Глава 2. Перед бомбардировками

 

Во время правления маршала Тито косовские албанцы в значительной степени самоуправлялись, особенно начиная с 1960-х гг., а затем и в соответствии с конституцией 1974 года, которая придавала Косову двусмысленный статус «чего-то среднего между автономной областью и государством в составе федерации» по характеристике, данной одним сербским ученым-диссидентом1. Это существенное различие, поскольку у государства в составе федерации есть, по крайней мере, формально-юридическое право на отделение.

В 1981 году профессор-албанец из Приштинского университета на основании своих обширных поездок и исследований сделал вывод о том, что «ни одно национальное меньшинство в мире не получило таких прав, которыми пользуются представители албанской национальности в социалистической Югославии»2. Однако годом раньше, после смерти Тито в мае 1980-го, ситуация уже стала ухудшаться. А в 1989 году косовская автономия успешно сошла на нет в результате нескольких пересмотров конституции и административных шагов, предпринятых сербским правительством под руководством Слободана Милошевича. Эти пересмотры и шаги заключались в воссоздании основ федеральной конституции 1963 года или реставрации прямого правления Сербии; те же перемены затронули Воеводину — местность, в которой сосредоточилось венгерское меньшинство.

Возвращение к порядкам, сложившимся по окончании второй мировой войны, встретило упорное сопротивление среди косовских албанцев и нашло не менее сильную поддержку среди сербов. Самый знаменитый югославский диссидент Милован Джилас, которым долго и по праву восхищались на Западе, так как он отважно противостоял диктатуре Тито, выразил свое согласие с проводимой Милошевичем «политикой упорядочения отношений Сербии со своими провинциями» и придания «крупнейшей нации» Югославии (сербам) «такого же статуса, которым пользуются все национальные меньшинства». «Если Косово вычеркнуть из души и памяти сербов, то у нас ничего не останется», — сказал он. Тем временем официальная пресса Албании провозгласила, что «без Косова нет Албании и наоборот», поэтому мы должны «разрушить границы, разделяющие албанцев с албанцами»; подавляющее большинство косовских албанцев было охвачено этим чувством. «Политическая цель реставрации, совершенной после 1989 года, — пишет Викерс, — состояла в недопущении отделения Косова и содействии физическому возвращению сербов в эту область», — сербов, многие из которых оставили ее в связи с тем, что они характеризовали как «тактику геноцида, применяемую албанскими сепаратистами». «Термин „Косово“ использовался и сербами, и албанцами как метафора, символизирующая „страдания и несправедливости“, причинявшиеся двум нациям на протяжении всей их беспокойной истории», в ходе которой кнут гонителя оказывался в руках то одной из них, то другой3.

Плоды сербских программ были расценены как «апартеид по отношению к косовским албанцам» (Викерс), «сербская версия апартеида» в Косове (Джеймс Хупер)4. Но косовские албанцы «на удивление международной общественности», продолжает Хупер, «воздерживались от войны за национальное освобождение, вместо этого избрав ненасильственный подход, поддерживаемый ведущим косовским интеллектуалом Ибрагимом Руговой и ведущий к созданию параллельного гражданского общества». Эти их решения были вознаграждены «благосклонностью аудитории и риторическими напутствиями, раздаваемыми западными правительствами», но более ничем. В рамках одного значительного мероприятия, на Лондонской конференции по Балканскому кризису, хозяевами которой были британское правительство и ООН, «оказалась присутствующей в полном составе вся новая косоварская политическая элита — лишь для того, чтобы быть отосланной в одну из боковых комнат, где она должна была довольствоваться тем, что следила за ходом конференции по телевизору», — «просто чудовищное унижение»5.

Стратегия ненасилия «перестала вызывать доверие» после Дэйтонских соглашений по Боснии, достигнутых в ноябре 1995 года, — пишет Хупер, выражая типичное мнение специалистов. В Дэйтоне США успешно поделили Боснию-Герцеговину между, в конце концов, более значительными Хорватией и Сербией, предварительно грубо уравновесив силы террора в двух областях поставкой оружия и подготовкой военных для Франьо Туджимана, хорватского двойника Милошевича, и поддержав его в насильственном изгнании сотен тысяч сербов из Крайны, которое, по общему признанию, является самым жестоким единовременным актом этнической чистки за всю историю страшных югославских сепаратистских войн, по которому, однако, до сих пор никому не предъявлены обвинения6; если нечто подобное и произойдет, то, учитывая корни такой политики, дело вряд ли получит широкий резонанс. Тысячи изгоняемых сербов были тогда направлены в Косово.

