V. Почитание Божьей Матери

 

Почитание Божьей Матери занимает в религиозном сознании православного христианина очень большое место. Достаточно взять любую богослужебную книгу, равно как и любой молитвослов, предназначенный для домашнего употребления, чтобы убедиться, что почти каждое чинопоследование включает молитвы, обращенные к Богоматери. Она прославляется как Матерь нашего Спасителя и Господа, как «честнейшая херувим и славнейшая без сравнения серафим», к ней обращаются с прошениями о молитвенном предстательстве, ходатайстве перед Богом как за совершающего молитву, так и за всю Церковь Христову, за весь человеческий род. Содержание молитвословий многообразно: здесь и мольба о спасении, и отражение наветов врага рода человеческого, и прошения, вызванные текущими житейскими заботами, трудностями и горестями.

В историческом плане почитание Богоматери имеет несколько оснований. В качестве первого следует упомянуть естественный факт: существование у Господа Иисуса Христа, как у всякого человека, Матери. В силу этого на Пресвятую Деву частично переносятся чувства любви и благодарности, которые, будучи обращенными к ее Божественному Сыну, составляют существеннейший аспект христианства в его идеально евангельском понимании (Ин 14:15, 21, 23–24; 21:15–17; 1 Ин 4:19–21).

Другим основанием следует считать евангельские тексты, выделяющие Богоматерь (а следовательно, и отношение к ней) из всех женщин человеческого рода как избранницу Божью, особым образом облагодатствованную, выполнившую исключительную по своему значению, трудности и святости жизненную задачу.

Так, уже в приветствии Архангела Гавриила, представшего пред Девой Марией в Назарете, содержится указание на исключительность возвещаемого им благовестия: «Господь с Тобою; благословенна Ты между женами»(Лк 1:28). Все остальное, сказанное Ангелом, содержит изложение сущности преподаваемого благовестия: «Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве и родишь Сына… Дух Святой найдет на Тебя и сила Всевышнего осенит Тебя» (ст. 35), а также христологическое пророчество: «наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего… и Царству Его не будет конца… рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (ст. 31–33, 35).

Другим, не менее определяющим основанием почитания Богоматери являются ее пророческие слова: «отныне будут ублажать Меня все роды» (Лк 1:48).

Все это, как видим, было произнесено до Рождества Христова. Но вот, в самом конце земного пути Господа Иисуса Христа, Его Матерь услышала из Его уст обращенные к ней слова усыновления ею любимого ученика Иисуса — Иоанна: «Жено! Се, сын Твой» и далее — подобные же слова Иисуса, обращенные к Его ученику Иоанну: «Се, Матерь твоя!» (Ин 19:26, 27).

Конечно, усыновление непосредственно относилось к любимому ученику Христову, но христианское сознание как на Востоке, так и на Западе с самого начала молитвенного почитания Богоматери усматривало в предсмертном завещании Богочеловека основание для надежды всех христиан на ее материнское молитвенное предстательство.

Таким образом, текст евангелиста Иоанна, воспроизводящий столь значительные предсмертные слова Спасителя, дает основание уже не только для почитания Богоматери, но и для молитвенного обращения к ней, для просьб о ее содействии общему потоку человеческих прошений, обращенных к Богу, Единственному Источнику всякого блага, прежде всего — вечного спасения.

Однако несмотря на громадное значение всех евангельских

высказываний, являющихся обоснованием молитвенного и всякого иного почитания Божьей Матери, все же не наличие в Священном Писании тех или иных текстов (многим православным даже неизвестных) побуждает к почитанию Божьей Матери, а тем более обращению к ней с просительными молитвами, — христианам, особенно православным, присуще особое, эмоционально весьма ярко окрашенное отношение к Божьей Матери. Это отношение включает, прежде всего, уверенность в ее любви к искупленному ее Божественным Сыном роду человеческому, нашу ответную любовь к ней, находящую себе яркое выражение не только в богослужении, но, прежде всего, в сердцах православных людей, и, наконец, уверенность в особой близости Божьей Матери к ее Божественному Сыну, в вечно продолжающейся близости, основанной на любви, материнской и сыновней.

