 |
Глава 20. Один в роли другого. Много шума из ничего
|
|
|
|
У Канта есть мысль, которая сформулирована им следую-
щим образом: «Смех есть аффект, [проистекающий] из
внезапного превращения напряженного ожидания в ничто»
(Кант, V, 352). Эта фраза часто цитируется, причем всегда
критически. Жан Поль выразил свою критику мягко и де-
ликатно: «Новое кантовское определение комического, что
комическое состоит во внезапном разрешении ожидания в
ничто, многое имеет против себя» (Жан Поль, 128). Более
решителен Шопенгауэр, который отрицает и Канта, и Жана
Поля и пишет так: «Теория комического Канта и Жана По-
ля известна. Доказывать их ошибочность я считаю излиш-
ним» (Шопенгауэр, II, 181), Он думает, что каждый, кто
попытается применить эту теорию к фактам, сразу сам
сможет убедиться в ее несостоятельности. В том же духе
выражаются и некоторые другие авторы.
Тем не менее сопоставительное изучение фактов показы-
вает, что теория Канта верна, но она требует некоторых до-
полнении и поправок, Неверно, что смех наступает после
«напряженного ожидания». Смех может наступить совер-
шенно неожиданно. Самое важное, однако, не это. Не-
сбывшееся ожидание, о котором говорит Кант, может быть
комическим, но может и не быть им. Кант не определил
специфику комического.
144
В каких же условиях несбывшееся ожидание вызывает
смех и в каких нет? Если, например, девушка вышла замуж,
принимая жениха за идеального или, во всяком случае, по-
рядочного, честного человека, он же совершает поступок
нечестный, подлый, некрасивый, то ничего смешного в этом
нет. Несбывшееся ожидание не привело к смеху.
Теория Канта требует оговорки, что смех наступит только
тогда, когда несбывшееся ожидание не приведет к послед-
|
|
|
ствиям серьезным или трагическим. Кантовская теория от-
нюдь не противоречит тому, что говорилось в предыдущих
главах. Если вдуматься в эту теорию, то сущность ее сводит-
ся некоторому разоблачению. Мысль Канта допускает рас-
ширение и может быть выражена так: мы смеемся, когда
думаем, что что-то есть, а на самом деле за этим ничего нет.
«Что-то» - это человек, которого принимают за нечто
важное, значительное, положительное. «Ничто» - это то,
во что он оборачивается на самом деле. На этом основана
интрига «Ревизора». «Удивительное дело, господа! Чинов-
ник, которого мы принимали за ревизора, был не ревизор»
Чиновники во главе с городничим думают, что Хлестаков-
важная персона, генерал, который запанибрата разговарива-
ет с министрами и посланниками, «уполномоченная особа»;
но вдруг обнаруживается, что он «не уполномоченный и не
особа», а «сосулька», «тряпка». Собственно говоря, на этом
же принципе основан сюжет «Мертвых душ». Чичикова
принимают за богача, миллионщика, все им очарованы, на
самом же деле он - пройдоха, плут, который «всех обма-
нул». Слова жены Коробкина в «Ревизоре»: «Вот уж точно,
вот уж беспримерная конфузия», - в равной степени при-
менимы как к «Ревизору», так и к «Мертвым душам».
Прав Д. П. Николаев, когда он пишет: «Именно стремле-
ние чего-либо выдать себя не за то, что оно есть на самом
деле, и создает возможность для возникновения смеха»
(Николаев, 56). Еще яснее выражается Вулис «""То и не
то" - пожалуй, наиболее общая схема всякого комического
явления» (Вулис, 11). Эту же мысль высказывает Юренев:
145
«События происходят не так, как ожидали, и герой оказы-
вается не тем, кем его считали» (Юренев, 1964а, 97),
Принцип этот давно осознан и получил название «qui pro
quo», что в смысловом переводе означает «один вместо дру-
гого», На этом основан широко распространенный в ста-
ринных комедиях мотив переодеваний, выступления в чу-
|
|
|
жом обличье, когда одних принимают за других. Обычно
такие действия сопровождаются некоторым обманом. В
«Ревизоре» Хлестаков становится обманщиком поневоле, но
это не меняет сути дела.
