Далеко до успеха

Тем не менее ситуация в ОАЭ далека от идиллической. С точки зрения спектра индустрий, как и доходов бюджета, Объединенные Арабские Эмираты всё еще остаются бесспорно ресурсозависимыми. 33 % экспорта стране приносят углеводороды [349]. В 1998 году, когда цены на нефть были существенно ниже, производство углеводородов составляло в ОАЭ 22 % ВВП, в 2000 году оно составляло уже 41 %, в 2013 году – 38, 3 %, с 2015 года, после драматического падения цен на нефть к уровням, в реальном выражении сравнимым с уровнями начала XXI века, доля углеводородов в ВВП ОАЭ осталась на уровне 31 % – это лучше, чем 41 %, но всё еще сильно больше, чем во многих других ресурсозависимых странах, даже не претендующих на диверсификацию [350].

Как и в случае с другими нефтезависимыми странами, бюджет ОАЭ оказался неадаптивным. Лишь к 2019 году властям удалось создать бездефицитный бюджет, а доходы от нефти всё еще формировали до 75 % общих поступлений в бюджет. В 2020 году, после падения цен на нефть, дефицит бюджета самого богатого эмирата, Абу-Даби, превысит 6 %, в 2021 году – 5 %[351], [352]. Дефицит балансируется использованием средств суверенных фондов (в сумме в активах Abu Dhabi Investment Authority, Investment Corporation of Dubai, Emirates Investment Authority, Mubadala Investment Company и других суверенных фондов ОАЭ всё еще более 1 трлн долларов [353]), изъятием части доходов государственных компаний и выпуском долговых бумаг – благо себестоимость заимствований для ОАЭ очень низка, спасибо многолетней работе по снижению рисков бизнеса и демонстрации последовательности и открытости экономической политики.

Другие последствия ресурсного бума еще более серьезны. Избыток углеводородов и активное регулирование цен на энергию и электричество государством привели к непропорциональному росту потребления углеводородов на внутреннем рынке. В 2008 году ОАЭ стали нетто-импортером газа, несмотря на огромное его производство. ОАЭ экспортирует газ в Японию, Северную Америку, Азию, но покупает у Катара. Что произойдет при увеличении доступа Катара к международным рынкам – неясно, но вряд ли ОАЭ смогут позволить себе такое потребление в течение долгого времени. Уже сегодня ОАЭ отменили субсидии на моторное топливо в связи с нехваткой средств в бюджете, переходя пока только к регулированию цен. Эта вынужденная мера наносит удар по привычной схеме спонсирования потребления и неминуемо вызовет сокращение ВВП в среднесрочной перспективе – пока непонятно на сколько.

Регулирование цен на большой спектр товаров вызвало к жизни масштабный реэкспорт – Эмираты являются самым большим реэкспортным хабом для продуктов питания в регионе Залива. Реэкспорт (24 % от всего экспорта в 2014 году [354]) создает непроизводительные доходы и грозит дефицитом в случае, если ситуация в экономике станет хуже.

Но главным индикатором поражения страны в борьбе за диверсификацию от нефти и газа является ситуация с производительностью труда. На протяжении почти 25 последних лет производительность труда (как и общая производительность – total factor productivity) в ОАЭ последовательно, хотя и медленно, сокращалась – примерно на 0, 1–0, 5 % в год [355]. В частности, это было связано с постепенным вовлечением всё большей доли трудовых ресурсов в непроизводительные сектора, в первую очередь – в публичный сектор (бюрократический аппарат в ОАЭ рос быстрыми темпами), строительство, но главным фактором, несомненно, являлись возможности компаний использовать льготы и субсидии в качестве факторов конкуренции с иностранными производителями и не уделять внимания себестоимости.

На этом фоне в течение последнего нефтяного бума в ОАЭ внутренний спрос рос темпами, опережающими рост ВВП. Такой рост будет очень серьезной проблемой в момент, когда бюджет ОАЭ начнет усиливать давление на компании с целью получения больших налогов, и они резко снизят как оплату труда, так и потребление, – страна может оказаться в ловушке избыточных производственных мощностей. В самом деле, как минимум неясно, зачем стране, в которой проживают несколько миллионов человек, две огромные авиакомпании, три крупнейших аэропорта, 15 портов и два гиганта – алюминиевых смелтера. Более того, есть серьезные сомнения в способности, например, смелтеров оперировать с прибылью на газе, получаемом по мировым ценам. Что будет с большинством компаний в стране, если правительство будет вынуждено ввести разумные ставки налогов на прибыль и подоходных налогов? Как будет правительство сохранять особые зоны, в которых есть гарантии нулевых налогов, если повышение налогов вне зон, очевидно, вызовет массовый переток в зоны до того оншорных компаний? А если оно будет менять законодательство этих зон, как оно сумеет убедить инвесторов и бизнес ему после этого доверять, как справится с драматическим ростом ставок кредита и оттоком инвестиций?

Опыт ОАЭ является в силу многих причин уникальным, но одновременно и показательным.

Для начала он опровергает частое для ресурсных экономик заблуждение, что ресурсы страны нуждаются в защите от внешней агрессии экономического и (или) военного характера, и путь к эффективной защите лежит через самоизоляцию, возведение барьеров, усиленное вооружение и идеологический контроль, не позволяющий «врагам» разрушать идентичность страны и подрывать готовность населения к защите ресурсов. ОАЭ сумели эффективно совместить сохранение в своих руках полного контроля за ресурсами страны, причем не только минеральными, но и географическими, и максимальную открытость рынков, культуры и границ, дающую возможность многократно повысить эффективность эксплуатации ресурсов; более того, такая открытость не привела к размыванию местной культуры, обычаев, системы управления и идеологии. Безусловно, дело здесь не только и не столько в безобидности внешних влияний, сколько в продуманном сочетании толерантного отношения к внешнему миру с традиционализмом, принятия иностранных работников, туристов, капитала, обычаев – с одновременной жесткой кластеризацией на граждан и неграждан, создания условий для международного бизнеса – с построением жестких границ, в которых он может вестись.

В то же время история экономики ОАЭ – это история успешных государственных компаний, функционирующих максимально эффективно в рамках имеющихся у них возможностей. Сравнение ADNOC с «Газпромом» и «Роснефтью», «Эмирейтс» с «Аэрофлотом», NBAD с ВТБ, Mubadala с ВЭБом показывает вызывающую разницу в эффективности. Можно предположить, что в основе такого успеха лежат низкий уровень коррупции, готовность активно перенимать опыт наиболее успешных конкурентов, в том числе через приглашение успешных международных менеджеров, и реальная, а не формальная постановка компаниям задачи по выходу и занятию лидирующих позиций на международных рынках. Но, безусловно, важную роль в таком успехе играла и играет политика активного субсидирования государственных компаний за счет экспорта минеральных ресурсов, ведущаяся через взимание сниженных или нулевых налогов (прямо с корпорации и косвенно с персонала). Только авиакомпания «Эмирейтс» за один год сокращает свою себестоимость более чем на миллиард долларов за счет неуплаты налога на прибыль и подоходного налога сотрудников на территории ОАЭ, если принимать ставки этих налогов равными среднеевропейским. Это субсидирование ставит долгосрочность успеха под сомнение, создавая эффект замкнутого круга. Чтобы всерьез говорить о диверсификации доходов бюджета, необходимо создавать налоговые потоки от ненефтяных бизнесов. Но замещение доходов от нефти в бюджете ОАЭ будет означать примерно утроение существующих ненефтяных налоговых сборов по объему. Такое увеличение налоговой нагрузки, несомненно, крайне негативно скажется на результатах корпораций («Эмирейтс» потеряла бы более половины прибыли, «Этиад» стала бы убыточной, девелоперы оказались бы перед лицом существенного падения стоимости недвижимости из-за сокращения покупательной способности потребителей и оттока иностранных покупателей – резидентов, привлеченных нулевыми налогами, и примерно 30 %-ного роста себестоимости строительства), объемы инвестиций существенно сократятся, и нет никаких гарантий, что основные корпорации останутся не только такими успешными, но и вообще конкурентоспособными на жестком международном рынке.

Как видно из этих двух (крайне разных по форме) примеров, даже сверхбогатые ресурсами страны страдают от ресурсной зависимости практически так же, как и страны, обеспеченные ресурсом на более низком уровне. И Норвегия, и ОАЭ в условиях достаточно высоких цен на нефть конца второго десятилетия XXI века поддерживают лишь 1–2 %-ный рост ВВП. Обе страны при активных попытках диверсификации экономики не входят в число стран с инновационным фокусом развития, создавая лишь индустрии, полностью основанные на иностранных ноу-хау, технологиях и в большой степени основных средствах. У обеих стран фактически получается эффективнее инвестировать за рубеж, чем в свою собственную экономику. «Сверхобеспеченность» ресурсом дает этим странам большую фору – с момента, когда цена на нефть значительно упадет, обе эти страны смогут поддерживать свой modus vivendi еще в течение минимум пары десятков лет. Однако эта фора является и залогом будущих проблем: она провоцирует опоздание в процессе перестройки экономики на безресурсные рельсы и может оказаться главной причиной будущей экономической катастрофы.