Такие чувства и вся задушевность отношения православного христианина к Божьей Матери находят выражение как в личных, никем из окружающих не зримых и потому никому неизвестных молитвенных обращениях православного сердца, так и в литургических текстах. Литургическое прославление Богоматери занимает в православном богослужении громадное место (равно как и в молитвословиях, рекомендуемых для домашней молитвы). Но и в сугубо личных, интимных молитвах люди очень часто взывают к Божьей Матери.

Почему нельзя просто сказать — «чаще всего»? Казалось бы, и приведенные евангельские тексты и сама непревзойденная и несравнимая близость Богоматери к ее Сыну дают основания для преимущественного, ни с кем не сопоставимого почитания? Однако если в литургической сфере Богоматерь действительно занимает среди всего сонма святых самое выдающееся место, люди в целом столь же восторженно воспевают и столь же усердно обращаются за помощью к особо почитаемым святым, в частности к святителю Николаю, целителю Пантелеймону, преподобному Сергию и некоторым другим.

Может быть, именно как протест против выдвижения на передний план лиц, вступавших в ходе исторического процесса в ряды канонизированных святых, привлекавших при этом к себе особое внимание, оставляющее в тени Богоматерь, появились песнопения и молитвы, утверждающие приоритет почитания Богоматери. Именно этой тенденцией «защиты» почитания Божьей Матери как исключительно, несравнимо близкой к ее Божественному Сыну (т.е. Богу!) можно объяснить появление таких песнопений, как «Не имамы иныя помощи», «К кому возопию, Владычице, к кому прибегну к горести моей» и подобных других. При составлении этих молитвословий упускалось из виду, что их текст при буквальном понимании может быть воспринят как некое умаление почитания кого–либо, кроме Божьей Матери.

Накануне Своих крестных страданий Христос настойчиво убеждал учеников: «Истинно говорю вам: о чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите и получите, чтобы радость ваша была совершенна» (Ин 16:23–24). Позже ученики Христовы, в самом начале своей проповеднической деятельности, говоря о Божественном Учителе, с полной уверенностью провозглашали: «Нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян 4:12).

Конечно, ни один православный богослов, более того, как можно надеяться, ни один православный священник не будет утверждать в проповеди, что ко Христу не следует обращаться с молитвой, что она должна быть направлена только к Его Пречистой Матери.

Православным ответом на недоуменные вопросы по поводу обычного молитвенного обращения: «Пресвятая Богородице, спаси нас!», которое, казалось бы, прямо противоречит приведенным здесь апостольским словам, является уверенность православного человека во всесильности молитвенного предстательства Божьей Матери перед ее Божественным Сыном. Подобные молитвенные обращения к Божьей Матери оставляют глубокий след в душах молящихся, и, к сожалению, некоторые из них забывают о том, что Иисус Христос есть «един и посредник между Богом и человеками» (1 Тим 2:5), и начинают пренебрегать непосредственным общением со своим Спасителем, а со всеми нуждами и заботами обращаются к Его Матери, и притом только к ней, что в своем крайнем выражении привело к возникновению «Богородичной ереси».

С весьма ярким примером такого извращения автор имел случай соприкоснуться лично в Вологде, куда осенью 1958 г. приехал из Ташкента протодьякон о.Алексий. Он в частном разговоре прямо заявил, что молится, обращаясь только к Божьей Матери, и ссылался опять–таки на популярную молитву: «Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды разве Тебе, Владычице». Заслуживает внимания трагическая судьба этого протодьякона: в начале 60–х г.г. он публично отрекся от веры, а через несколько лет покончил с собой.

В течение последних десятилетий и в богослужебной практике появились искажения православного почитания Пресвятой Девы Марии, уже не только в виде молитвенных обращений, прошений и т.п. но даже целых чинопоследований. Таковы так называемые «непорочны», читаемые на утреннем богослужении, посвященном погребению Божьей Матери. По форме они копируют полностью чинопоследование утрени Великой субботы, а по содержанию отличаются тем, что обращены к Божьей Матери, в то время как соответствующее страстное чинопоследование обращено, как известно, к Господу Иисусу Христу, Тело которого символически погребается во гробе. Во всех стихах успенского чинопоследования ярко выражено стремление сравнить, а порой даже отождествить обстоятельства конца жизненного пути Пречистой Матери с соответствующими обстоятельствами кончины и погребения ее Божественного Сына. Во многих стихах эта тенденция приводит даже к простому повтору содержания стихов Великой субботы, где заменяется лишь обращение: вместо имени Спасителя подставляется имя Богоматери. Упомянутое тождество формы, в частности сопровождение каждой «похвалы» стихами 118 псалма — «Блаженни непорочнии в пути», равно как и крестный ход с плащаницей вокруг храма в конце утрени еще сильнее подчеркивает сходство успенского чинопоследования со страстным.

Не говоря уже о том, что подобная грубая переделка, представляющая собой искаженное заимствование, лишает успенские «непорочны» осмысленности и красоты (свойственной, однако, оригиналу, каким являются древние страстные «непорочны»), насильственное сопоставление таит в себе опасности подмены в сознании православного человека молитвенного переживания страданий, смерти и воскресения Спасителя переживанием событий, сопровождавших, согласно преданию, успение Божьей Матери[21]

Чин ее погребения появился на Руси сравнительно недавно, всего лишь в начале XX столетия. В частности, в Петрограде он впервые совершался в 1923 г. в храме (ныне не существующем) на улице Жуковского близ угла Надеждинской улицы (ныне Маяковского), где размещалось подворье женского монастыря. Богослужение совершал епископ Петергофский Николай (Ярушевич), будущий митрополит Крутицкий и Коломенский.

По имеющимся сведениям, чинопоследование проникло в Русскую Церковь через Западную Украину, где его создание и распространение легко объяснимо униатским стилем почитания Божьей Матери, навеянным католической мариологией доватиканской эпохи[22]

Еще более богословски нелепой и, можно безоговорочно сказать, — кощунственной имитацией следует признать появившуюся в последние десятилетия XX столетия так называемую «Богородичную Псалтирь», где псалмы Давида, принадлежащие, как известно, ветхозаветной эпохе, адресуются опять–таки не Всемогущему, Истинному Богу Израилеву, а… Божьей Матери.

Только низким уровнем христианского самосознания многих православных людей, в том числе, увы, также облеченных большим доверием и ответственностью церковных деятелей, можно объяснить появление в печати и широкое распространение такого рода нелепицы.

Весьма знаменателен тот факт, что призыв к почитанию исключительно Божьей Матери содержится только в молитвословиях позднейшего происхождения, тогда как более древние строго христологичны и органически сочетают почитание

Божьей Матери, благодатное упоминание значения и действенности ее молитвенного предстательства с обращением к Иисусу Христу как к Источнику спасения. Таковы постоянно повторяемые в богослужебных последованиях «богородичны»: «Преблагословенна еси, Богородице Дево» (воскресная утреня), «Нас ради рождейся от Девы» (9–й час), тропарь «Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней: из Тебе бо воссия Солнце правды Христос, Бог наш» (тропарь праздника Рождества Богородицы, ср. Тропарь Сретения Господня) и многие другие[23]

Наиболее совершенной из всех «богородичных» молитв следует признать «Богородице, Дево, радуйся», где прославление Богоматери органически сочетается с прославлением ее Божественного Сына и даже с упоминанием сущности Его спасительного подвига — «яко Спаса родила еси душ наших». В этом великом песнопении сочетаются слова Архангела (Лк 1:28) и святой Елизаветы (Лк 1:42), близкого Марии человека: «Благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего». Именно этими, увековеченными в молитве словами Елизавета приветствовала посетившую ее родственницу, вступившую на предопределенный ей великий, святой и безмерно тяжкий жизненный подвиг.

В заключение можно сказать, что православно–церковное понимание места, занимаемого Матерью Божьей в Церкви, прекрасно отражено в литургии св. Иоанна Златоуста, где евхаристическое «тайное» поминовение: «Еще приносим Ти сию бескровную жертву о иже в вере почивших праотцех, отцех, патриарсех, пророцех, апостолех, мученицех, исповедницех, воздержницех и о всяком дусе праведнем в вере скончавшемся» заканчивается возгласом: «Изрядно о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, Славней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии» (об этом уже упоминалось в предыдущей главе). Тем самым утверждается, что стоящая на престоле бескровная Жертва приносится о всех «в вере скончавшихся», в том числе и о Пречистой Богородице включительно, причем о ней «изрядно», т.е. особо и в первую очередь. Тем самым косвенно указывается, что Богоматерь возглавляет весь молитвенный сонм спасающихся через искупительный подвиг ее Божественного Сына.

В конце 80–х гг нашу Церковь постигло новое бедствие, выражаясь богослужебным языком, — новый церковный соблазн, являющийся прямым развитием и последствием отмеченных выше уклонений от догматически правомерных форм почитания Пресвятой Богородицы; имеется в виду упомянутая выше «Богородичная ересь», приверженцы которой открыто, претендуя на изложение якобы богословской истины, провозглашают приоритет почитания Богоматери. Явное несоответствие этого лжеучения основным истинам православной веры, наряду с широкой «миссионерской» деятельностью, проводимой так называемым «Богородичным центром», побудили руководство РПЦ вынести проблему на обсуждение архиерейского собора и на страницы церковной печати.

Следует молиться о том, чтобы Господь Сам действием Святого Духа оградил Свою Церковь от еретических лжеучений, использующих любовь православных людей к Пресвятой и Преблагословенной Деве Марии для кощунственного, а по отношению к ней оскорбительного противопоставления Богородицы ее Божественному Сыну в сердцах искупленных Им. Веруя в вечность, нерушимость и неодолимость Церкви Христовой, мы веруем также, что никакие измышления и еретические извращения не смогут нарушить глубокую сопряженность нашего почитания и наших чувств, обращенных к Божьей Матери, с почитанием и с любовью к ее Божественному Сыну, нашему Господу, Искупителю и Спасителю.

 

VI. ПОЧИТАНИЕ СВЯТЫХ

 

Понятие о святости людей в православном богословии двояко: к святым в широком смысле слова могут быть отнесены все крещеные люди, сохраняющие свою принадлежность к Церкви Христовой. К святым в смысле особой близости к Богу, являющейся основанием для их личного почитания, причислены ушедшие в иной мир люди, в отношении которых Святая Церковь убеждена, что они уже сподобились спасения и наслаждаются вечным блаженством. Настоящая глава посвящена прославленному почитанию людей, чья святость понимается именно в этом смысле.

Прежде всего, под святостью понимается освященность, даруемая человеку в таинствах крещения, миропомазания, а в дальнейшем в многократно повторяемом таинстве евхаристии, т.е. в причащении Тела и Крови Христовых. Именно эту святость имел в виду апостол Павел, когда писал: «Приветствуют вас все святые, а наипаче из кесарева (императорского) дома» (Флп 4:22); в другом месте «Приветствуют вас все святые» (2 Кор 13:12). То же самое понимание святости нашло отражение в литургических возгласах: «Благословен вход святых Твоих», «Вся святыя помянувше, сами себе и друг друга и живот наш Христу Богу предадим»[24]

Зато почитание канонизированных святых (т.е. признаваемых Церковью таковыми по итогам их земного пути) получило в Кафолической Церкви, как на Востоке, так и на Западе самое широкое распространение; уже с III–IV вв. оно вошло в плоть и кровь церковной жизни. Почитая святых, Церковь особое внимание уделяет проявлениям их святости, например: нетлению мощей, чудесным исцелениям и др.

Самым ранним следует признать почитание мучеников: уже у св.Иоанна Златоуста можно найти отдельные высказывания, содержащие восхваление христиан, проявивших твердость в вере, претерпевших в период гонений преследования, страдания, а зачастую и смерть принявших за веру Христову. У живших на полстолетие раньше великих каппадокийцев — Василия Великого, его брата Григория Нисского, Григория Богослова (Низианзина), встретить упоминания о мучениках труднее. Ни у кого из них нет еще сколько–нибудь отчетливого учения о молитвенном предстательстве усопших, в том числе мучеников, апостолов и пророков. Хотя почитание святых мучеников, в частности совершение литургии на местах их захоронений и благоговейное отношение к их останкам, твердо вошли в обиход жизни христианина уже во II—III вв., однако призывание их молитвенного содействия возникло значительно позже и может быть отнесено к периоду V–VIII вв., когда почитание распространялось также и на аскетов, подвижников, а потом и на некоторых святителей.