В классической старинной комедии обманщик нарочито
вводит в заблуждение своего антагониста. Такая форма об-
мана может рассматриваться как частный случай одурачива-
ния.
Мы приведем лишь два-три примера. В «Амфитрионе»
Мольера бог Юпитер влюбляется в жену фиванского на-
чальника Амфитриона Алкмену. Пока Амфитрион на войне.
Юпитер навещает ее, приняв личину ее супруга. Когда муж
возвращается с войны, обман открывается. Юпитер утешает
Амфитриона тем, что соперником его был бог и что у него
родится сын - Геркулес. Ситуация сама по себе могла бы
не быть смешной: узурпация супружеских прав может вы-
глядеть различно. Но все действие происходит не в действи-
тельности, а в фантазии. Богу приходится ретироваться, он
посрамлен, торжествует правда, торжествует муж, все кон-
чается благополучно.
В «Двенадцатой ночи» Шекспира действующие лица-
неразличимые по сходству близнецы, брат и сестра. Сестра
переодевается мужчиной. На этом основано множество не-
доразумений, вызывающих в зрительном зале дружный
смех.
Принцип «qui pro qua> осуществляется преимущественно
в старинной западноевропейской классической комедии, но
он встречается и в русской литературе. Его мы имеем, на-
пример, в «Барышне-крестьянке» Пушкина, где уездная ба-
рышня переодевается крестьянкой и тем вводит в заблуж-
146
дение соседского помещичьего сына. Недоразумение благо-
получно разъясняется, и дело кончается свадьбой.
Сюжеты, в которых один выдает себя за другого, что вы-
зывает смех, широко распространены во всех литературах, и
в том числе в советской, чему можно было бы привести
множество примеров, На целом клубке подобных недоразу-
мений основано действие комедии Зощенко «Парусиновый
портфель». На этом же принципе основан комизм само-
званства. В «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова Остап
Бендер выдает себя за великого шахматиста, хотя он шах-
матной игры не знает, В «Золотом теленке» автомашину
Остапа Бендера и его компании принимают за головную
|
|
|
машину автопробега, всюду встречают с почетом и подар-
ками. Остап ловко этим пользуется, выдавая себя за чем-
пиона, пока обман не разъясняется, и машине приходится
спешно исчезнуть со сцены.
В приведенных случаях обманщик выдает себя за нечто
высшее и более значительное, чем он есть на самом деле.
Возможен, однако, и обратный случай: человек более или
менее значительный выдает себя за нечто низшее, чем он
есть на самом деле. Такие мистификации любили разыгры-
вать некоторые из великих русских юмористов. Вот что рас-
сказывает Мария Павловна Чехова о своем брате: «Никогда
не забуду, как изводил меня Антон Павлович в поезде, когда
мы возвращались в Москву. Дело в том, что с нами в одном
поезде ехал профессор Стороженко, который читал лекции
и экзаменовал меня, когда я была слушательницей на Выс-
ших курсах В. И. Герье, Я сказала об этом брату и попроси-
ла его поменьше дурить. Но он нарочно стал придумывать
всякие шуточные импровизации, чем приводил меня в ужас.
Вдруг он ни с того, ни с сего стал громко рассказывать, что
служил поваром у какой-то графини, как готовил на кухне
различные блюда, как его хвалили господа и какие они были
к нему добрые. Ехавший с нами виолончелист М. Р. Семаш-
ко подыгрывал брату и изображал камердинера, якобы тоже
служившего у каких-то господ. Они рассказывали друг другу
147
какие-то необыкновенные случаи из своей деятельности»
(Чехова, 87).
Подобные же случаи известны из жизни Гоголя.
