Управление ханствами и военно-народная система в Закавказье

При сохранении ханской династии все определялось ее лояль­ностью по отношению к России. Но и устранение правящих дина­стий не всегда означало упразднение самих ханств. Например, Кубинское ханство и после устранения Шейх-Али-хана Кубинского некоторое время продолжало именоваться ханством. Почти анало­гичное положение сложилось в Талышском ханстве. Форма управ­ления также напоминала существовавшую прежде: диван — в данном случае регентский совет, или ''временное правление", в состав которого наряду с обер-офицерами входили "почетные беки" под председательством русского штаб-офицера. Состав временного правления утверждался тифлисским военным губернатором. Круг прав и обязанностей правления, в общих чертах очерченный в пред­писании главнокомандующего И.Ф. Паскевича, был аналогичен власти комендантов³⁷.

В других случаях ханства переименовывались в провинции, территория которых совпадала с территорией прежних ханств³⁸. Воозглавляли их "провинциальные коменданты" в чине полков­ника или генерала, назначавшиеся главнокомандующим в Грузии из числа офицеров русской армии.

Что же представляла собой комендантская система, именовав­шаяся правительством "военно-народным управлением" и просу­ществовавшая в ханствах до 40-х гг.XIX в.?

Комендант, наделенный весьма широкими правами и полномо­чиями, сосредоточивал в своих руках административную, судебно-полицейскую и даже в какой-то степени духовную власть, хотя на этот счет не было издано какого-либо законодательного акта. Лишь в 1828 г. появились секретные инструкции тифлисского военного губернатора о компетенции шекинского и карабахского комендантов³⁹.

Комендант председательствовал в провинциальном суде, ут­верждал в должности местного главу мусульманского духовенства и шариатского суда (казия), магальных наибов (глав более мелких административно-территориальных подразделений провинций) и прочих лиц администрации. Его функции простирались и на владельческие права представителей привилегированного сословия — беков: комендант, помимо того, что подтверждал выданные прежними ханами указы (фирманы) о пожаловании поместий и крестьян, и сам раздавал их на различных условиях владения. Более того, он присваивал себе даже такую законодательную функцию, как утверждение сословных прав беков. Ко всему проче­му в руках коменданта сосредоточивалось заведование полицией, раскладка между общинами государственных налогов, отдача на откуп казенных пастбищ, нефтяных колодцев, соляных, рыбных и других промыслов и т.д.⁴⁰

Как видим, комендантская система по своему характеру повторя­ла ханскую, сохраняя прежние институты и атрибуты феодальной власти. Масштабы полномочий комендантов во всех областях управления дали основание отечественным историкам отождествлять комендантскую систему управления с ханской. Впервые об этом писал И. Петрушевский, автор одной из самых содержательных аналитичес­ких работ по истории зарождения российской системы управления в Азербайджане⁴¹. "Система комендантского управления, — читаем в его книге, просуществовавшая во всех бывших ханствах до 1841 г., почти ничем не отличалась от системы ханского управления. Комен­дант пользовался всеми теми правами, которыми в свое время располагал и хан, кроме права выносить смертные приговоры"⁴².

Иной точки зрения придерживался А. Мильман, изучавший политический строй Азербайджана с позиций правоведа. По его мнению, власть хана была более неограниченной как во внутрен­ней, так и во внешнеполитической жизни: он обладал правом чеканить монеты, устанавливать таможенные пошлины и т.п., в то время как комендант и в области внутреннего управления не был наделен этими функциями⁴³. Надо полагать, что истина лежит посередине, так как связанный с комендантским управлением про­извол (мы оставляем в стороне сопутствующие ему злоупотребле­ния) делал весьма эфемерной подотчетность коменданта соответ­ствующим административным инстанциям Российской империи.

В административном отношении так называемые мусульман­ские провинции — Шекинская, Ширванская, Карабахская — и Талышское ханство подчинялись военному управляющему (с рези­денцией в г. Шуше), а провинции Бакинская, Кубинская и Дербент­ская — военному губернатору Дагестана⁴⁴.

Вошедшие в состав России Казахское и Шамшидильское сул­танства, населенные преимущественно азербайджанцами, были пе­реименованы в татарские дистанции (туда же вошли и Борчалы). В каждой из них назначался главный пристав (или моурав) с непо­средственным подчинением Главноуправляющему Грузией, осу­ществлявший практически полицейские, фискальные и судебные функции⁴⁵.

Административно-территориальное деление в провинции осно­вывалось на существовавшем ранее делении ханства на магалы, или участки (по тогдашней российской официальной терминоло­гии). Магалы не были одинаковы по количеству объединявшихся в них деревень и численности населения, поскольку в основе деле­ния лежал не родовой, а территориальный принцип. Управление магалами поручалось наибам, назначенным из числа преданных правительству беков. Права и обязанности их также не были регламентированы какими-либо нормативными актами, а зависели всецело от особенностей управляемых ими магалов. Занимавшиеся распределением податей и повинностей в соответствии с установ­ленными комендантами размерами магальные наибы не получали жалованья из казны, а вознаграждались за счет собираемого нало­га⁴⁶

Образ правления в Эриванском ханстве, находившемся также в вассальной зависимости от Ирана, после взятия г. Эривана генералом Паскевичем (1827 г.) предстояло изменить, приблизив к созданным в Закавказье новым моделям административно-поли­тического устройства. И в данном случае не были изменены дейст­вующие правила: на занятых территориях вводились временные органы власти, руководство ими возлагалось на военнослужащих, а к работе привлекались доверенные лица из гражданских чинов­ников, знакомых с местными условиями и языком.

Спустя пять дней после занятия Эривана было создано област­ное правление из трех лиц: генерала Красовского, командовавшего войсками области, епископа Нерсеса, пользовавшегося огромной популярностью среди армян, и коменданта Эриванской крепости подполковника Бородина. Собственно, это правление нельзя счи­тать организованным правительственным учреждением, поскольку оно лишь до заключения мира с Ираном должно было заменять власть низложенного эриванского сардара Гусейн-хана, управляв­шего до этого ханством вполне независимо.

По заключении Туркманчайского мира 20 марта 1818 г. Нико­лаем I был подписан указ об образовании Армянской области, название которой отныне включалось в императорский титул⁴⁷. Как писал историк В.А. Парсамян, "официальное наименование "Армянская область" перешедших под владычество России Эри­ванского и Нахичеванского ханств и включение этого наименова­ния в титул русского царя создавали у армян иллюзию восстанов­ления Армении»⁴⁸.

Учрежденное под председательством генерал-майора А.Чавчавадзе правление вновь вводилось в качестве временной меры. В Армянскую область вошли ставшие уездами Эриванское и Нахичеванское ханства, а также превращенный в уезд Ордубатский округ; последний был отделен от Нахичеванского ханства еще в 1790 г. и вошел в состав азербайджанских провинций, находившихся в непо­средственном подчинении персидского наследника Аббаса-Мирзы.

В административно-территориальном отношении каждый из уездов был разделен на округа взамен существовавших в ханствах магалов⁴⁹. В Эриванском уезде (4 округа) начальниками были поставлены русские гражданские или военные чиновники, подчи­нявшиеся начальнику Армянской области.

Форма административной власти в Нахичеванской и Ордубат-ской провинциях (по два округа в каждой) выглядела более неоп­ределенно. Дело в том, что при персидском владычестве власть находилась в руках полковника Эхсан-хана (в Нахичевани) и его брата Ших-Али-бека (в Ордубате). Лояльность к России и популярность среди жителей делали рискованным отстранение братьев от управления. Поэтому помимо полицейских управлений вводились специально для них должности полицмейстеров с предоставлением им функций земской власти. По существу, был повторен опыт с азербайджанскими ханствами, когда лояльные династии остались во главе упраздненных ханств. Областное правление строилось по обычной схеме — три советника по части исполнительной, финан­сово-экономической и судебной (гражданские и уголовные дела). Кроме того, в правление входил областной прокурор. Членами его являлись двое русских военнослужащих, один армянин и один мусульманин, представлявший азербайджанскую часть населения. Областному правлению подчинялись и городские суды⁵⁰. Весьма путаной иерархии судебных инстанций соответствовала и судопро­изводственная система⁵¹. Разделение городовых и полицейских уп­равлений, к чему стремился Паскевич, натолкнулось на сложности правового характера, когда городовой суд должен был руковод­ствоваться российскими законами, а полицейская власть мест­ными обычаями.

Как писали тогда, "дурное устройство" управления Армянской областью потребовало иных мер, и под руководством нового Главноуправляющего краем барона Г.В. Розена был выработан проект по управлению областью, "высочайше" утвержденный 23 июня 1833 г.⁵² Закон этот радикально менял характер управления. Областное правление, сохранив свое название, перестало быть решающей коллегией и превратилось в канцелярию областного начальника. Хозяйственная и финансовая части были выделены в особое управление по сбору податей и повинностей. Взамен городовых учреждались провинциальные суды. Жители Армян­ской области в "тяжбах своих и исках" помимо провинциального суда могли обращаться в медиаторский или духовный (посред­нический) шариатский суд.

Всякое новое территориальное приобретение в Закавказье ста­вило перед царским правительством, казалось бы, новую задачу — управления присоединенными землями и народами. Так было и с Джаро-Белоканскими вольными обществами, оккупированны­ми окончательно в 1830 г. Но и в этих достаточно специфических в социально-политическом и этническом отношениях структурах с родоплеменными устоями, правительство использовало уже при­вычную модель управления. Сформулирована она была в специ­ально разработанных "Правилах для управления Джарскою и Белоканскою областью"⁵³.