Особое почитание воздавалось местным святым, т.е. по месту жительства, кончины и погребения того или иного христианина, впоследствии удостоенного прославления. Вообще канонизация как церковно–канонический акт — явление сравнительно позднее, которое можно проследить не ранее чем с V в. До того прославление святых происходило спонтанно, шло снизу, от народного благочестия и Церковью лишь фиксировалось и утверждалось чаще всего в порядке богослужебного поминовения.

Следует напомнить, что Церковь молитвенного обращения к святым своим членам никогда не предписывала и не навязывала. Все поистине грандиозное обилие обращенных к святым молитвословий, создававшееся веками и постепенно входившее в богослужебное употребление, не подвергалось до последнего времени церковному официальному санкционированию или утверждению. Интересно также отметить, что обращенные к святым молитвословия (тропари, кондаки и другие) почти все анонимны, т.е. авторы их неизвестны, между тем как очень многие аналогичные молитвословия, обращенные к Богу (и Иисусу Христу, ко Святому Духу, ко Святой Троице), хотя и дошли до нас по большей части из глубокой древности, но мы хорощо знаем имена их авторов. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить творческую деятельность таких великих молитвенников и песнотворцев, как святые Иоанн Дамаскин, Роман Сладкопевец, Косма Майюмский, как творцы совершаемых в Православной Церкви литургий, или заглянуть в часослов и в обычный молитвослов, где указаны авторы почти всех (в часослове — многих) молитв, утренних, вечерних, перед причащением, крещением и др.

Все это говорит о спонтанном возникновении и внедрении бесчисленных элементов православного богослужения, представляющих собой молитвенные обращения к многочисленным святым, преимущественно к наиболее чтимым. Однажды включенный в богослужение по чьей–либо инициативе тот или иной элемент, в частности, например, молитвенное обращение к тому или иному пользовавшемуся общим почитанием усопшему мученику, исповеднику или церковному деятелю, впоследствии закреплялся частым или даже постоянным, хотя еще не утвержденным уставом повторением[25]

Сказанное подтверждается также тем общеизвестным фактом, что большинство святых, имена которых можно найти в православном календаре (в «святцах»), вообще не имеют составленных в их честь и обращенных персонально к ним молитвословий и служб. Если в том или ином приходе есть желание почтить память такого святого, ему совершается служба по Общей минее, где помещены несколько служб, из которых каждая предназначена для молитвенного чествования любого лица, принадлежащего к одной из известных нашей Церкви групп святых, т.е. мучеников, преподобных, святителей и других, так что любому святому поются и читаются песнопения и молитвы те же, что и другим святым той же группы; разница — только в имени святого, которое вставляется в предусмотренные в тексте места.

Практически, однако, память большинства святых, не пользующихся широкой известностью и почитанием[26]вообще богослужебно не отмечается; в лучшем случае усердный священник упомянет их имена в отпусте или при совершении проскомидии.

Все это говорит о большой степени свободы в богослужебном почитании святых: не имея догматического или даже канонического обоснования, оно базируется главным образом на народном благочестии; лишь в отношении богослужений в честь наиболее древних и особо почитаемых святых можно найти указания в типиконе и в Минее месячной[27](таковы наиболее близкие Христу святые апостолы, наиболее почитаемые пророки, прославленные великомученики и святители древности). Обращение к святым в частной (личной) молитве Церковью никак не регламентируется и предоставляется целиком воле и инициативе молящихся.

Этими обстоятельствами, равно как и отсутствием по обыкновению, современных тому или иному прославляемому лицу свидетельств, объясняется легендарный характер значительной части житийной литературы (агиографии). Наименее «украшены» легендарными, в большинстве чудесными деталями жития святых, живших в сравнительно позднее время. Так, сравнительно достоверными можно считать жития многих русских святых, вошедших не только в агиографию, но и в гражданскую историю нашего народа, таких, как князья Владимир Киевский, Александр Невский, Дмитрий Донской, преподобные подвижники Сергий Радонежский, Серафим Саровский, святители, в том числе московские, Петр, Алексий, Филипп, Иов и Гермоген, Митрофаний Воронежский, Феофан Затворник, подвижники Антоний и Феодосии Печерские и многие другие.

