 |
(страницы из блокнота). Дело мастера
|
|
|
|
(страницы из блокнота)
Митька очень увлёкся разгадыванием эмоций и даже нарисовал несколько загадок.
Ему удалось ухватить основные черты эмоций так ловко, что даже Серёгин дедушка, Пётр Арсентьевич, его похвалил.
Нужно быть настоящим сыщиком и специалистом по мимике и жестам, чтобы угадать, кто что хотел сказать и о чём подумал…
Опа! Я схлопотал двойку!
Мама в шоке!
Угадай – кто моя мама!
Это ты съел мою конфету?
Угадай, кто взял и вероломно схомячил мою любимую конфетку!
Дело мастера
Это как раз та история, которую Митька с Серёгой всегда вспоминали с восторгом. Единственный раз в жизни они оба стали свидетелями настоящего расследования, которое мастерски провёл Серёгин дед.
Произошло это прошлым летом. Пётр Арсентьевич, взяв Серёгу, а заодно прихватив и Митьку, поехал на море. Для отдыха выбрали деревеньку, которая называлась Две Речушки, – крохотный лоскуток побережья между морем и горами. В деревеньке было всего несколько домов, приспособленных для сдачи внаём, небольшой магазин и кафе с живой музыкой. Неподалёку возвышались горы, а между домами протекала почти пересохшая и к тому же, несмотря на название, единственная речка. А рядом, конечно, раскинулось бескрайнее море.
Поселились они в доме Розы, казавшемся бесформенным из‑ за странных и совершенно нелогично расположенных пристроек и надстроек. Как всегда, реальность сильно отличалась от рекламного объявления, но это никого особенно не опечалило. Митьке вообще всё нравилось, Серёгу раздражали только ужасающие завывания так называемой «живой музыки» из кафе по соседству. А вот Петра Арсентьевича сильно напрягало одно обстоятельство, а именно постоялец, мужчина средних лет, обитающий в соседней комнате. Совершенно точно он готовился совершить преступление. Это было написано на его лице…
|
|
|
– Посмотрите, мальчики, вот на того дядю, который пьёт кофе за крайним столиком, – сказал Пётр Арсентьевич однажды за завтраком. – Посмотрите очень внимательно и запомните это выражение лица. Человек, неважно какого пола, возраста и национальности, у которого такое выражение лица, очень опасен. Брови опущены и сведены вместе, верхние веки приподняты, нижние – напряжены. Он задумал что‑ то очень плохое. Вопрос только в том, что именно он задумал?
Дед отставил в сторону тарелку со странным липким варевом, которое нерасторопная, вечно сонная Роза, хозяйка дома, называла «кашей красоты и здоровья», и принялся за бутерброды и чай.
В девять утра всех постояльцев дома на террасе ждал общий завтрак, который готовила, как могла, хозяйка. Каждый день завтрак был одинаковый, неизменной оставалась и липкость каши, и лёгкая подгорелость тостов. Тем не менее на завтрак собирались почти все жильцы этого странного домика. Кроме Митьки, Серёги и деда, за двумя сдвинутыми столиками размещалась большая шумная семья: мама, усатый папа и четыре разновозрастных пацана. За соседним столиком всегда молча завтракали две интеллигентные старушки. Была ещё женщина с маленькой дочкой, и всегда подальше ото всех садился мужчина с мрачным лицом. Обитали здесь ещё молодожёны, но они редко приходили к завтраку, спали до полудня, ходили, держась за ручку, и вообще всегда выбивались из общего графика – еда, море, еда, море, еда, сон – и жили своей жизнью.
– Душенька, вы такая красавица! Стесняюсь спросить, а вы всегда были полненькой или с возрастом поправились? – участливо спросил Пётр Арсентьевич у многодетной мамы, окончив завтрак.
От возмущения та поперхнулась чаем: одновременно были задеты две самые больные темы: возраст и вес.
|
|
|
– Простите, я не хотел вас обидеть! – стал громко извиняться Пётр Арсентьевич, прижимая руки к груди. – Вы совсем не толстая, протезы мне вместо глаз! И совсем не старая. Я не так выразился. Вообще‑ то, мне очень нравятся толстые люди!
Митька подскочил на месте: неужели прямо на завтрак будет драка?! Он уже представил, как разъярённый муж, отец семейства, бросается с кулаками на Серёгиного деда. Но нет… Тот молча ел, лишь ещё ниже опустил голову к своей тарелке. Его усы, как два весла, начали медленно грести кашу рядом с ложкой.
А Пётр Арсентьевич тем временем «помог» успокоить расплакавшуюся маленькую девочку, сказав, что, если она не перестанет капризничать, вся жизнь её будет кислой, а лицо навсегда останется перекошенным. Потом он отпустил изысканный комплимент старушкам, суть которого сводилась к тому, что несмотря на преклонный возраст у них замечательно прекрасные и разумные глаза. Таким образом за полчаса завтрака он успел создать вокруг себя недружественный вакуум.
– Дед, ты чего? – не выдержал, наконец, Серёга – он уже давно сидел красный как рак и старался не смотреть по сторонам.
– Первое правило слежки – хорошая маскировка, – тихо сказал Пётр Арсентьевич и подмигнул ребятам.
С этого момента дед из образа чокнутого пенсионера уже не выходил. «Это ж надо, с таким старым дураком детей на море отправить?! Он их либо отравит чем‑ нибудь, либо утопит! » – громко возмущались за его спиной обиженные женщины. Но, поскольку народный контроль за мальчиками никто организовывать не стал, отдых удался на славу. Митька с Серёгой то жарились на солнышке в горах, то до синевы купались в ледяной речке, то часами, до боли в ушах, ныряли в море, вылавливая из воды всякую живность. Но особым и самым главным развлечением было, конечно, наблюдать за дедом. Пётр Арсентьевич был великолепен!
Крепкий, моложавый, подвижный, несмотря на возраст и заметный животик, Пётр Арсентьевич передвигался всегда бегом. Задуманную партию он разыгрывал играючи, как по нотам, хотя с самого начала было ясно, что дело серьёзное и нужно соблюдать осторожность. Серёгин дед был лысоват, зато его густые усы напоминали хорошую зубную щётку. Впечатление многократно усиливалось, когда он улыбался и белоснежные зубы при этом блестели, как в рекламе стоматологической продукции.
|
|
|
Единственный, кого Пётр Арсентьевич не душил своей любезностью, был подозреваемый, который назвался Егором. Дед ему гадостей не говорил и всё время пасся где‑ то поблизости под предлогом курортной скуки и отсутствия других собеседников.
– Дорогой мой, вы не знаете, почему от меня все шарахаются?! – печально спрашивал дед у своего нового «дружка». – Ума не приложу!
– Не берите в голову, – не скрывая холодной усмешки, утешал его Егор. – Все люди странные…
За три дня «дружбы» Пётр Арсентьевич досконально изучил режим дня и повадки подозреваемого и уверился, что этот человек готовится совершить преступление. Ни на один вопрос, как бы невзначай подброшенный дедом, он не ответил правдиво.
– Прекрасный здесь отдых, как вы находите? – спросил как‑ то Пётр Арсентьевич.
– Да, здесь славно отдыхается, – быстро проговорил Егор и пожал плечами.
– Чувствуете, какое несказанное умиротворение приносит в нашу жизнь закат на море, – восхищался Серёгин дед, внимательно глядя на собеседника.
– Конечно, – согласился Егор и задумчиво покачал головой из стороны в сторону.
Стало абсолютно ясно, что он приехал не отдыхать. Егора выдали плечи – здесь ему было некомфортно. Дело, ради которого он целыми днями обгорал на пляже и терпел общество болтливого старика, жгло ему пятки гораздо сильнее, чем раскалённая прибрежная галька.
Открытым оставался только один вопрос: что он задумал?
– Так, мальчики, что мы имеем? – открыл совещание Пётр Арсентьевич, когда их точно никто не мог подслушать. – Есть какие‑ нибудь предположения?
Единственным местом, где можно было обсуждать эту непростую тему, оказалось кафе. Постояльцы дома Розы здесь замечены не были, да и сквозь душераздирающие, фальшивые до полной неузнаваемости, песни подслушать что‑ либо было невозможно.
|
|
|
– Что мы имеем? – повторил Пётр Арсентьевич и возбуждённо потёр, будто вымыл, пальцы на руках. – Егор – конечно, имя ненастоящее. Он к нему не привык, поэтому отзывается через раз… Ну да ладно, пока пусть будет Егором.
Каждый день, заметьте, каждый день в девять утра, не минутой раньше и не минутой позже, он, умытый и выбритый, садится за свой столик завтракать. Затем возвращается в комнату, берёт купальные принадлежности и, не торопясь, но и не любуясь видами, идёт на море. Загорает. Купается. Ни с кем не общается, не озирается по сторонам, слежку не ведёт. В дом Розы возвращается всегда в двадцать пять минут второго, принимает душ, идёт на кухню и готовит обед: полуфабрикаты и салат. После обеда уходит в свою комнату, где, судя по всему, спит ровно сорок минут. В три часа выходит на террасу, садится в тень и читает книгу до четырёх. Потом отправляется на море, где снова купается, загорает и читает книгу. Потом без всякого интереса смотрит на закат – но зачем‑ то он это делает?! А в восемь часов двадцать минут возвращается домой. Снова принимает душ в общей душевой и идёт к себе. Через десять – пятнадцать минут выходит на балкончик, который прилеплен к его комнате, с кофе и книгой. В десять тридцать заходит в комнату и ложится спать. И так, повторюсь, каждый день.
Хотя… что я удивляюсь – по этому графику проводят отпуск почти все постояльцы. Вот что значит железная привычка к режиму! В этом плане Егора трудно в чём‑ то заподозрить – абсолютно чист… Если бы не его лицо! И если бы не ложь…
– Может быть, он просто вор? И просто ждёт удобного случая что‑ нибудь украсть? – простодушно предположил Митька.
– Слишком безучастен и независим, – задумчиво помотал головой Пётр Арсентьевич. – Ни одним жестом, ни одним взглядом он не проявил интереса к нашей публике и её имуществу. На пляже – та же история. Никого вокруг себя не замечает. Меня он терпит. С трудом, но терпит. А вот к молодожёнам испытывает лёгкое отвращение: я видел, как сморщился его нос и слегка приподнялась верхняя губа, когда они, проходя мимо, ворковали про своё будущее семейное гнёздышко. Для кого‑ то эта парочка может показаться слишком сладкой. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет…
– Может быть, он от кого‑ то скрывается… Отсиживается здесь, в захолустье? – предложил свой вариант Серёга.
– Точно нет! – возмущённо воскликнул Пётр Арсентьевич, от Серёги он такого прокола не ожидал. – Это же элементарно! Человек, который скрывается, даже в самой глубокой норе не сможет просидеть спокойно дольше трёх дней. Ему будет казаться, что как раз эту нору найдут в первую очередь, что зря он в ней засел, что это не убежище, а ловушка, что преследователи уже где‑ то рядом. А Егор ничего не боится. Читая перед сном на балконе, он включает свет. Разве смог бы сидеть человек, который в бегах, у всех на виду, при этом не видя в окружающей его темноте даже грецкого ореха в метре от балкона?..
|
|
|
– Может, он псих? – не сдавался Серёга. – Ты сам говорил, что у психов отличаются реакции, эмоции и жесты. А уж лицо вообще может быть каким угодно!
– Это да, это может быть… – сразу успокоившись, согласился дед. – Это был бы самый простой вариант. Но тут мы ничего поделать не можем – нужен психиатр. Я тоже, конечно, об этом думал. Но мучает меня другое. Что, если он НЕ псих? Тогда кому‑ то угрожает серьёзная опасность. Не опоздать бы…
– Может, этот дядя по ночам, пока все спят, роет клад или тоннель какой‑ то? – брякнул Митька.
Он уже подустал следить за «битвой титанов» и потерял нить расследования. Возможно, даже успел вздремнуть. Благо певец из кафе устал и, потеряв часть своего противного голоса, тихонько затянул какой‑ то трудноузнаваемый медляк.
– Митрий, что‑ то в этом роде могло бы быть, – миролюбиво сказал Пётр Арсентьевич, – но загвоздка в том, что Егор по ночам не выходит из комнаты.
– А вдруг там есть тайный ход? – Митька подскочил и взъерошил волосы, окончательно очнувшись. – Вы не подумали об этом?
– Где же в его клетушке может уместиться тайный ход? – улыбнулся Пётр Арсентьевич. – Одна стенка у нас с ним общая, другую он делит со старушками‑ соседками. Пол в его комнате – это потолок для большой обиженной на меня семьи. Остаётся только дверь в общий коридор, а с другой стороны – дверь на балкон. Согласись, Митька, ты перемудрил с тайнами. Я следил за комнатой Егора три ночи подряд! По мне это, кстати, заметно, – вздохнул дед, – даже сердце пошаливать начало. А этому хоть бы хны! Каждое утро свеженький, бодрый, отдохнувший – хоть сразу на лесоповал посылай!
– О! Знаю! Егор – тайный американский шпион! Вот и разгадка! – Буйная Митькина фантазия снова вырвалась на волю.
– Митрий, а вот это действительно гениальная версия! А главное, очень правдоподобная! Смотрите, наш тайный агент целыми днями, практически до полной темноты, жарится на пляже. Зачем? Да он сидит и запоминает, кто в каких трусах купается! Больше в этой глуши разведывать тайному агенту нечего. Потом он ночами азбукой Морзе или через спутник передаёт американцам шифровки: «Дед сегодня вышел в трусах в горошек, патлатый мальчишка – в красно‑ полосатых…»
– Чего сразу патлатый? И трусы… Может, он разведывает… – И Митька умолк, придумывая какой‑ нибудь более удачный вариант.
– Может, он просто ждёт кого‑ то? Нового постояльца? Или удобного случая? – спросил Серёга.
– Да, может быть, ждёт… – раздумчиво проговорил Пётр Арсентьевич, – но признаков нетерпения я у него не заметил. Такое ощущение, что он точно знает, что будет. Всё идёт по его плану как по рельсам. И это очень плохо!..
– О! – вдруг вспыхнул, как китайский фонарик, Митька – ему пришла в голову очередная идея. – А вы, Пётр Арсентьевич, не думали, что Егор следит за вами? Это же элементарно! Вы – единственный человек, с которым он общается. Вы, и только вы всё время у него на виду. Учитывая ваше прошлое…
Лицо Петра Арсентьевича вытянулось – такого поворота он не ожидал и не предвидел. Он глубоко задумался:
– Скорее всё же это я с ним общаюсь, хотя…
– Митька, ты просто мозг! – одобрительно сказал Серёга, но потом, осознав опасность, которая, возможно, уже сгустилась вокруг них, тоже замолчал.
Тишина и долгие паузы в разговоре Митьку обычно сильно напрягали, но сейчас он наслаждался. «Вот, выкусите! – думал он радостно. – И я не хухры‑ мухры вам! »
– Нужно быть осторожнее! Прав Митька, нельзя упускать из виду ни одной версии, – сказал Пётр Арсентьевич серьёзно. – Хотя и маловероятно, что он следит за мной…
– А может, Егор ещё и террорист? – ляпнул Митька и тут же пожалел. Эффект от его предыдущей речи мгновенно улетучился.
Пётр Арсентьевич усмехнулся. Впрочем, ответил он без своего обычного ехидства:
– Террористам нужен большой эффект, резонанс. Им нужно, чтобы от одного взрыва содрогнулся весь мир. Слово «террор» переводится как «ужас». А здесь‑ то что? Масштаб не тот…
– Дорогие отдыхающие, – ломким от хрипа голосом заговорил в микрофон искрящийся стразами исполнитель «живой музыки». – С вами, как всегда, я, Стар, в смысле Южная Звезда! Не скучайте! Продолжение концерта будет через десять минут. Дела…
– Неужели наконец тишина? – обрадовался Серёга. – Не может быть! У меня аж голова зазвенела.
– У меня тоже! – удивлённо затряс головой Митька.
– И у меня, и у всех… Теперь в эфире цикады! – усмехнулся Пётр Арсентьевич.
Действительно, цикады наяривали так же усердно, громко и вразнобой, ничем не уступая Южной Звезде.
В кафе вошли, держась за руки, соседи‑ молодожёны. Они сели за соседний столик, поэтому впервые, хоть и в полумраке, удалось их увидеть вблизи.
Выражение лица у девушки было недовольным, она с заметным отвращением оглядывала заведение, её курносый носик наморщился, верхняя губа поднялась, а внутренние края бровей сползли к переносице.
– Не хочу здесь есть! – капризным голосом заявила она.
– Ну, Зай! Потерпи немного! У нас впереди лучшие рестораны и шикарный отель на Мальдивах. Потерпи! Всё будет…
– Вот молодость! Линялый халат у вас впереди и вытянутые треники, – усмехнулся Пётр Арсентьевич, – а не Мальдивы…
С приходом молодожёнов совещание пришлось спешно свернуть. Расплатились за скудный ужин и прямо с крылечка нырнули в стрекочущую, прохладную, чёрную‑ пречёрную ночь. Обсуждать тайные дела в такой кромешной темноте было опаснее, чем средь бела дня, – всюду могли быть невидимые уши…
– Что мы имеем? – спрашивал дед и сам же отвечал: – Ничего не имеем. Безобразие!
…Наутро Пётр Арсентьевич приступил к действию. Мальчишек он в суть дела, конечно, посвятил, но, чтобы не рисковать, выделил им в затевающемся спектакле роли третьего плана.
– Мальчики, мне что‑ то совсем плохо, – сказал Пётр Арсентьевич достаточно тихо, чтобы было правдоподобно, но притом довольно громко, чтобы услышали все постояльцы, расположившиеся на террасе, и, покачиваясь, пошёл к выходу.
По пути он валился то на один столик, со скрежетом сдвигая его с места, то на другой. Смысла продолжать рушить отношения с соседями уже не было, но привычка, видно, осталась. Так, испортив всем завтрак, он удалился в свою комнату. Мальчишки, напуганные на самом деле предстоящими событиями, тоже выглядели естественно в данной ситуации. Они быстро схрумкали свои тосты и побежали за дедом. Сцена первая «Завтрак» была отыграна.
Далее декорации менялись. Серёга остался с «больным» дедом в комнате, а Митька вышел во двор, сел на камень и начал со скучающим видом рисовать что‑ то палкой на песке. При этом сердце его штурмовало грудную клетку, пытаясь выскочить наружу, а руки тряслись от волнения. Митьке поручили наружное наблюдение. Наблюдение за настоящим возможным преступником!
Мальчишки помладше устроили во дворе баталию с визгом и воплями. Они мутузили друг друга и хором грозились повесить за ноги на дерево третьего по счёту брата, если он не отдаст им их конфеты. Самый младший пацанёнок вытащил для этой цели из дома скакалку, когда наконец появился Егор.
Он, как заведённый часовой механизм, в своё обычное время вышел из дома и мерно зашагал по дорожке, ведущей к морю. Митька смотрел вслед, пока подозреваемый не скрылся за кустами лавра. Собственно, на этом задание и заканчивалось. Митька уже собирался бежать к Серёге и Петру Арсентьевичу, не дождавшись исхода баталии, но тут на крыльце разразился настоящий, уже взрослый скандал.
На выходе из дома столкнулись две женщины: молодая жена и мамаша четверых мальчишек. В руках у последней была большая сумка.
– Вы что, опять в горы?! – неприятным острым голосом спросила девушка.
Лицо её снова выражало отвращение: и губа задралась, и нос наморщился как надо.
– А тебе‑ то чего? – удивлённо подняла брови женщина. – Иди своей дорогой…
– А вас не учили, что воровство – это, вообще‑ то, преступление?! Вы думаете, раз орехи растут, значит, они ничейные? Да?
– Да! Так и думаю! И мы с детьми сейчас пойдём их собирать! А ты иди своей дорогой, пока цела, – мать семейства угрожающе подняла сумку, но бить не стала.
«Первый – предупредительный, второй – в воздух, третий – на поражение! » – одобрительно подумал Митька и проскользнул мимо них в дом.
– Егор на море, а прекрасная половина молодожёнов не такая уж и сладкая. Глаза у неё… не лучше, чем у вашего этого… преступника, – доложил он обстановку начальству.
К полудню дед с мальчишками пришли на море и, как обычно, обосновались рядом с Егором. Ребята ушли купаться, а Пётр Арсентьевич, как крокодил, залёг на мелководье, громко охал, отдувался и жаловался Егору на жару, одышку и давление.
Егор периодически угукал, изображая внимание, но даже солнечные очки не могли скрыть раздражённого блеска его глаз, а руки то и дело непроизвольно сжимались в кулаки.
В час десять минут дед вылез из воды и, тяжело дыша, сказал парням, которые ныряли у камней поблизости:
– Всё… не могу… больше… Давайте осторожно… Дядя Егор за вами присмотрит, а я пойду…
– Дед, давай мы тебя проводим? – спросил Серёга.
– Да дойду я… дойду потихоньку… зачем вас удовольствия лишать… – не договорив, он, едва переставляя ноги, побрёл по песку к дорожке…
Больше всех был «счастлив» «дядя Егор», оставшись в няньках. Мальчишки ясно видели, что его просто трясёт от злобы. Серёга и Митька отошли в сторонку, как и было условлено, сели на песке рядом с интеллигентными старушками и ждали, когда пройдут десять минут и «дядя Егор» поведёт их обедать. И увидит сюрприз…
Как всегда вовремя, подозреваемый подскочил с лежака и перекинул полотенце через плечо.
– Вы идёте?! – раздражённо глядя на Серёгу, который, как обычно, долго копался со своими вещами, спросил Егор.
– Не переживайте, мы догоним… – пообещал Митька.
– Как хотите… – Егор оказался не очень добросовестной нянькой и быстро зашагал в сторону дома.
– Что‑ то будет… – прошептал Серёга.
Мальчишки пришли с Егором почти одновременно. Им пришлось поспешить, чтобы увидеть всё своими глазами. Они успели застать заключительную сцену спектакля.
Дед, растерянный и немного безумный, со своим ключом, поднятым, как указующий перст, высоко над головой, стоял возле распахнутой двери комнаты Егора и всхлипывал:
– Где вещи?! Где мои вещи?! Где мои внуки?!
Егор стоял рядом мрачнее тучи. Его голос с металлическим скрежетом прорывался сквозь зубы:
– Это не ваша комната!
– А где же тогда моя? Что вы такое говорите?! – накинулся на него Пётр Арсентьевич в исступлении.
– Дед, дед, что с тобой?!
Серёга с Митькой подбежали и, схватив деда под руки, быстро увели в свою комнату. Дверь комнаты хлопнула. Конец. Занавес. Правда, аплодисментов не последовало.
Егор остался стоять в коридоре. Он лихорадочно соображал: «Что это было? Правда спятил или разнюхивал…» Когда внизу послышались голоса старушек, он очнулся и вошёл к себе, закрыв за собой дверь. И в душ он не пошёл, и даже обедать не стал. Неожиданная встряска сломала отлаженный механизм…
– Дед, ты не объяснил, зачем тебе всё это понадобилось?! – шёпотом спросил Серёга.
– Митька, нужна шумовая завеса! – едва слышно скомандовал Пётр Арсентьевич. – Представьте, что я упал на пол, а вы с Серёгой не знаете, что делать. Давайте!
Митька справился с шумовой обязанностью на ура. По части создания шума ему вообще равных не было. Он топал по комнате, скакал на кровати и иногда пронзительно вскрикивал: «Серёга, что делать?! », «Давай тащить вместе! », «Вызывай скорую!!! »
– Старый дурак! Повёлся на пустышку! Как мог проглядеть такое?! – не то вскрикивал шёпотом, не то всхлипывал тем временем Пётр Арсентьевич. – Он не один! Это стерегущий. Сам‑ то он чист и прозрачен как стёклышко. Даже вещей вообще никаких! Кто же тогда, кто… Зачем мне было ломать эту комедию? Заглянуть к нему хотел и в комнату, и в душу, с рельсов его стальных сдвинуть… Так, Серёга, смени Митьку, он нужен мне как свидетель. Мальдивы, Мальдивы…
– Уже звоню, звоню в скорую, – сказал Серёга громко, подошёл поближе к стене, отделяющей их от Егора, и приложил к ней ухо. – Алло! Срочно нужен врач. Деду плохо. Очень плохо. Не знаю…
– Митька, живей вспоминай всё, что видел утром во дворе. Только очень подробно! Очень! – торопил Пётр Арсентьевич. – Счёт, может быть, пошёл на минуты…
– Ну, я вышел, а там сначала только дерево и камень… Может, птички ещё какие‑ то были… – Вопрос застал его врасплох.
– Митька, соберись, я не про птичек спрашиваю. Что ты мне сказал, когда вернулся? Вот это важно.
– Там сначала пацаны мелкие друг друга вешать собирались, а потом эти тёти погрызлись. Молодая такая злющая оказалась! Накинулась на толстую, чуть глаза ей не выцарапала за то, что та за орехами в горы собралась. А эта крутая, хотела ей сумкой вдарить.
– Понятно – значит, горы! Мальдивы, Мальдивы, протезы мне вместо глаз! – и уже в трубку он тихо сказал: – Привет, Семёныч, выручай. Краснодарский край, деревня Две Речушки, дом № 6. Нужна группа захвата… Срочно! Это же ты генерал – вот и думай. Конец связи!
Минут через десять раздался стук в дверь. Дед сорвался с места и бросился открывать. На пороге, сияющий стразами, как дискотечный шар, стоял Стар, певец из кафе.
– Вызывали? – спросил он, широко улыбнувшись.
– Вас – нет! – Пётр Арсентьевич был ошарашен таким визитом, брови его, собрав морщины, поднялись до середины лба, глаза округлились.
– Зайти‑ то можно? Я ведь по делу, только переодеться не успел, – театрально раскинув руки, он будто предлагал полюбоваться его инопланетной красотой. – Я участковый, если что, – шепнул он деду на ухо и показал удостоверение.
Несмотря на напряжённость момента, дед расхохотался.
– А чего? – обиделся участковый‑ суперзвезда. – Имею право на личную жизнь и хобби! Как, кстати, и каждый гражданин Российской Федерации.
Митька подумал, что Стару, явившемуся вместо группы захвата, да ещё в таком нелепом виде, страшно повезло – он попал на зуб к Петру Арсентьевичу именно сейчас, когда тот предельно занят. На самом‑ то деле зуб у него очень острый!
– Клиента примете? – коротко спросил дед, удержавшись от каких‑ либо шуток и комментариев.
– Конечно.
Пётр Арсентьевич постучал в дверь Егора и громко спросил:
– Артиста вызывали? – В этот момент в его голосе прозвенело всё сдерживаемое ехидство.
– Чего ещё надо? – вышел Егор.
– Пройдёмте в участок… – начал Стар.
– Подтанцовка понадобилась? – зловеще усмехнулся Егор. – В другом месте ищите…
Стар предъявил удостоверение:
– Вы задержаны до выяснения личности. Сопротивляться не рекомендую. Пройдёмте…
– Да что это за клоунада?! – Егор плюнул, возможно ядом – такая ярость полыхала на его лице.
Рывком он сдёрнул с крючка полупустую спортивную сумку и вышел из комнаты, не закрыв дверь. Всё равно в комнате не осталось ни одной его личной вещи.
– Чистосердечное признание сбавляет срок, – сказал Пётр Арсентьевич, когда Егор проходил мимо.
– А в чём мне признаваться? – нахально улыбаясь, сказал тот. – Я отдыхаю. Никого не трогаю. Ничего не знаю.
– Статьи 126 и 163 Уголовного кодекса Российской Федерации! Да ещё и преступная группа… Срок – до пятнадцати лет лишения свободы. Ничего так, да? Посиди пока, мил человек, в обезьяннике, порепетируй!
Лицо Егора вытянулось и побелело. В глазах колыхнулся страх: брови вытянулись, верхние веки напряглись и поднялись, открыв белую полоску склеры над радужкой глаза.
– Докажите! – холодно сказал он, но голос дрогнул.
– У вас три часа, больше держать его не имею права, – сказал Стар, уводя Егора.
– Знаю. Этого вполне достаточно…
– Дед, ты нам‑ то что‑ нибудь объяснишь? – спросил Серёга, когда Стар посадил Егора в машину, и они выехали со двора.
– Статья 126 УК – похищение человека, 163 – вымогательство. И это – как минимум! Так, пострелы, мы идём в горы! Обувайтесь, надевайте длинные штаны. Опаньки, да я ж вас покормить забыл! Вот бабушки ваши меня прибили бы сейчас! Ладно, будем считать, неизбежность военного времени… Берём сухпайки и вперёд! А по дороге я расскажу, что произошло на самом деле.
Выходя из дома, они столкнулись на террасе с Розой.
– Я не поняла… По какому это поводу в мой дом приходил участковый? – спросила она своим медленным, вязким голосом.
– Участковый? – делано удивился Пётр Арсентьевич. – Первый раз слышу! Это вам должно быть виднее, вы ж тут хозяйка! Вы бы ещё спросили, когда в доме последний раз сантехник был! – бубнил дед, хотя они уже ушли довольно далеко, оставив Розу в сонном оцепенении додумывать свою претензию.
– Пётр Арсентьевич – всё, мы уже в дороге! Расскажите, наконец, чего там было? – Митька не мог больше ждать: любопытство извертелось у него внутри.
– Когда мы приехали сюда, я сразу, как вы помните, обратил внимание на… Егора. Надеюсь, скоро мы узнаем его настоящее имя. Теперь я совершенно уверен в том, что он задумал что‑ то нехорошее. – Дед начал издалека, значит, дорога у них была впереди длинная. – Судя по реакции Егора, я попал в яблочко. Вы видели страх в его глазах? То‑ то…
Мальчишки начали на ходу уминать сухпайки, состоящие из галет и бутербродов. Голод уже довольно давно напоминал о себе, пора было его чем‑ нибудь заткнуть. Вообще, они привыкли в это время обедать. Пётр Арсентьевич в переднике выглядел у плиты довольно забавно, но готовил отменно! Даже Серёга удивился – кулинарного таланта он за дедом раньше не замечал.
– Я ошибся, предположив, что Егор действует в одиночку, – продолжал тем временем Пётр Арсентьевич. – Сбило меня с толку и то, что он как раз совершенно не действовал, а значит, не совершал проколов. Никаких контактов, никаких отклонений от жёсткого графика отдыха. Поначалу я наблюдал за всеми постояльцами, из поля моего зрения выпала только сладкая парочка, потому что я заранее, не глядя, вывел их из круга подозреваемых. Правду говорят, что и на старуху бывает проруха! А ведь именно они были и до сих пор остаются руками Егора! И сложилась эта картинка для меня только сегодня.
В комнате Егора стерильная пустота! Почти нет никаких вещей. Когда человек приезжает на отдых, у него чемодан ломится от тяжести, а сто́ ит его открыть, как вещи эти тут же выплёскиваются наружу и заполняют собой всё арендованное пространство.
Таким образом, отсутствие вещей у Егора говорит о том, что, во‑ первых, он приехал не отдыхать, а во‑ вторых, он приехал не издалека. Он – местный! Живёт, скорее всего, в одном из ближайших крупных городов, где не все знают друг друга в лицо. Сладкая парочка наверняка оттуда же. Егор, сама непогрешимость, он вообще вне каких‑ либо подозрений. Что он делает? Наблюдает за безопасностью своего «дела» и – одновременно с этим – за своими подельниками. Кстати, он ими очень недоволен. Однажды я заметил в его взгляде такое презрение! Прямо картинка из учебника по физиогномике. Они слишком много болтают! Это мы не обратили внимания на то, что они говорят, а он обратил. Ну а дальше самое интересное. Если бы не ты, Митька, не знаю, сколько бы я ещё блуждал… Ты, друг мой, сказал замечательную фразу: «Глаза у неё ничем не лучше, чем у Егора». Конечно! Молодожёны целыми днями бродят неизвестно где и делают неизвестно что. А все их разговоры только о светлом, так сказать, будущем. Богатом и успешном. Мечтать не вредно, думал я. А ведь они не мечтали, а планировали, куда деньги девать будут. В этой глуши, даже если всё разом вынести, на Мальдивы не хватит. Значит, что? Значит, статьи 126 и 163 Уголовного кодекса Российской Федерации! Удержание человека и…
– Вымогательство, – подсказал Серёга.
– Именно! – подтвердил дед. – Они хотят выкуп или что‑ то в этом духе. Причём в крупных и хрустящих купюрах.
– А куда мы сейчас‑ то идём? – спросил Митька.
– В заросли фундука, конечно! Сложно представить, чтобы эта девица так пеклась о чужих орехах! Значит, где‑ то рядом их логово – пещера какая‑ нибудь или расщелина, где они держат своего «золотого» заложника. Его‑ то мы сейчас и ищем. Группы захвата у нас нет, а Егора выпустят через три часа, если мы не докажем за это время его вину.
– После всего, что было, он нам не нужен! – категорично заявил Митька.
– Это точно! – согласился с ним Серёга.
