 |
Глава 23. Жизнерадостный смех
|
|
|
|
Все до сих пор рассмотренные виды смеха были прямо
или косвенно связаны с какими-то действительными или
мнимыми большими или малыми недостатками тех, кто вы-
зывал смех. Но есть и другие виды смеха, которые, выража-
ясь философским языком, внеположны по отношению к ка-
ким бы то ни было недостаткам людей, т. е. не имеют к
ним никакого отношения. Эти виды смеха не вызваны ко-
мизмом и не связаны с ним. Они представляют собой про-
блему скорее психологического, чем эстетического порядка.
Они могут стать предметом смеха или насмешки, но сами
никакой насмешки не содержат. Так как они прямо не свя-
заны с проблемой комизма, они могут быть рассмотрены
очень коротко, Это прежде всего смех радостный, иногда
совершенно беспричинный, или возникающий по любым
самым ничтожным поводам, смех жизнеутверждающий и
веселый. «Смех без причины - лучший смех на свете»,-
говорит Тургенев в повести «Ася». Чехов пишет Суворину;
приехала «известная Вам Наташа Линтварева, привезшая с
юга жизненную радость и хороший смех».
Первая улыбка ребенка радует не только мать, но и всех
окружающих. Подросши, ребенок радостно смеется всяко-
му яркому и приятному для него проявлению жизни, будь
161
о новогодняя елка, или новая игрушка, или попавшие на
него брызги дождя, Есть люди, которые эту способность
смеха сохраняют на всю жизнь. Таким смехом смеются лю-
ди, от рождения веселые и жизнерадостные, добрые, распо-
ложенные к юмору. Доказывать желательность и всяческую
пользу, в том числе общественную, такого вида здорового
смеха - значит ломиться в открытые ворота. К области эс-
тетики такой вид смеха относится лишь постольку, посколь-
|
|
|
ку он может быть изображен в искусстве.
Есть эстетики, которые делят смех н а субъективный и объ-
ективный. Границы здесь провести очень трудно. Но если
это деление правильно, любой вид простого радостного сме-
ха может быть отнесен к смеху субъективному. Это не зна-
чит, что для такого смеха нет объективных причин. Но эти
причины - часто только поводы. Кант называет этот смех
«игрой жизненных сил». Такой смех вытесняет всяческие
отрицательные переживания, делает их невозможными. Он
тушит гнев, досаду, побеждает хмурость, поднимает жиз-
ненные силы, желание жить и принимать в жизни участие.
Все это достаточно ясно и не требует особых доказательств.
Глава 24. Обрядовый смех
Что смех поднимает жизненные силы и жизнеспособ-
ность, замечено уже очень давно. На заре человеческой
культуры смех входил как обязательный момент в состав
некоторых обрядов.
На взгляд современного человека нарочитый, искусствен-
ный смех есть смех фальшивый и вызывает в нас осужде-
162
ние, Но так смотрели не всегда. Смех в некоторых случаях
был обязателен так же, как в других случаях обязательным
был плач, независимо от того, испытывал человек горе или
нет. Подробное изучение этого вида смеха не может вхо-
дить в нашу задачу, тем более что он уже изучен". Мы изу-
чаем материалы Х!Х - ХХ вв. Но для того чтобы понять не-
которые из этих материалов, необходимы экскурсии в про-
шлое.
Некогда смеху приписывалась способность не только по-
вышать жизненные силы, но и пробуждать их. Смеху при-
писывалась способность вызывать жизнь в самом букваль-
ном смысле этого слова. Это касалось как жизни человека,
так и жизни растительной природы. Очень интересен в
этом отношении древнегреческий миф о Деметре и Персе-
фоне. Деметра - богиня плодородия. Аид, бог подземного
царства, похищает у нее дочь Персефону, Богиня отправля-
|
|
|
ется ее искать, но не может найти. Она погружается в свое
горе и перестает смеяться. От горя богини плодородия на
земле прекращается произрастание трав и злаков. Тогда
служанка Ямба совершает непристойный жест и тем застав-
ляет богиню смеяться. Со смехом богини природа вновь
оживает, на землю возвращается весна. Это один из эпизо-
дов мифа.
