одобрений. Чеховские детские типы очень разнообразны.

Некоторые из них обрисованы трагически, как, например,

152

Ванька Жуков, который отдан в ученики к сапожнику и

пишет письмо на деревню о всех своих горестях. Горести

эти изложены детским, наивным и потому слегка смешным

языком, но содержание письма потрясает читателя своей

ужасающей правдой. Совершенно иной характер имеет, на-

пример, рассказ «Детвора», где показаны дети, играющие в

лото. Вот как описывается один из играющих мальчиков,

Гриша: «Это маленький девятилетний мальчик с догола ост-

риженной головой, пухлыми щеками и с жирными, как у

негра, губами». Другой, самый маленький, описан так:

«Алеша, пухлый шаровидный карапузик, пыхтит, сопит и

пучит глаза на карты». Но Чехов не только описывает на-

ружность детей, но подробно вникает в их психологию и

характеры. Наружность в этих случаях не заслоняет, а рас-

крывает сущность, притом такую, которая вызывает в нас

не осуждение, а, наоборот, улыбку. Это касается даже не-

достатков. Описываемые Чеховым дети отнюдь не идеальны.

Гриша играет исключительно из-за денег. «Выиграв, он с

жадностью хватает деньги и тотчас прячет их в карман».

Сестра его Аня играет не ради денег, а ради того, чтобы

обыграть других, и страдает, когда выигрывает не она. Са-

мый маленький, Алеша, любит происшествия. «По виду он

флегма, но в душе порядочная.бестия»: он счастлив, когда

происходит драка. Все это с точки зрения заскорузлой педа-

гогики вовсе не идеально. Представителем такой педагогики

выведен Вася, ученик V класса. Вася, входя в столовую, где

играют дети, думает про себя; «Это возмутительно! Разве

можно давать детям деньги? И разве можно позволять им

играть в азартные игры? Хороша педагогика, нечего сказать.

Возмутительно» Но вскоре и он присоединяется к игре,

Над Васей Чехов смеется другим смехом, чем над детьми,

Так выясняется перед нами сущность доброго смеха, того

мягкого юмора, особым мастером которого был Чехов.

Можно ли в свете всего изложенного выше решить, поче-

му дети просто как таковые так часто бывают смешны? Мы

видели, что смех возникает при взгляде на внешнее прояв-

ление духовной и душевной жизни, причем внешнее прояв-

153

ление заслоняет собой внутреннюю сущность, которая при

этом оказывается неполноценной. При взгляде на детей

бросается в глаза яркость именно Внешней формы, Чем ко-

лоритнее форма, тем сильнее вызванный ею непроизволь-

ный комизм. Но внешние формы при этом не заслоняют

внутренней сущности, а, наоборот, раскрывают ее. Они со-

ставляют самую суть детского существа. Здесь не дисгармо-

ния, а наоборот - гармония, и эта целостность нас радует.

Другой классический пример доброго юмора - чеховская

«Душечка». Душечка - это молодая женщина, которая од-

ного за другим теряет людей, которых она любила. Она как

будто не имеет никакого собственного нутра, а всецело вхо-

дит в интересы тех, кого она любит. Будучи женой теат-

рального антрепренера, она помогает мужу и повторяет все

его мнения. После его смерти она выходит за управляющего

лесным складом и опять помогает мужу. Самое важное в

жизни для нее теперь - тарифы. «Какие мысли были у

мужа, такие и у нее». Третья ее привязанность - ветери-

нар, и теперь она уже больше всего на свете интересуется

болезнями скота. Когда ветеринар уезжает навсегда и с ним

приходится расстаться, она остается совершенно одна. Те-

перь «у нее уже не было никаких мнений», Когда же через

много лет ветеринар возвращается в город, она всю свою

любовь переносит на его девятилетнего сына, помогает ему

готовить уроки, заботится о нем и балует его, и теперь она

разделяет мнения мальчика о задаваемых баснях и о труд-

ности латинской грамматики.

Кто же Душечка? Положительный тип или отрицатель-

ный? И каков здесь смех Чехова? По уровню своей умст-

венной жизни, по полному отсутствию какой бы то ни было

самостоятельности во взглядах на жизнь она как будто бы

заслуживает насмешки. Но, проявляя свою неспособность к

самостоятельному мышлению, она вместе с тем проявляет

такую силу нежной женской любви, такую способность все-

цело отрекаться от себя, такое бескорыстие, что ее отрица-

тельные качества меркнут перед этой неизменной, постоян-

ной способностью глубоко и искренне любить. Замечатель-

154

но, что чеховская «Душечка» при его жизни не была поня-

та. И И. Горбунов-Посадов писал Чехову 24 января 1899 г.,

чго «"Душенька" (так! - В. I1,) гоголевская совершенно

вещь», В свете того, что выше говорилось о Гоголе, такое

мнение надо полностью отвергнуть. Очень высоко ценил

этот рассказ Лев Толстой, Дочь Толстого, Татьяна Львовна,

писала Чехову 30 марта 1892 r. «Ваша "Душечка" пре-

лесть... Отец ее читал четыре раза подряд вслух и говорит,

что поумнел от этой вещи», Но и Толстой, восхищаясь этим

рассказом, не понял замысла Чехова. В 1905 г. он написал

послесловие к этому рассказу, в котором утверждал, что

идеал Чехова - женщина развитая и ученая, работающая

на пользу обществу. Чехов будто бы хотел посмеяться над

жалкой Душечкой, не соответствующей этому идеалу, Од-

нако совершенно очевидно, что идеал равноправия и образ

самоотверженной «Душечки» нисколько не исключают друг

друга, и Чехов в тонах мягкого юмора опоэтизировал этот

прелестный и женский образ. Чехов, наоборот, недолюбли-

вал ученых женщин, В рассказе «Розовый чулок» он описы-

вает молодую жену, которая без соблюдения орфографии и

пунктуации косыми строчками пишет длинное письмо,

Муж видит это письмо, упрекает ее в безграмотности. Она

тихо плачет; а потом муж жалеет о своих упреках, вспоми-

нает о всех достоинствах своей преданной, любящей и доб-

рой жены, с которой так легко и хорошо жить.

