Глава 5. Дипломатическая летопись

 

Как уже отмечалось, обвинительный акт, который вынес Милошевичу и его соратникам Международный Трибунал по военным преступлениям в Югославии, был расценен как «разрушительное» препятствие для дипломатического процесса, протекавшего между «западными столицами», хотя в сообщениях о данном факте, по-видимому, есть разночтения. Когда 27 мая было объявлено о решении предъявить Милошевичу обвинение, представитель суда сказал, что «это решение выдернуло ковер переговоров из-под ног у договаривающихся сторон». По сообщению Стивена Эрлангера из Белграда, новости об обвинительном заключении «сегодня просто оглушили сербов, убавив их надежды на окончание войны», особенно если учесть момент: обвинительный акт был оглашен судом (независимым) в тот самый день, когда российский специальный представитель в Югославии Черномырдин «должен был обсуждать вопрос о мирном урегулировании». Обвинение «значительно усложнит» задачу Черномырдина, считал Эрлангер. Вдобавок дело осложнялось еще тем, что НАТО решило избрать день, на который планировались и оглашение заключения, и приезд в Белград Черномырдина, для проведения «жесточайших бомбардировок, которые когда-либо видела Югославия»1.

В такой модели поведения нет ничего неожиданного. Она привычна и понятна для тех, кто сосредоточивает в своих руках власть и средства насилия, чтобы, выходя на дипломатическую арену, интенсивно применять собственное оружие — по собственному же усмотрению или иным обстоятельствам: переговоры о прекращении войн в Индокитае и Центральной Америке 1980-х служат наглядной иллюстрацией этой политики, к которым я впоследствии ненадолго вернусь.

Черномырдин отреагировал на усиление бомбардировок неожиданно жестким заявлением2. Он решительно опроверг утверждение Клинтона о том, что «Россия сейчас помогает Белграду найти возможность принятия условий [НАТО]» и что стратегия НАТО способствует укреплению отношений между США и Россией. Напротив, «новая стратегия НАТО, первый практический пример которой мы наблюдаем в Югославии, привела к серьезному ухудшению взаимных связей России и США», развитие которых задержалось на «несколько десятилетий». Усиление бомбардировок, и особенно их нацеленность на гражданские объекты, также радикально изменили российское общественное мнение, понизив долю людей, позитивно настроенных по отношению к США, с 57% до 14%. Русские перестали расценивать Соединенные Штаты как модель, «достойную подражания», и теперь считают, что Америка «утратила моральное право называться лидером свободного демократического мира». Черномырдин предупреждал, что, если события и дальше будут развиваться подобным образом, это приведет к самым печальным последствиям. Он также выразил уверенность в том, что Китай и Индия входят в число государств, согласных с позицией России, ибо позиция эта правильна. Судя по намекам, которые мелькали в средствах массовой информации и читались между строк, Индия и Китай, по-видимому, в этом не одиноки, и действиями цивилизованных государств обеспокоено или даже напугано все международное сообщество, — таково еще одно отражение великой пропасти, отделяющей «идеалистический новый мир» с его случайными попутчиками от «упрямых раскольников».

Давайте же проследим дипломатическую летопись, задавшись вопросом о том, каким образом события дошли до такой стадии, на которой Черномырдин и Клинтон стали интерпретировать их в столь различной манере.

Бомбовые удары, видимо, были предприняты в первую очередь по инициативе США и Соединенного Королевства после того, как делегация ФРЮ отказалась принять условия соглашения (промежуточного) в Рамбуйе. Внутри НАТО такзке были разногласия, которые отразил заголовок статьи «Нью-Йорк Таймс», звучавший так: «Между большими державами на переговорах по Косову появились серьезные разногласия». Одна из проблем возникла по поводу развертывания наблюдательских отрядов ОБСЕ. Европейские державы хотели просить Совет Безопасности дать санкцию на их развертывание, что соответствовало договорным обязательствам сторон и международному законодательству. Однако Вашингтон отказался утвердить «чреватые головной болью» слова «дать санкцию», сообщала «Нью-Йорк Таймс», хотя в итоге согласился с формулировкой «одобрить». Администрация Клинтона «стояла на своем, полагая, что НАТО должно быть способно действовать независимо от Организации Объединенных Наций». Ведущий стратегический аналитик объяснял позицию США тем, что «просить одобрения от Совета Безопасности все равно что вынудить его наложить вето на наши действия» в согласии с принципами Хартии ООН3.