Есть множество свидетельств о том, что человеческое
мышление никогда не делало различий между плодородием
земли и плодовитостью живых существ. Земля в античности
воспринималась как женский организм, а урожай - как
разрешение от бремени. Фаллические процессии античности
возбуждали всеобщий смех и веселье, и этот смех и все, что
с ним связано и чем он вызван, должно было воздействовать
на урожай. Есть теоретики и историки литературы, которые
к таким процессиям возводят происхождение комедии.
11 См.: В, Я. Пропп. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о
Несмеяне), - «ученые записки ЛГУ». 1939, № 46 (здесь же литература
вопроса), См. также: В. Я. Пропп. Русские аграрные праздники (гл. VI-
«Смерть и смех», с. 68 - 105).
163
Концепции о жизнедательной силе смеха прослеживаются
не только в античности, но и в других ранних представле-
ниях, относящихся к родовому строю, Древние якуты по-
клонялись богине родов Ийехсит. Эта богиня навещает ро-
жениц и помогает им тем, что во время родов сильно сме-
ется. Смех у некоторых народов когда-то был обязательным
во время обряда посвящения при наступлении половой зре-
лости, сопровождая момент символического нового рожде-
ния посвящаемого. Смех способствовал воскрешению из
мертвых. В средние века был распространен так называе-
мый пасхальный смех: на пасху в католических странах во
время церковной службы священник смешил прихожан не-
пристойными шутками, чтобы вызвать у них смех. Религия
умирающего и воскресающего божества в своих основах
есть религия земледельческая: воскресение божества знаме-
нует воскресение к новой жизни всей природы после зим-
него сна. Воскресению природы способствуют разгульные
праздники, во время которых допускаются всяческие воль-
ности,
В сказочном фольклоре поэтическим отголоском этих
|
|
|
представлений служит обряд царевны, от улыбки которой
расцветают цветы. То,.что сейчас - поэтическая метафора,
было некогда предметом веры: улыбка богини земледелия
возвращает умершую землю к новой жизни. Апрельские
шутки, которые должны вызвать смех, производящиеся
только в апреле, весной, когда расцветает вся природа, до-
жили до сегодняшнего дня. Это последнее звено некогда
имевшей место широкой обрядности, связанной со смехом.
Этих немногих материалов достаточно, чтобы подвести к
объяснению некоторых, еще не рассмотренных, видов сме-
ха.
Глава 25. Разгульный смех
До сих пор мы говорили о смехе как о чем-то едином по
степени интенсивности. Между тем смех имеет градации от
слабой улыбки до громких раскатов безудержного хохота.
Мы отмечали также известную сдержанность в применении
средств комизма. Выше, говоря о Гоголе, мы имели случай
наблюдать, что одна из проявлений силы и мастерства гого-
левского комизма состоит в некоторой сдержанности и в
чувстве меры. Наличие границ, некоторой сдержанности и
чувства меры, в пределах которых явление может воспри-
ниматься как комическое и нарушение которых прекращает
смех, - одно из достижений мировой культуры и литера-
туры. Но такую сдержанность ценили далеко не всегда и
далеко не везде.
Если нас сейчас привлекает наличие каких-то границ, то
некогда привлекало, наоборот, отсутствие границ, полная
отдача себя тому, что обычно считается недопустимым и не-
дозволенным и что вызывает громкий хохот. Такой вид сме-
ха очень легко осудить и отнестись к нему высокомерно-
презрительно. В буржуазных эстетиках этот вид смеха отне-
сен к самым «низменным». Это смех площадей, балаганов,
смех народных празднеств и увеселений.
К этим празднествам относятся, главным образом, масле-
ница у русских и карнавал в Западной Европе. В эти дни
предавались безудержному обжорству и пьянству и самым
разнообразным видам веселья. Смеяться было обязательным,
и смеялись много и безудержно. Этот вид веселья очень ра-
но проник в литературу Западной Европы. Самым замеча-
|
|
|
тельным представителем его был Рабле. В русской средневе-
ковой литературе эти празднества отражения не нашли, так
как по внешним формам эта литература носила клерикаль-
ный характер. Настоящий домен Рабле - смех безгранич-
ный и безудержный. Мы сейчас далеко не всегда положи-
тельно воспринимаем Рабле. Но дело науки не только в том,
чтобы оценить, но прежде всего в том, чтобы объяснить и
осмыслить. По примеру Бахтина этот вид смеха можно на-
звать смехом раблезианским. Он сопровождается безудерж-
ным чревоугодием и другими видами распущенности. Чре-
воугодие мы осуждаем, и потому раблезианский смех нам
чужд. Однако такое осуждение имеет не толы<о психологи-
ческий, но и социальный характер. Оно характерно для та-
кого слоя людей, которые знают, что такое хороший аппе-
тит, но не знают и никогда не знали, что такое страшный и
длительный голод.