Более или менее уравновесив указанные стороны, исчерпавшие свои стратегические ресурсы США приняли руководство всей ситуацией, потеснив европейцев, которым, к их немалой досаде, была отведена грязная работа. «Из уважения к Милошевичу», — пишет Хупер, — США «исключили албанских делегатов от Косова из числа участников Дэйтонских переговоров и ушли от обсуждения косовской проблемы». «Наградой за ненасилие стало международное пренебрежение в адрес носителей данной идеи», — и что показательно, прежде всего пренебрежение со стороны США. Результатом этого, — завершает свою мысль Хупер, — явился «подъем партизанской борьбы Освободительной армии Косова (OAK/UCK-национальная армия освобождения Косова) и расширение массовой поддержки вооруженной борьбы за независимость». К маю 1999 года, когда OAK уже фактически превратилась в наземные силы натовских военных операций, ее полевым командиром был назначен Аким Чеку, архитектор этнических чисток в Крайне. Британский корреспондент Роберт Фиск задал вопрос официальному представителю НАТО британцу Джейми Ши о реакции НАТО на данное назначение. «М-р Ши ответил, что у него нет комментариев на сей счет, — сообщил Фиск, — потому что „НАТО не имеет прямых контактов с OAK“»7.

Однако при прямых контактах или без таковых, НАТО открыто поддерживало пограничные атаки OAK, используя партизан для того, чтобы выманивать на открытое пространство сербские силы, которые тогда можно было бы уничтожить бомбежками США. В одном таком случае они могли особенно гордиться собой: по разным сообщениям тогда было убито от 400 до 500 или еще более югославских солдат, они уничтожены «американским бомбардировщиком Б-52, выследившим их массовое скопление в поле», когда они готовились отразить атаки врага на свои границы. «Б-52 было приказано сбросить большое количество кассетных бомб», — оружие, обоснованно запрещенное международными конвенциями, которые отказались подписывать США, и поэтому оно продолжает вести колоссальный счет своих жертв среди гражданского населения и спустя многие годы после принятия этих конвенций8.

В сентябре 1990 года на нелегальной парламентской сессии Косово было провозглашено независимым государством, руководствующимся «Качаникской конституцией», и которое тогда еще по-прежнему «добивалось решения о статусе Косова в структуре Югославии» (Викерс). Годом позже ситуация изменилась, так как произошло отделение Словении и Хорватии и быстрое признание их Западом, — в последнем случае без всякой тревоги о правах сербского меньшинства, что, как уже тогда широко отмечалось, было чревато новыми бедствиями. По следам этих событий в сентябре 1991 года косоварский парламент одобрил «Резолюцию о независимости и суверенитете Косова». Несколько дней спустя данное решение получило почти 100-процентную поддержку со стороны 87% правомочных избирателей, принявших участие в тайном референдуме — по мнению сербских властей, нелегальном, но так и не сорванном ими. Девятнадцатого октября парламент провозгласил независимость Косова. Неделей раньше политические партии косовских албанцев подписали декларацию, призывающую «всех албанцев к объединению». Албания отреагировала на это в конце октября официальным признанием «республики Косово» как суверенного и независимого государства. В результате президентских и парламентских выборов 1992 года единственный кандидат Ругова был избран Президентом 99,5% голосов, а его Демократическая Лига Косова (ЛДК) получила 75% мест в парламенте9.