Разногласия в рамках НАТО на этом не кончились. Кроме Британии (ныне независимой в своих действиях не более, чем Украина в догорбачевские времена), страны НАТО, как оказалось, скептически относились к тому, что Вашингтон предпочитает действовать силой, и были раздосадованы тем, что госсекретарь Олбрайт «бряцала оружием» — они сочли это «неуместным на такой хрупкой фазе переговоров», хотя «представители США неумолимо придерживались жесткой линии»4.

На сегодняшний день мы располагаем весьма скудной информацией о дипломатических взаимодействиях5. По-прежнему не освещаются даже решающие элементы их летописи, абсолютно доступные для обозревателей, в том числе условия Соглашения в Рамбуйе, которые в итоге были переданы Сербии и ФРЮ в виде ультиматума, т. е. «примите их или вас разбомбят» и, стало быть, несостоятельные с точки зрения международного законодательства, — но ведь последнее есть старый, дискредитированный стиль, от которого мы сегодня наконец избавляемся и поэтому можем делать то, «что кажется нам справедливым». Однако условия соглашения так и не стали доступными для широкой публики. Чтобы понять, почему это произошло, важно рассмотреть, в чем они, собственно, состояли.

Соглашение в Рамбуйе призывало к полной военной оккупации Косова и существенному политическому контролю над ним со стороны НАТО, которое рассматривает Косово как область ФРЮ, а также, по желанию НАТО, к эффективной военной оккупации остальной территории ФРЮ6. НАТО должно было «сформировать и возглавить вооруженные силы» (KFOR), которые оно «введет и развернет» внутри и вокруг Косова и которые «будут действовать под эгидой Северо-Атлантического Совета (НАК) и подчиняться его приказам и политическому контролю, осуществляемым через цепь команд НАТО»; «командующий KFOR является высшим авторитетом в рамках театра военных действий, определенного в настоящем разделе (раздел „Реализация военного соглашения“), и его указания обязательны для всех сторон и индивидов»7. Гражданские дела должны находиться под наблюдением и надзором ОБСЕ (в котором преобладают представители НАТО) и главы его миссии по реализации военного соглашения, координирующих свои действия с KFOR, натовскими оккупационными силами в Косове; координация действий ОБСЕ с оккупационной армией в переводе с дипломатического языка означает подчинение первого второй. В рамках краткого и конкретного временного распорядка всем силам югославской армии и внутренней полиции надлежало развернуться в иных, «утвержденных местах расквартирования», а впоследствии отбыть в Сербию, за исключением небольших подразделений с лимитированным вооружением (это все конкретизировано в договоре), которым предписывается нести охрану границ. Данные подразделения будут заняты только охраной границ от нападения и «не допускать их незаконного пересечения», и кроме как для исполнения этих функций, въезд в Косово для них будет закрыт.

«Через три года после того, как данное соглашение вступит в силу, будет проведена международная встреча с целью определения механизма окончательного урегулирования в Косове». Данный параграф был истолкован как призыв к референдуму о независимости, хотя конкретно о нем не упоминалось.

Что касается остальной части Югославии, то условия ее оккупации определялись в приложении Б — «Статус Многонациональных вооруженных сил, обеспечивающих реализацию военного соглашения». Его определяющий параграф гласит: «8. Личный состав войск НАТО вместе с его наземными транспортными средствами, судами, самолетами и оборудованием должен иметь свободный и неограниченный проход и беспрепятственный доступ по всей территории ФРЮ, включая ее воздушное пространство и территориальные воды. В сферу его прерогатив входит, хотя не исчерпывает ее, право на расположение, постой и маневры на данной территории, на использование любых зон или средств, необходимых для обеспечения, подготовки и проведения операций».

Далее расшифровываются условия, которые позволяют силам НАТО вместе со всеми их средствами свободно передвигаться по территории ФРЮ, не беря на себя никаких обязательств и не беспокоясь о соблюдении законов страны или юрисдикции ее властей, которые, однако, должны выполнять приказы НАТО «на приоритетной основе и всеми возможными средствами». Личный состав войск НАТО обязан «уважать законы, действующие в ФРЮ», — но с оговоркой, по сути, лишающей данное условие всякого смысла, — «сохраняя за собой привилегии и свободы, определенные в данном Приложении».