На длительное голодание и недоедание было обречено ев-
ропейское крестьянство всех стран, особенно в средние и
следующие за ними века. С точки зрения этих слоев населе-
ния, наесться и напиться досыта, до полного насыщения, до
потери сознания, не признавая никаких ограничений и гра-
ниц, — это не только не предосудительно, а наоборот-
это великое благо. Такому чревоугодию предавались совме-
стно, всенародно в дни больших празднеств. Эти празднест-
ва сопровождались громким и торжествующим хохотом, Но
это смех уже не насмешливо-сатирический, а совершенно
иной; громкий, здоровый, безудержный, смех удовлетворе-
ния. Ни одна из теорий комического, от Аристотеля и до
наших курсов эстетики, к этому виду смеха не подходит.
Он выражает анималистическую радость своего физиологи-
ческого бытия.
Неслучайно, что такому веселью предавались только в оп-
ределенные сроки, преимущественно в период зимнего
солнцеворота и на масленицу. Это остаток раннеземледель-
ческих обрядовых празднеств, рассмотренных в предыдущей
главе, проведение которых должно было помочь земле про-
снуться к новой жизни и к новому рождению.
В раннем средневековье Новый год праздновался в день
весеннего равноденствия. С перенесением празднования
Нового года на сентябрь, а впоследствии — на январь, мар-
товское праздничное веселье у нас было приурочено к мас-
ленице, в Западной Европе — к карнавалу. Таково проис-
1бб
хождение повсеместного обычая безудержного чревоугодия накануне так называемого великого поста,
К этому надо прибавить, что некогда имелось поверье, ко торое гласило: «То, что ты делаешь в день Нового года, ты будешь делать весь год». Это так называемая «магия первого дня», Против такого суеверия восставал уже Иоанн Златоуст в Византии. По его словам, христиане «верят, что если про ведут новолуние сего месяца (т. е. января. — В. П) в до вольстве и веселье, то и целый год будет для них таким же»". Поверье это давно было забыто, а связанные с ним обычаи остались, так как отвечали потребностям народа.
|
|
|
В своей книге о Рабле М. М. Бахтин убедительно доказал, что образы Рабле, а также стиль и содержакие его творчест ва коренятся в народных празднествах, когда предавались безудержному веселью.
Обжорство — не единственный фактор раблезианского смеха, основанного на фольклоре. Выше мы говорили о том комизме, который определяется некоторой долей неприли чия. То, что в классической русской литературе подается за вуалированно, в фольклоре, а также у Рабле и в некоторой части западноевропейской средневековой литературы изо бражается не толы<о открыто, но с нарочитым подчеркива нием и преувеличением. Есть категории сказок, которые никогда не увидят света. Это так называемые «Заветные сказки». Афанасьев издал некоторые из них анонимно в Швейцарии.
В знаменитом сборнике Кирши Данилова есть веселые скоморошины, которые никогда не будут напечатаны. Спе циалистам они известны по рукописи и по научному изда нию, не поступившему в продажу. Белинский знал такие сказки по устному исполнению. О них он пишет в письме к Гоголю из Зальцбрунна: «Про кого русский народ рассказы вает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочь и попова работника».
12 Подробнее об этом см.: В. Я, Пропп. Русские аграрные праздники, с. 25.
1б7
Во время народных праздников, на святках, на масленицу, на троицу, в Иванову ночь предавались разгулу. Допускае мая в эти сроки свобода также имела обрядово-магическое происхождение, как и неумеренность в еде. Полагали, что усиленная сексуальная активность способствует плодородию земли. Земля мыслится как рождающая мать, пахота и по сев ассоциируются с тем, как зарождается жизнь живых существ. Соответствующие факты хорошо известны в этно графии, и здесь нет необходимости их приводить и повто рять. От античных дионисий и сатурналий до европейских народных празднеств, не всюду исчезнувших и поныне, тя нется одна линия развития. Разгул сопровождается хохотом и весельем, которому также приписывали магическое воз действие на природу: от смеха расцветает земля. Этот вид смеха также имеется у Рабле, о чем М. М. Бахтин пишет следующим образом: «В произведении Рабле обычно отме чают исключительное преобладание материально-телесного начала жизни: образов самого тела, еды, питья, испражне ний, половой жизни» (Бахтин, 48).