Горная дорога была очень живописной. Чем выше они поднимались, тем интереснее открывался вид: с одной стороны – серебристое море, которое невзначай, будто исподтишка, облизывало горы, с другой – всё новые и новые вершины, поросшие бледными, но пахучими травами. Горячий аромат их казался густым и сладким и застревал во рту.
Но вот у дороги появился фундук – небольшие деревца стояли так близко друг к другу, что заслонили весь обзор.
– Похоже, мы на месте, – тихо сказал Пётр Арсентьевич. – Теперь включаем режим тишины. Чтобы и себя не выдать раньше времени, и пленника услышать, если он в состоянии издавать звуки. Не отстаём, не разбредаемся, не зеваем, – строго добавил он и начал углубляться в заросли.
Спелые орехи прямо пачками висели со всех сторон, задевали плечи и головы. Митька долго боролся с искушением набить ими карманы, но наконец не выдержал и дёрнул одну из веток. Звук получился хоть и громкий, но вполне естественный. Не орал же он! И музыку не включал. Может, вообще это была птица… Но Пётр Арсентьевич сразу обернулся, на лице его отразилось удивление: и глаза широко открыты, и брови подняты и выгнуты. Митька сразу понял, что удивление это нехорошее. Но не потому, что оно слишком долгое или ещё что‑ то в этом роде. Без всех этих премудростей было ясно, что Пётр Арсентьевич был крайне возмущён: «Что это, вообще, такое?! Я же просил! » – говорил его взгляд.
Поэтому Митька развёл руками, будто отвечая: «Я нечаянно это, я не хотел…» – а потом пошёл в наступление.
– У вас небось громче будет, – просвистел он шёпотом, – когда телефон зазвонит! А он точно зазвонит!
Пётр Арсентьевич выставил вперёд ладонь то ли чтобы Митька умолк, то ли показывая, что всё будет в порядке.
– А у меня телефон не выключен, – сказал Серёга.
– И у меня тоже, – сознался Митька.
В этот момент телефон Петра Арсентьевича действительно зажужжал – деловито, как шмель над цветком.
– Слушаю, – почти шёпотом ответил Серёгин дед.
– Отпечатков пальцев в базе нет. Не привлекался. Личность устанавливаем.
– Хорошо. Скоро привлечётся, – пообещал дед и отключил связь.
В этот момент где‑ то вдалеке послышался очень тихий, тонкий и скорбный звук. Неясно было, кому он может принадлежать: человеку или животному. Мальчишки даже не поняли, откуда он появился и где угас.
– Есть! – сказал Пётр Арсентьевич и достал из небольшой сумки, которая всю дорогу болталась у него на боку, подробную карту местности.
Жестом руки он подозвал Митьку с Серёгой и показал точку, где они находились. Затем провёл пальцем вперёд – туда, где на карте была изображена тонкая кривая линия, отходящая в сторону от реки.
– Это то, что мы ищем: расщелина между скал, приток реки, пересохший на такой жаре, – прокомментировал Пётр Арсентьевич. – Значит, можно было и не сходить с дорожки… Не очень‑ то тщательно эта троица выбирала место… Безобразие! Протезы мне вместо глаз! – Даже по шёпоту было ясно, что он очень нервничает.
Спрятав мальчишек за деревьями и дав краткие инструкции, Пётр Арсентьевич дальше пошёл один.
Это была глубокая, тёмная, сырая щель между скал, спрятанная от посторонних глаз колючим бурьяном.
Пётр Арсентьевич осторожно заглянул вниз. В темноте среди камней он не сразу смог разглядеть людей. Пленников было несколько!
– Все живы? – спросил он.
В ответ прозвучал тот же протяжный, тонкий звук.
– Вот звери! Это ведь ребёнок! – не сдержался Пётр Арсентьевич. – И ему кляп…
Пленниками оказалась семья с маленьким мальчиком. Мужчина, женщина и ребёнок были связаны, рты их были замотаны скотчем, чтобы пленники не могли позвать на помощь и издавали как можно меньше шума.
– Ничего не бойтесь, скоро вы будете в безопасности! – сказал Пётр Арсентьевич. – Но сейчас нужно собраться! И проявить мужество. Парочка приходит часто?
Мужчина в ответ закивал.
– Они приходят со стороны реки? Да? Понятно. Да, в общем, больше никак и не добраться. Медики нужны?
Пленник замычал и покачал отрицательно головой.
– Сладкая парочка! Изверги! Ой, хорошо они у меня сядут! Надолго. Похищение, спланированное преступной группой. Да к тому же похищение несовершеннолетнего! – Пётр Арсентьевич набрал номер и коротко сказал: – Давай, Стар, лети вверх по реке, аки космонавт к звёздам! Ждём с нетерпением! – Потом позвонил мальчишкам и дал указание: – Ноги в руки – и бегом к реке, там встретимся! Увидите или услышите нашу сладкую парочку, прячьтесь. Конец связи!
Дорога
|
|
|