Все это наводило на мысль, что условия соглашения специально были сформулированы таким образом, чтобы партнеры по переговорам отклонили их. Трудно представить себе страну, которая стала бы рассматривать подобные условия, иначе как требование безоговорочной капитуляции.

Во всем потоке материалов, освещавших эту войну в США, я не нашел ни одного хоть сколько-нибудь точного сообщения о данных условиях, ни одной яркой статьи о только что процитированном приложении Б. Информация появилась тогда, когда на события уже не мог повлиять демократический выбор широких масс, т. е. сразу после 3 июня — даты принятия мирного соглашения. Пресса тотчас сообщила о том что согласно приложению к Договору в Рамбуйе «передвигаться по Югославии по своему усмотрению и без всякой юридической ответственности могут лишь представители натовских сил». В согласии с утвержденным соглашением планом, суть которого сводилась к требованию: «принимайте эти условия или выходите из игры», как сообщил в Лондоне Гай Динмор, «войска НАТО, фактически получали свободу перемещения по всей Югославии, а не только по Косову»8.

Очевидно, что в отсутствие ясных и неоднократных разъяснений того, в чем, собственно, состояли основные условия соглашения в Рамбуйе, или, говоря официальным языком, «процесса мирного урегулирования», широкая аудитория не могла понять серьезный смысл происходящих событий.

Спустя несколько недель мнения прессы свелись к тому, что соглашение в Рамбуйе (по-прежнему покрытое таинственностью) «столь фатально раскололо стороны, и только ускорило то, что, по идее, должно было предотвратить, — а именно этническую чистку в Косове». Газетчики ретроспективно оценивали весь процесс как «очевидное дипломатическое фиаско». «Более разумный дипломатический подход, который удерживал в Косове наблюдателей Организации за Безопасность и Сотрудничество в Европе (ОБСЕ) и привел стороны к по-настоящему политическим переговорам, вероятно, предотвратил углубление косовской катастрофы», но «грубая сила возобладала над искусством дипломатии и, по-видимому, одержала победу на переговорах»9.

Возможно, когда-нибудь будет признано и то, что тезис, согласно которому соглашение в Рамбуйе и бомбардировки «должны были предотвратить» углубление косовского кризиса, нуждается не только в регулярных повторах, но и в солидной аргументации, хотя такую аргументацию весьма нелегко построить в свете известных фактов. И, может быть, даже есть смысл спросить, не являлось ли «дипломатическое фиаско» сознательно избранным курсом, который привел к предсказуемой победе во имя значимых ценностей; интерес же к судьбе народов был только побочным, как и ранее, в последовательно замалчиваемом прошлом.

Сербская Национальная Ассамблея отреагировала на ультиматум США и НАТО двадцать третьего марта. В ее резолюции отвергалось требование военной оккупации Югославии силами НАТО и звучал призыв к ОБСЕ и ООН способствовать мирному Дипломатическому урегулированию. Как уже отмечено, резолюция осудила отзыв из Косова наблюдательской миссии ОБСЕ, приказ о котором был издан 19 марта, в преддверии бомбардировок, последовавших через пять дней.

Резолюция Национальной Ассамблеи призывает к переговорам, которые приведут «к достижению политического соглашения по многим аспектам автономии Косова и Метохии (название края, официально принятое в ФРЮ), гарантиям полного равенства всех граждан и этнических общностей и уважения суверенитета и территориальной целостности Республики Сербия и Федеративной Республики Югославия». Кроме того, хотя «парламент Сербии не согласен с присутствием в Косове и Метохии иностранных военных формирований», он «готов рассмотреть размеры и характер международного присутствия в Косове и Метохии, необходимого для реализации достигнутого соглашения, непосредственно после подписания политического договора о самоуправлении, согласованного и одобренного представителями всех национальных общностей, проживающих в Косове и Метохии».

Основные положения резолюции распространили крупные информационные агентства, поэтому они, безусловно, были известны всем отделам новостей. Однако поиск в базах данных дал весьма скромный результат: публикаций на сей счет немного, причем в национальной прессе и крупнейших журналах эти положения не упоминались совсем10.

Двадцать четвертого марта на брифинге, организованном для прессы Государственным департаментом, его представителю Джеймсу Рубину был задан вопрос о резолюции Сербской Ассамблеи, в частности о том, что касалось «международного присутствия». Рубин сказал только следующее: «Я не слышал, чтобы кто-либо в нашем ведомстве нашел в этом какие-то светлые стороны». По-видимому, он вообще был не в курсе того, что «это» такое. Вероятно, «это» рассматривалось в его «ведомстве» как нечто несущественное, что вполне объяснимо в том случае, если США намеревались послать в Косово свои бомбардировщики.

Об этой части брифинга Рубина тоже, очевидно, ничего не сообщалось; насколько я знаю, «Обзор текущих событий» (рассылаемый основным изданиям) не содержал информации о данном брифинге11.

Ответы на то, что бы «это» значило, с уверенностью могут дать фанатики, — их ответы будут разными, в зависимости от разновидности фанатизма. Но и для всех остальных есть способ найти ответ: он состоит в простом рассмотрении возможностей такого присутствия. Однако тандем США/Соединенное Королевство и его союзники не сочли возможным прибегнуть к этому способу, они выбрали бомбардировки со всеми их предвиденными последствиями.

Согласно общепринятой версии, «отказ Милошевича принять… и даже обсуждать международный миротворческий план (а именно соглашение в Рамбуйе) стал сигналом к натовским бомбардировкам, последовавшим 24 марта»12. Термин «миротворческий план» обычно применяется к любым планам, которые в данный момент поддерживают США. Слово «международный» также требует уточнения. Данная статья — одна из многих, в которых без малейшего сомнения и даже с некоторыми преувеличениями осуждается сербская пропаганда.

Исходя из условий соглашения, мы можем сделать вывод, что 23 марта на столе переговоров лежали два миротворческих плана, неизвестных широкой публики: соглашение в Рамбуйе и резолюция Сербской Национальной Ассамблеи. Таким образом, мы можем придать еще одно измерение запоздалому признанию в том, что соглашение в Рамбуйе закончилось «таким фатальным расколом», что «способствовало ускорению… этнической чистки в Косове» (см. прим. 9). Двадцать третьего марта, к моменту, когда было принято окончательное решение о бомбежках, существовало два мирных предложения, каждое из которых вело к «фатальному расколу», оставляя, однако, место и определенной возможности согласия, которое, наверное, могло бы привести к «участию обеих сторон в по-настоящему политических переговорах, способствующих предотвращению косовской катастрофы». Но только в том случае, если бы такой результат был целью. Не нужно большого дипломатического искусства, чтобы это понять, достаточно было одного желания познакомиться с двумя имеющимися планами, хотя американскому народу было отказано в этой возможности, ведь оба плана тогда скрывались от него (а один из них скрывается по сей день) до тех пор, пока не стало так поздно, что критическое вмешательство со стороны других лидеров уже ни к чему бы не привело.

Этот эпизод напоминает многие иные и, в частности, из числа тех, которые приходятся на дозволенные нам временные рамки. Первое, что сразу приходит в голову, — события нескольких месяцев, которые в январе 1991 года привели к бомбардировкам Ирака, предпринятым с целью заставить его вывести свои войска из Кувейта. Очень скоро после иракского вторжения, состоявшегося в августе 1990-го, из некоторых источников в Вашингтоне просочилась информация об иракских предложениях по переговорам о выводе войск, которые эти источники расценивали как «серьезные» и «достойные обсуждения», включая предложение, поступившее в начале января, которое эксперты госдепартамента по Среднему Востоку сочли «серьезной позицией, указывающей на возможность переговоров» однако его «немедленно отверг» Вашингтон, несмотря на то, что оно оказалось очень близким к мнению американской общественности, выявленному в ходе опросов, непосредственно предшествовавших бомбардировкам. С необычайным для свободного общества успехом эти предложения скрывались от глаз общественности13.

Следующий важный шаг в балканском дипломатическом процессе был предпринят 22 апреля, на широко разрекламированной встрече Милошевича с русским фаворитом Вашингтона Виктором Черномырдиным. О встрече сообщалось в материалах под такими заголовками, как «Окончание миротворческого визита русского: слабые признаки прогресса», «США и Великобритания отклоняют предложение сербов о роли ООН в Косове». Черномырдин объявил, что Милошевич согласился на «международное присутствие в Косове под эгидой Организации Объединенных Наций», которое обеспечило бы выполнение условий политического урегулирования, и что он в принципе согласился с «возможностью международного присутствия под эгидой ООН» в случае, если НАТО прекратит свои бомбардировки. Как сообщалось в прессе, «представители США и НАТО едва ли увидели в очевидном согласии Милошевича с Черномырдиным нечто большее… чем первые признаки надежды на то, что вызывающее поведение югославского президента, возможно, и впрямь постепенно сходит на нет под натовскими атаками». В хронологии событий после принятия мирного соглашения происшедшее 22 апреля характеризуется как «первый признак надлома в позиции югославов», поскольку Милошевич, как сообщалось, готов пойти на «международное присутствие» в Косове, но «представители альянса настаивают, что бомбардировки не должны прекращаться до тех пор, пока Белград не примет возглавляемые НАТО миротворческие силы, которые обеспечат защиту возвращающихся на родину беженцев». Считая «прогресс» в позиции Милошевича «недостаточным», США и Соединенное Королевство тотчас отклонили предложение о международном присутствии под эгидой ООН и усилили бомбовые удары по гражданским объектам (в тот день телевидение было отрезано от эфира)14.

Вкратце дело было так: 22 апреля Милошевич повторил предложения Сербской Национальной Ассамблеи от 23 марта, на этот раз таким образом, что их нельзя было обойти молчанием, а именно, через российского посланника, фаворита Запада. Поскольку суть первого предложения, высказанного 23 марта, к тому времени еще не всплыла на поверхность и была известна очень незначительному кругу лиц, то его повторение можно было представить как знак того, что сила сработала, и Милошевич с его «вызывающим поведением» сдает позиции под натиском НАТО. А значит, надо применить еще больше насилия.

На другой встрече, состоявшейся неделю спустя, Черномырдин сообщил о «неуклонном прогрессе», — заголовок констатировал «Намеки на прогресс». Таким намеком и послужило повторное изложение сербами резолюции Национальной Ассамблеи, принятой 23 марта, теперь дополненное словами о «международной миссии ООН, невооруженной и гражданской»15.

В тот же день в «Таймс» было опубликовано интервью ЮПИ с Милошевичем, в котором он настаивал на «политическом процессе» и говорил, что «ООН, если пожелает, может направить в Косово сколь угодно масштабную миссию», свои «миротворческие силы» с «оружием для самообороны», но только не устраивать «оккупацию» в том духе, который «диктовала администрация Клинтона» в Рамбуйе: введение в Косово военного контингента численностью 28 000 человек с тяжелым вооружением. Милошевич также планировал уменьшить численность югославских вооруженных сил до уровня, предшествовавшего бомбардировкам, т. е. до 10–11 тысяч человек, настаивал на «возврате всех беженцев, независимо от их этнической или религиозной принадлежности», «свободном доступе верховного комиссара Объединенных Наций по делам беженцев и Международного Красного Креста» и продолжении переговоров с целью обеспечить «как можно более широкую автономию Косова в рамках Сербии»16.

Цитируя последнюю фразу, «Таймс» сообщала, что Милошевич «заимствует язык соглашений, предложенных в Рамбуйе». На самом деле, и это очень важно, он повторял язык именно не удостоенной внимания прессы резолюции Национальной Ассамблеи, принятой 23 марта и призывавшей к «политическому урегулированию по многим аспектам автономии» области. Предложения Милошевича, высказанные 30 апреля, в целом не выходили за рамки резолюции от 23 марта, они только конкретизировали ее.

Следующий акт этой драмы разыгрался 6 мая, когда «большая восьмерка» (основные страны Запада и Россия) выступила с официальным заявлением, о котором тотчас раструбила пресса. В нем звучали требования «немедленного и недвусмысленного прекращения насилия и репрессий», отзыва «военных, полицейских и военизированных формирований» (не указывалось, каких конкретно), «развертывания в Косове эффективного международного присутствия гражданского корпуса и сил безопасности, согласованного и утвержденного Организацией Объединенных Наций», «политического процесса, направленного на создание промежуточного политического рамочного соглашения, обеспечивающего Косову достаточную степень самоуправления, с полным учетом содержания соглашений в Рамбуйе и принципов суверенитета и территориальной целостности Федеративной Республики Югославия, а также других стран региона» и демилитаризации OAK.