«Вспоминается ему при этом, как умные женщины вообще

тяжелы, как они требовательны, строги и неуступчивы... Бог

с ними, с этими умными и учеными женщинами! С про-

стенькими лучше и спокойнее живется».

Есть теоретики, которые отрицают возможность доброго

смеха. Так, Бергсон писал: «Смешное требует для проявле-

ния полного своего действия как бы кратковременной ане-

стезии сердца». Это значит, что смеяться можно, только

став на время жестоким, нечувствительным к чужой беде.

Такое утверждение верно только для насмешливого смеха,

связанного с комизмом человеческих недостатков, но оши-

бочно для других видов его, Другие утверждали как раз об-

155

ратное. Так, канадский писатель Ликок пишет: «Мне всегда

казалось, что настоящий юмор, по самой сути своей, не

должен быть злым и жестоким. Я вполне допускаю, что в

каждом из нас сидит этакое первобытное дьявольское зло-

радство, которое нет-нет да и вылезет наружу, когда с кем-

нибудь из наших ближних стрясется беда, - чувство, столь

же неотделимое от человеческой натуры, как первородный

грех. Что ж тут смешного, скажите на милость, если про-

хожий - в особенности какой-нибудь важный толстяк-

вдруг поскользнется на банановой кожуре и грохнется

оземь? А нам смешно». «Так же, как и большинство людей,

- пишет он дальше, - я считаю, что юмор прежде всего

должен быть беззлобным и не жестоким» (Ликок, 199,

201), Обе точки зрения ошибочны и односторонни. Возра-

жая Бергсону, можно сказать, что добрый смех, не требую-

щий никакой «анестезии сердца», все же возможен, но не

прав и Ликок, который считает, что добрый смех - един-

ственно возможный и морально оправданный. Утверждение,

что смех аморален, может привести к отрицательному от-

ношению ко всякому смеху вообще. Мы уже видели, что

так относился к сает и сатире Гегель. Но он - далеко не

единственный. Такую точку зрения высказывал не кто иной,

как Гете. В беседе с канцлером Мюллером он говорил:

«Только тот, кто не имеет совести или ответственнос.-,и,

может быть юмористом»; «Виланд, например, обладал юмо-

ром, потому что он был скептичен, а скептики ничего по-

настоящему не принимают всерьез»; «Тот, кто по-

настоящему серьезно относится к жизни, не может быть

юмористом».

Мы можем уважать глубоко серьезное отношение к жиз-

ни и к своим обязанностям великого Гете. Тем не менее

умение смеяться вовсе не исключает серьезного отношения

к жизни и к своим обязанностям. Пушкин был глубоко

серьезным по существу и очень добрым человеком и вместе

с тем умел хорошо смеяться.

Ленский и Ольга играют в шахматы,

156

И Ленский пешкою ладью

Берет в рассеяньи свою,

 

Комизм рассеянности разъяснен выше. Но данный случай

не подходит под развитую там теорию. Чем же он отлича-

ется? Ошибка Ленского вызвана не мелкими или низмен-

ными заботами или побуждениями, а как раз наоборот:

 

Ах, он любил, как в наши лета

Уже не любят; как одна

Безумная душа поэта

Еще любить осуждена.

 

Глубина и сила любви - вот что приводит здесь к рассе-

янности, и это Пушкиным подчеркнуто. Добрый юмор

Пушкина особенно ясно вскрывается, если сравнить описа-

ние бала у Лариных с балом у губернатора в «Мертвых ду-

шах». Оба бала описаны юмористически, оба вызывают

смех, но смех разный. «Припрыжки, каблуки, усы» не ме-

шают Пушкину любить ту провинциальную дворянскую

среду, которая составляет фон событий романа; бал же у гу-

бернатора, описанный Гоголем, раскрывает все убожество и

всю низость чиновничье-бюрократического быта губернского

города при николаевском режиме. Значение доброго смеха

понимал даже Гоголь, смех которого носит совершенно дру-

гой характер, чем смех Пушкина, «Засмеяться добрым,

светлым смехом может только одна глубоко добрая душа»,

- пишет он в статье по поводу постановки «Ревизора». В

«Старосветских помещиках» Гоголь очень близко подошел к

тому, что мы назвали здесь добрым смехом. Белинский пи-

шет об этом так: «Вы смеетесь над этою добродушною лю-

бовью, скрепленною могуществом привычки и потом пре-

вратившеюся в привычку, но ваш смех весело-добродушен,

и в нем нет ничего досадного, оскорбительного».

Жан Поль, теоретик комического, несколько лет спустя

после того, как он выпустил свою «Пропедевтику эстетики»,

написал небольшую статью под заглавием «Ценность юмо-

ра», в которой он говорит, что юмор помогает жить:

«Прочитав и отложив юмористическую книгу, не будешь

ненавидеть ни мир, ни даже себя»'". Это пишет автор мно-

гочисленных юмористических произведений, в которых он

хотел выразить радость жизни.

Все это характеризует переходный, промежуточный ха-

рактер доброго смеха между теми видами смеха, которые

вызваны недостатками и приводят к насмешке, и теми, в

которых смех вызван не человеческими недостатками, а

другими причинами и насмешки не содержит.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...