Однако и позднейшие творения житийной литературы не обошлись без надуманных, фантастических «басен» (1 Тим 4:7; 2 Тим 4:4); таковы, например, упоминания о молитвенных воплях, якобы издаваемых в утробе матери, и воздержании грудных детей по постным дням от материнского молока[28]Если подобные сказания вызваны естественным желанием как–то возвеличить святого, приписать ему святость с момента рождения, то в житийной литературе можно встретить также легенды, создание которых вовсе нельзя объяснить: они являются просто плодом богатой, даже безудержной фантазии. Таково, к примеру, «предание» о путешествии Марии Магдалины в Рим, где она якобы преподнесла императору Тиверию крашеное яйцо и приветствовала его словами «Христос Воскресе». Эту выдумку, совершенно не укладывающуюся в исторический и социально–бытовой контекст, можно услышать в проповедях чуть не каждый раз, когда речь зайдет о Марии Магдалине, чаще всего в третье воскресенье Пятидесятницы. Не менее фантастическим представляется использование св. Кононом (день памяти — 5 марта) для сельскохозяйственных работ бесов, изгнанных им из людей. Но известны, однако, и древние святые, жития которых свободны от явных вымыслов, засвидетельствованы до мельчайших подробностей и от коих до нас дошли не только биографические сведения, но и многотомные сочинения. Таковы, например, отцы каппадокийцы (IV в.) и особенно святой Иоанн Златоуст (+ 407).

Следует отметить однако, что, независимо от степени достоверности, жития святых не только интересны и содержательны, но и представляют собой поучительное чтение, на котором духовно воспитывалось множество христиан в течение двух тысячелетий церковной истории.

Почитание святых имеет различные и взаимосопряженные стороны.

1. Знакомство всей Церкви с событиями земной жизни как признанных и прославленных святых, так и членов Церкви, еще не канонизированных, но уже пользующихся местным или общецерковным почитанием; повествование о жизни таких лиц сопровождается обычно указанием на их поведение и деятельность как на образец, достойный подражания; пример святых служит при этом своего рода ободрением, свидетельствующим о реальной, открытой для каждого возможности достигнуть высот нравственной, богоугодной жизни и близости к Богу, т.е. святости.

2. Прославление святых (признаваемых Церковью, т.е. канонизированных) в общественной и частной молитве, для чего фактическим обоснованием служит опять–таки их богоугодная жизнь, а канонически — причисление их Церковью к лику святых, т.е. канонизация.

3. Обращение к святым как к молитвенникам за человечество в целом, за Церковь и за отдельных христиан, в частности, и в особенности за тех, кто призывает их на помощь.

Первый фактор не вызывал и не вызывает в христианском мире особых разногласий. Даже протестантские течения не отрицают полезности и допустимости памятования о жизни людей, прославившихся в истории благочестием и доброделанием.

Второе же обстоятельство — восхваление и прославление (обычно посмертное) членов Церкви, широко известных своей богоугодной жизнью — является не чем иным, как эмоциональным преломлением первого аспекта, лирическим к нему комментарием.

Совсем иная ситуация сложилась относительно третьей стороны церковной жизни, являющейся предметом оживленных дискуссий, особенно обострившихся на Западе в ходе Реформации и поныне не утративших остроты и злободневности. Как известно, в то время как обе Кафолические Церкви (Восточная и Западная) включают молитвенное обращение к святым в свое вероучение и богослужебную практику, почти все протестантские церковные организации (конфесии, деноминации), сформировавшиеся на почве Реформации, отвергают возможность такого обращения или, по меньшей мере, от него воздерживаются.

Следует отметить, что отрицательное отношение реформаторов к почитанию святых в значительной мере вызвано извращениями, которыми это почитание сопровождалось в условиях средневекового католицизма. Но надо также признать, что и в Восточной Церкви такие же и им подобные отклонения не только имеют место, но и широко распространены, что опасно не только для чистоты христианского сознания отдельных верующих, но и для чистоты самого провозвещения Христовой истины, для всей церковной жизни.

Проблема допустимости и обоснованности обращения к святым с просьбой о ходатайстве перед Богом затрагивается в Священном Писании лишь вскользь. Можно сослаться на обстоятельства земной жизни Спасителя, когда к Нему обращались с просьбами через посредников. Таким посредником на брачном пиру в Кане Галилейской явилась Матерь Иисуса, доведшая до Его сведения озабоченность хозяев дома по поводу нехватки вина (Ин 2:1–11). Другим примером может служить обращение ко Христу учеников Филиппа и Андрея, по ходатайству которых были допущены к беседе со Спасителем приехавшие на праздник чужестранцы (Ин 12:20–29).

Примеры эти звучат убедительно, но касаются ходатайства друг за друга людей, пребывающих в условиях земной жизни.

Но вот текст из Апокалипсиса, где находим намек на молитвы, воссылаемые в условиях потустороннего бытия (Откр 8:3–4): говорится о дыме фимиама с молитвами святых — однако здесь остается неизвестным характер этих молитв; имеются ли в виду молитвы просительные, хвалебные или благодарственные. Наиболее вероятно, что «молитвы святых» в Апокалипсисе — это славословия «множества людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен, и колен, и народов и языков», которые восклицали громким голосом: «спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу» (Откр 7:9–10). Тот же хвалебный характер имеет и ангельское славословие, которое приводится в одном из следующих стихов той же главы: «Аминь! Благословение и слава и премудрость и благодарение и честь и сила и крепость Богу нашему во веки веков! Аминь!» (ст. 12). Элемент прошения или ходатайства здесь обнаружить трудно.

Как известно, противники обращения к святым с просьбой о молитвенном ходатайстве тоже ссылаются на тексты Священного Писания, но мы не будем касаться этого вопроса, т.к. наша задача сводится к критике не установлений и сакраментальной практики православия, а лишь его извращений и отклонений от духа и буквы Евангелия.

Есть и другие не менее (а может быть, и более) веские положения, воодушевляющие (чаще всего неосознанно или подсознательно) православного человека (равно как и католика), когда он молитвенно обращается к тому или иному святому.

В самом деле, молитва, общецерковная и частная, является неотъемлемой частью молитвенного наследия, молитвенной практики, можно сказать^всей духовной жизни христианской Церкви и каждого христианина независимо от его конфессиональной принадлежности. Молитва за окружающих людей, близких и дальних, имеет примером и образцом как молитвенный опыт Самого Господа Христа (Лк 22:32; 23:34), так и практику Церкви Христовой с самого ее основания (Деян 12:5; 1 Тим 2:1–2; Иак 5:14–16). Но если молитва за других, прежде всего за ближних, естественна, оправдана и действенна, то почему она, как утверждают противники молитвенного обращения к святым, утрачивает свою действенность и легитимность, как только молящийся субъект переходит в горний мир? Ведь предпосылкой просительной молитвы за другого являются реальность существования субъекта и объекта молитвы, а также любовь молящегося субъекта. Объекты молитвы ушедших от нас людей продолжают еще свое земное странствование, а субъекты, т.е. молящиеся, хотя и оказываются в новых условиях, однако живут в полном смысле этого слова, как это засвидетельствовано Самим Христом: «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы» (Лк 20:38). Трудно сомневаться, что, уходя в иной мир, люди сохраняют свойства и характерные черты, присущие им в прожитой земной жизни, и именно устойчивость, неподвластность смерти самого святого свойства, в котором человек реализует свое богоподобие, — любви, имел в виду апостол Павел, когда утверждал: «Любовь никогда не перестает» (1 Кор 13:8).

Итак, есть основания надеяться, что ушедшие от нас, в частности удостоенные вечного блаженства наши братья по вере сохраняют любовь к пребывающим на земле людям и проявляют ее в ходатайственной за них молитве, в предстательстве за них перед Богом подобно тому, как они прежде проявляли свою любовь к ближним, подобно тому, как делаем это и мы, когда молимся здесь друг за друга. Можно предполагать, что если бы обсуждаемая здесь проблема стала предметом богословского рассмотрения, то идея о возможности молитвы жителей горнего мира за нас, жителей земной юдоли, вряд ли встретила бы серьезные возражения.

