7. Общее заключение

Обзор мифологии русской истории в дилогии «От рождения славян до Сибирского взятия» и «Из Лихолетья Смуты к империи Петра I» подтверждает жизненность разделения исторических мифов на утверждающие и кризисные. Первые связаны с укреплением государственного начала. Вторые появляются при его ослаблении. Расцвету Древнерусского государства соответствуют былины киевского цикла. Распаду Древней Руси – гибель былинных богатырей, печаль «Слова о полку Игореве», легенда о граде Китеже. Укреплению Северо‑ Восточной Руси – «Житие Александра Невского»; превращению Москвы в центр собирании русских земель – «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Сложению московского самодержавия – «Послание о Мономаховом венце», «Сказания о князьях владимирских» и послания Филофея. При Иване Грозном Московское государство покоряет три царства. Царь Иван Васильевич остался в народной памяти как защитник простых людей от волков‑ воевод. В сказках, песнях и повестях народ славит его царствование.

Смутное время породило полярную мифологию. Кризисными настроениями проникнуты сказания, песни и повести о Борисе Годунове, о Гришке‑ рострижке, о гибели Михаила Скопина‑ Шуйского, утверждающими – «Сказание» Авраамия Палицина и «Повесть о победах Московского государства». Царствование первых Романовых опять же даёт примеры творчества разной полярности – от песни «Земский собор», славящей отвоевание Смоленска, до старообрядческого фольклора и литературы. Отблеск костров Раскола мешает принять популярное ныне мнение о Московской Руси Романовых как о «золотом веке». О петровской России и о Петре мифология опять же двоится – полярные мифы вступили в борьбу друг с другом ещё при жизни российского императора.

Особое место занимает вопрос об оценке исторических мифов. Речь здесь идёт не об их общественной роли (утверждающие мифы, как правило, «полезнее» кризисных, хотя известны и обратные примеры), а о соотношении вымысла с правдой. Исторические мифы являются интерпретацией реальных событий. Отклонения от действительности в них обычно касаются частностей, но иногда миф полностью извращает событие. Лживые мифы создавались (и создаются) как орудие политической борьбы и чаще всего «разоблачительные». Большинство их кризисные, порождённые больным обществом (например, злобные мифы о семье Николая II или о предательстве русских немцев в Первую мировую войну), но есть импортная продукция, принятая в отечественных русофобских кругах (например, «Завещание Петра Великого» – подделка, опубликованная в 1812 г. перед походом Наполеона на Россию).

В то же время не всякий патриотический миф, особенно, спущенный сверху, работает на благо стране. Сколько «ложно‑ величавых» по выражению Тургенева мифов было изобретено в XIX в. и ещё больше – в ХХ в. Вспомним о геройском казаке Кузьме Крючкове в начале Первой мировой, чей портрет появился на всех открытках: «Четыре русских казака || А немцев было тридцать два. || И вот один казак Крючков, || Вдруг в кучу врезался врагов ||… || Он смело вкруг себя рубил, || Одиннадцать врагов убил». В 20‑ е годы пели о красных кавалеристах конницы Будённого, а с 1938 г. постоянно исполняли «Марш советских танкистов»: «…Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде, || Мы начеку, мы за врагом следим. || Чужой земли мы не хотим не пяди, || Но и своей вершка не отдадим. || Гремя огнем, сверкая блеском стали, || Пойдут машины в яростный поход, || Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, || И первый маршал в бой нас поведет»…. А потом был 1941 год.

Утверждающий миф достоин долгой жизни, если он близок к исторической правде. В пантеоне русской славы таких мифов большинство. Но есть устоявшиеся и почитаемые мифы, с исторической правдой разошедшиеся. Самым известным утверждающим мифом, отклоняющимся от реальных событий, является хрестоматийное описание Куликовской битвы, основанное на «Сказании о Мамаевом побоище» (конец XV – начало XVI вв. ). «Сказание» было создано через сто с лишним лет после битвы на Куликовом поле (1380). В более ранних произведениях – «Задонщине» и «Краткой летописной повести» (конец XIV в. ), «Пространной летописной повести» (40‑ е годы XV в. ), ничего не сказано о поездке князя Дмитрия за благословением к Сергию, о поединке Пересвета с Челубеем и о засадном полке. Очевидно, это красивые мифы, впрочем, не отменяющие главного – героизма русских ратников, победивших грозное войско Мамая.

Возникает вопрос, нужно ли отказываться от сложившихся и популярных утверждающих мифов, ставших частью нашей исторической памяти? Владимир Мединский в книге «О русском воровстве, особом пути и долготерпении» (2008) даёт отрицательный ответ на этот вопрос. Он пишет: «А в истории надо выискивать позитивное…. Можно до бесконечности искать причины гибели Чапаева – и пьяный он был, и закололи его штыками прямо на берегу, и охранение забыл выставить, и воевал, говорят, в основном не с каппелевским белым офицерьём, а с крестьянскими повстанцами. Но зачем? Давайте обо всем этом (даже если в этом и есть хоть какая‑ то правда) специально напишем мелким шрифтом – об этом пусть знают специалисты, а люди пусть верят в народного героя Гражданской войны Василия Ивановича Чапаева…. Так вот: не хочу я разрушать позитивные мифы, пусть они будут». [286]

Прав ли Мединский? Даже не с позиций академической науки (для учёных он разрешает писать мелким шрифтом крамольную правду), а с точки зрения интересов народа. Того народа, о коем у нас все пекутся. Так вот, мне кажется, что в позиции Мединского есть неуважение к русскому народу и к русской истории. По Мединскому получается, что народ – это умственно отсталый подросток; с ним надо говорить щадяще, умалчивать о неприятном, снисходя к убожеству. Но ведь в своей книге Мединский объявил войну мифам о неполноценности русских. И тут он вполне прав. Как же он сам допускает пренебрежительное отношение к народу? Народу не только неглупому, даже талантливому, но образованному и начитанному? Неужели люди не разберутся с Куликовской битвой или с Чапаевым? И будут считать, что без поединка Пересвета с Челубеем и битва – не в битву, и победа – не в победу?

Русская история – это история великой страны и великого народа. Нет ничего дальше от правды, чем думать о неполноценности одного из творцов судеб мира. Народа создавшего государство на 1/6 суши Земного шара, давшего миру великих писателей, впервые переустроившего общество на нематериальных началах (пусть эксперимент и закончился неудачей), мечтавшего о всемирном братстве и запустившего первого человека в космос. О какой неполноценной истории тут вообще может идти речь? Вновь и вновь мне вспоминается Пушкин, писавший, что «ни за что на свете я не хотел бы… иметь другой истории, чем история наших предков, как её послал нам Бог». Историю великую и трагичную, которую надо принять всю, как она есть, и описать честно, без сокрытия истины. Что касается национального чувства русского народа, его понимания себя, своего места в мире и своего прошлого, то тут опасаться нечего. Все рассуждения об ущербности и вырождении русских ведутся в узких кругах, далёких от понимания народа. Народа, имеющего в числе прочего очень мощную утверждающую историческую память.