 |
Кровь на снегу 4 страница
|
|
|
|
– Девок всех надо созвать, ту же Гостославу, подружек ее. Вызнать – кто из них, где и когда гостей болотных видел? Может, кто с кем любился, потом пировал вместе…
Хильда тут же вскочила:
– Я вызнаю! Всех расспрошу.
– Подожди-ка, милая. Еще раз скажи, как ты пропажу обнаружила?
– Ну, как… – Юная княгинюшка повела плечом. – Я уже говорила. Побежала – ожерелье новое надеть, сунулась в сундук – смотрю, а венца-то и нет! Вчера только был, вместе ж с тобой, любый, смотрели.
Истр угрюмо кивнул:
– Похитили венец, и думать нечего. Болотники – они, они все!
– А зачем им? – Рад хмуро взглянул на братца.
– Нас позлить. Им и то – в радость.
Задумчиво покачав головой, князь отмахнулся:
– Не-ет, брате. Мыслю, не болотные это, а гунны.
– А гуннам зачем?
– Ну, братец, – не выдержав, перебила Хильда. – Это же их повелителя венец. Вернее – они так почему-то считают. Вор на воре сидит, вором погоняет! Не забывайте – Аттила-рэкс не зря ведь за бургундским венцом охотился… Как и его сородичи – нынче. Согласна, без гуннов тут не обошлося никак.
Выслушав супругу, Радомир удовлетворенно кивнул:
– Значит, гунны. Примем пока за рабочую версию.
– За что примем?
– За то, что так все и было, – терпеливо пояснил князь. – Гунны венец выкрали, только не сами, а… через тех же болотников. Или через кого-нибудь из наших. Через кого – вычислить надобно.
– Что, брате, сделать?
– Подумать.
Рад потер руки:
– Итак, для начала определимся по времени. Тебе слово, милая!
Хильда ничего нового к сказанному не добавила, разве что привела в порядок мысли и изложила все факты с толком, с чувством, с расстановкой. Про то, что неплохо бы сменить ожерелье, она вспомнила почти сразу, как рассталась с мужем… как подослала к нему зеленоглазую нимфу Гостославу. Вскочила на коня, прискакала – короны в сундуке уже не было. По прикидкам Рада, было тогда уже часа четыре, а то и все пять пополудни. Ночью корона еще лежала на своем месте и утром была… Последний раз князь был в шатре… м-м-м… часов в десять. А гости явились… Часа в два. Да, именно так, всем скопом с болота и приперлись – близнецы вместе с ними пришли, наблюдали внимательно. До двух часов наблюдали, потому как тут-то, в родных местах – зачем следить? Тогда получается, что примерно с двух до четырех-пяти часов у гостюшек – при желании – времечко на кражу имелось. Тем более, в поселке в это время сосем никто не оставался, даже воротная стража. Новые ворота были гостеприимно распахнуты настежь, ведь праздник же! Праздник.
|
|
|
Таким образом, выходило, что злоумышленникам – или злоумышленнику – не составляло большого труда пробраться (спокойно зайти! ) в поселок, взять, что нужно, и столь же спокойно выйти. А почему короны у них потом не нашли – близнята смотрели внимательно, но ничего не увидели. А потому, что спрятали корону-то, притаили до времени где-то совсем рядом. А после, как все улеглось, вернулись, преспокойно забрав добычу. Кто бы мог так сделать? А все, кроме Луговых Кулишей – они здешние места не знают. Все же остальные, особенно – Келагастовы… Вот кого в первую очередь подозревать!
Всех девок так до вечера опросить и не удалось, кто где были. Одни на лугах, сено последнее добирали, другие по ягоды в лес ушли, третьи – на дальние выпасы. Что ж, кое от кого кое-какую информацию князю получить удалось. И довольно интересная картина вырисовывалась: у одной девы, Очены – из-за разного цвета очей так вот прозванной – дружок неожиданный высветился. Из гостей дружок, вьюнош с длинными серебристыми локонами. Девки-то его сразу заприметили – парень ликом приятный, этакий красавец.
|
|
|
Даже то приметили, что родинка у него у левого уха была – ма-ахонькая такая. Надо же – чего только девки у парней не заметят?
– А когда, когда он появился-то? – об этом князь уже спрашивал Гостославу.
Та, конечно, не помнила, еще бы… Нашел, кого спрашивать. Подружек ее надобно было теребить, подружек.
Потеребил и их, всех… да, пожалуй, что и всех. Одной – Светозаре-Заринке – уж до чего тот парнишка понравился, что с Оченой рядком за столом сидел, аж почти что до визга… Ну, до визга, конечно, не дошло дело – дева все ж в княжьем шатре сидела, а не на гулянки-целованки пришла, однако же – томление Заринка испытывала недюжинное, видное, как говорил страшина Дормидонт Кондратьевич, «наполовину вооруженным взглядом». Это он так очки свои прозывал. Заринка же о другом думала: о смазливом, с длинными серебристыми локонами, парне. Ох, как он ей понравился, прямо за душу взял, не хуже, чем подружку-соперницу Очену.
– Славный вьюнош, славный, такой красивенький, ах, – без тени смущения, совсем по-простецки, поведала князю Заринка – девушка, между прочим, тоже вся при всем: сероглазенькая, с темными, заплетенными в толстые косы, волосами.
– Я б и на ярилках с ним бы пошла, отбила бы у Очены – то-то тетеря пока бы расчухала – да жаль вот, не заприметила парня вовремя…
А вот это уже Рада сильно заинтересовало:
– Вовремя, говоришь, не приметила? А когда приметила?
– А как он только явился, так сразу же и приметила. Да он уже к Очене пошел – она там, у дальних кусточков, стояла, где к болоту тропа. И как отрок сей с той сторонушки появился – до сих пор в толк взять не могу!
А вот это уже близко! Совсем-совсем близехонько снаряды легли. Развивать успех надо!
Впрочем, Заринка уже, кажется, все что могла, рассказала, поведала. Дальше бред девчачий слушать – зря время терять. Оченку! Оченку сюда, пред княжьи очи!
А Оченки-то и не дозвались, как не искали. Девка-то, краса разноглазая, словно в воду канула. Говорят, по ягоды в лес ходила… да потом куда-то в луга пошла. Так, бочком-бочком – и отстала. Может, медведь ее на лугу задрал? Там малинник рядом, овсы старые – медведи такие места любят.
Медведь? Хм… Если только тот, что на двух ногах и со светлыми локонами. Что же он, девку-то – того? На тот свет спровадил? Зачем? За то, что случайно что-то узнала? Может быть, так. А может – и нет. Люди этой эпохи сильно отличались от современников Родиона – иначе говорили, иначе мыслили и воспринимали окружающий мир совершенно по-другому.
|
|
|
Покинув шатер, Радомир заглянул на двор Истра, позвал.
– Заходи в дом, брате, – любезно пригласил юноша. – Жена рада будет и я.
Князь покачал головой:
– Позже. Скажи-ка, братец, а где у Келагастовых капище было?
Подъехав к реке, Рад и его воины – с дюжину крепких парней – спешились, отпустив лошадей пастись, и князь невольно залюбовался окружающим видом – серебряной лентой реки с черным, далеко выступающим, мысом, окруженным круглыми, поросшими голубоватым мхом, валунами. Луг с бурой травой, за ним – лесочек. Редколесье – вязы, дубки, осина. На мысу одиноко клонила к воде желтые ветви береза, видимо, очень старая – высокая, с кряжистым толстым стволом. Красивое место.
– Вот здесь, князь, – подойдя, тихо промолвил один из воинов. – Келагастовы здесь требы творили – на мысу. Велесу-богу жертвы в воду кидали, Сварожичам.
– Вижу, – внимательно смотря по сторонам, Радомир обошел березу, спустился к реке… и замер.
В воде, меж валунами, что-то блеснуло… довольно-таки глубоко.
Князь быстро обернулся и махнул рукой:
– А ну-ка!
Двое парней, подбежав, живо скинули одежку, нырнули…
– Вот, княже!
Вынырнувший держал в руке найденный на дне нож. Зэковскую финку с наборной плексигласовой рукояткой.
– Осмотрите здесь все! – жестко приказал Радомир. – Каждый камень переверните, загляните под каждый куст.
Не стоило, наверное, и говорить – молодые дружинники и без того шарили вокруг со всем тщанием. Однако – впустую. Кроме финки больше ничего интересного на мысу не отыскалось, если не считать птичьих костей, монет да позеленевших от времени медных и бронзовых фибул, во множестве разбросанных у мощных корней березы. Священное дерево Келагастова рода, некогда могучего, многолюдного, а ныне – и очень быстро – сгинувшего от черной смерти.
|
|
|
– Княже! – крикнул один из парней из лесочка, что начинался сразу за лугом. – Браслетик нашел.
– Браслетик?
Медный, с узорочьем, девичий… ярко сиявший на солнце, вовсе не зеленый! Новый, можно сказать.
– А ну, поищите еще!
Воины проворно бросились исполнять приказание, видно было, что это дело им по душе и князь – по душе: высокий, сильный, плечистый, уверенный в себе и – самое главное – умный! Настоящий вождь, воин, с которым не пропадешь! Не то что юноша Истр, тот так… княжич. Когда еще заматереет, в силу войдет…
– Землю, землю копьями щупайте.
Минут двадцать, наверное, и прошло-то после начала поисков, когда слева, со стороны небольшого овражка, за ракитником, донесся крик.
Князь и остальные воины быстро пошли через заросли, спустились в овраг…
Оченка лежала там, как живая. Словно бы набегалась, устала да присела передохнуть, вытянув ноги и привалившись спиной к пологому склону. На голове – красно-желтый венок из кленовых листьев, на губах – светлая улыбка. Будто бы чего-то радостного ждала и так же вот радостно умерла – даже мертвые разноцветные глаза светились восторгом. А на платье, под сердцем, запеклась кровь.
– Легко ушла… – тихо сказал кто-то.
– Сволочь, – сжав кулаки, прошептал князь. – За что девчонку-то… Мирослав, Отнег, берите лошадей, скачите в селение. Пусть Истр соберет всю дружину, да быстрей.
– Будем искать Келагастовых, князь?
– Нет. Даже на болото не заедем. Гунны – вот наша цель! Домаш, Хотонег – пройдитесь по берегу. Встретите там близнецов – пусть идут сюда.
– Линя с Горшенею встретить? – уточнили парни.
Рад махнул рукой:
– Их. Пора бы братовьям явиться с докладом.
Близнецы и явились – первыми, а вот дружину пришлось подождать час-другой. Радомир даже попенял спешившемуся братцу:
– Долго, долго собираетесь, копуши. Эх, Дормидонта Кондратьевича, старшины, на вас нет. Устроил бы: сорок пять секунд подъем, взлет-посадка.
Княжич смущенно опустил голову:
– Дружины-то у нас толком и нет, брате. Все – смерды.
– Вот, плохо, что нет. Ничего, заживем побогаче – все будет. И дружина славная, и еще много чего. Да… – Рад скривился. – Там, в овраге, дева мертвая… наверное, видели уже. Схоронить бы по-людски. Домаш, Мирослав – займитесь.
На этот раз, однако, юные воины не торопились выполнять приказ. Стояли, мялись.
Радомир даже прикрикнул:
– Э, кому стоим? Что, опухли?
– Не можно ее хоронить, княже, – упрямо склонил голову Мирослав – коренастый и крепкий юноша с круглым курносым лицом. – Она же не просто так убита. Если б Мокоши ее хотели отдать – в землю бы закопали, Велесу-водяному – в реку бы кинули, Перуну или Семарглу – сожгли. А вот Сварогу – так оставили. Зверям лесным, птицам хищным – Сварожьим посланцам. Нет, не можно ее теперь трогать – Сварога гневить.
|
|
|
Князь исподлобья оглядел своих. Похоже, все – даже братишка Истр – были абсолютно согласны с Мирославом. Пришлось согласиться. В вопросах языческой религии Рад, честно говоря «плавал», а его дружинники, молодые – даже совсем юные – парни, наоборот, всем этим и жили.
Нет, Радомир все же как-то пытался разобраться со всеми местными богами, но после махнул рукой. В учебнике истории были описаны совершенно конкретные боги – тот же Сварог, Мокошь, Перун, Велес. Однако на самом-то деле все было далеко не так однозначно, по сути, в каждом племени имелись свои боги – свой Сварог, своя Мокошь, Перун. И Сварог – или Семаргл – одного племени мог сильно отличаться от божества другого. Разнилось и почитание, и обряды, боги были локальны.
– Ладно, – подумав, угрюмо кивнул князь. – Поступайте, как знаете. Жаль девчонку…
– Жаль? – искренне удивился Истр. – Не надо ее жалеть, брате. У Очены судьба завидная! И нам с этой девицей повезло – есть теперь своя заступница у Сварожичей.
Рад посмотрел в небо:
– Ну да, ну да… Мата Хари. Отдохнули?
– Да, князь.
– Тогда – по коням и в путь.
Конных не так и много было, всего-то чуть больше дюжины, остальные – пеши. Лошадь дорого стоила, дорого и обходилась, даже неприхотливая гуннская лошадка, а других здесь и не водилось. Лошадям на зиму и овес нужен – сей, выращивай, жни, да и ячменя с пшеничкой неплохо бы к овсу добавить, иначе любой конь копыта отбросит за зиму. Берегли лошадей, ценили, пахали на быках, их и запрягали в возы, ездили. А лошадка – вот, в бою вещь незаменимая, особенно, когда надо кого-то преследовать, догонять.
Указывая путь, впереди шли-бежали разведчики – Линь да Горшеня. Оба – важные до невозможности, гордые порученным делом. За ними – всадники во главе с князем и княжичем. Радомир держался в седле уверенно, привык, да и учителя раньше еще попались хорошие, тот же гунн Миусс, вечно невозмутимый, забавно строивший речь и чем-то похожий на индейца. Где-то он теперь? Жив ли? Да-а… иных уж нет, а те далече. Умер – на охоте убит – Тужир, хороший друг, славный певун-парень; отправился на тот свет и староста Доброгаст, названый отец Рада. Сгорели в лихоманке от черной смертушки Ирман, дурачок-здоровячок Муму, старосты Межамир, Витенег, Сдислав. Да слов перечислить не хватит, земля им всем пухом… или как у язычников говорить положено? Кто-то сгинул, кого-то судьба разбросала, как Скорьку Заячьи Уши. Пришлось оставить его раненого в Галлии, не вынес бы парень переход. Выжил ли? Выходила ли его юная послушница Керновия? Из соплеменников Серый Карась с Горностом при Аттиле были. Но это не друзья – враги скорее. Перебежчики! Кого еще из друзей вспомнить? Разве что бесшабашных лохматых парней-данов, Готбольда и Раксу? Они к соседушкам готам податься хотели, к Хукбольду, Видибальду, Фрезу. Живы ли они? Чума никого не щадила.
Лохматый Линь… или Горшеня, выскочив из кустов, бросился к Радомиру.
– Впереди гунны, князь!
Придержав коня, Рад поднял руку:
– Приготовьте оружие. Линь, гунны далеко?
– Я – Горшеня, княже. А гунны – рядом, во-он на том холме, на опушке.
– И много их?
– Один… Одна…
– Одна?
– Да. Женщина верхом на вороном коне. Лицо у нее злое, и меч при ней – воительница! – подросток похлопал глазами. – Мы и сами с братцем удивились. Все вокруг обшарили – нигде больше никого! Может, за холмом таятся? Или вообще ушли за реку?
– Проверьте! Всем остальным окружить холм и ждать. Истр, остаешься за старшего.
Юноша дернул поводья:
– А ты, брат?
– А я посмотрю, что там за дева на вороном коне?
– Один?!
– Но ведь и она одна, братец.
Женщина заметила Радомира еще издали, однако не отреагировала на появление князя никак. Ни один мускул не дрогнул на ее надменном скуластом лице, довольно, кстати, красивом, но то была красота разящего меча, красота окровавленной секиры, летящей беспощадно стрелы – красота смерти!
Поджарая, тонкая в талии, и – видно – очень выносливая, жилистая. Матово-смуглое лицо, черные, как смоль, волосы собраны на макушке в пучок. Миндалевидные, вытянутые к вискам, глаза, темные, как низкое, над ночной степью, небо. Изящные – выгнутыми луками – брови, надменная улыбка на тонких губах. Красивая женщина… что-то в ней такое есть… демоническое, что ли? Этакая дама треф из колоды атласных карт. А он, Рад, тогда кто? Червонный король? Или тоже – трефовый?
– Будь здрава, дева степей. Кого-то ждешь?
Дева наконец соизволила обратить внимание на князя:
– Ты – Радомир, властелин Доброгастова рода?
– Так.
– Я знаю, зачем ты явился. То, что тебе нужно, у меня. Возьми!
Повернувшись в седле, воительница вытащила из переметной сумы… украденную корону, волшебный венец бургундов! В золоте и драгоценных камнях отразилось осеннее солнце.
– Бери же! – всадница протянула князю венец.
Тот взял… не очень-то и благоговейно – корона, как корона, видали в музеях и покрасивей.
– Ее выкрали для тебя, – негромко произнес князь. – Но почему ты решила ее…
– Я не могу одна, – дева дернула шеей и вдруг неожиданно улыбнулась. – Кто взял венец, тот и должен его вернуть. Спасти всех от лютой и черной смерти.
– Вот уж, поистине, верные слова!
– Не только слова, но и помощь. Я поеду с тобой в Паннонию, князь. Я знаю, как отыскать могилу великого повелителя Аттилы.
Глава 6
Зима 454 г. Поднепровье
Кровь на снегу
Кое-где, под обрывами, уже намело сугробы, а на полях да в лесах снег лег еще неуверенно, тонко, в иных местах его и вообще не было, лишь грустно клонились к чернеющей, схваченной морозцем, земле редкие желтые травинки. Рябины в этом году уродилось много, она и сейчас еще краснела меж серых, с давно облетевшими листьями, веток, не до конца склеванная синицами да снегирями. Вкусная рябинка, подмороженная, сладкая! Сам князь не побрезговал – протянул руку с лошади, сорвал, кинул в рот горсть алых ягод.
– Вкусно, милый? – мягко засмеялась жена.
Рад тоже улыбнулся:
– Хочешь?
– Наелась уже.
– Ну, как скажешь.
Молодой человек подогнал коня, нагоняя ехавший впереди обоз – сани-волокуши с дорожными припасами да шатрами. Даже дрова – и те с собою везли, так, на всякий случай – леса скоро заканчивались и до самого Данапра-реки тянулись бескрайние степи. Самый главный участок пути – вот он, здесь, самый трудный – плоско, голо, а потом, ближе к реке, утесы пойдут и нет никакой дороги. Впрочем, волокушам, собственно, никакой особой дороги и не нужно. Ориентировались по солнышку, слава Господу, с погодою пока что везло – дни стояли ровные, морозные, с солнышком. Словно ворожил кто. А может, и ворожил – Радомир не раз уже замечал, как дева-воительница Саргана, уединившись со своими гуннами, жгла костер, бросая в него какие-то непонятные корешки да травы. Колдовала, вестимо, скорее всего – на погоду да на добрый путь. Что и говорить – помогали узкоглазые гуннские боги.
Саргана. К удивлению князя, воительница неожиданно встала на сторону Хильды, настояла, чтоб взяли княгиню с собой, чего очень уж не хотелось Раду. Брать супругу в столь дальний и полный опасностей путь? Да нет же! Не стоило. Лучше уж оставалась бы здесь, в селении, под присмотром княжича-братца Истра. Истр, кстати, и не думал в поход проситься, хотя по глазам было видно – хочется, очень хочется! Поход для витязя – это и добыча, и слава, ну, а не повезет – так славная смерть, что тоже немало. Хотелось, хотелось княжичу помахать всласть мечом, но… Уже не мальчик был, входил в достойный возраст, понимал – ежели старший брат, князь, уходит, младшой – на его место встать должен. Людьми же кто-то управлять должен, тем более – в такое трудное и опасное время. Опасно было везде – по лесам да по дорожкам рыскали после развала державы Аттилы самые гнусные и дикие орды. Кого только не было – гунны, готы, гепиды, герулы, словене… Все, согнанные со своих мест волею непобедимого гуннского повелителя, ныне, утратив цель, со все возрастающей неудержимой силой предались грабежам и разврату. Если, правда, находилось, кого грабить. Выжигали целые селения, редкая деревенька в две-три хижины могла уцелеть где-нибудь на отшибе, в лесу. Но вовсе не это было самое страшное – гуннские бродячие орды несли с собой черную смерть, от которой никому не было спасения. От чумы бежали – чуму же и прихватили с собой. Гнили заживо, умирали на ходу, падая с коней в снег. Еще хорошо, что с наступлением холодов попрятались по своим норам суслики, сурки, мыши… как написано в книжке доктора Юры (а Рад ее прихватил с собой), основные носители чумного микроба.
К зиме вроде затихло все – кому не повезло, тот вымер, ну а оставшиеся… оставшиеся ждали весны, когда очнувшиеся от зимних томлений грызуны снова начнут свое черное дело. И, спрашивается, кому больше везло? Тем, кто уже умер, иль тем, кому еще только предстояло мучиться, испытав горестную безысходность смерти.
Путь был труден, тяжел, и это еще сейчас, по зиме, когда мороз сковал многичисленные речушки, озера, болота – летом здесь вообще никакого пути не было, до самой степи. Степью вот уже ехали и сейчас, и там тоже хватало своих сложностей – с дровами, с удобными для отдыха местами, с вьюгой-пургой. С теми же гуннами. Правда, сейчас путники держались куда севернее обычных гуннских путей – князь намеревался заглянуть в селение готов, то самое, где родилась Хильда. Отдохнуть, пообщаться со священником, отцом Ингравдом, укрепить дружину славными воинами Хукбольда-хевдинга, старого своего друга. Да, готские витязи сейчас были бы в самый раз! Из Доброгастова рода Радомир взял чуть больше пары дюжины человек (или полсорока, как считали словене), немного, но кого-то нужно было оставить и Истру, охотиться, защищать селение – мало ли что? Сопровождавших Саргану гуннов было в два раза меньше, им князь не очень-то доверял, строго-настрого наказав близнецам, Горшене с Линем, смотреть за степняками в оба. Хотя, Бог миловал, пока что попутчики вели себя пристойно, да их не особо и заметно-то было – держались себе на особицу, однако ж от боевых дежурств не отказывались, а, когда нужно, безропотно ехали на своих лошаденках впереди – торили дорогу. Словене, конечно, в большинстве шли пешком – откуда коней-то взять? Князю да княгинюшке раздобыли, остальных – в волокуши запрягли, вот и все. Продвигались, не шибко спеша, но и не телепались, по прикидкам Рада, километров двадцать, а то и двадцать пять в день делали, что даже для римских легионов – неплохо.
Отдохнув у готов и прихватив с собой их воинов, князь намеревался дойти до Данапра-реки и затем, от порогов, повернуть на север, так и подняться вверх по течению, по льду, до славного города Данпарстада – признанной столицы отсготов. Уж там, с попутным купеческим караваном отправиться по валашскому пути в Дакию и через нее – в Паннонию, которые формально считались римскими провинциями и подчинялись императору Валентиниану, но, по сути, давно уже управлялись сами по себе. Одним из таких «конкурсных управляющих» и был в свое время Аттила. Не так уж и давно. Где-то в тех местах, в Паннонии, грозный повелитель гуннов и обрел свое последнее пристанище на дне широкой реки, никто не знал – какой? Дуная-Данубия, Тисы, Савы? Впрочем, Саргана что-то об этом проведала и держала себя довольно уверенно, стойко перенося все трудности и тяготы пути и, кстати, ничуть не выпендриваясь, хотя, признаться, Радомир чего-то подобного опасался. Ан, нет – никаких проблем с воительницей и ее гуннами не возникало. Правда, грозная гуннская дева иногда посматривала на князя так… та-ак! Сверкала степными своими глазищами, черными, как непроглядный бархат южных ночей, посматривала… Как когда-то та же Катерина Олеговна, учительница, с которой Родион… Ну, то дело прошлое.
Для бывалого туриста Рада сей зимний поход тоже не представлял особой трудности – хаживали когда-то в Хибины, знаем! Как снег раскопать-вытоптать, костерок развести – все пройдено, и не раз.
Поворошив длинной палкой тлеющие угли костра, молодой человек вспомнил друзей туристов – да и как было не вспомнить? Дядю Мишу – «Валентиныча», забавную девчонку Валю, ту же Катерину Олеговну – ту еще туристку, заядлую, ребят. Как сидели вот так же, в снегу, у костра, пели под гитару песни. Митяева, Визбора, Окуджаву – их Валентиныч любил. Родион, правда, предпочел бы репертуар пожестче, типа «Наив» или хотя бы «Арию», но тоже подпевал, слушал.
Нелегко приходилась в Хибинах, особенно, когда в первый раз. И стертые в кровь ноги, и засыпанная лыжня, и злой ветер в лицо. А за плечами – тяжелый рюкзак, а впереди – перевал, и до отдыха еще о-очень и очень долго. Ничего, все равно шли. Падали, поднимались, смеялись над собой, уматывались так, что казалось, и не встанешь. А вечером, разбив палатку-шатер, все равно пели песни. Рад и сейчас затянул вполголоса ту, которую более-менее помнил:
Изгиб гитары желтый ты обнимешь нежно…
Даже слезы на глаза навернулись, подумалось вдруг – неужели этого никогда больше уже не будет? Палаток, воткнутых в снег лыж, тихого гитарного перебора… Чьи это воспоминания теперь? Его, Радомира… или того, Родиона, что остался в больнице с загипсованною ногой? И кто он, Рад, такой? Господи, знать бы!
– Не спишь? – выбралась из шатра Хильда. Смешная – закутанная в волчью доху, хотя и не очень-то холодно сейчас было, тем более здесь, у костра. – А, мягко, – подойдя ближе, княгинюшка бросила доху в снег, уселась, протянув к огню руки.
Радомир тут же перебрался к супруге, обнял за плечи:
– Замерзла, милая?
– Так…
– А и в правду – мягко.
– Чем на голом снегу-то сидеть!
– Так не на голом – на пенке… ну, дощечку подложил.
Волна нежности накатила на Радомира, поднялось из груди что-то доброе, домашнее, теплое. Хильда… Единственная, кто знает о нем все! Или – почти все, многое. Родная.
– Ты что так смотришь? – повернув голову, прошептала супруга. В блестящих глазах ее отразились оранжевые сполохи пламени – костер-то разгорелся, Рад подкинул полешков.
– Люблю тебя.
– Я тоже…
Жаркий поцелуй… Треск костра. И чьи-то осторожные шаги сзади. Радомир даже головы не повернул, знал – чужие здесь не ходят. Правда, все равно, любопытно было – кого это принесла нелегкая в столь поздний час? Сменившийся часовой решил погреться? Так, вроде бы не время еще. Хотя…
– Не помешаю, князь?
Саргана сбросила плащ и, не дожидаясь ответа, уселась напротив супругов.
– Тоже сон не идет? – вскинула глаза Хильда.
Воительница повела плечом:
– Скучно. Даже поговорить не с кем. Мои парни – дети степей, с ними не очень-то поболтаешь. А хочется!
Кто бы спорил. Вообще-то, понять деву можно – дни напролет все со своими гуннами, молчаливыми, как индейцы – слова лишнего клещами не вытащишь. Хотя не все гунны такие, далеко не все. Вот хотя бы Миусс – очень уж поболтать любит… или любил? Кто знает, где он сейчас?
– В Паннонии, верно, я и останусь, – вскинув голову, Саргана взглянула на бесчисленные россыпи звезд. – Там тоже степи. Как у нас, дома. И есть большие и богатые города, так что, если вдруг станет скучно… – не докончив фразу, воительница негромко рассмеялась.
Размякла, даже как-то роднее стала, что ли. Ни надменного взгляда, ни гонора… Просто обычная девчонка, пусть и раскосая. Степная красавица. Интересно, сколько ей лет? Наверное, где-то двадцать пять, а может, и того меньше – женщины в эти времена старились рано. Хотя – Саргана все ж не простолюдинка, а гуннская княжна. Или как там у них называется – каганша?
Хильда насадила на кончик копья горбушку, поджарила над костром, разломив, протянула кусочек гостье:
– Будешь?
– Давай… Ум-м – вкусно, – захрустев корочкой, воительница снова подняла глаза к небу. – У-у-у, сколько звезд. В степи всегда так… звездно. Одна, две, три… юкси, какси, колми… много.
Радомир вздрогнул – чего это Саргана по-фински заговорила? Хотя нет – это же гуннский. А гунны – тюрки? Или все-таки угро-финны? Кто знает. Судя по языку – финны. Кстати, венгры – будущие венгры – тоже какая-то угро-финско-тюркская смесь, даже страну их называли Хунгария – от «хунну» – гунны. Ну, плюс потом – через несколько сотен лет – и половцы-тюрки добавились. Оттого и язык такой у венгров-мадьяр – непонятный и явно не европейский. А вот с финским – схож, еще бы…
– У меня муж когда-то был, – неожиданно улыбнулась Саргана. – Очень знатный человек и великий воин. Погиб на Каталаунских полях, в Галлии.
– Я помню это сражение, – тихо промолвил Рад.
Битву-то он, конечно, помнил – сам же в ней и участвовал, едва не погиб. А вот мужа Сарганы… много там гуннов было, и знатных, и простых. Германцев, конечно, куда больше. С обеих сторон.
– Второй муж тоже был богат и знатен, наполовину – ромей, нас Варимберт-херцог знакомил. Тот тоже умер, не Варимберт, – супруг. От черной смерти сгнил. А я вот, спаслась… наверное, благодаря бабке – та знатной колдуньей была, на всю степь славной. Ты что дрожишь, княгиня?
– Зябко, – Хильда поежилась, и князь заботливо прикрыл супругу краем дохи.
– Сам Эллак, сын повелителя, ко мне сватался, – прикрыв глаза, продолжала воительница – видно, приятно ей было поговорить, бывает. Особенно – в дальнем походе.
Радомир поворошил угли:
– Подбросить, что ли, дров?
– Поберег бы, путь длинный, – тихо произнесла гуннская дева… Дева? Уж лучше сказать – вдова!
– Ничего, у друзей-готов дровишками разживемся, – швырнув в огонь пару поленьев, негромко рассмеялся князь.
Воительница скривила губы:
– Все ж таки надумал заехать?
– У меня слишком мало воинов. Там и наберу. Да и людям неплохо бы отдохнуть. Поход – походом, а возвращаться домой всегда приятно.
– Домой?
– Для моей супруги там когда-то был дом. Верно, милая?
Хильда кивнула и снова зябко поежилась – да что с ней такое? Простудилась или… Нет вроде нормально все – сверкнув глазами, юная княгиня заинтересованно повернулась к Саргане:
– Что ж за Эллака не вышла? Не сладилось?
– Не захотела! Эллак – своенравный и гордый, и я – точно такая же, – похоже, что вполне искренне призналась воительница. – Что хорошего бы у нас получилось? Ничего. Тем более, вдова – все ж таки свободная женщина… а выйдешь замуж – придется подчиняться мужу, ведь так?
Князь посмотрел на супругу:
– Не больно-то она мне и подчиняется. Захотела поехать – поехала.
– И правильно сделала, – серьезно отозвалась молодая вдова. – Дело у нас слишком важное, и только вы – вместе – можете его сладить. Уж поверьте, я знаю, что говорю.
|
|
|