Заявление «большой восьмерки» стало первым шагом к достижению компромисса между двумя планами, лежавшими на столе переговоров 23 марта. Оно модифицировало предложение сербского парламента, внося существенное дополнение о «присутствии сил безопасности», и отвергало основные требования ультиматума о военном и политическом контроле над Косовом, сформулированного в Рамбуйе. В заявлении «восьмерки» никак не упоминалось НАТО и звучали призывы к «учреждению в Косове временной администрации, состав которой будет определен Советом Безопасности Организации Объединенных Наций…», которому ранее Вашингтон отказывал в какой-либо роли в этом процессе17.

Этот компромисс изображался как победа самих США и Великобритании и оправдание применения силы. Заголовок передовицы «Таймс» звучал так: «Россия согласна с тем, что для надзора над Косовом нужна сила». Под ним помещались две статьи. Одну открывало высказывание о том, что «администрации Клинтона… сегодня удалось заполучить Россию в союзники», а вторую — следующие слова: «Запад и Россия сегодня впервые сошлись на том, что для поддержания хотя бы возможности мира в Косове там необходимо международное военное присутствие». «После достижения согласия усиливается и давление» на Милошевича, который теперь, когда русские оказались «в одной лодке с нами», остался в одиночестве. Ветеран пера «Бостон Глоуб» Джон Йемма отметил как первостатейное достижение то, что удалось «склонить Россию на позиции НАТО» по вопросу о «международном присутствии сил безопасности», которые сменят на данном посту сербские силы, однако, «до прекращения бомбардировок» Милошевичу «придется хотя бы в принципе согласиться с планом „большой восьмерки“»18

Со стороны Сербии не последовало никаких официальных комментариев, но ее правительственная газета «опубликовала принципы „большой восьмерки“ на первой полосе»19. США, в свою очередь, не утвердили формулировки мирного предложения «восьмерки» и продолжили настаивать на своей прежней позиции, истолковывая все достижения в рамках мирного процесса как признаки того, что непокорные «с нами в одной лодке», правда, пока их недостаточно, поэтому бомбардировки надо продолжить.

Как только официальные лица Югославии объявили, что они примут основы плана «большой восьмерки», и потребовали Резолюции Совета Безопасности, которая строилась бы на них, НАТО вновь дало понять, что оно предпочитает бомбардировки, заявив, что «никакого послабления с нашей стороны не будет до тех пор, пока Югославия не примет требований мирового сообщества, которые обсуждению не подлежат». Представитель НАТО Джейми Ши заявил, что Милошевич, «как только мы начали воздушные атаки, стал отходить от своих прежних позиций, когда он почти полностью игнорировал мнение мирового сообщества, и начал, по крайней мере, говорить о том, что принимает ключевые требования „большой восьмерки“, которые воплощают в себе пять условий НАТО». Генерал Кларк добавил к этому следующее: «Я полагаю, что именно бомбардировки подстегивают дипломатию». В тот день бомбовые удары пришлись на многолюдный мост, санаторий и группу сопровождения европейских журналистов20.

Очень мало было упоминаний в прессе и о письме югославского министра иностранных дел Живадина Йовановича немецкому министру иностранных дел Йошке Фишеру, в котором «повторялось, что Югославия отныне принимает условия достижения мира, несколько недель назад определенные членами „большой восьмерки“». В этом письме, обнародованном Германией 1 июня, утверждалось, что «необходимо сейчас же положить конец воздушным ударам НАТО и сосредоточиться на вопросах политической повестки дня, направленных на достижение прочного и долговременного политического урегулирования», и вновь говорилось, что ФРЮ «приняла принципы „большой восьмерки“, включая присутствие сил Организации Объединенных Наций, полномочия и другие аспекты которых будут определены в резолюции Совета Безопасности Объединенных Наций в соответствии с Хартией ООН»21.

Третьего июня мирное соглашение по Косову было подписано НАТО и Сербией. Восьмого июня «большой восьмеркой» был одобрен проект резолюции Совета Безопасности, которая предписывала воплотить это соглашение в жизнь22.

Существуют две версии мирного соглашения по Косову и резолюции ООН: 1) их тексты и 2) интерпретации США/НАТО. Как это обычно бывает, они отличаются друг от друга. Давайте рассмотрим сначала тексты (воспользовавшись текстом соглашения, предоставленным Госдепартаментом), а затем обратимся к интерпретациям.