Журналист и историк Тим Джудах характеризует ЛДК Руговы как «курьезное зеркальное отражение СПС (Социалистической Партии Сербии) Милошевича, поскольку она так долго была доминирующей силой в сербской политике». ЛДК «с трудом терпит раскольничество и в своих публикациях заглушает голоса тех, кто бросает ей вызов, порой даже обрекая этих людей на остракизм в тесно спаянной албанской общности»; и «горе любой албанской семье, любому лавочнику или бизнесмену, которые не заплатят свою дань местным косовским сборщикам налогов»10. Между тем «албанцы Косова… расценивают сербскую власть как оккупацию». Огромные массы и албанцев, и сербов бежали из области от репрессий и экономических трудностей11. Согласно корреспонденту «Нью-Йорк Таймс» Крису Хеджесу, который освещал данный регион, «с 1966 по 1989 гг. число сербов, покинувших область из-за частых угроз и дискриминации со стороны албанско-косоварского меньшинства, оценивается в 130 000»12.

«Сербы объясняют жесткий режим в Косове тем, что ЛДК является сепаратистской партией», — сообщает Джудах; это факт, что ЛДК «заявила… громко и четко», провозгласив «национальную независимость» при поддержке подавляющего большинства албанцев. Политика Руговы заключалась в «ожидании того, чтобы в Косове не осталось ни одного серба или их количество стало таким незначительным, что эта область, словно созревший плод, упала бы прямо в руки его людей». Здесь дело не «только в правах человека», как «ради простоты предпочитают изображать косовскую проблему многие на Западе». Предпочитая победу сербов в конфликте, лидеры косовских албанцев «никак не поддержали хорватов и боснийских мусульман», хотя «в глубине души они хотели бы видеть сербов проигравшими и униженными». Причина в том, объясняет Джудах, что «они не желали, чтобы мировое сообщество проводило принцип, по которому старые границы республики Югославии могут превратиться в новые — нерушимые международные», в результате чего область Косово скорее оказалась бы «заключенной в Сербии как в ловушке», чем стала республикой, теоретически имеющей право на отделение, которое она имела в структуре, созданной Тито. От участия в югославских выборах 1992 года косовские албанцы воздержались, тех, кто все Же участвовал, ЛДК объявила «предателями». Викерс заключает, что «миллионы албанских голосов, несомненно, могли бы свергнуть Милошевича, но, по тогдашним признаниям косовского руководства, они вовсе не желали его ухода. Если бы на Сербии не продолжал висеть ярлык несусветного зла, а эти лидеры, занимающие антисербскую позицию, не воспринимались бы, наоборот, как хорошие парни, они едва ли могли достичь своих целей. Для них было бы катастрофой, если такой спекулянт на мире, как [кандидат от оппозиции Милан] Панич, возродил бы здесь права человека, так как в этом случае на их долю не осталось бы ничего, кроме чисто политического изменения границ».

В 1992-93 гг. президент Югославии серб Добрика Косич в рамках «сдержанных контактов с лидерами косовских албанцев» предложил им отделить свою территорию от Сербии и поставить ее особняком от «нескольких сербских анклавов». Но данное предложение «было отклонено албанскими лидерами» республики Косово, которые подчинялись Ругове13. Как уже отмечалось, республика к тому времени провозгласила свою независимость, а также начала создавать параллельные системы здравоохранения и образования, которые продолжали работать, несмотря на давление Сербии, даже тогда, когда Ругова совершал заграничные поездки с целью лоббирования независимости, — присоединяясь к правительству в изгнании, и при этом не лишаясь своего паспорта и не подвергаясь аресту, вероятно потому, что, как полагает Джудах, сербские власти предпочитали, чтобы он «сдерживал своих активистов».

Так он и поступал, пока косовские албанцы после предательства в Дэйтоне не признали, что Вашингтон способен понимать только силу. К тому времени «в области начала подниматься партизанско-террористическая организация под названием [OAK]», отклоняющая программу Руговы и «призывающая к войне с сербами» (Джудах).

Анализируя истоки, становление и вероятное будущее OAK, Крис Хеджес пишет, что она была основана в 1991 году, «ее членами стали представители нескольких косовских кланов и радикалы из албанской диаспоры», а свою первую вооруженную атаку они совершили в мае 1993-го, убив двух офицеров сербской полиции и ранив пятерых14.