Вновь образованную область возглавил князь Бекович-Черкасский. Как отмечал И. Петрушевский, "назначением этого горца по происхождению хотели отчасти польстить самолюбию тухумской (родовой) знати"⁵⁴.

Согласно "Правилам", управление представляло собой сочета­ние существовавших здесь институтов власти с чертами российской административной системы. Вводя в Джаро-Белоканской области Временное Правление (российское колониальное учреждение), пра­вительство вместе с тем сохраняло местные судебные органы — суд "шаро" (традиционный медиаторский и примирительный суд). В состав Временного Правления входили два российских чиновника, назначаемых Главноуправляющим краем (в то время И.Ф. Паскевичем-Эриванским), и шесть утверждавшихся им "при­родных жителей из числа почтеннейших старцев" по выбору об­ществ, которые, в отличие от российских чиновников, имели сове­щательный голос.

Елисуйское султанство, сохраняя прежние права, администра­тивно находилось в составе Джаро-Белоканской области — и в компетенции Временного Правления.

Однако Джаро-Белоканская область оставалась очагом влия­ния мюридизма в северо-восточной части Азербайджана. "На­сколько стратегическое значение области и обладание ею казалось царским властям важным, — подчеркивал И. Петрушевский, — по­казывает то обстоятельство, что Джаро-Белоканская область (впо­следствии округ Закатальский) продолжала занимать в админист­ративном делении Кавказа особое место, не соответствовавшее принятым царской властью представлениям об административной симметрии"⁵⁵.

Итак, к 30-м гг. XIX в. завершилось присоединение к России основных территорий Закавказского края, имевшего большие внутрирегиональные особенности и вмещавшего в себя два мира — мусульманский и христианский. Наспех скроенные и скоропали­тельно вводимые российским правительством модели админист­ративно-политического устройства пытались адаптировать к мест­ным условиям, но и это не спасало положения, а, напротив, лишь усиливало управленческий хаос. При этом многое списывалось на ту или иную личность, возглавлявшую кавказскую администра­цию. Вот суждение одного из крупнейших отечественных ученых, историка, выросшего на Кавказе и любившего этот край, великого князя Николая Михайловича: "О кавказских делах думали срав­нительно мало и почти ими не интересовались. После присоедине­ния Грузии в 1801 году, на этой окраине управлял умело и толково лишь князь Цицианов, убитый вероломно персом в 1806 году. Последующие генералы были мало способны как для управления, так и для военных действий, до назначения Ермолова в 1816 году. Эти лица оставались там недолго, торопясь покинуть далекую окраину, и, очевидно, не успевали, даже при желании, оставить какие-либо плодотворные следы своей деятельности. Мы разумеем графа Гудовича, Тормасова⁵⁶, маркиза Паулуччи и Ртищева. Все эти господа только показали полную неспособность и неумение управлять разнородными племенами Кавказа"⁵⁷.

Кавказская администрация времен Паскевича, тщетно пытав­шаяся разобраться в местных особенностях, охарактеризовала это разнообразие как "смешение законов российских с грузинскими и обычаями мухаммедан"⁵⁸.

Российское правительство сталкивалось с трудностями в раз­ных сферах жизни края, но камнем преткновения стал корпоратив­ный статус местных привилегированных сословий, его различных звеньев.

Политика царизма по отношению к привилегированным слоям Закавказья в рассматриваемый период была отмечена следующи­ми чертами. С одной стороны, самодержавная власть стремилась к созданию крепкой социальной базы в Закавказье в лице "тузем­ных" феодалов, и это в какой-то мере удалось, хотя и были допущены большие ошибки. Так, А.П. Ермолов, уделявший особое внимание оформлению сословных прав дворянства и купечества края, издал унизительный для одной из групп мусульман указ — "Положение об агаларах". Оно не только поколебало их права собственности, но и дискредитировало сословные права агаларов, введя для них телесные наказания, чем "низводило их до уровня простолюдинов, людей "низкого рода"⁵⁹.

С другой стороны, политика самодержавия содержала и оп­ределенное недоверие к местным феодалам, чем и объяснялось промедление с оформлением их сословных прав, а также их прав как землевладельцев. Здесь сказывалась специфика форм феодального землевладения, особенно в пределах Северного Азер­байджана и Восточной Армении, где сословные статусы не были кодифицированы и в значительной степени регулировались нор­мами обычного права. Существовавшее сословное деление не вязалось с привычными для российского правительства представ­лениями на этот счет. Поэтому оформление корпоративных прав дворян шло параллельно с признанием их прав как землевла­дельцев и приняло затяжной характер. Практически до конца вопрос так и не был решен вплоть до 1917 г., особенно для мусульманского привилегированного сословия — беков.