Как, вероятно, и следовало ожидать, Соглашение является компромиссом между двумя миротворческими планами 23 марта.

США и НАТО отказались от своих основных требований, указанных нами выше и побудивших Сербию отклонить ультиматум: полная военная оккупация и полный политический контроль над Косовом со стороны НАТО, а также свободный доступ НАТО по всей остальной территории ФРЮ. Санкцию на подобный доступ не получили и силы безопасности, которые планировалось развернуть в Косове. Те формулировки соглашения в Рамбуйе, которые трактовались как призыв к референдуму по вопросу о независимости, также были опущены.

Сербия согласилась на «международное присутствие сил безопасности при существенном участии НАТО», и это было единственным упоминанием Североатлантического Союза.

Что касается Косова, то политический контроль над ним должен был сосредоточиваться не в руках НАТО, ОБСЕ или Сербии, а в руках Совета Безопасности ООН, которому предстояло учредить в Косове «временную администрацию». Военный контроль должно было выполнять «присутствие международных сил безопасности», которые будут развернуты «под эгидой ООН», «под единым командованием и контролем», без более подробных указаний. О выводе югославских вооруженных сил говорилось не столь детально, как в соглашении в Рамбуйе, но аналогично по сути, хотя теперь речь шла о более ускоренном выводе. В остальной части воспроизводились пункты, которые были схожими в обоих планах 23 марта.

В дополнении к тексту, не включенном в версии Государственного Департамента и сербского парламента, формулировалась «позиция России, [состоящая в том, что] российский контингент ВС не будет подчиняться командованию НАТО, и его взаимоотношения с международным присутствием будут регулироваться соответствующими дополнительными соглашениями»23.

В этой итоговой версии 3 июня предполагалось, что дипломатические инициативы, по-видимому, достигли своей цели еще 23 марта, отведя от человечества ужасную катастрофу, последствия которой, во многих отношениях весьма печальные, еще долго будут сказываться в Югославии и других местах. Ознакомившись с двумя миротворческими планами, открытыми к этому времени для широкой общественности (открытыми в принципе, но фактически доступными далеко не для всех), можно было понять, что перспектива дипломатического решения конфликта с самого начала являлась весьма вероятной, что в конечном счете, спустя несколько недель, было признано и публично, по крайней мере, в некоторых официальных кругах (см. прим. 9). Положение вещей в июне, конечно, отличалось от ситуации 23 марта. Заголовок статьи в номере «Таймс», вышедшем в день принятия итогового соглашения по Косову, точно схватывает типичные черты этого периода: «Косовские проблемы только начинаются». В число «сложнейших проблем», которые ждут впереди, по мнению Серджа Шмеманна, входит репатриация беженцев «в страну могил и пепла, которая была их родиной» и «чрезвычайно дорогостоящая задача восстановления разоренной экономики Косова, всей остальной Сербии и их соседей». Он цитирует историка Балкан Сьюзен Вудворд из Института Брукингса, которая особо упирает на то, «что все люди, которые, как мы полагаем, должны помочь нам в восстановлении стабильности в Косове, совершенно подавлены последствиями бомбардировок», в результате которых контроль над ситуацией оказывается полностью сосредоточенным в руках OAK. Вспомним, что Вашингтон осудил OAK, назвав ее «террористической группировкой», когда в феврале 1998 года она перешла в организованное наступление; это, очевидно, было воспринято Милошевичем как «зеленая улица» для жестоких репрессий, которые вылились в почти колумбийский разгул насилия в преддверии натовских бомбардировок, способствовавших еще более резкой их эскалации до уровней, аналогичных тем, что в середине 90-х гг. при помощи Вашингтона были достигнуты внутри самого НАТО.

Это «сложнейшие проблемы» новы. Ведь они возникли уже как «следствия бомбардировок» и яростной реакции на них со стороны сербов, хотя проблемы, предшествовавшие натовскому решению применить силу, тоже были достаточно тревожными.

Резолюция Совета Безопасности, одобренная без существенных поправок, включает в себя соглашение «большой восьмерки» от 6 мая, которое было принято Сербией (Приложение 1), и мирное соглашение по Косову от 3 июня (Приложение 2). В первом нет ни слова о НАТО, во втором НАТО упоминается только так, как мы говорили выше. В самой резолюции НАТО также не упоминается, она в значительной мере воспроизводит основные условия мирного соглашения по Косову.