Хеджес характеризует эту организацию как расколотую «причудливую идеологическую структуру, с намеками на фашизм с одной стороны, и коммунистическими веяниями с другой. Первую фракцию возглавляют… наследники тех, кто сражался в период второй мировой войны в рядах фашистского ополчения и созданной нацистами добровольной дивизии СС имени албанского народного героя Скандербега, или потомки реакционных албанских повстанцев-кача/coe, которые выступили против Сербии 80 лет назад». «Вторая фракция OAK, объединяющая многих ее ссыльных лидеров, состоит из старых сталинистов, которых когда-то наплодил ксенофоб Энвер Ходжа, диктатор Албании, скончавшийся в 1985-м». Хеджес полагал, что OAK будет править в Косове после насильственного восстановления порядка средствами НАТО. Кроме того, он считал, что ее руководство может «крайне разочароваться в Западе, — и, будто оно еще недостаточно экстремистское и непримиримое, — обратиться к исламским радикалам, готовым поддержать новые битвы мусульман против православных христиан»; он отмечает и «признаки того, что подобные Контакты уже установлены». Единственная идея, насчет которой между двумя фракциями OAK «существует согласие, — это необходимость освободить Косово от власти сербов. Все остальное, что звучит угрожающе, будет решаться позднее. Как? Об этом не говорится». По выражению Джудаха, «кнут поменяет хозяина и перейдет к „вражеской“ общности, как это было в прошлом, самым свежим примером из которого является нацистская оккупация, когда организованное нацистами албанское ополчение „без разбору убивало в Косове сербов и черногорцев“ и десятки тысяч из них выселило с насиженных мест» (Викерс).

По текущим сообщениям прессы, фракционные расколы остаются глубокими как внутри армии, так и между формирующимся руководством косовских албанцев и бывшим самопровозглашенным правительством Руговы. И, конечно, характер конфликта и его участников радикально изменился с военными действиями НАТО15.

Как и другие обозреватели, Хеджес сообщает, что из-за отсутствия западной поддержки их «мирного, цивилизованного протеста», который был просто «проигнорирован», косовские албанцы испытали «глубокое, очень глубокое ощущение того, что их предали». И Дэйтон «научил нас прискорбной истине о том, [что] те, кто хочет свободы, должны за нее бороться» (слова командира OAK). «В результате, — пишет Викерс, — рост отчаяния и безысходности, особенно заметный сегодня среди женщин и пожилых людей, привел к замене пассивных мер албанского сопротивления более агрессивной стратегией», выразившейся в одновременном проведении в середине февраля 1996 года бомбовых атак на пять лагерей сербских беженцев, расположенных в нескольких городах Косова. Эти беженцы были вытеснены из Хорватии во время санкционированных США операций по этнической чистке, призванной положить начало этапу отделения, местный архитектор которой в мае 1999 года был назначен войсковым командиром OAK.

Викерс сообщает, что партизаны к середине 90-х превратились в солидную военную силу — четыре полка, насчитывающих 40 000 солдат, развернутых в пограничных районах Косова и базирующихся в Албании. Они были хорошо оснащены оружием, спонсировались богатыми представителями косоварской диаспоры и, возможно, повстанческими исламскими группировками Среднего Востока и обучены в Албании, Иране и Пакистане. С 1995 года они усилили свои атаки на полицейские участки и иные цели, перейдя от единичных убийств к организованным нападениям. В апреле 1996 года, убив несколько сербских полицейских и гражданских лиц, OAK официально объявила, что она предприняла «вооруженное нападение на сербских агрессоров» и тем самым «возглавила борьбу за освобождение Косова, которая должна продолжаться до обретения полной независимости». Атаки на сербскую полицию и других врагов, включая тех албанцев, которых считали пособниками сербов, продолжались в течение всего 1997 года. В декабре OAK впервые появилась на публике во время похорон албанского учителя, убитого сербскими силами безопасности. Седьмого декабря обозреватель из Республики Косово сообщил, что политика ненасилия потерпела полное поражение: «Поскольку мировое сообщество недооценивает и в значительной степени игнорирует албанский фактор, сводя его к проблеме меньшинств, требующих разрешения своего нелепого конфликта с сербским окружением, — и это когда единственным способом общения между Сербией и Албанией является насилие и преступление, — то будет неудивительно, если какая-то часть народа решит остановить эту агонию и взять судьбу Косова и его людей в свои собственные руки»16.