Принцип «один вместо другого» может быть выражен и
более широко, как «одно вместо другого». Этому очень
близко явление, которое может быть кратко сформулирова-
но как «пустота вместо предполагавшегося содержания».
Принцип этот очень близок тому, который выразил Шек-
спир, назвав одну из своих комедий «Много шума из ниче-
го».
Мы не будем входить здесь в анализ интриги этой слож-
ной комедии, так как это завело бы нас слишком далеко.
Принцип «Много шума из ничего» из современной комедии
исчезает, ибо в жизни это явление встречается редко. Этот
|
|
|
случай мы имеем, когда наступает необыкновенный перепо-
лох, вызванный ничтожными причинами. Примером может
служить «Лошадиная фамилия» Чехова. Этот принцип ле-
жит в основе некоторых кинокомедий. В комедии
«Тридцать три» дантист обнаруживает, что у пациента не
тридцать два зуба, как у всех, а тридцать три.
Этот случай раздувают, человек становится знаменитым, о
нем пишутся диссертации, ero череп закупает музей, его
всюду встречают с почестями, угощают и т. д. Комедия
страдает некоторыми преувеличениями, но основная ситуа-
ция комична. Дело кончается тем, что у него заболевает зуб,
зуб удаляют, и оказывается, что на одном корне было две
головки, что бывает на самом деле и что, следовательно, у
него было только тридцать два зуба, как у всех, а не три-
дцать три.
Такие сюжеты более уместны как фантастические, а не
как реалистические, Они часто встречаются в сказках. В
наиболее чистом виде принцип «много шума из ничего»
выражен, пожалуй, в некоторых кумулятивных сказках.
Упомянем еще раз об одной такой сказке - «Жалостливая
девка». Девушка идет на реку выполаскивать швабру, На
другом берегу видна деревня, где живет ее жених, Это на-
водит девушку на такие мысли: «Выйду в эту деревеньку за-
148
муж, рожу паренька. Паренек будет на двадцатом годку,
пойдет по молоденькому ледку да и потонет». Она начинает
плакать. Приходит бабка и тоже начинает плакать. Потом
приходит дед, и все вместе они начинают выть. Жених (или
другое лицо), узнав в чем дело, уходит искать по свету, есть
ли кто-либо глупее его невесты. И обычно находит.
Здесь контраст между ничтожеством причины и вызван-
ным ею переполохом служит для разоблачения глупости не-
весты, Этот контраст комичен и сам по себе, дурость не
обязательно подчеркивается. В сказке «Разбитое яичко» раз-
бивается яйцо, дед говорит об этом бабке, та плачет. Весть о
разбитом яичке распространяется по всей деревне, и насту-
пает необычайная суматоха. Дед плачет, бабка воет, курочка
кудахчет, ворота скрипят, гуси кричат, дьяк звонит в коло-
кола, поп рвет книги. Дело кончается тем, что деревня сго-
рает, Иногда, правда, суматоха мотивируется тем, что яичко
было не простое, а золотое. Но это не меняет сути дела.
Некоторые теоретики сравнивают подобные случаи с пу-
зырем, который все больше и больше непомерно надувается
и потом с треском лопается. Такое сравнение очень удачно
и образно выражает суть дела.
Глава 21. Добрый смех
Мы рассмотрели пока только один вид смеха. Характерно
для этого вида смеха наличие в нем прямой или скрытой
|
|
|
насмешки., вызванной некоторыми недостатками того, над
кем смеются, Это наиболее распространенный и часто
встречающийся вид смеха как в жизни, так и в искусстве.
