 |
Акт II, сцена 2. Акт III, сцена 2. Отрадней с мертвым быть, который нами,. Чтоб мы вкусили мир, отослан к миру,. Отрадней с мертвым быть, который нами,
|
|
|
|
Акт II, сцена 2.
Макбет не может забыть о преступлении, ведь он один помнит о содеянном. Он не в силах проникнуть в мир желаний и снов, так как желание осуществилось, а прошлое не может отойти в прошлое, так как оно принадлежит только ему, Макбету, и никому больше:
Отрадней с мертвым быть, который нами,
Чтоб мы вкусили мир, отослан к миру,
Чем быть простертым на душевной плахе
В безвыходной тоске.
Акт III, сцена 2.
Макбет обращается к призраку Банко с тремя памятными репликами. Его ужасает, что призрак лишен сознания и не может сказать ему: " Ты это сделал".
Ты не можешь
Сказать, что я виновен; не кивай мне
Кровавыми кудрями.
Акт III, сцена 4.
Кровь проливали в стародавний век,
Когда закон не правил общежитьем;
Да и поздней убийства совершались,
Ужасные для слуха; но тогда
Дробили череп, люди умирали,
И был конец; теперь они встают
С челом, пробитым насмерть двадцать раз,
И гонят нас со стульев; это хуже,
Чем самое убийство.
Акт III, сцена 4.
Сгинь! Скройся с глаз моих! Упрячься в землю!
В костях твоих нет мозга, кровь застыла,
Твои глаза уставились, не видя.
Акт III, сцена 4.
В сцене последней битвы Макбет отказывается совершить самоубийство: " К чему играть мне римского глупца, / Упав на свой же меч? " (v. 8). Он говорит так, потому что хочет справедливости, он желает восстановить связь с другими людьми. Если его убьют в бою, связь будет восстановлена.
Иное — леди Макбет. Она кончает с собой. Сама она никого не убивала, но ее вина состоит в злом умысле, и, в действительности, на ней грех более тяжкий, чем на Макбете, так как она побудила его к убийству:
|
|
|
Хриплый ворон
Прокаркал злополучный въезд Дункана
Под сень моих бойниц. — Слетайтесь, духи
Смертельных мыслей, извратите пол мой,
От головы до ног меня насытьте
Жестокостью! Сгустите кровь мою,
Замкните входы и пути раздумью,
Чтоб приступы душевных угрызений
Не потрясли ни замысла, ни дела.
Акт I, сцена 5.
Или твоя надежда
Была пьяна и вот теперь, проспавшись,
Зеленая и бледная, глядит
На прежний пыл? Твоя любовь, я вижу,
Во всем подобна ей. Иль ты боишься
Таким же быть в своих делах и в мощи,
Как и в желаньях?
Акт I, сцена 7.
Я кормила грудью
И знаю, как сладка любовь к младенцу;
Но я бы вырвала, склонясь над милым,
Сосок мой из его бескостных десен
И лоб ему разбила, если б я Клялась, как ты.
Макбет
А вдруг нам не удастся?
Леди Макбет
Нам? Натяни решимость на колки, И все удастся.
Акт I, сцена 7.
Кажется, леди Макбет получила то, к чему стремилась, но это не совсем так. Она совершает самоубийство, так как еще более одинока, чем Макбет, а одиночество ее более полное потому, что она связана с жертвой только через Макбета. Ей являются не призраки и привидения, а лишь образы случившегося. У нее остались только воспоминания. У нее, в отличие от Макбета, нет прямого пути к искуплению.
Обычно в трагедии человек добрый страдает из-за изъяна в своей природе — трагической вины. В " Макбете" все наоборот: страдания обусловлены ноткой добродетельности в характере убийцы. Макбет и леди Макбет хотят убить… не совершив злодейства. Ведьмы, символизирующие, подобно Яго, мир зла, могли бы испытывать и гораздо большие угрызения совести, но их страдания не очевидны — они получают удовольствие от того, что делают. Поступки Макбета, если в них нет ничего кроме зла, не должны были сопровождаться душевными терзаниями. Ричард III, в конце концов, не выдерживает груза своих преступлений, но большинству убийц не свойственно чувство раскаяния, ибо убийство — беспримесное зло. Макбет и леди Макбет — не абсолютные злодеи. Они хотели бы действовать как демоны, но не становиться ими, и в этом их погибель. Макбет говорит жене, что во время убийства Дункана слуги короля кричали во сне " Господи помилуй" и " Аминь", но:
|
|
|
Я не мог
Сказать: " Аминь", когда они сказали: " Помилуй Бог! "
Леди Макбет
Не вдумывайся в это.
Макбет
Что помешало мне сказать: " Аминь"? Я жаждал помолиться, но " аминь" Застряло в горле.
Леди Макбет
Так об этом думать
Нельзя; иначе — мы сойдем сума.
Акт II, сцена 2.
Леди Макбет говорит и о себе, хотя еще не знает этого, потому что у нее менее богатое воображение, чем у ее мужа.
Время, свобода воли и необходимость образуют вторую тему пьесы. Ведьмы предсказывают будущие события и, следовательно, увлекают Макбета на путь гибели. Следует различать античный и христианский подход к прорицательству. В античное время следовало совещаться с оракулом — цезари наложили запрет на прорицательство только лишь из соображений собственной политической безопасности. Учитывая, что все события совершаются по воле Зевса, нет никакой разницы между тем, что произойдет, и тем, что должно произойти. К Зевсу обращаются, чтобы узнать, постигнет ли неудача то или иное дело, и, если так, за него нельзя браться. Христианский взгляд на вещи состоит в том, что человек обладает свободой воли, иными словами, то, что произойдет, не равнозначно тому, что должно произойти. Бог дозволяет то, что Он запрещает, и Бог, находясь вне времени, предвидит будущие поступки человека не принуждая его совершать их. Представляется, что духи обладают схожими, хотя и менее развитыми способностями к предвидению. Согласно христианским воззрениям совещаться с оракулами запрещено. У человека, как у конечного существа, есть прошлое, в котором он может раскаиваться, настоящее, в котором он волен выбирать, и будущее, на которое он может надеяться. Бог предвидит будущее как часть опыта, но человек не способен воспринимать будущее иначе как возможность, зависящую от его собственного выбора. Последнее обратно знанию человеком зла, каковое он может получить только посредством опыта. Как следует из монолога Генриха IV о " книге судеб" (" Генрих IV", ч. II, III. 1), на будущее можно смотреть или как на море отчаяния, или как на производную выбора.
|
|
|
Ведьмы являются людям, которые, в каком-то смысле, их призывают. Они предсказывают Макбету, что ему суждено стать королем. Макбет может принять эту весть как предназначенье — " Раз мне сужден венец, то пусть судьба / Меня венчает, без моей подмоги" (i. 3). Он, однако, не делает этого и даже не спрашивает, как ему следует поступить. Макбет заключает:
Чудесный этот зов таить не может
Ни зла, ни блага.
< … >
зачем внушает
Такую мысль, что волосы встают,
И сердце, как сорвавшись, бьется в ребра,
Назло природе? Подлинные страхи
Слабей, чем ужасы воображенья:
Мне самый призрак этого убийства
Так потрясает строй души, что разум
Удушен грезами и поглощен Несуществующим.
|
|
|