К февралю 1998 года партизанские операции достигли гораздо больших масштабов, поскольку теперь OAK «боролась не только с Сербской армией и полицией Министерства Внутренних дел, но и обстреливала гражданское население, убивая сербских почтовых служащих и других лиц, ассоциирующихся с властью»17. Эти события вызвали куда более жестокую реакцию сербских военных и полиции, доходящую до диких расправ с гражданами, предположительно оказывающими поддержку OAK. Официальную позицию американских властей, полагает Хеджес, Сербия истолковала как «зеленую улицу» для такого ответа. В феврале 1998 года специальный эмиссар на Балканах Роберт Гелбард заявил в Приштине, что США считают OAK, «вне всякого сомнения, террористической группой» и «осуждают ее крайне террористическую деятельность в Косове». В течение двух недель сербские силы совершили жестокое нападение на маленький город, являвшийся штаб-квартирой клана Яшари, «из членов которого в начале мятежей состояла большая часть OAK», превратив его в «тлеющие обломки» и убив около 100 человек. Эта акция «зажгла новое пламя войны».

Подъема войны, по мнению Джудаха, не предвидели ни OAK, ни сербы, хотя OAK быстро отреагировала на него распределением оружия, созданием ополчения и решением «биться с сербами», которое отныне разделяли многие косовские албанцы. За несколько месяцев OAK заняла крупные зоны области, «пока сербы, не определившие, что им делать, не начали оказывать сопротивления». Когда они стали его оказывать, летом 1998-го, OAK «растворилась в горах, покуда сербы давали выход чувству мести, сжигая деревни и изгоняя их жителей»18. К лету 1998 года OAK контролировала 40% Косова, как пишут в своей длинной статье о предпосылках войны два репортера «Нью-Йорк Таймс», и Милошевич ответил на это своей главной наступательной операцией — точно также, как он отреагирует на натовские бомбардировки, — «изгнанием сотен тысяч человек, на этот раз всего за несколько недель»19.

Едва ли стоит тратить время на предположения о том, как ответили бы США на выступления партизанских сил, обеспеченных иностранными базами и поставками, требующих, скажем, независимости для Пуэрто-Рико или воссоединения с Мексикой юго-западных регионов, которые были завоеваны расширяющимся североамериканским гигантом, — и контролирующих 40% соответствующей территории.

Нетрудно понять, почему сербские лидеры могли истолковать официальную позицию Вашингтона как «зеленую улицу». Они прекрасно знали, что Вашингтон поддерживает хорватские этнические чистки в Крайне. Джудах предполагает, что США также дали зеленый свет и сербскому нападению на Сребреницу, в результате которого жертвами кровавой резни стали 7000 человек, что являлось частью их обширных планов по изменению состава населения. США «ничего не сделали для предотвращения» этой атаки, хотя знали о том, что сербы готовятся к ней, и затем использовали бойню в Сребренице, «чтобы отвлечь внимание от исхода всего населения из Крайны, который совершался в тот самый момент». Этническая чистка в Крайне «упрощала дело», как за год до этого отметил Госсекретарь Уоррен Кристофер20.

Возможно, у сербских лидеров перед глазами стоял пример Ливана, где США эффективно санкционировали смертоносные сирийские атаки на палестинцев в 1976 году, а до и после этого — и регулярные израильские нападения на палестинцев и ливанцев, часто сопровождавшиеся колоссальными цифрами убитых и беженцев. Эти дикие жестокости в Ливане, пик которых был достигнут при лауреате Нобелевской премии мира Шимоне Пересе, однако, являются здесь не самой уместной аналогией. С середины 1980-х и до сего дня их, как правило, объясняют нападениями на израильские вооруженные силы, оккупирующие иностранные территории в нарушение давнишних постановлений Совета Безопасности об их выводе. Такие атаки чаще всего не носят характер актов возмездия. Лишь одна воздушная атака, совершенная в декабре 1975 года и унесшая жизни 50 человек, была явной попыткой «сведения счетов» с Советом Безопасности Организации Объединенных Наций, на сессии которого тогда рассматривался вопрос об урегулировании израильско-палестинского конфликта путем создания двух государств, которому, несмотря на его поддержку почти всем миром, воспрепятствовали США, — а значит, воспрепятствовали тому, чтобы вместе с ним в истории произошло и множество других событий, вытекающих из «определенного мирного процесса». Израильское вторжение 1982 года, предпринятое при поддержке США и разрушившее большую часть Ливана, оставив среди его руин 20 000 убитых из числа гражданского населения, мотивировалось все теми же интересами, теми же хорошо знакомыми израильским ученым кругам и прессе задачами, хотя в США предпочитают рассказывать иную историю.