Мы знаем теперь, почему это так. Но происхождение это го вида смеха не объясняет сохранность и длительность его жизни в народной среде. Историко-этнографические основы были давно забыты: празднества остались не потому, что им приписывалось влияние на урожай, а потому, что они дава ли исход веселья и радости жизни. Но были и другие при чины, почему эти празднества так долго держались. Празд ничный разгул и смех были некоторым проявлением про теста против угнетающей аскетической морали и несвободы, налагаемых церковью и всей совокупностью социального строя феодального средневековья. Недаром в русском фольклоре подобные сказки рассказывались преимуществен но о попах, как это отметил и Белинский. Бахтин говорит: «Целый необозримый мир смеховых форм и проявлений противостоял официальной и серьезной (по своему типу) культуре церковного и феодального средневековья»; «Смех, вытесненный в середине века из официального культа и ми ровоззрения, свил себе неофициальное, но почти легальное
1б8
гнездо под кровлей каждого праздника» (Бахтин, 6, 92). «Понимали, что за смехом никогда не таится насилие, что смех не воздвигает костров, что лицемерие и обман никогда не смеются, а надевают серьезную маску, что смех не созда ет догматов и не может быть авторитарным, что смех знаменует не страх, а сознание силы... Поэтому стихийно не доверяли серьезности и верили праздничному смеху» Все эти явления ставили в тупик буржуазных эстетиков, которые относились к ним с величайшим презрением, но не могли их объяснить. Одна из попыток объяснения принад лежит Фолькельту и сводится к тому, что, смеясь над непри личием, мы избавляемся от животного начала, Эта теория явно идет об аристотелевской теории катарсиса — очище ния ослабления напряжения, которым он объясняет воз действие на нас трагедии. Учение о трагедии механически применено к комическому. Выше была сделана попытка объяснить все виды комизма, связанные с вниманием к че ловеческому телу. Рассмотрено также было комическое пре увеличение — гипербола. Гипербола в применении к физио логии человеческой жизни имеет, как мы видели, глубокие ритуальные корни. В одних социальных слоях, в одну эпоху эта гипербола в применении к явлениям физиологии усили вает смех, про буждая в человеке радость своего телесного бытия, в других же социальных слоях и в другие эпохи та кое преувеличение физиологических начал смеха уже не возбуждает.
Глава 26. Заключение. Дополнения и итоги
Нами рассмотрен далеко не весь материал, который надо было бы рассмотреть. Но где-то надо поставить точку. Точку можно поставить тогда, когда начинает вырисовываться по вторяемость и когда можно подвести итоги с некоторой до лей уверенности или хотя бы вероятности.
В свете приведенных материалов теперь можно ответить на ряд вопросов, на которые до этого ответить было бы за труднительно.
Один из главнейших — это вопрос о том, сколько родов или сколько видов комизма и смеха можно вообще устано вить?
Выше было выделено шесть разных видов смеха, опреде ленных в основном по их психологической окраске. Все эти виды смеха возможны как эстетическая и как внеэстетиче ская категория. Число видов смеха можно было бы увели чить, Так, физиологи и врачи знают истерический смех. Случай такого смеха мастерски описан Чеховым в «Дуэли». Чехов мог это сделать, потому что был не только великим, писателем, но и прекрасным врачом. Чисто физиологическое явление представляет собой также смех, вызванный щекот кой. Эти два вида смеха представляют собой только внеэс тетические категории, т, е. они не могут служить художест венными средствами создания комического эффекта, хотя могут быть художественно описаны и изображены, Так, ще котка изображена в знаменитом романе Гриммельсгаузена «Симплициссимус», действие которого развивается во время Тридцатилетней войны. Солдаты подвергают крестьянина пытке путем щекотки, чтобы выпытать у него, где спрятаны сбережения.