В информации «Нью-Йорк Таймс» о проекте резолюции ООН несколько раз упоминается «примечание, касающееся доли натовских сил безопасности в их общем международном контингенте», которое не вошло ни в окончательную резолюцию Совета Безопасности, ни в версию Соглашения, принятую парламентом Сербии. Здесь не сказано, что оно было опущено и в тексте Соглашения, представленного Госдепартаментом и опубликованного в «Таймс». Какую бы роль ни играло это опущенное примечание, нам придется снова вспомнить о разнице между его буквой и его интерпретацией. В оригинальном тексте есть следующая формулировка: «Международные силы безопасности „с существенным участием НАТО“ понимаются НАТО как силы, подчиняющиеся единому командованию и контролю, центром которого является НАТО. Это, в свою очередь, означает единую цепь командования НАТО, находящегося под политическим руководством НАК [Северо-Атлантического Совета]… Подразделения НАТО будут подчиняться приказам НАТО»24.

Эта формулировка в значительной степени воспроизводит условия соглашения в Рамбуйе, указанные нами выше, и радикально расходится с текстом Соглашения, предоставленным Госдепартаментом и принятым Сербией, хотя и в нем, вероятно, отражается исключительно то, как вопрос «понимается НАТО». Через несколько дней это примечание было заново сформулировано в «Нью-Йорк Таймс», чтобы перевести «понимание НАТО» на язык реальности: «Из окончательной версии проекта исчезло примечание к ранней версии, в котором расшифровывалось, каким образом силы безопасности „будут иметь своим „центром НАТО“. Ключевое предложение, в котором говорилось, что это значит подчиняться „единому командованию НАТО“, также было опущено“»25.

Как только данный факт получил более удовлетворительную интерпретацию, пресса стала праздновать величайшую победу цивилизованных государств и их лидеров. В резюме «ключевых целей» соглашения, напечатанном на первой полосе «Нью-Йорк Таймс», в числе таковых было названо «учреждение корпуса миротворческих сил под эгидой НАТО». Наконец-то «Милошевич покоряется ключевым условиям НАТО», — гласил заголовок передовицы, — в итоге он вынужден «принять условия НАТО». Благодаря соглашению, «натовские миротворческие силы, известные как KFOR, в конечном счете займут весь край целиком», «что будет означать оккупацию Косова войсками НАТО». Особенно важным было то, что Милошевич соглашается с «натовским контролем» на оккупированной НАТО территории. Как сказал представитель НАТО Джейми Ши, «с контролем НАТО все ясно». Соглашение гарантирует «единство сил, подчиняющихся единой цепи командования» под эгидой НАТО. В сводках новостей восторженно сообщалось, что Милошевичу пришлось сдаться на милость «сил, возглавляемых НАТО» и «пойти на сделку, которая была для него похуже той, что могла бы состояться» прежде, чем бомбардировки «опустошили его страну», хотя сейчас «западные нации обдумывают новые условия военного руководства, призванные смягчить обеспокоенность России относительно ее участия в силах безопасности, развернутых в Косове под эгидой НАТО»26.

Между делом отметим, что ежедневные выходы в эфир господина Ши в качестве британского представителя НАТО совершаются в одной и той же шаблонной манере, пионером которой во время Первой мировой войны стало британское министерство информации: оно тайно формулировало свою задачу как «определение хода мысли большинства людей в мире», — ив первую очередь хода мысли американских интеллектуалов, помощь которых была необходима британцам для того, чтобы вызвать в пацифистски настроенном населении ура-патриотическую лихорадку войны, и по их же собственным самонадеянным заявлениям, такая помощь оказывалась им с большим успехом27. Вполне вероятно, что Ши следовал данной модели сознательно. Он «талантливо усвоил то, что сам называет „техниками массового убеждения“», как сообщалось в его биографическом очерке, опубликованном в «Вашингтон Пост» по окончании конфликта, и является «автором докторской диссертации о роли европейских интеллектуалов в подготовке общественного мнения в пользу первой мировой войны…»28.

Далее в биографическом очерке говорится о том, что у Ши есть целый список «„охотников за головами“, которые в течение двух последних месяцев звонили ему,

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: