 |
Красный череп и зеленый друид 6 страница
|
|
|
|
А мальчишка не дурак, нет. Не стал таиться, сразу пришел к кому надо – знает, на чьей земле оказался, ведает – ежели что – достанут. На этом участке реки везде свои люди. Глаза и уши, а при надобности – и мечи.
Чьи-то шаги послышались у дверей. Неслышно распахнулись створки. Поставив кружку на стол, Гельвеций резко обернулся:
– Чего тебе, Бретон?
– Явилась Керновия.
– Господи! Ну, наконец-то! – радостно сверкнув глазами, воскликнул старик. – Что ж ты стоишь-то? Веди ее скорее сюда, веди!
– Она здесь, мой господин. Ждет…
Пошире распахнув дверь, слуга пропустил в дом босоногую девчонку в длинной изодранной тунике непонятного цвета. Лохматую, большеглазую…
– Здравствуй, дядюшка Браниг.
– Аа-а-а! Заходи, заходи, девочка. Давно тебя дожидаюсь. Садись, садись. Поди, голодная? Эй, Бретон, скажи, пусть там принесут с кухни чего-нибудь. И вина захватят, того, римского. Любишь, девочка, вино? По глазам вижу, что любишь. Ну, как матушка Арнавия? По-здорову ли?
– Да слава Господу, здравствует.
– Чего велела передать?
– Много чего, дядюшка, – Керновия прикрыла глаза. – Я все наизусть выучила. Сказывать?
– Говори, говори, дева. Или, может, все ж таки сначала поешь?
– Не, покуда не буду, – девчонка смешно наморщила нос. – А то забуду все. Ну, вот… Не я говорю сейчас с тобой, дядюшка Браниг – матушка Арнавия поклон тебе шлет и передает следующее…
Гельвеций слушал посланницу, нервно покусывая ус. Керновия говорила все, что знала Арнавия, настоятельница дальней обители в горах меж землями эдуев и секванов. Совсем недалеко от Бибракте – языческого древнего капища – находился сей небольшой монастырь, один из первых в Галлии… да и вообще – первый. В Бибракте до сих пор, к ужасу матушки и богобоязненных сестер ее, приходили нерадивые христиане – галлы, испрашивая милостей старых богов. Потом – нечестивцы! – заходили и в монастырскую церковь, где долго и усердно молились… о том же, о чем просили и своих языческих демонов. И Христа просили… и этих… полагали, что так надежнее выйдет. Много всякого народу приходило, и харчевней при монастыре никто не брезговал – сестры готовили хоть и по-простому, да зато вкусно и сытно. Вот потому-то матушка Арнавия много чего знала. Обо всем, что в округе творится, судить могла… не раз уже посылала Керновию к дядюшке Бранигу – Гельвеций с матушкой с давних пор знакомы были, а Керновия, послушница юная, некогда невдалеке от Генабума жила. И народ ее – карнуты – с битуригами в давние времена дружно жили, а вот с эдуями – бывало, схлестывались. Ну, да с той поры много в Лигере воды утекло. Весь род Керновии вырезали… то ли гунны, то ли готы, поди теперь, разберись. Просто вылетели из ночной тьмы всадники с пылающими факелами, с ходу окружили деревню, подожгли… В полон никого не брали – убивали, насиловали, изгалялись… потом исчезли в ночи, так же быстро, как и появились. Только деревни уже не было, а был лишь костер, охвативший пол-леса. Как Керновия тогда уцелела – бог весть. Пристала к паломникам – те шли в Бибракте. И она с ними пошла. Однако через пару лет сердце не выдержало – вернулась девчонка в родные места, помолилась, крестик на всех поставила – сама все сладила, хоть и казалось, что немощная, а топором не хуже любого плотника управлялась.
|
|
|
– Так ты, милая, говоришь, Аттила-рэкс встал с войском в долине?
– Так сказала матушка. А она зря болтать не будет. В долине, меж землями эдуев и сенонов ждет Аттила-повелитель врагов своих везеготов.
– А Торисмунд о том знает?
– Знает и войско свое огромное в ту долину ведет.
– И ты туда пойдешь, девица, – прищурившись, покивал Гельвеций. – Сначала туда, потом – в Бибракте. Тайно пойдешь, человечку моему проводником станешь… а он уж – других поведет.
|
|
|
– Хорошо, дядюшка, – Керновия отбросила со лба волосы. – Только ты мне допрежь всего покажи своего человечка… Не из тех ли он молодцев, что сейчас сидят в твоей трапезной?
– Ты их знаешь? – вскинул брови хозяин дома.
– Да. Эти парни спасли меня от друида.
– Друид?! Фримаск опять здесь?
– Нет, дядюшка, это был не Фримаск, – покачала головой девушка. – Фримакс-друид давно уже отправился на поиски бургундской девы. Хочет подарит ее Аттиле, получив взамен поддержку в своих языческих делах.
– Да-да, я знаю, – Гельвеций мрачно кивнул. – Скрывающиеся по лесам и урочищам мерзкие языческие жрецы втайне мечтают воскресить свою древнюю веру. Почему-то надеются на Аттилу.
– А почему б им на него не надеяться, дядюшка? – Керновия округлила глаза. – Аттила – язычник и друиды – язычники. Рука руку моет.
– Аттила, милая моя, такой язычник, что, может быть, завтра станет христианином, если уже им не стал. А потом снова перейдет в язычество. Поступит так, как ему будет выгодно. Выгодно ли ему будет помогать жрецам? Если победит – пожалуй, да. Если же проиграет – на черта они ему сдались-то? Так ты говоришь, это был не Фримаск.
– Нет, дядюшка. Оллам Гийот его гнусное имя. Он шел за мной по пятам из Бибракте, со всеми своими людьми.
– Следил за тобой?!
– Не думаю, – Керновия задумчиво опустила ресницы, длинные и пушистые. – Если так – он мог меня и раньше схватить. Нет. Он шел сюда по каким-то своим делам, мы столкнулись случайно.
– Ясно – по каким. Наверняка тоже ищет Аттилу! Его тут многие ищут. А что, нечестивый Оллам Гийот уже стал друидом?
– Вряд ли, – дернула плечом девушка. – Он так в оватах и ходит, иначе б не носил зеленое.
Оват… Гельвеций про себя усмехнулся. Первая ступень посвящения друидов – немного колдовства, немного медицины, немного астрономии, музыки. Так все, на ученическом уровне. Вторая ступень – бард – это уже куда более основательные знания и небесно-голубые одежды. И бард должен был запомнить двадцать тысяч священных стихов! И продекламировать их в любое время, хоть спозаранку с постели стащи.
|
|
|
Дальше, после бардов, шла уже последняя степень посвящения – собственно друиды – религиозные учителя и маги. Оллам Гийот еще до них не дорос. До барда-то не дорос, видать, стихи учить лень.
– Ты все поняла, девочка?
– Поняла, дядюшка Браниг. Только… – Керновия вдруг замялась, видать, хотела что-то сказать или спросить. Что-то такое, не совсем даже приятное… Гельвеций давно понял – что. Улыбнулся, потеребил усы:
– Об обители не беспокойся, дщерь. Человека верного пошлю – предупредит матушку, укроются сестры от гуннов. Хоть даже вот здесь, у меня. А денег на восстановленьи обители я дам, пусть матушка Арнавия не сомневается. Лишь бы гунны ушли! Тем путем, который ты им укажешь. Все сказала?
– Все, дядюшка.
– Ну, ступай. Вечерком посидим втроем – я, ты и мой парень, которому ты в пути помогать будешь. Тайно пойдешь, не с ними. Сдюжишь одна-то, не забоишься?
– Ой, дядюшка, в первый раз, что ли? И вообще, ты же знаешь – я ничего не боюсь.
– Во-от и славно.
Выпроводив девчонку, Гельвеций допил пиво и, вытерев рукавом туники усы, громко позвал слугу:
– Вот что, Бретон, сыне. Пойдешь в Бибракте. Знаешь ли путь?
Слуга поклонился:
– Немного ведаю, господине. А там, дальше, спрошу.
– Паломником пойдешь. А что встречным говорить – о том соображай сам. Кому скажешь – в монастырь, в церковь, а кому – в рощу священную, бесов потешить.
– Бесов?!
– Ну, этих… старых богов. Сегодня же и отправляйся, не мешкай. Скажешь лодочникам – перевезут на тот берег. Все, что нужно – возьми. Матушку Арнавию предупредишь, чтоб уходила с сестрами, переждали гуннов. Сам – сюда вернешься, а ежели захотят – и монахинь с собой приведешь. Письмецо я тебе дам – к матушке. Спрячь понадежнее, да смотри, не потеряй по дороге.
Вариск сразу заметил, как, выйдя от хозяина, изменился Бретон. Как вмиг сделался каким-то загадочным, словно бы ему поручили какое-то важное дело. А верно, и поручили. Вообще-то, Вариск следил не за ним, а за девчонкой, той самой, о которой говорил друид Оллам Гийот. Пусть пока не друид… но скоро будет друидом. О, Оллам Гийот много чего обещал сыну нищего вольноотпущеника, безродному приблуде, прибившемуся к могучему роду Гельвеция Бранига. Неказистый подросток, низкорослый, с большой головой, слишком большой для столь тщедушного тела, Вариск с детства ощутил на себе всю несправедливость этого мира. Ну, почему, почему одним так везет, а другим – увы. Кто-то сразу же при рождении получает все – положение в обществе, богатство, связи. Тут же – ни-че-го! Почему так несправедлив мир? Разве он, Вариск, не молил денно и нощно Господа о помощи? Чтобы раз – и сделаться вдруг богачом! Вот так, сразу. А почему бы и нет? Господь, он ведь всемогущий.
|
|
|
Увы, увы, не давалось парню богатство, да и об уважении речи не шло – ну, кто будет уважать мелкого никчемного служку? Прислуга, она и есть прислуга. Правда, как-то один знакомец, Амбрионикс, звал матросом на барку. Но матрос – этот ведь не богач. Всю весну и лето, и большую часть осени – на реке, в сырости. Да и работа – это не в харчевне прибираться да разносить гостям пенные кружки. Веслом, поди, поворочай-ка! Да еще разбойники нападут, или, не дай бог, захлестнет набежавшей волною. И богатство… где оно у матросов-то? Разве что стать хозяином барки… так опять же, для этого деньги нужны. Амбриониксу, вон, повезло, чучелу лохматому – ишь, сидит, хвастает! Барка теперь у него своя. Госпожа Меления запросто так подарила. Эхм… Повезло дураку – палец о палец не ударивши, получил судно! Ему б, Вариску, так повезло. Так нет, чего там… Не помогает Господь, и святые не помогают, сколько их не моли.
Обычно молчаливый, Вариск как-то прошлым летом пожаловался на свою жизнь у пристани. Там, на бревнах, обычно сидели всякого рода людишки – коротавшие время матросы, просто зеваки да удящие рыбу мальчишки. В шары играли, в кольца… толковали и об удаче – мол, капризная эта матрона, не всякому дается. То и парень один подтвердил, по виду – странник. Лицо узкое, волосы стрижены коротко, нос – большой, вислый, а глаза вообще непонятные – снулые, как у рыбы или вареного рака. Это уже потом, попозже, узнал Вариск, что парень этот – друид, а тогда так, о жизни разговорились. И так ловко знакомец новый беседу строил – о себе почти ничего и не рассказал, зато о Вариске почти все вызнал. Посочувствовал, да, невзначай как бы и совет дельный дал: ты, мол, об удаче других богов помолить попробуй. Тех, старых: Тараниса, Езуса, Эпону… да у каждого племени свои боги были. Да не просто так помоли, принеси жертву. Принесешь… а потом мы с тобой снова вот здесь, на бревнышках, встретимся. Может, что-то и сладим.
– А что сладим? – Вариск почему-то разволновался.
|
|
|
Расхохотался Оллам Гийот, но необидно, а весело:
– Жертву сперва принеси, а там увидишь.
Слуга и принес жертву. На хозяйском дворе украл утенка, за городом, у старого дуба, голову ему свернул, посыпал пыльцою омелы – как знакомый новый велел.
Назавтра пришел к пристани – друид (оват – так правильнее, ну, да простому-то человеку без особой разницы) его уже там ждал. На, говорит, тебе, уважаемый дружище Вариск, серебряшку. Целый денарий дал!!! Просто так, ни за что подарил – старые боги, говорит, попросили. Денарий! Этакого богатства у служки отродясь не было, да и не только в деньгах дело было: «уважаемый дружище Вариск» – никто так парня не называл еще. Никто и никогда. А друид – оват – вот, пожалуйста… А потом, прощаясь, попросил кое-что. Посматривать внимательно за тем, что на гостевом дворе делается. Кто приходит, кто с хозяином уединяется, о чем разговоры ведут – ну, это уж, ежели удастся подслушать, а не удастся – так что ж, друид не настаивал. Но намекнул – за сведения эти награда будет. Может, денарий, а может, и золотой – солид!
Вариск обрадовался, эко, счастье-то посветило! Шутка ли – солид. На эти деньги много чего можно купить… даже – если хорошенько поторговаться и знать, у кого – красивую молодую рабыню, с которой потом делай что хочешь. Это Христос утверждает, что «что хочешь» – даже с рабыней нельзя, а старые-то боги – наоборот совершенно. И друид эту идею одобрил, правда, напомнил, что рабыню-то хорошо бы в жертву богам принести, а они уж всяко в долгу не останутся. Вариск и сам понимал, что не останутся… только вот на рабыню-то еще заработать надобно было.
Вот и зарабатывал, все, в гостевом доме творившееся, фиксируя, запоминая – на память, слава древним богам, от рождения не жаловался. Дело простым оказалось – ну, кто служку мелкого или раба всерьез воспримет? Для сильных мира сего не толок слуга, а и любой бедняк – не человек, а предмет мебели – сбегай, принеси, подай. Вот и не опасаются слуг – мелют языками, остается только – молчком-молчком – шастать: то пива кувшин принести, то рыбинку жареную на серебряном блюде, а то и так – застыть недвижною статуей: чего, мол, изволите?
С друидом Вариск встречался нечасто – зимой тот вообще не захаживал, а по весне был вот, раз и нынче опять явился. Сказал, мол, вдруг, да объявится у Гельвеция некая девка, Керновия именем – так чтоб про нее доложить. Что служка и собирался сделать в надежде… уж на денарий – точно, а вдруг, да и солид выгорит?!
Было, было уже, что рассказать друиду: и о пришельцах, Амбриониксом-лодочником приведенных, и о той самой девице Керновии. И о Бретоне – рыжем слуге. Слуга-то слугой, но все в гостевом доме знали – хозяин к нему благоволит, за верного человека держит. Так Бретон-то и был – верный. И давно уже искоса на Вариска поглядывал. Вот и сейчас:
– Эй! Ты что тут вынюхиваешь, парень?
– Ничего. Просто посуду принес.
– Смотри у меня! Видел я, с кем ты на пристани болтал. Смотри-и-и-и!
Вариск тут же похолодел – неужели Бретон заметил его встречу с друидом? И откуда он знает жреца? Интересно, доложил ли уже хозяину? Если не доложил, так доложит, гнусный господский пес!
Уходить… Уходить надо! Жизнь свою спасать – если что не так, Гельвеций Браниг пытать прикажет, а пытки Вариск не выдержит… да и не собирался выдерживать, запаниковал, по двору, словно пес, рыскал, оглядываясь. Сказал Бретон господину?
Эх, что ждать? Бежать надобно! С друидом на том берегу, в священной роще, встретиться – так тоже можно было, знал Вариск – где-то там, рядом, обитает Оллам Гийот, сюда, к пристани, на челноке добирается. Некогда, некогда жреца ждать! Нутром чуял парень: останется – тут ему и кранты. Дрожал… аж на лицо стал бледный. К слову сказать, храбрость – она никогда к числу Варисковых добродетелей не относилась.
Улучив момент, слуга выскользнул со двора и, оглядываясь по сторонам, со всех ног бросился к пристани. Там долго не задержался, проскользнул за городскую стену, к бревнам, что с прошлого года для ремонта причала приготовлены были, да вот, не понадобились пока, гнили. Там, в бревнах-то, тайник у Вариска был – праща лежала. Хорошая праща, боевая, а к ней – не только всякие камешки, но и металлические римские ядра – «пули». Шагов с полусотни попадешь такой пулею в голову – и наповал.
Вариск камни метать наловчился – каждый удобный момент сюда прибегал, тренировался. Меч, копье, дротик – это все не то, не для него оружие – здесь врагам в лицо смотреть надо, слишком уж он близко, враг. А ну как не сладишь? Иное дело – лук со стрелами или вот, праща – при нужде и из-за кусточков пульнуть можно. Улучить нужный момент, подгадать, да – из засады… Красота! Всех недоброжелателей своих можно извести, если действовать грамотно. И праща тут – самое оно то. Лук – хуже, громоздок слишком, заметен. Пращу же ременную – вокруг пояса обмотал, набил суму камнями… Как вот сейчас и сделал Вариск. С оружием-то оно сподручнее, не так страшно. Еще и леску из конского волоса с собой взял, и крючки, и грузила – рыбу ловить, не голодать же. И – огниво, само собой – огниво. Хорошее огниво из Норика, что не меньше норикских скакунов по всем имперским провинциям славилось. Огниво это Вариск как-то по зиме еще у одного из захожих паломников-пилигримов спер. А и поделом – не разбрасывай вещи свои где ни попадя, всякая добрая вещь пригляд любит.
Спустившись к реке, к рыбацким лодкам, лежащим на песке кверху днищами, словно какие-нибудь выползшие на берег морские звери, парень живенько выбрал ту, что покрепче, огляделся по сторонам да, крадучись, спустил челнок на воду, досточку там же, у бревнышек, вместо весла присмотрел. Украл челнок, так уж вышло. А почему б и нет? Местные-то жители Вариска за человека не держали – слуга он есть слуга, так почему он их людьми считать должен? Он для них никто, и они – для него. Каждый сейчас сам по себе, жизнь такая. Лишь бы не углядели, лишь бы не поймали, сволочи, в погоню бы не пустились.
Вариска трясло – раньше он как-то и подумать не мог, что до такой степени ненавидит всех местных. Вроде бы всю жизнь среди них… а вот, поди ж ты!
– Сволочи все кругом, гады ползучие, – так, или примерно так, шептал парень, сталкивая краденый челнок на воду.
Столкнув, забрался, заработал веслом-дощечкой, удаляясь от низкого берега все дальше и дальше.
Напрасно волновался беглец. Кругом было спокойно и тихо. За дальним лесом клонилось к закату солнце, отражаясь в реке, плыли по бледно-голубому небу розоватые облака, похожие на ягодный застывший кисель. Пахло вылезшим после недавнего теплого дождика щавелем и мятой. Неподалеку, на заливном лужку, утробно мычали коровушки, выпущенные попастись на первую травку; а вот где-то вскинулся, залаял пес. Не здесь залаял, далече.
Сколько можно Вариск держался излучины, а уж дальше погреб наобум – заметят, так заметят. Хотя – и не должны были: места здесь не рыбные, да и вечер, вот-вот тьма опустится. Оно и хорошо – не заметят.
Уже на середине реки беглец оглянулся, бросив прощальный взгляд на затаившийся в вечерней тиши городок, казавшийся отсюда маленьким, тихим и мирным. Да он и был такой, только вот Вариск сейчас не воспринимал этого. Все люди, жители Юлиодума, которых он когда-то знал, казались ему гнусными чудовищами, унижавшими его каждый день, каждый миг, всегда и повсюду. О, как он их ненавидел! Кто бы спросил – почему? Но кому какое дело, что творится в душе рабов и слуг?
– Чтобы вас гунны пожгли! – выравнивая снесенный течением челн, искренне пожелал землякам беглец и, ухмыльнувшись, зло сплюнул в воду.
Какое-то время Вариск молча греб, наконец-то полностью отрешившись от всех своих невеселых мыслей. Потом, устав, положил импровизированное весло на колени, обернулся.
– Дьявол! Этот еще откуда взялся?
Из-за излучины, со стороны городка, показалась лодка. Кто-то греб от души – лодка быстро приближалась.
Погоня!!! А что же еще-то? Заметили, гады.
Сердце беглеца ушло в пятки, и куда-то в низ живота провалилась душа. Погоня… Да-да, это за ним – куда же еще-то? Вон как разогнали лодчонку – вынеслись уже и на середину реки. А зачем? На тот берег сейчас вроде бы никому ни зачем не надо. Значит, все верно за ним. За ним погоня! Эх, суки… Врете! Не нагоните! Не возьмете!
Вложив все свое отчаянье в последний порыв, Вариск заработал веслом как проклятый. Едкий холодный пот тек по щекам, ломило мускулы и спину – парень ничего не чувствовал, а только греб, греб, греб. А в голове все стучало: быстрее, быстрее, быстрей!
Он боялся сейчас даже оглядываться – вдруг преследователи уже рядом? Вот-вот зацепят багром… или просто пустят стрелу в спину. Ах…
Машинально пригнувшись, парень стиснул зубы, моля тех, языческих, древних богов. Тараниса, Езуса, Эпону. Были ли они богами его племени, его народа? Бог весть… Но Вариск не знал других и молился этим. Молился и греб. Истово, как раб на римской либурне. И – как и раба – беглеца гнал вперед страх.
Длинная тень бежала впереди челна – за спиною садилось солнце. А впереди… Вариск поднял голову – впереди, неожиданно близко, показались вересковые кусты и заросли ивы. Берег! Неужели – доплыл?
Парень все же не выдержал, повернул голову, бросив назад быстрый подозрительный взгляд… показалось, будто преследующий его челнок чуть отклонился в сторону. Да-да… вон туда, к старым мосткам. Преследователям там гораздо удобнее высадиться.
Ладно. Попробуйте еще поймать!
Прыгнув на отмель, беглец пробежал по воде несколько шагов и скрылся в ивняке. Боги!!! Старые боги помогли! Вот он – берег. Однако не надо забывать о погоне.
Немного переведя дух, Вариск взобрался на свисавшую над самой водой кручу, осторожно подполз к краю, выглянул из ракитника. Чужая лодка уже оказалась рядом. Вон она, у мостков, только протяни руку. И в ней – один гребец. А почему один?
О, боги… Не поверив глазам своим, слуга присмотрелся.
Бретон! То-то его рыжие вихры показались такими знакомыми. Так вот оно что! Вот в чем дело-то. Бретон сам решил выследить и поймать беглого. Самолично! Схватить, притащить к хозяину, швырнуть под ноги, на пол. Господин верного Бретона похвалит, а как же, может быть, даже наградит. А беглеца… беглеца прикажет выпороть на конюшне. Выпороть? Ну, не-ет!
Больше не думая, Вариск отвязал с пояса пращу, сдернув котомку с плеча, вытащил римскую литую «пулю». Встал, раскрутил… и, уже отпуская удерживающую «пулю» веревочку, громко и насмешливо крикнул:
– Эй, Бретон! Не меня ли ищешь?
Знал, что не промажет.
Бретон удивленно обернулся…
И, получив железным шариком в лоб, беззвучно повалился в воду.
Немного выждав – а вдруг преследователь все же не один? – беглец осторожно спустился к мосткам и, воровато оглядываясь по сторонам, перевернул лежащее в воде тело. Ухмыльнулся – мертвее мертвого!
И тут же снял с пояса ножик, гребень и ложку – чего добру пропадать? А, развязав найденный в челноке мешок с едой, обрадованно расхохотался и воздел глаза к небу:
– О, великие древние боги, клянусь, я возблагодарю вас за все, дайте только срок!
Вариск сейчас чувствовал себя героем – еще бы, справиться с таким врагом, как Бретон – это многого стоило. Правда, вопрос, был ли Бретон врагом, вовсе не занимал сейчас слугу. Скорей, занимало другое – добыча! Костяной гребень, нож в широких ножнах… Пояс! Как он мог забыть про пояс? А вдруг там что-то зашито, спрятано? Услужливое воображение тут же нарисовало сверкающие золотые солиды! Много, много, много!
С трудом сняв с убитого пояс – труп-то оказался тяжел, пришлось повозиться! – Вариск жадно распотрошил его ножом, точно так же, как потрошат рыбу, какого-нибудь угря или щуку. О, разочарование слуги было велико! Никаких золотых монет в поясе, увы, не оказалось. Даже серебрях – и тех не было, даже завалящих медяшек. Только какая-то пергаментная грамотка, письмо, которое беглец с досады уже собирался швырнуть в воду – читать-то все равно не умел.
– Эй, эй, постой, уважаемый друг!
Вариск резко обернулся… и губы его расплылись в улыбке:
– О, мой друид! Ты здесь… я спасен! Помогли древние боги!
– Спасен? – рачьи глаза овата сверкнули неподдельным интересом. – Кто этот парень, которого ты так ловко угостил камнем?
– Не камнем, о, мой друид, а настоящею римскою пулей! Я вынужден был бежать, а он… Это Бретон, доверенный слуга Гельвеция Бранига.
– Ах вон что! Поистине ты заслужил поощрение, парень! Дай-ка сюда грамоту… Гм… «Матушке Арнавии от Гельвеция из Юлиодума поклон…»… Да! Поистине – заслужил!
Глава 10
Начало марта 453 г. Галлия
Красный череп и зеленый друид
Небольшой отряд Радомира (все, что от него осталось) продвигался по неширокой тропке, одной из тех, что используют охотники или пастухи, гонящие меж кряжистыми вязами стада густошерстных коз. Тропинка то взбиралась на холм, с которого, в редколесье, открывался чудесный вид на такие же точно холмы, вблизи – зеленые или желтые от цветущего дрока и одуванчиков.
Весна нынче выдалась в Галлии ранняя. Чуть дальше – холмы изумрудно-голубые, а совсем далеко, у линии горизонта – густо-сиреневато-синие, как грозовые тучи, частые гости в здешних местах.
Могучие дубы, платаны и вязы, увитые одичавшей виноградной лозой, ломоносом и жимолостью, мощными своими корнями цеплялись за холмы, возвышались, горделиво шумя кронами, словно бы стойкие воины, непоколебимо стоявшие на страже этих мест, пожалуй что, красивейших во всей Галлии. Перелески, рябиновые и кленовые рощицы, орешники, заросли ольхи, ивы и липы, полные птичьего гомона и золотисто-зеленого веселого солнца, сменялись пахучим многотравьем лугов с журчащими ручьями, полными после короткой зимы. Многочисленные речушки, сливаясь, несли свои воды в Лигер, а часть – в другую реку – Секвану, что, охватывая своим течением Лютецию, маленькую, но грациозную столицу паризиев, медленно и привольно текла на север, впадая широкой дельтой в пролив, отделявший континент от Британии.
Все вокруг не могло не радовать глаз: буйная весенняя зелень, ручьи, журчащие под изумрудным полом лесов, покрытые невесомой сиреневой дымкой, холмы, красные далекие горы…
Одно тревожило – нигде не было видно полей, знаменитых пшеничных полей Галлии, ни озимых, ни приготовленных под распашку.
– Поля там, в долине, – вдохнув полной грудью, оглянулся Амбрионикс.
Как проводник, он шел впереди всех, а сразу за ним шагал хевдинг, не раз и не два уже вспомнивший о гуннских лошадках, пусть неказистых, зато неприхотливых, выносливых, быстрых. Да, конечно, гуннская лошадь – это не изящный скакун, выведенный коневодами Норика или Белгики, но такие скакуны – как ручной сборки «Роллс-Ройс», товар дорогой, штучный. Иное дело – степные лошаденки гуннов – как старая да ржавая вазовая «четверка» – рычит, стучит, но тянет и много чего может увезти.
Не было никаких лошадей, увы, и гуннские-то не каждому были по карману, не говоря уже о всех прочих, в общем-то, кочевники-гунны и привели с собой в Европу коней, которых раньше там было довольно мало, почти и совсем не было. Местные купцы и крестьяне вполне обходились мулами, лошадей использовали лишь аристократы-вожди да особо приближенные к ним дружинники, тоже люди не бедные. Мало приобрести коня, его еще и содержать надо – а это дело затратное, не каждому воину по кошельку.
И все же, все же… были бы лошади – давно бы уже гуннов нагнали!
В очередной раз взобравшись на холм, тропинка разбилась на три части. Одна шла прямо, через буковую рощу, разбавленную обильную желтизной омелы, другая поворачивала направо, змеясь меж янтарными, пахнущими разогретой на солнце смолой, стволами кривобоких сосен, третья круто забирала влево, к реке, скрытой от глаз густым ракитником и холмами.
Остановившись у развилки, проводник (как показалось князю – озадаченно) взъерошил и без того лохматую шевелюру и, обернувшись, бодрым и уверенным голосом предложил устроить привал.
– Место уж больно хорошее, вождь, – улыбаясь, пояснил галл. – Привольно, и всю округу видать – никто незаметно не подберется. А вон там, за буками, озеро.
– Я вижу, что озеро, – Радомир задумчиво посмотрел на своих. – Ну что, парни? Отдохнем малость?
Дружинники радостно загомонили – еще бы, утомились, шли-то с самого рассвета, без остановки, без роздыху. Третий день уж шли и до сих пор не встретили пока ни единого человека. А вот заброшенные деревни по пути попадались, и – видно было – оставленные совсем недавно. Наверное, местные жители, заслышав о везеготах и гуннах, поспешили перебраться со всем своим скарбом в какие-нибудь более безопасные места. А что сожгут их дома-хижины? Да и черт с ними – галлы великолепные плотники, а домишки у них такие, что заново построить недолго, достаточно только на руки поплевать да за топор взяться.
– Так что, княже, привал? – подойдя ближе, на всякий случай переспросил Скорька Заячьи Уши.
Обычно словене стригли волосы кружком – «под горшок» – и тут, в походе, поступали точно так же, а вот Скорька, по примеру местных галлов, отрастил себе патлы ничуть не хуже, чем у Амбрионикса, уши свои лопухастые под ними спрятал, как когда-то Джордж Харрисон, совсем гарным хлопцем стал, любая девка оглянется.
Радомир хмыкнул:
– Привал, привал, отдыхайте. Вон озеро, наберите воды да искупайтесь. Солнце который день блещет – водица нагрелась.
– Обедать, князь, будем?
– А как же! Дичь какую-нибудь либо рыбину запромыслите.
– Ну, за этим дело не станет!
Рад искупался первым. Сбросив с себя одежку, вбежал, бухнулся в холоднющую воду, охнул, нырнул, переплыл пару раз небольшое лесное озерко и, завидев своих, выбрался на берег. Уселся на коряжину, подставляя плечи солнцу. А озерная водица уже вскипела от бросившихся в нее тел! Словене, готы… Вот – Серый Карась, плывет на спине… и здоровый же парень! Не такой, конечно, здоровый, как дурачок Муму, но все же – сила есть. И вовсе не по принципу – «ума не надо». Умный парень Карась, задумчивый, все себе на уме. Вроде бы и подчиняется князю беспрекословно, но… все как-то с подковыркой, с усмешкою. Может, считает Радомира виновным в гибели своих сотоварищей, в особенности – Хомута Гунявого, с которым всегда корешился. Ну, тут уж дело такое – бой! Сегодня жив, завтра – нет. Знали, на что шли… какие тут могут быть обиды? Иксая больше жаль – парень, можно сказать, только жить начал, из рабского состояния выйдя. Да уж… Не считая самого князя, из словен только и остались, что Карась да Скорька, да еще один молчаливый парень по имени Горност. От «горностая», что ли? Этот вот Горност – жилистый, чернявый, с небольшою бородкою – всегда на особицу, сам по себе, держался, ни за кого особо не держась. Неприметный такой парень, с дальних пастбищ пастух.
Готов тоже немного – Хукбольд да Видибадьд с Фрезом, вот и все готы. Да еще Миусс-гунн… да Амбрионикс – только тот – на особицу.
|
|
|