Этот процесс продолжался и в 1990-е, неизменно при твердой поддержке со стороны США. Самые крайние его проявления имели место при правлении лейбористской партии, которой США отдавали безусловное предпочтение: наступление армии Иц-хака Рабина в 1993-м, в результате которого полмиллиона людей были вынуждены бросить свои дома, и новое наступление при Пересе в 1996-м, приведшее к тем же последствиям и созданию, как отмечалось в докладах ООН, «колоссального гуманитарного кризиса». Эта атака была остановлена только после массового убийства 100 беженцев в лагере ООН в Кане, вызвавшего такой мощный международный протест, что администрации Клинтона пришлось взять назад свои слова, сказанные в оправдание этих жестокостей21.

Заметьте, что эти события середины 90-х гг. позволяют глубже проникнуть в суть ценностей, которые вступают в силу там, «где этнический конфликт превращается в этническую чистку» (Клинтон).

Если вернуться к Косову, то здесь на протяжении 1998 года шла дальнейшая эскалация боевых действий, масштаб жестокости которых примерно соответствовал ресурсам насилия. Согласно ретроспективным оценкам «Вашингтон пост», «с повстанцами боролись внутренние войска численностью около 10 000 человек, запугивая, а иногда и уничтожая гражданское население в селах и деревнях, ставших оплотом мятежников», и к концу года, согласно неназванным представителям НАТО, в эту борьбу также включилась армия. В октябре, когда эмиссар ООН Ричард Холбрук достиг соглашения с Милошевичем (формального, по сути не соблюдавшегося), американская разведка сообщила, «что косовские мятежники намеревались втянуть НАТО в свою борьбу за независимость, спровоцировав сербские силы на еще большие жестокости». Резня в Рачаке, произошедшая 15 января 1999 года, в результате которой погибли 45 человек, получила широкое освещение в прессе и стала решающим событием, которое побудило Вашингтон и его союзников, ужаснувшихся этим зверствам, начать подготовку к войне. «Рачак так изменил балканскую политику Запада, как это редко удается единичным событиям», — полагает корреспондент «Вашингтон пост» Бартон Геллман, реконструирующий в своем материале «путь к кризису». Она явилась «последней каплей жестокости», которая «привела механизм в движение». Она «убедила администрацию, а затем и союзников НАТО» в том, что они должны избрать курс войны и скорее начать «военную компанию, главной целью которой будет спасение жизней и домов этнических албанцев Косова», и которая сразу же «колоссально ускорит их резню и выселение», как это и было предсказано22.

Есть ряд простых способов оценить правдивость заявления о том, что рачакская бойня произвела вышеописанный эффект на западную чувствительность. Вернемся к нескольким наиболее очевидным тестам.

В октябре 1998 года прекращение огня позволило направить в область 2000 наблюдателей ОБСЕ. Неудачные переговоры между США и Милошевичем привели к возобновлению боевых действий и зверств, которые, видимо, усилились с угрозой натовских бомбардировок и отзывом наблюдателей, что также было предсказано23. Должностные лица из ведомства ООН по беженцам и Католическая Служба Милосердия предупреждали, что угроза бомбежек «означает опасность для жизней десятков тысяч беженцев, которые только считаются укрывшимися в лесах», предсказывая «трагические» последствия в том случае, если «НАТО сделает невозможным наше пребывание здесь»24.

Очередная резкая эскалация жестокости произошла после того, как бомбардировки 24 марта обеспечили для этого «возможности и мотивы», что и было с уверенностью, а то и «полностью», «предсказуемым».

Предвиденные последствия отнюдь не ограничиваются тяжелым и прямым ущербом для косовских албанцев. К их числу относятся смерти и разрушения по всей ФРЮ. Одним из поучительных примеров в этом плане является Воеводина, тотчас же подвергшаяся чрезвычайно жестокому нападению, и особенно ее столица Нови Сад, в которой были быстро разрушены мосты, вся инфраструктура, сорваны водо- и электроснабжение. Обитель венгерского Меньшинства, Воеводина на сотни миль удалена от Косова, и до натовских бомбардировок она была Мирным районом. По данным самых честных из тех обозревателей, которые прошли через Воеводину, получив приказ международных организаций покинуть Югославию, еще за несколько дней до бомбежек в ней отсутствовали любые признаки конфликта или раскола25.

По сообщениям прессы, эта область была «символом сопротивления режиму Слободана Милошевича», «местом, где оппозиционные политические вожди обсуждали западную модель реформ, где в гармонии жили этнические меньшинства и где большая часть населения предпочитала большую автономию от Белграда». Но когда она в мгновение ока стала «наземной целью в бомбардировочной кампании НАТО против Югославии… рухнули и почти все прозападные настроения». «Демократическая оппозиция в Воеводине, бывшая когда-то ярким пятном на обычно унылой югославской политической сцене, превратилась в громогласного врага НАТО». Как отмечает член правления новисадского городского совета, лидер «прогрессивной оппозиционной партии», «НАТО продемонстрировала, что понимает только политику насилия». Он заключает, что Воеводина, главная сельскохозяйственная область страны и источник почти половины валового национального продукта в 1998 году, «так часто подвергается ударам для того, чтобы была разрушена сербская экономика». Первые два уничтоженных моста были «излюбленным местом прогулок жителей Нови Сада». Они «не имели военного значения», говорит он; у одного из них «прочности едва доставало на то, чтобы по нему ходили автобусы», а другой связывал Нови Сад с маленьким селом и не являлся крупным транспортным звеном. За несколько недель было полностью нарушено водоснабжение и в значительной степени электропитание города, а также большая часть системы здравоохранения и, что особенно пугало, ввоз медикаментов и лекарств для ветеринарии, Вынужденные «сосредоточиться на проблемах элементарного выживания», люди не «пытались давить на правительство с тем, чтобы оно приняло условия НАТО», — предсказуемое последствие, отнюдь не проблематичное, если целью является разорение общества26.

Независимые источники (см. примечание 25) сообщают, что самый тяжкий урон в результате бомбежек понесли цитадели оппозиции, расположенные в центральной Сербии (Ниш, Крагуевац, Чачак, Вальево). Мэр Ниса Зоран Живкович, заместитель главы Демократической партии, строго осудил Милошевича и его губительную политику. Независимое агентство Бета Ньюз (югославское, но негосударственное, в отличие от ТАНЮГ) передало, что по оценкам властей Воеводины, произведенным в начале июня, ущерб от натовских бомбардировок достиг уровня 4,8 миллиардов долларов, с учетом 3650 разрушенных жилых сооружений и восьмидесяти двух поврежденных или полностью разрушенных предприятий. Эту статистику сообщили сербские власти, поэтому к ней следовало относиться с сомнением, однако, общая картина сомнения не вызывала.

Подрыв демократической оппозиции в Федеральной Республике Югославия в целом, а не только Воеводины, явился другим последствием натовских Ударов, и тоже полностью предсказуемым. Мы еще вернемся к этому и другим последствиям и различным реакциям со стороны просвещенных государств и за их пределами.