Что возможные виды смеха, рассмотренные с точки зре ния психологической окраски, далеко не исчерпаны, это до вольно очевидно. Рассмотренные виды дают очень прибли
170
зительное представление. Для наших целей полный исчер пывающий каталог для возможных видов и разновидностей смеха значения не имеет. Для нас важны те виды смеха, ко торые прямо или косвенно связаны с проблемами комизма, и здесь нет необходимости в эмпирически составленном списке, здесь достаточно установить некоторые основные категории. Из приведенных материалов вытекает, что наи более тесно связан с комизмом тот вид смеха, который мы назвали смехом, насмешливым. Это наиболее часто встре чающийся в жизни и в искусстве вид смеха. Этот же вид смеха стабильно связан с комизмом. Это и понятно. Ко мизм всегда связан с обнаружением явных или скрытых не достатков того, кто или что возбуждает смех. Это не всегда очевидно, не всегда лежит на поверхности, но всегда может быть показано совершенно точно. Отсюда вытекает, что род комизма только один, разнообразие же есть разнообразие видов и разновидностей. Виды можно определять и распола гать по-разному. Мы расположили их по формам комизма, что совпадало с расположением по причинам смеха. Такое расположение и изучение каждой из этих форм привело к заключению, что сущность их везде в основном одна и та же и что, следовательно, единая теория комизма возможна. Это смутно чувствовали теоретики разных толков. Но они давали свои определения, исходя из чисто теоретических, абстрактных предпосылок. Мы.исходили из изучения фак тов, и это изучение показало, что именно из существующих определений сущности комизма, с нашей точки зрения, оказалось правильным и что — нет. К этому теперь и надо обратиться.
Мы не будем вдаваться в подробную полемику. Любая по лемика бесплодна, если она не служит целям конструктив ного определения истины на иных началах, чем это делалось в трудах тех, чьи положения оспариваются. В этих целях необходимо кратко коснуться тех определений сущности комического, которые давались: критика недостатков или ошибок поможет избежать этих ошибок. Что же из изло женных в первой главе теорий можно принять, а что нет?
171
Преобладающее большинство теоретиков утверждает, что комизм обусловливается противоречием между формой и содержанием, видимостью и сущностью и т, д.
Формулировки довольно разнообразны, но это не меняет сути дела. Такая точка зрения высказывалась на заре эсте тики, высказывается она и сейчас. Верна она или нет?
Выше, во введении, мы в общих чертах высказывали со мнения в правомерности такой теории, Сомнения эти были и у некоторых эстетиков прошлого. Фолькельт мимоходом бросил такую фразу: «Нормы единства содержания и фор мы верны и для комического»,
Чтобы правильно решить этот вопрос, необходимо устано вить, в чем и где усматривается это противоречие. Если оно усматривается внутри художественных произведений, сло весных или изобразительных, то эта теория, несомненно, ошибочна и совершенно неприемлема. В самом деле: где противоречие между формой и содержанием в «Ревизоре» Гоголя или в комедиях Шекспира, Мольера, Гольдони и многих других или в любых юмористических рассказах? Наоборот, во всех этих случаях мы имеем полное соответст вие формы и содержания. То, что Гоголь хотел сказать в «Ревизоре» («содержание», «сущность»), могло быть выра жено только в форме этой комедии («форма», «видимость»). Чем писатель талантливее, тем теснее будет единство формы и содержания, «Форма» и «содержание»— понятия, применимые преимущественно к произведениям искусства. Понятия же «видимости> и «сущность» — поня тия более широкие и применимы к миру окружающих нас в текущей жизни явлений и предметов, Может быть, это учение, ошибочное для произведений искусства, верно для реальной жизни, не отраженной в искусстве? Чтобы прове - рить, так это или нет, можно взять любой случай из жизни, при котором люди будут смеяться. Человек несет кулек с яйцами, кулек разорвался, яйца высыпались и превратились в жидкое месиво. Все смеются. Можно привести и другие примеры. Где же в этом случае сущность и где видимость и
172
в чем их противоречие? Эта теория не годится и для объяс нения смешного в жизни.
Мы не будем останавливаться на других формулировках, основанных на применении понятия противоречия. Так, есть теоретики, определяющие природу комического через противопоставление возвышенного и низменного, идеально го и реального, великого и малого и т. д. Такие противопос - тавления не объясняют сущности комизма. Уже выше ука зывалось, что комическое противоположно не возвышенно му или идеальному, а серьезному; если человек уронил и разбил яйца или если Иван Никифорович застрял в дверях из-за своей толщины, то эти случаи не противоположны возвышенному или трагическому, а лежат вне их области.
Но, может быть, противоречие кроется не внутри объекта смеха, а внутри субъекта, смеющегося человека? Такое предположение может быть отвергнуто без доказательств. Правда, возможны случаи, когда человек смеется над самим собой; тогда человек раздваивается, являясь одновременно субъектом и объектом смеха, но это не объясняет природы противоречия, будто бы вызывающего смех. Таким образом, нет противоречия в объекте комизма, будь то произведение искусства или случай из жизни. Нет его и в субъекте смеха. Не этим вызван смех.
Но есть противоречие иного порядка, противоречие, ле жащее не в объекте смеха и не в субъекте его, а в некото ром их взаимоотношении; точнее, противоречие, вызываю щее смех, есть противоречие между чем-то, что, с одной стороны, кроется в смеющемся субъекте, в человеке, кото рый смеется, и, с другой стороны, тем, что ему противосто ит и открывается в окружающем его мире, предметом его смеха.
Мысль Фишера, что «комическое есть понятие соотноси-тельное», правильна, если эту соотносительность искать не внутри объекта смеха и не в субъекте, а в их взаимосвязи. При таком понимании противоречия первое условие ко мизм и вызываемого им смеха будет состоять в том, что у смеющегося имеются некоторые представления о должном,
173
моральном, правильном, или, вернее, некоторый совершен но бессознательный инстинкт того, что с точки зрения тре бований морали или даже просто здравой человеческой природы понимается как должное и правильное. В этих требованиях нет ничего ни величественного, ни возвышен - ного, это инстинкт должного. Этим объясняется, что люди, не имеющие моральных убеждений, люди холодные, черст вые, тупые не могут смеяться.
Второе условие для возникновения смеха есть наблюдение, что в окружающем нас мире есть нечто, что противоречит этому заложенному в нас инстинкту должного, не соответ ствует ему. Короче говоря, смех вызван наблюдением неко торых недостатков в мире человеческого обихода.
Противоречие между этими двумя началами есть основное условие, основная почва для возникновения комизма и вы зываемого им смеха.
Из этого вытекает, что правы были те теоретики, которые утверждали, что комическое определяется наличием чего-то низменного, мелкого, каких-то недостатков, Изучение этих недостатков показывает, что в конечном итоге эти недос татки всегда сводятся или сводимы к недостаткам духовного или морального порядка: эмоций, морального состояния, чувства, воли и умственных операций. Недостатки физиче ского порядка при этом рассматриваются либо как сигнал внутренних недостатков, либо как нарушение тех законо мерностей в пропорциях, которые ощущаются нами как целесообразные с точки зрения законов человеческой при роды.
Как мы видели, такие утверждения делались много раз от Аристотеля и до наших дней. Ибергорст составил даже ка талог всех человеческих недостатков, вызывающих смех, и хотя этот каталог сам по себе ничего не объясняет, против него ничего нельзя и возразить: эмпирически здесь все вер но, хотя здесь еще нет теории. «Никакое совершенство ни когда не вызывает смеха», — говорит Брандес.
Но всего этого еще недостаточно, чтобы объяснить, в ка ких условиях такое противоречие комично. Противоречие
174
между моими представлениями о должном и тем, что я ви >«у на самом деле, может вызвать не смех, а совершенно другую реакцию. Людские недостатки мы видим на каждом шагу, но эти недостатки нас могут не смешить, а глубоко и серьезно огорчать, возмущать, вызвать в нас негодование, совершенно несовместимое со смехом.
Нам неоднократно приходилось говорить, что смех насту пает только в тех случаях, если недостатки носят мелкий характер и не достигают такой степени преступности или порочности, которые вызывали бы в нас омерзение или высшую степень возмущения и негодования. Точной грани цы здесь нет, она зависит от умонастроения смеющегося или не смеющегося. Обо всем этом говорилось выше, и здесь нет необходимости повторяться.
Но и это еще не определяет специфической сущности ко мизма. Мы повседневно видим множество недостатков не только крупных, но и мелких, но смеемся мы далеко не все гда. Это ставит перед нами задачу определить более точно, когда и при каких условиях наступает смех, дать более точ ную и развернутую характеристику условий комизма.
Изучение фактов показало, что насмешливый смех всегда вызван изобличением недостатков внутренней, духовной жизни человека. Эти недостатки касаются области мораль ных основ, волевых побуждений и умственных операций. Во многих случаях недостатки самоочевидны и не требуют осо - бого изобличения. Так, мелкое плутовство, муж под башма ком жены, очевидная ложь, очевидная глупость или несу разность суждений комичны сами по себе. Они, так сказать, саморазоблачаются очевидностью. Но в большинстве случаев дело обстоит не так. Недостатки скрыты и требуют разобла чения. Искусство или талант комика, юмориста, сатирика состоят в том, чтобы, показывая объект насмешки с его внешней стороны, таким путем раскрыть его внутреннюю недостаточность или несостоятельность.
Смех вызван некоторым подсознательным умозаключени ем от видимого к тому, что за этой видимостью кроется. Это умозаключение может состоять также в том, что за ви-
175
димой оболочкой не содержится ничего, что она скрывает
пустоту. Смех наступает тогда, когда это открытие делается
внезапно и неожиданно, когда оно носит характер первич ного открытия, а не повседневного наблюдения, когда оно имеет характер более или менее внезапного обличения,
Общую форму теории комического можно выразить так: мы,
смеемся, когда в нашем сознании положительные начала че-
ловека заслоняются внезапным открытием скрытых недос татков, вдруг открывающихся сквозь оболочку внешних, фи зических данных.
Раскрытие внутренних недостатков может быть произве дено различными способами. Важнейшие из них перечисле ны, и здесь нет необходимости повторяться, Подводя итоги, можно сказать, что разнообразие форм проявления подчи нено единой закономерности, общей для всех форм на смешливого смеха, и эту закономерность надо показать.
Очевидна она, например, для тех случаев, когда насмешке подвергаются физические недостатки. При ближайшем рас смотрении обнаружится, что смех над физическими недос татками есть смех над недостатками духовного порядка. На первый взгляд может казаться, что эти физические недос татки не обязательно говорят о недостатках моральных или вообще внутренних. Но это только логические рассуждения. Внешний недостаток чисто инстинктивно рассматривается как некий знак внутренней неполноценности. Внешний не достаток сам по себе не смешон. Внутренний недостаток сам по себе также не смешон. Смех наступает тогда, когда внешний недостаток воспринимается как сигнал, как знак внутренней недостаточности или пустоты. Всматриваясь в художественные произведения, мы легко обнаружим, что писатель или рисовальщик наделяет физическими недостат ками такие образы, которые он хочет осудить со стороны моральной, или внутренней, или социальной.
Недостатки, которые вскрываются таким путем, — в ос новном недостатки морального порядка в широком смысле этого слова. Но есть недостатки и иного порядка, которые вскрываются таким же путем и вызывают смех
176
В нормальном и здоровом человеке заложен не только ин стинкт должного в моральном отношении, но и некоторое чувство внешних, природных норм вообще, чувство некото - рой гармоничности, составляющей закон природы и целесо образности с точки зрения этих законов. Нарушение этих норм испытывается как недостаток, вызывающий смех. Мы уже указывали, что жираф смешон не в силу каких-то мо - ральных недостатков, а вследствие своей непропорциональ ности. Поэтому правы были те теоретики, которые утвер ждали, что смешное связано с безобразным. Прекрасное и гармоничное не может быть смешным ни в каких случаях. Мелкие внутренние недостатки смешны, смешны и внеш ние недостатки. Их искусное соединение, демонстрация од них через другие представляют собой высшую степень ко мизма и вызывают взрыв хохота.
Видя дисгармоничность или внешнее безобразие, человек совершенно невольно воспринимает это как показатель бо лее глубоких и важных недостатков. При здравом после дующем размышлении это может оказаться вовсе не так. Но смеющийся человек не размышляет. Размышлять он может позже, и если первое впечатление оказалось обман чивым, комизм и смех исчезают.
Реакции смехом имеют место как при наличии этих не достатков в жизни, так и при изображении их в искусстве. Что комизм характеров также основан на манифестации человеческих недостатков, совершенно очевидно и не требу ет особых доказательств. Характер становится смешным то гда, когда он проявляет себя вовне. Наша оценка человека, пока мы его еще не узнали, непроизвольно положительна; не зная человека, мы ожидаем или предполагаем в нем на личие некоторых положительных качеств, Эти ожидания не сбываются. Мы это внезапно открываем. Человека мы при няли за другого, ошиблись в нем. То же происходит, когда мы одного принимаем за другого не только в моральном отношении, но и в более широком смысле, когда за предпо лагаемым высшим выступает низшее. На этом основаны всяческие «qui pro quo»: проезжего принимают за ревизора,
177
плута за миллионера, Остап Бендер выдает себя за чемпиона по шахматам, хотя он не знает даже ходов,и т. д.
Во всех приведенных случаях речь шла не только о факто
рах морального, но и волевого свойства. Наличие сильной
воли само по себе рассматривается как благо, которое це нится высоко, Дефекты волевой сферы могут быть двояки ми: воля может быть слаба (под башмаком жены) или она может быть направлена на ничтожные, низменные цели. В последнем случае мы имеем частное проявление мелкого аморализма. Смех наступает тогда, когда воля вдруг оказы вается посрамленной и терпит крушение, когда это круше ние становится видимым для всех через внешние его прояв ления. Сущность комизма здесь та же, что и описанная вы ше.
Говоря, что комизм возможен только при проявлении ду ховной жизни человека, мы должны рассмотреть условия, при которых комичной может стать умственная жизнь че ловека.
Мы ценим ум и осуждаем слабость или недостаточность его. Ошибочность умственных операций, глупость становят ся смешными тогда, когда они неожиданно проявляются вовне. Ошибка мысли, проявленная наружу, как бы вычер кивает из сознания или чувства, или инстинкта смеющегося все другие качества того, над кем смеются. Даже умные лю ди могут говорить и совершать глупости. Наличие у них ума не спасет их от смеха над ними, так как в момент, когда говорится или совершается глупость, наличие ума в расчет не принимается. Алогизм изобличает себя либо совершенно очевидной нелепостью доводов или умозаключений, или в дурацких поступках, которые являются следствием недоста точности ума. Фольклор всех народов пестрит действиями дураков, совершающих самые нелепые поступки, вызываю щие дружный смех.
Менее очевидно, что и комизм языкового характера осно вывается на тех же началах, что и другие виды комизма, но это все же так, о чем достаточно говорилось выше и чего нет необходимости здесь повторять.
178
Нами далеко не исчерпаны все возможные случаи прояв ления комизма в жизни и в произведениях искусства, Об щая тенденция намечается, постепенно вырисовывается за кон. Здесь нужно еще оговориться, что фактически явления комического не отделены одни от других; это сделано здесь в целях ясности изложения, что они очень тесно связаны между собой, так что часто нельзя сказать, к какому именно виду комизма тот или иной случай относится. Они относят ся к нескольким видам сразу. Например, когда в народном анекдоте рассказывается, что дурак пилит сук, на котором сидит и не слушает предупреждений прохожего, а потом падает на землю или в воду, то мы имеем явление алогизма с последующим посрамлением воли, Иван Никифорович смешон не только потому, что он толст, но и потому, что он идет в суд по совершенно ничтожному и недостойному по воду. Рассказ Чехова «Лошадиная фамилия» комичен одно временно потому, что комичны рассеянность и забывчи вость, и потому, что он построен по принципу «много шума из ничего». Чем талантливее писатель, тем сложнее, много образнее мотивы его творчества. Как уже указывалось, пер вым мастером в мировой литературе, по нашим данным, оказался Гоголь.
Так постепенно вырисовывается некоторая общая законо мерность, которая пронизывает все виды насмешливого смеха и связанного с ним комизма. Мы не будем выводить общей формулы этого закона, так как всякая формула сужа ет сущность изучаемого явления и не показывает всего бо гатства и разнообразия форм проявления, затушевывает от тенки. Мы не исчерпали всех возможных случаев, так как это очень раздуло бы размер работы и сделало ее тяжело - весной, но не усилило бы ее убедительности. Проблема мо жет быть решена на выборочном материале, который каж дый интересующийся этой проблемой может дополнить и расширить.
Необходимо уточнить еще некоторые частности. Во всех приведенных нами случаях открытие недостатков окру жающих нас людей и другие подобные же открытия только
179
тогда приводят к смеху, когда они неожиданны. Это один из общих законов комизма вообще. Анекдот вызывает у нас смех своим неожиданным остроумным концом. Но тот же анекдо
|
|
|