Очевидно, однако, что это не единственный вид смеха и что
раньше, чем делать какие-либо выводы о природе смеха и
комизма вообще, надо рассмотреть по возможности все ви-
ды смеха,
Совершенно очевидно также, что смеются не только по-
тому, что открываются какие-то недостатки в окружающих
нас людях, но и по другим причинам, а по каким именно
- это и надо установить. Выше был приведен перечень ви-
дов смеха, данный Р. Юреневым. Перечень этот интересен
и богат, но он несколько беспорядочен и не преследует на-
учно-познавательных целей. Нет попытки классификации,
Исходя из наблюдений чисто количественного порядка,
можно установить, что насмешливый смех встречается чрез-
вычайно часто, что это основной вид человеческого смеха и
150
что все другие виды встречаются значительно реже. С точки
зрения формальной логики можно чисто умозрительно
прийти к заключению, что есть две большие области смеха
или два рода их. Один включает в себя насмешку, другой
этой насмешки не содержит. Такое распределение пред-
ставляет собой классификацию по наличию и отсутствию
одного признака. В данном случае она окажется правильной
не только формально, но и по существу. Такое различие де-
лается и в некоторых эстетиках. Лессинг в «Гамбургской
драматургии» пишет: «Смеяться и осмеивать - далеко не
одно и то же», Можно, однако, установить, что резкой, чет-
кой границы нет, что есть как бы промежуточные, переход-
ные случаи, и к ним теперь надо обратиться.
Выше мы видели, что смех возможен только тогда, когда
недостатки, которые осмеиваются, не принимают характера
пороков и не вызывают отвращения. Все дело здесь, следо-
вательно, в степени. Может оказаться, например, что недос-
татки настолько ничтожны, что они вызывают у нас не
смех, а улыбку. Такой недостаток может оказаться свойст-
венным человеку, которого мы очень любим и ценим, к ко-
торому мы испытываем симпатию. На общем фоне поло-
жительной, оценки и одобрения маленький недостаток не
только не вызывает осуждения, но может еще усилить наше
чувство любви и симпатии. Таким людям мы охотно про-
щаем их недостатки. Такова психологическая основа добро-
го смеха. К этому теперь и надо обратиться,
В отличие от элементов сарказма и злорадства, присущих
насмешливому смеху, мы здесь имеем мягкий и безобидный
юмор. «Термин юмор, - говорит Вулис, - незаменим,
когда автор на стороне объекта смеха» {Вулис, 19), Поня-
тие «юмора в эстетиках определялось неоднократно, В ши-
роком смысле под юмором можно понимать способность
воспринимать и создавать комическое. Но в данном случае
речь идет о другом. «Комическое и юмор, - пишет
Ник, Гартман, - конечно, тесно связаны друг с другом, но
ни в коем случае не совпадают; а также формально не па-
раллельны» (Гартман, б04). Юмор есть некоторое душевное
151
состояние, при котором в наших отношениях к людям мы
сквозь внешние проявления небольших недостатков угады-
ваем положительную внутреннюю сущность. Этот вид юмо-
ра порождается некоторым благосклонным добродушием.
Добрый смех допускает самые разнообразные оттенки и
формы своего проявления. Один из них то, что мы называ-
ем «дружеский шарж». Правда, те, на кого рисуют такие
шаржи, далеко не всегда бывают осчастливлены. Очень ин-
тересный случай рассказывает Иосиф Игин.
«У большинства актеров шаржи вызывали улыбки и шутки, и
лишь тетя Катя (так ленинградцы называли Е. П. Корчагину-
Александровскую) утирала платком слезы,
"Не может быть, - подумал я, - неужели она обиделась?"
Но она тронула меня за рукав и, всхлипывая, сказала:
'Ты, милок, не подумай; нас, актеров, зритель знает, пока мы
на сцене, пока мы живем, Ему надо напоминать о нас рисунками,
фотографиями... Рисуй нас, голубчик. Конечно, лучше, чтоб это бы-
ли не шаржи. Но что поделать, если ты по-настоящему не мо-
жешь!"» (Игин, 22).
Здесь дружеский шарж граничит с карикатурой. Настоя-
щего тепла в нем, конечно, нет, хотя автор и имел самые.
лучшие намерения. В этом смысле этот случай не типичен.
В большинстве же случаев добрый смех сопровождается
именно чувством душевного тепла. Величайшими мастерами
доброго юмора и его литературно-художественного вопло-
щения были Пушкин, Диккенс, Чехов, отчасти Толстой. Мы
не будем располагать материал в историко-литературном
порядке, а возьмем несколько показательных случаев.
Все знают, что смешны бывают дети, начиная от рожде-
ния и кончая годами отрочества. Это чувствовали и художе-
ственно передавали такие великие писатели, как Лев Тол-
стой и - в иных формах - Чехов. Толстой отнюдь не
юморист и не задается целью вызвать в читателе смех. Но
он вызывает в нем невольную улыбку,,улыбку сочувствия и
одобрений. Чеховские детские типы очень разнообразны.
Некоторые из них обрисованы трагически, как, например,
152
Ванька Жуков, который отдан в ученики к сапожнику и
пишет письмо на деревню о всех своих горестях. Горести
эти изложены детским, наивным и потому слегка смешным
языком, но содержание письма потрясает читателя своей
ужасающей правдой. Совершенно иной характер имеет, на-
пример, рассказ «Детвора», где показаны дети, играющие в
лото. Вот как описывается один из играющих мальчиков,
Гриша: «Это маленький девятилетний мальчик с догола ост-
риженной головой, пухлыми щеками и с жирными, как у
негра, губами». Другой, самый маленький, описан так:
«Алеша, пухлый шаровидный карапузик, пыхтит, сопит и
пучит глаза на карты». Но Чехов не только описывает на-
ружность детей, но подробно вникает в их психологию и
характеры. Наружность в этих случаях не заслоняет, а рас-
крывает сущность, притом такую, которая вызывает в нас
не осуждение, а, наоборот, улыбку. Это касается даже не-
достатков. Описываемые Чеховым дети отнюдь не идеальны.
Гриша играет исключительно из-за денег. «Выиграв, он с
жадностью хватает деньги и тотчас прячет их в карман».
Сестра его Аня играет не ради денег, а ради того, чтобы
обыграть других, и страдает, когда выигрывает не она. Са-
мый маленький, Алеша, любит происшествия. «По виду он
флегма, но в душе порядочная.бестия»: он счастлив, когда
происходит драка. Все это с точки зрения заскорузлой педа-
гогики вовсе не идеально. Представителем такой педагогики
выведен Вася, ученик V класса. Вася, входя в столовую, где
играют дети, думает про себя; «Это возмутительно! Разве
можно давать детям деньги? И разве можно позволять им
играть в азартные игры? Хороша педагогика, нечего сказать.
Возмутительно» Но вскоре и он присоединяется к игре,
Над Васей Чехов смеется другим смехом, чем над детьми,
Так выясняется перед нами сущность доброго смеха, того
мягкого юмора, особым мастером которого был Чехов.
Можно ли в свете всего изложенного выше решить, поче-
му дети просто как таковые так часто бывают смешны? Мы
видели, что смех возникает при взгляде на внешнее прояв-
ление духовной и душевной жизни, причем внешнее прояв-
153
ление заслоняет собой внутреннюю сущность, которая при
этом оказывается неполноценной. При взгляде на детей
бросается в глаза яркость именно Внешней формы, Чем ко-
лоритнее форма, тем сильнее вызванный ею непроизволь-
ный комизм. Но внешние формы при этом не заслоняют
внутренней сущности, а, наоборот, раскрывают ее. Они со-
ставляют самую суть детского существа. Здесь не дисгармо-
ния, а наоборот - гармония, и эта целостность нас радует.
Другой классический пример доброго юмора - чеховская
«Душечка». Душечка - это молодая женщина, которая од-
ного за другим теряет людей, которых она любила. Она как
будто не имеет никакого собственного нутра, а всецело вхо-
дит в интересы тех, кого она любит. Будучи женой теат-
рального антрепренера, она помогает мужу и повторяет все
его мнения. После его смерти она выходит за управляющего
лесным складом и опять помогает мужу. Самое важное в
жизни для нее теперь - тарифы. «Какие мысли были у
мужа, такие и у нее». Третья ее привязанность - ветери-
нар, и теперь она уже больше всего на свете интересуется
болезнями скота. Когда ветеринар уезжает навсегда и с ним
приходится расстаться, она остается совершенно одна. Те-
перь «у нее уже не было никаких мнений», Когда же через
много лет ветеринар возвращается в город, она всю свою
любовь переносит на его девятилетнего сына, помогает ему
готовить уроки, заботится о нем и балует его, и теперь она
разделяет мнения мальчика о задаваемых баснях и о труд-
ности латинской грамматики.
Кто же Душечка? Положительный тип или отрицатель-
ный? И каков здесь смех Чехова? По уровню своей умст-
венной жизни, по полному отсутствию какой бы то ни было
самостоятельности во взглядах на жизнь она как будто бы
заслуживает насмешки. Но, проявляя свою неспособность к
самостоятельному мышлению, она вместе с тем проявляет
такую силу нежной женской любви, такую способность все-
цело отрекаться от себя, такое бескорыстие, что ее отрица-
тельные качества меркнут перед этой неизменной, постоян-
ной способностью глубоко и искренне любить. Замечатель-
154
но, что чеховская «Душечка» при его жизни не была поня-
та. И И. Горбунов-Посадов писал Чехову 24 января 1899 г.,
чго «"Душенька" (так! - В. I1,) гоголевская совершенно
вещь», В свете того, что выше говорилось о Гоголе, такое
мнение надо полностью отвергнуть. Очень высоко ценил
этот рассказ Лев Толстой, Дочь Толстого, Татьяна Львовна,
писала Чехову 30 марта 1892 r. «Ваша "Душечка" пре-
лесть... Отец ее читал четыре раза подряд вслух и говорит,
что поумнел от этой вещи», Но и Толстой, восхищаясь этим
рассказом, не понял замысла Чехова. В 1905 г. он написал
послесловие к этому рассказу, в котором утверждал, что
идеал Чехова - женщина развитая и ученая, работающая
на пользу обществу. Чехов будто бы хотел посмеяться над
жалкой Душечкой, не соответствующей этому идеалу, Од-
нако совершенно очевидно, что идеал равноправия и образ
самоотверженной «Душечки» нисколько не исключают друг
друга, и Чехов в тонах мягкого юмора опоэтизировал этот
прелестный и женский образ. Чехов, наоборот, недолюбли-
вал ученых женщин, В рассказе «Розовый чулок» он описы-
вает молодую жену, которая без соблюдения орфографии и
пунктуации косыми строчками пишет длинное письмо,
Муж видит это письмо, упрекает ее в безграмотности. Она
тихо плачет; а потом муж жалеет о своих упреках, вспоми-
нает о всех достоинствах своей преданной, любящей и доб-
рой жены, с которой так легко и хорошо жить.
«Вспоминается ему при этом, как умные женщины вообще
тяжелы, как они требовательны, строги и неуступчивы... Бог
с ними, с этими умными и учеными женщинами! С про-
стенькими лучше и спокойнее живется».
Есть теоретики, которые отрицают возможность доброго
смеха. Так, Бергсон писал: «Смешное требует для проявле-
ния полного своего действия как бы кратковременной ане-
стезии сердца». Это значит, что смеяться можно, только
став на время жестоким, нечувствительным к чужой беде.
Такое утверждение верно только для насмешливого смеха,
связанного с комизмом человеческих недостатков, но оши-
бочно для других видов его, Другие утверждали как раз об-
155
ратное. Так, канадский писатель Ликок пишет: «Мне всегда
казалось, что настоящий юмор, по самой сути своей, не
должен быть злым и жестоким. Я вполне допускаю, что в
каждом из нас сидит этакое первобытное дьявольское зло-
радство, которое нет-нет да и вылезет наружу, когда с кем-
нибудь из наших ближних стрясется беда, - чувство, столь
же неотделимое от человеческой натуры, как первородный
грех. Что ж тут смешного, скажите на милость, если про-
хожий - в особенности какой-нибудь важный толстяк-
вдруг поскользнется на банановой кожуре и грохнется
оземь? А нам смешно». «Так же, как и большинство людей,
- пишет он дальше, - я считаю, что юмор прежде всего
должен быть беззлобным и не жестоким» (Ликок, 199,
201), Обе точки зрения ошибочны и односторонни. Возра-
жая Бергсону, можно сказать, что добрый смех, не требую-
щий никакой «анестезии сердца», все же возможен, но не
прав и Ликок, который считает, что добрый смех - един-
ственно возможный и морально оправданный. Утверждение,
что смех аморален, может привести к отрицательному от-
ношению ко всякому смеху вообще. Мы уже видели, что
так относился к сает и сатире Гегель. Но он - далеко не
единственный. Такую точку зрения высказывал не кто иной,
как Гете. В беседе с канцлером Мюллером он говорил:
«Только тот, кто не имеет совести или ответственнос.-,и,
может быть юмористом»; «Виланд, например, обладал юмо-
ром, потому что он был скептичен, а скептики ничего по-
настоящему не принимают всерьез»; «Тот, кто по-
настоящему серьезно относится к жизни, не может быть
юмористом».
Мы можем уважать глубоко серьезное отношение к жиз-
ни и к своим обязанностям великого Гете. Тем не менее
умение смеяться вовсе не исключает серьезного отношения
к жизни и к своим обязанностям. Пушкин был глубоко
серьезным по существу и очень добрым человеком и вместе
с тем умел хорошо смеяться.
Ленский и Ольга играют в шахматы,
156
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеяньи свою,
Комизм рассеянности разъяснен выше. Но данный случай
не подходит под развитую там теорию. Чем же он отлича-
ется? Ошибка Ленского вызвана не мелкими или низмен-
ными заботами или побуждениями, а как раз наоборот:
Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Еще любить осуждена.
Глубина и сила любви - вот что приводит здесь к рассе-
янности, и это Пушкиным подчеркнуто. Добрый юмор
Пушкина особенно ясно вскрывается, если сравнить описа-
ние бала у Лариных с балом у губернатора в «Мертвых ду-
шах». Оба бала описаны юмористически, оба вызывают
смех, но смех разный. «Припрыжки, каблуки, усы» не ме-
шают Пушкину любить ту провинциальную дворянскую
среду, которая составляет фон событий романа; бал же у гу-
бернатора, описанный Гоголем, раскрывает все убожество и
всю низость чиновничье-бюрократического быта губернского
города при николаевском режиме. Значение доброго смеха
понимал даже Гоголь, смех которого носит совершенно дру-
гой характер, чем смех Пушкина, «Засмеяться добрым,
светлым смехом может только одна глубоко добрая душа»,
- пишет он в статье по поводу постановки «Ревизора». В
«Старосветских помещиках» Гоголь очень близко подошел к
тому, что мы назвали здесь добрым смехом. Белинский пи-
шет об этом так: «Вы смеетесь над этою добродушною лю-
бовью, скрепленною могуществом привычки и потом пре-
вратившеюся в привычку, но ваш смех весело-добродушен,
и в нем нет ничего досадного, оскорбительного».
Жан Поль, теоретик комического, несколько лет спустя
после того, как он выпустил свою «Пропедевтику эстетики»,
написал небольшую статью под заглавием «Ценность юмо-
ра», в которой он говорит, что юмор помогает жить:
«Прочитав и отложив юмористическую книгу, не будешь
ненавидеть ни мир, ни даже себя»'". Это пишет автор мно-
гочисленных юмористических произведений, в которых он
хотел выразить радость жизни.
Все это характеризует переходный, промежуточный ха-
рактер доброго смеха между теми видами смеха, которые
вызваны недостатками и приводят к насмешке, и теми, в
которых смех вызван не человеческими недостатками, а
другими причинами и насмешки не содержит.
|
|
|