Вся пропаганда, исходящая от США и его союзников, вполне естественно, направлена на то, чтобы отвлечь внимание от тех выводов, к которым можно прийти, изучая последствия применения силы. Один из ее методов состоит в том, чтобы встать в позу благородства и гуманитарного пыла с надеждой (кстати, сполна оправдавшейся) услышать со всех сторон барабанный бой соответствующей риторики. Другие заявления сводятся к тому, что зверства происходили бы там в любом случае, поскольку то, как они совершались после бомбежки, говорит о тщательном планировании и подготовке: имеется в виду план «Операции Подкова», по слухам, обнаруженный вскоре после того, как стали очевидными результаты бомбежки. Мы еще вернемся к самым подробным доказательствам, предоставленным официальными источниками. Однако и без всякой информации об «операции Подкова» можно с уверенностью сказать, что у Сербии были такие планы. Это становится несомненным уже на основании краткого исторического обзора, который с лихвой объясняет данное обстоятельство. Сами США, даже живя в обстановке полного мира и безопасности, располагают бесчисленным множеством планов на всякий пожарный случай, спектр действий в которых варьируется от ядерного разрушения (нанесение превентивных ударов по безъядерным государствам «третьего мира» остается официальной политикой США; см. ниже, гл. 6) до акций меньшего значения. Возможно, что у США на всякий случай есть даже план вторжения в Канаду27. Если нет, то они его быстренько создадут и реализуют, и при этом будут не слишком деликатными, пожелай Канада бомбить Вашингтон, и тогда Канада не сможет делать правдоподобных заявлений о том, что Америка в любом случае вела бы себя таким образом. То, что Милошевич вынашивал планы по вытеснению из Сербии албанского населения, представляется гораздо более вероятным в свете хорошо известной хроники его правления, истории албанско-сербских отношений в Косове и американских угроз. Было бы поистине удивительным, если бы НАТО не подозревало об этом.

Если Клинтон, Блэр и их единомышленники действительно знали (как они заявляют сейчас) о том, что здесь творятся или вот-вот начнут твориться дикие жестокости, и при этом не делали ничего, чтобы подготовиться к потоку беженцев, который они предвидели, они должны быть виновны уже не только в постыдном игнорировании, но и в тяжелейшем преступлении. Их преступление усугубляется тем, что, по утверждению Главнокомандующего ОВС НАТО генерала Кларка, они не сподобились уведомить его об этом. Через месяц после начала бомбардировок генерал Кларк докладывал, что о планах «Операции Подкова» «меня никто никогда не извещал», и — что еще более преступно — операция НАТО, спланированная «политическим руководством», «задумывалась не как средство для прекращения сербских этнических чисток. Она задумывалась не как средство ведения войны против сербов и сил MUP (особой полиции) в Косове. Ничего подобного. Никаких таких намерений не было. Идея нападения состояла не в этом»28.

Короче говоря, Главнокомандующий генерал НАТО считал сербские операции по этнической чистке «полностью предсказуемыми» и «никоим образом» не волнующими политическое руководство, которое отдало приказ о бомбардировках, повлекших за собой такие жестокости: это, безусловно, преувеличение, но оно достаточно близко к истине, чтобы позволить вдумчивым людям сделать кое-какие выводы.

Ведомством, которое в первую очередь отвечает за заботу о беженцах, является Верховный Комиссариат ООН по делам беженцев. В октябре 1998 года Комиссариат объявил, что к январю 1999-го он должен будет сократить пятую часть своего персонала в связи с бюджетным кризисом, поскольку в 1998 году бюджет понизился более чем на 15%. Это часть общего бюджетного кризиса ООН, в первую очередь вытекающего из отказа США от уплаты долгов — то есть одного из многих нарушений ими договорных обязательств, особенно участившихся в эру Нового Гуманизма, к чему мы еще вернемся. Объявление о резких сокращениях штата, призванного печься о беженцах, совпало с выражением Клинтоном большой озабоченности судьбой беженцев, которым придется пережить горькую зиму в Косове, а также с американо-британским заявлением о том, что руководство этих стран полагает, будто у него есть «достаточно полномочий на то, чтобы начать воздушные удары»: эти полномочия основаны на резолюциях Совета безопасности и докладе Генерального Секретаря, — и речь шла о начале военных акций, которые, несомненно, обострят критическую ситуацию с беженцами29.

Данная конфигурация событий позволяют нам еще глубже проникнуть в существо «принципов и ценностей», повсюду встречающих столь шумное и эмоциональное одобрение.

 

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: