 |
Путь к могиле 4 страница
|
|
|
|
– Ладно, не обижайся… Дай, поцелую тебя… Вот та-ак… так… та-ак… ой, не щекотись только, ладно?
Близнецы проникли в город под видом простых парней, воинов, ищущих себе нового вождя взамен погибшего старого. Великое множество подобных типов слонялись в эти смутные времена по всем дорогам и весям на бывших окраинах некогда великой империи, ныне прозябавшей и теряющей куски за кусками. Варвары – германцы и те же гунны – рвали Римскую державу, подобно волкам, напавшим на больного оленя. Готы, гепиды, герулы, лангобарды, франки, бургунды, вандалы… те же гунны. А противостояли им в римских рядах великие полководцы – те же самые готы, гепиды, герулы и прочие. Только эти сражались за Рим, а те… да нет, не против. Крушители империи вовсе не считали, что разрушают ее, наоборот – искренне полагали себя спасителями.
Впрочем, двум словенским парням, Линю с Горшенею (как и всем прочим) не было до сих высоких материй совершенно никакого дела.
Альба-Регий произвел на близнецов гнетущее впечатление. Некогда это был, видимо, богатый и процветающий римский город, который ныне превратился в груду развалин и скопище гнусных постоялых дворов и самых убогих хижин. Улицы, даже широкие центральные, утопали в грязи, распространяя вокруг жуткое зловоние, на которое мало кто обращал внимание, ибо старые жители – имперские граждане – частью были уничтожены, а в большинстве же – вымерли от чумы, новые же – пришельцы – к подобным запахам были привычны.
Корчму кривого иллирийца Казбая лазутчики нашли быстро – стоило только спросить у мальчишек на местном рынке, где торговали решительно всем, от мелкой птичьей дичи и первого, уже появившегося, перьевого лука, до рабов и рабынь. Невольники стоили дорого – черная смерть выкосила людишек без жалости, не обращая никакого внимания на социальный статус, а потому их и не покупали, а так, глазели, рассматривали, если было на кого глазеть. Да нет, вроде было, вроде вот те две девки… ничего себе такие, грязноватые, правда, но если вымыть…
|
|
|
– Да хватит тебе, Линь, на девок-то пялиться! – Улучив момент, Горшеня отвесил братцу смачного подзатыльника. – Пройдем, дела делать надо.
– Ладно тебе драться-то, – обиженно отозвался Линь. – Дай хоть посмотреть-то. Та, которая слева – красивая.
– А мне так та, что справа, нравится.
– А давай-ка, брате, поближе подойдем, а? Когда еще на дев посмотрим?
– Ну… – сдаваясь, Горшеня махнул рукой. – Ладно, поглядим. Только недолго!
– Конечно, недолго. Одним глазком только взглянем – и сразу в корчму к иллирийцу пойдем.
Переглянувшись, парни подошли к самому помосту, грязному и грубо сколоченному из толстых досок, на котором и красовались выставленные на продажу рабы. Хозяин или хозяйский приказчик – сутулый, вполне приятного вида, мужичок с небольшой бородкой, одетый в длинную шерстяную тунику и галльский, застегивающийся на груди плащ – сагум, при виде близнецов ощерился самой любезной, как, верно, ему казалось, улыбкой, сразу же заговорив на каком-то из германских языков, обоим парням вполне понятном:
– Ай, подходи, подходи, вьюноши! Славные воины, да? Славным воинам нужны хорошие женщины, красивые, молодые, да? У меня такие есть, берите, покупайте, отдам недорого, клянусь чем угодно, дешевле вы просто нигде не сыщете, да!
Ошеломил, зараза! Заболтал пареньков сельских речами, окутал вязкой патокой слов. Линь с Горшенею к такому излишнему вниманию явно не привыкли, никто так с ними никогда и не говорил – да и где? Разве что на торжищах, что по осени частенько случались? Так и то – никто там отроков за важных покупателей не считал, а тут – нате вам, пожалте! Парни и пожалели уже, что подошли, им и уйти бы, да…
|
|
|
Попали мухи в мед, как тут уйдешь-то, когда купец принялся девок показывать?
– Это вот Анитой звать, фракийка, – вскочив на помост, сутулый схватил за руку ту девчонку, что стояла у левого края, вывел на середину. Ничего себе девчоночка – молоденькая, глазки большие, серые, ресницы пушистые, волосы светлые, густые. Всем красна дева, вот только тоща больно – что и понятно, от голода, верно – да и одета… боса, туника рваная – рубище.
– Ай, гляньте-ка!
Погладив выставленную на продажу девушку по голове, работорговец (да, скорее всего это был сам хозяин, купец) одним движением сбросил с ее плеч рваный плащик, а затем содрал и тунику – рубище, и без того едва прикрывавшее наготу. Надо сказать, невольница восприняла все это довольно спокойно, разве что поежилась немного от ветра – все ж зябко стоять вот так, голой, да машинально прикрыла рукою грудь, на что торговец среагировал мгновенно:
– Ай, ай, Анита, не закрывай свою красоту, да? Может, счастье сейчас в твои двери стучится, хорошего господина себе найдешь, а то и мужа! Эй, господа любезнейшие, видите, какая грудь, да! И не смотрите, что маленькая, зато какие соски, какая форма… и упругая, да-да, упругая… Вот, благороднейший вьюнош, потрогай сам, убедись!
Сойдя с помоста, работорговец увлек за собой Аниту и ухватил за руку Линя, приложил ладонь парня к девичьей груди, заглядывая в глаза преданно и нагло, словно только что стащивший со стола котлету любимый хозяйский кот:
– Ну, как? Убедился? Упругая? Ну, что я говорил?! Бери, покупай, в цене сойдемся.
Ушлый работорговец уже хлопал ошарашенного юношу по плечу, а вокруг собрались любопытные: торговцы речной рыбой, зеленщики, какие-то воины, бродяги, мальчишки. Смотрели, конечно, не на близнецов – на голую девку, но, тем не менее, лазутчики чувствовали себя не в своей тарелке.
Горшеня, оглянувшись по сторонам, потянул брата за рукав:
– Пойдем-ка отсель, пожалуй.
– Э, любезнейший, – Линь наконец тоже сообразил, что пора ретироваться. – Невольница твоя не плоха, только вот не думаю, что у меня хватит серебра, чтоб ее купить.
– Купи меня, милый! – рабыня с неожиданной твердостью ухватила паренька за плечо, да так, что тот попятился, едва не упав. – Я буду тебе хорошей служанкой, наложницей, много чего я умею, знаю, возьми меня, пожалуйста, возьми, хозяин недорого отдаст, а твой дом будет славен добром…
|
|
|
– Дом, – Линь дернул плечом. – У меня и дома-то нет, дева! Я – воин, и сам ищу хозяина своему мечу.
– Так возьми меня на время! – упрямая девчонка, похоже, вовсе не собиралась упускать добычу. – Возьми, а? Я скрашу тебе убогость твоего воинского шатра.
Линь покачал головой – вот навязалась-то! Стоило только подойти. Странно, но сейчас, вблизи, девчонка эта, с выпирающими из боков ребрами, грязным животом и тощим задом, вовсе не казалась ему такой уж красавицей. Так себе, видали и покрасивее.
– Пусти, – угрюмо набычился Линь. – Пусти, кому сказал?! Нет у нас братом на тебя ни серебра, ни беличьих шкурок. Даже завалящейся медяхи не сыщется. Да и пора нам уже – дела, извиняйте.
Вырвавшись, отрок растолкал собравшуюся толпу и быстро зашагал прочь, следом за братом.
Проводив парней задумчивым взглядом, сутулый работорговец разрешил рабыне одеться, после чего подозвал двух ошивавшихся неподалеку мальчишек – замарашек в рубищах:
– Видали близнецов?
– Угу, – ребята дружно кивнули.
– Ты, Кредан, тотчас же беги следом, потом вернешься, доложишь, куда пошли. Ну! Что стоишь-то?
– А-а-а…
– Ага… Монеты ждешь? Вот тебе монета. Потом получишь еще. Беги!
Сунув медяху за щеку, мальчишка быстро умчался.
– Теперь – ты, – работорговец посмотрел на второго. – Знаешь виллу наместника? Ну, бывшего римского?
– Там же гепиды!
– Они и нужны. Спросишь сотника Хаскинда, скажешь, что от меня, и доложишь о близнецах – он про них спрашивал. Пусть присылает воинов. Ну! Ты-то что глаза выкатил? Ах, да… Извини, забыл – вот тебе монетка.
Время от времени посматривая в небо, князь Радомир нервно прохаживался вокруг разбитого на лесной опушке шатра. Солнце уже висело над горизонтом, и черные тени деревьев тянулись до самой реки. Впрочем, так просто казалось. А вот скоро стемнеет – и это уже не казалось, это уже была явь, и князь уже начинал волноваться – лазутчики все еще не явились.
|
|
|
– Да где их черти носят? – угрюмо бормотал молодой человек. – Давно бы пора было прийти. Случилось что-то? Все может быть, все…
– Кого ты послал, милый? – выбралась из шатра Хильда.
В вычищенной тунике, шерстяной, темно-коричневой, надетой поверх нижней, желтой, в накинутом на плечи плаще, темно-голубом – в цвет глаз – с куньим подбоем, юная женщина была чудо как хороша! Тонкий, с золотыми бляшками, пояс, стягивал стройную фигурку, серебряный обруч на голове собирал волосы, золотившиеся вечерними отблесками солнца, глаза сияли, губы тронула едва заметная улыбка, такая домашняя, милая… Такая, что Радомир невольно улыбнулся в ответ:
– Какая ж ты у меня красавица, милая!
– Я спросила – ты не ответил, – опустив пушистые ресницы, мягко напомнила княгиня.
– Что? – князь хлопнул себя по затылку. – Я послал Линя с Горшению!
Хильда вскинула голову:
– Этих?!
– А что? – удивился Рад. – Они у меня самые умные, и не с такими делами справлялись.
– Дело не в том, что умные, – встревоженно промолвила княгиня. – А в том, что – близнецы. Этот висилоусый гепид Хаскинд и его воины… они мне очень не понравились. Думаешь, они не запомнили близнецов? И, зря устроив засаду на римской дороге, не сообразили, что делать дальше? Где искать нас или наших людей.
– Но… близнецов они видели мельком! – с досадой осознавая свою ошибку, попытался оправдаться Рад. – Думаю, вряд ли запомнили.
– Зря так думаешь, – Хильда выговаривала мужу твердо и жестко. Имела право, ведь этот мир от рождения был – ее, и знала она его куда лучше князя.
– Гепиды, несомненно, запомнили тебя, меня, Саргану – мы уж слишком приметные, выделяемся среди всех. Но так же выделяются и близнецы. Если б ты послал из них кого-то одного – тогда другое дело, тогда бы, может, и не вспомнили, а так…
Князь покусал губу:
– Да ладно тебе, милая. Может, придут еще?
– Может… но вряд ли, – княгиня жестко прищурилась. – Я бы посоветовала сменить место ночлега… И даже – пробраться в Альба-Регий! Прямо сейчас, чтоб успеть к ночи или к раннему утру. Если завтра нас будут искать, то уж явно – не в городе.
– Ты думаешь, близнецы нас выдадут?
– Смотря как их пытать. Можно вообще не пытать – опоить травами. Поверь, милый, гепиды это умеют.
Они вошли в город ночью, ведя коней под уздцы в лунном призрачном свете. Кругом стояла полная тишь, в урочищах клубился густой туман, а в черно-синем небе холодно блестели звезды. Альба-Регий чернел впереди, у реки, грудой разваленных стен – сам же Аттила когда-то и постарался, перед тем, как город стал гуннским. А ныне, после смерти Эллака, Альба-Регий принадлежал гепидам и был ими захвачен не так давно – не прошло и полугода, так что не успели еще заново возвести стены. Да и собирались ли? Рад сомневался – зачем варварам лишняя возня? Да и что можно защищать в давно разграбленном городе?
|
|
|
Шли осторожно и тихо, выслав вперед данов – у тех просто нюх был на ночные пути-дорожки! Тем более, имелась определенная уверенность в том, что сейчас, ночью, «юные отморозки» зря махать мечами не станут, невместно, не по обычаю: нападать на спящих – последнее дело, годное только нидингам, истинному же воину пристало брать победу в честном бою!
Оставшиеся в живых после всех передряг местные жители по ночам из своих домов-хижин выходить не рисковали, завоеватели же проводили время по корчмам – когда путники подошли к самому городу, где-то совсем рядом послышалась удалая песня.
– Вот и нам бы сейчас в корчму, – фыркнул себе под нос князь. – Точнее говоря – на постоялый двор косого – или хромого – иллирийца.
– Кривого иллирийца, князь, – Саргана оглянулась на голос. – Скоро мы туда как раз и явимся. Об Ашире узнаем, а вот, где искать твоих людей… да и стоит ли?
– Стоит. Впрочем, это уже моя забота.
Обойдя разрушенную воротную башню, путники вошли в город и, ведомые гуннской воительницей, сразу же свернули на одну из маленьких улочек, настолько узкую и кривую, насколько и грязную – под ногам чавкало, а пахло вокруг так, что, пожалуй, даже в аду запах был бы лучше.
– Ну и вонь! – поморщился князь. – И как только они тут живут, бедолаги?
– Обычный запашок, милый, – хмыкнула позади Хильда. – Навоз да дерьмо – что тут такого неприятного?
– Ну, уж кому как!
– Хватит вам спорить, – вглядываясь во тьму, промолвила воительница. – Теперь во-он по той улице – и уже пришли. Боги нам нынче помогают, луна яркая – хорошо видать.
Кому как! – снова хотел воскликнуть князь, но сдержался и ничего не сказал, только подумал. Он-то сам сейчас едва-едва что-то мог разглядеть, но раз Саргана сказала, что ей все хорошо видно, что ж – значит, так оно и есть.
Где-то совсем рядом, громыхнув цепью, зашелся в долгом и злобном лае сторожевой пес. Рад даже за меч схватился, показалось – псина вот-вот выскочит из темноты, бросится, прыгнет…
– Кого там черт несет? – нелюбезно осведомились откуда-то – как, приглядевшись, уловил Рад – из-за ограды. – Ты, Хасмунд? Поздно пришел – пиво-то все уже вылакали.
– Тс-с! – прошептала Саргана. – Я сейчас пойду одна… потом позову. Не нужно, чтоб здесь нас видели лишние.
– Эй, Хасмунд! – продолжали разоряться за оградой.
Нет, вот умолкли. Послышался звук струи, кряхтение… Снова заорали:
– Хасмунд! Да хватит тут… Ой… Это не…
Выдох… или вздох. Короткий и последний. И мягкий звук падающего тела. Видать, воительница достала бедолагу ножом, на такие штуки она была мастерица.
Что-то скрипнуло, и Саргана тихо позвала:
– Идите на голос – тут дверь.
Дверь оказалась узенькой калиткой, через которую, мысленно чертыхаясь, Радомир еле протиснулся, а затем обернулся – помочь Хильде, да та уже пролезла и сама, не нуждаясь ни в чьей помощи.
– Осторожнее, не споткнитесь, тут тело.
Поня-атно…
– Пусть твои люди охраняют задний двор и наших коней, князь.
– Добро.
– Своих я пошлю к главным воротам. Мы же с тобой и княгиней явимся в хозяйский дом. Сейчас как раз такой случай – чем больше женщин, тем лучше. Меньше подозрений! Но… готовься ко всему.
– Всегда готов! – бодро отрапортовал Радомир.
«Пионер – всем ребятам пример» – как непременно съязвил бы по такому случаю приснопамятный старшина Дормидонт Кондратьевич.
– Разговаривать с корчмарем буду я, – уже подходя к крыльцу длинного и приземистого строения с похожей на перевернутую баржу крышей, шепотом предупредила Саргана. – Госпожа Хильда, иди следом за мной. Сейчас будем проситься переночевать. Говорить по-крестьянски умеешь?
– Как это – по-крестьянски?
– Ну, по-простому. Как простолюдины говорят, к примеру не «мы пошли спать», а «мы спасть пошли».
– А-а-а, – покивала княгиня. – Так я умею.
– Ну, тогда говори… – вздохнув, воительница что есть силы заколошматила кулаками в крепкую, похоже что дубовую, створку. – Ой, пустите, пустите переночевать, люди добрые!
– Да! Пустите! – подала голос Хильда.
Рад только хмыкнул – тоже еще, артистки погорелого театра миниатюр выискались! Кстати, а пса-то больше слышно не было. Вдалеке, и даже где-то поблизости лаяли, да, но вот здесь… Что и говорить, Саргана свое дело знала.
– Кто там блажит? – судя по уверенному и громкому голосу, к дверям подошел сам хозяин. – Кто ломится, спрашиваю?
– Мы… торговки… маркитантки… Издалека пришли.
– Откуда издалека-то?
– С постоялого двора Корубия Пуще Лета. Нас оттуда выгнали, сказали, что много пьем.
– О, как! – удивились за дверью. – Ну, у меня тоже пить нечего, да и времечко сейчас… уже и утро скоро.
– Ладно, – хмыкнула воительница. – Тогда мы в другое место пойдем, спи себе спокойно, одноглазое позорище Иллирии. Спи!
Неожиданно для князя сии слова возымели на кабатчика самое благотворное действие.
– Эй, эй, хватит ругаться-то! Много вас там?
– Да всего двое. Подруженька, подай голос!
– Да-да! – в арию вступила Хильда. – Мы пришли из… мы издалека пришли.
– Ладно, черт с вами, – наконец решился хозяин корчмы. – Заходите, только предупреждаю – разносолов у меня нет, да и насчет выпивки… разве только брага.
– Ничего, мы и брагу попить со… согласны выпить.
Дверь отворилась, и в темное пространство двора выплеснулся отсвет тусклого зеленоватого пламени – трактирщик держал в левой руке светильник, в правой же сжимал изрядных размеров кинжал.
– А говорили, что двое. Этот еще… Саргана?!
– Узнал.
– Почему ж ты сразу не…
– Пошли в дом, там и поговорим – здесь могут быть лишние уши.
– Но…
– Пошли, говорю! И не бойся ничего, иллириец, когда я тебя обманывала?
Войдя в корчму, путники очутились в длинной и узкой зале, освещенной лишь тем светильником, что держал в руке кабатчик – приземистый широкоплечий толстяк с толстыми губами, носом картошкой и выбитым левым глазом.
– Я сейчас распоряжусь насчет пищи и выпивки, – усадив незваных гостей за стол, кинулся было толстяк.
– Нет, иллириец, – воительница покачала головой. – Ты сядешь сейчас с нами, тут мы и поговорим. Недолго, не до утра. Спрошу тебя кое-что, а потом… потом мы уйдем. Только не надо звать слуг, хорошо?
Трактирщик – видно, что через силу – кивнул:
– Ладно.
Поставив светильник – обычный, римский, похожий на заварочный чайник – на стол, уселся на скамью рядом, глянув на воительницу с явным страхом. Да-а, по всему видать, знавал он ее неплохо, потому так и смотрел – как на змею, ядовитейшую гадину, случайно вползшую в дом. Разве что от страха не трясся и зубами не стучал, но был уже вот-вот, на грани.
– А говорили, ты погибла с Эллаком.
– Я ушла от него два года назад. И ты об этом прекрасно знаешь, Казбай.
– Да. Знаю. Я…
– Тогда почему спрашиваешь? Молчи, я сама спрошу. Ашир, бывший палач, он к тебе часто заходит?
Кабатчик дернул шеей:
– Заходил, моя госпожа. И довольно часто.
– Ты сказал – заходил? Где же он сейчас?
– Думаю, что в лучшем мире… хотя, может, и в худшем.
Воительница сверкнула глазами:
– Он что же, умер?
– Умер, моя госпожа, – встав, поклонился трактирщик. – Еще полгода назад.
Саргана гневно хватила рукой по столу:
– Вот так дела! Вот незадача-то! Его что же, кто-то убил?
– Нет, госпожа, – Казбай покачал головою. – Просто из Галлии вернулся отряд… и воины начали умирать, и многие умерли вместе с ними.
– Понятно, – отрывисто кивнула гуннка. – Как же тебе удалось уцелеть?
– Только молитвой.
– Хорошо, – подумав, воительница с досадою сдвинула брови. – Теперь мы уйдем. Но, прежде мой друг тебя тоже кое о ком спросит.
– Спрошу, – Радомир пристально взглянул на владельца корчмы. – Сегодня к тебе заходили отроки, двое парней, близнецы…
– Никто ко мне не захо…
– Вот только не надо лгать, иллириец, – мягко, словно гюрза, Саргана выскользнула из-за стола, обвила толстую шею кабатчика рукою с зажатым в ней кинжалом, прошептала, загадочно улыбаясь. – Советую говорить правду. Думай о себе и о своем деле. Что тебе до забот какого-то там Хаскинда?
Морщинистый лоб толстяка густо покрылся потом:
– Ты и про него знаешь?
– Ну?! Так что скажешь про близнецов?
– Были… Они здесь были, – просипел трактирщик. – Убери кинжал, госпожа, я ведь говорю тебе все.
Воительница покладисто убрала клинок… правда, недалеко – переставила от шеи толстяка к его груди – к сердцу.
– Люди Хаскинда схватили их у меня во дворе, – косясь на кинжал, продолжил кабатчик. – Но я тут ни при чем, клянусь всеми святыми. Не знаю уж, чем ваши близнецы так Хаскинду навредили, однако их к нему на усадьбу и увели.
– На усадьбу? – переспросил князь. – Уважаемый, ты это сам видел или с чьих-то слов рассказываешь?
– Маил, мой слуга, видел. А куда еще их уводить-то? Туда, на усадьбу, всех недоимщиков обычно ведут и просто подозрительных тоже.
Незваные гости переглянулись.
– Я оставлю следить за тобой своих верных людей, иллириец, – убрав наконец кинжал, змеей прошипела Саргана. – Помни, если ты обманул… или вдруг захочешь предать…
– Я все понял! Все понял, моя госпожа, все понял!
Трактирщик, конечно же, был рад, выпроваживая всю свалившуюся на его голову компанию. Предупреждение воительницы должно было удержать его от соблазна послать слугу к тому же Хаскинду, предупредить, так сказать – прогнуться. Окажутся ли они действенными? Скорее всего – да. Князь покачал головой, уважительно оглядываясь на задержавшуюся с кабатчиком гуннскую вдовушку. О чем там они шептались еще? Кстати, Хильда оказалась там же, рядом, якобы споткнулась… поднялась…
Иллириец куда-то отлучился… но быстро вернулся, что-то сунул Саргане, Радомир в это время снимал со двора свои караулы… то же самое сделала и воительница.
Торопилась:
– Мы должны проникнуть в усадьбу Хаскинда еще до утра. Натиск и быстрота – вот залог нашей победы.
Вот с этими словами можно было полностью согласиться. Князь прищурился, хотя еще даже не начинало светать, лишь луна по-прежнему серебрилась в призрачно-темном небе, словно глаз жуткого оборотня. Зачем Саргана помогала князю и сейчас, в этом, сугубо его личном, деле? Ведь близнецы для нее были никем. Просто не могла иначе? Или…
– Идемте, идемте, – поторапливала воительница. – Скоро уже начнет светать.
– А ты знаешь, где эта усадьба, Саргана?
– Я знаю, где вилла наместника. Усадьба Хаскинда может быть только там.
Небо уже становилось синим, потом – голубым, белым, а на востоке – алело, и тронутые оранжево-желтыми лучиками облака возвещали о скором начале дня.
– Мы на месте, – выехав за разрушенные ворота, воительница показала вперед рукою. – Сразу за той рощицей – вилла.
Князь махнул рукой:
– Едем! Вперед!.. Там может быть стража?
– Не думаю. Кого здесь бояться гепидам?
Застучали копыта гуннский коней. Позади, стараясь не отставать, бежали словене – пешие. Мирослав, Хотонег, Отнег, Домаш и иже с ними. Даны – Готбольд и Ракса – впереди всех. Вот только близнецов не хватало, за ними и шли – выручать.
– Саргана взяла у кабатчика ветку омелы, – нагнав мужа, негромко сообщила Хильда.
– Омела? – удивился князь. – Зачем ей понадобилась омела?
– Не знаю, милый. Быть может – для колдовства.
|
|
|