А возможно ли непосредственное духовное общение между жителями двух миров, и если возможно, то допустимо ли с евангельских позиций? Ответ на поставленный вопрос будет отнюдь не однозначный, ибо молитвенное обращение к кому–либо, кроме Бога, человеку с протестантской психологией представляется впадением в язычество, шагом к многобожию.

Мы уже упоминали, что реформаторы отрицают допустимость молитвенного почитания святых. Это в значительной мере вызвано извращениями такого почитания в условиях средневекового католицизма. Извращения эти таковы:

преувеличенное, гипертрофированное почитание отдельных святых. Оно наносило ущерб богопочитанию и, несомненно, содействовало внедрению в сознание христиан элементов языческой психологии;

обращение к некоторым святым с преимущественным ожиданием от них помощи при болезнях или тяжелых житейских обстоятельствах;

прямое обожествление святого.

Не только богословам и священнослужителям, но и мирянам нашей Церкви известны эти крайности почитания святых (они прямо или косвенно в них неизбежно участвуют).

Хотя, обращаясь к любому святому, Церковь вполне канонично и последовательно взывает: «святителю отче», или «святый мучениче», или «преподобный отче, моли Бога о нас», однако многие молящиеся, слыша или произнося эти обращения, ожидают помощи не от Бога по молитвам святого, а от самого святого, становящегося непосредственным объектом почитания и обращения. Происходит психологический процесс подмены Бога, единственного Источника всякой помощи, избавления и спасения, другим объектом обращения — тем, к кому обращение направлено, и благоговение перед кем (а часто и любовь к кому) заставляет забывать о его человеческой натуре и, следовательно, ограниченности возможностей. В некоторых случаях это приводит к полному игнорированию Источника всякого блага, к забвению Бога.

Так, всем известно высокое почитание святителя Николая, архиепископа Мир–Ликийского, основывающееся как на фактах его жития, свидетельствующего о его глубокой деятельной любви к ближним, так и на широкой убежденности и трогательной вере в его личное духовное могущество, в его широкие возможности оказать помощь тем, кто к нему за ней обращается.

Автор хорошо знал ленинградского инженера, который в кругу сослуживцев называл себя безбожником, открыто исповедовал атеизм. Однако над его постелью всегда висела икона святителя Николая, имя которого этот инженер носил. На недоуменный вопрос, как это согласуется с его атеизмом, Николай Васильевич с убежденностью отвечал: «Ну что вы! Святитель Николай — мой непременный помощник во всех случаях жизни: я без него и шагу не сделаю». Это наглядный случай вытеснения почитания Бога гипертрофированным почитанием святого.

Приведенный пример отнюдь не единичен. Множество православных (равно как и католиков, хотя теперь, после II Ватиканского Собора их число уменьшилось), молясь святому, забывают о Боге и, не отрицая, в отличие от вышеупомянутого инженера, бытия Божьего, как бы выносят Его за скобки своего умозрения, своих молитвенных переживаний.

Другой случай, тоже из личного опыта.

В 50–х гг. в Преображенском соборе Ленинграда служил пожилой, почтенный протоиерей о.Иоанн Чукой. Помню его возмущение, когда женщина, для которой он собирался служить «заказной» молебен, заявила, что «служить Спасителю не надо, а только Казанской Божьей Матери[29]и Николаю Чудотворцу». У уважаемого, просвещенного пастыря такое высказывание вызвало негодование, но можно себе представить, как часто (практически всегда) подобные проявления языческой психологии не встречают не только укора, но даже возражения или хотя бы пастырского замечания!

Совершенно иной характер у второго из отмеченных выше извращений. Мы уже говорили, что почитание святых догматическими установлениями Церкви не предписывалось и тем более не регламентировалось. Конечно, Церковь никогда не закрепляла за своими святыми каких–либо областей их духовного или материального воздействия, молитвенного или, как в народном понимании, самостоятельного и непосредственного. Локализация и специализация почитания и предполагаемой сферы деятельности целиком является порождением народного благочестия, принимая нередко совершенно уродливые формы. Так, Антипа, священномученик I в. почитается как целитель зубной боли, и его иконы нередко украшаются своего рода амулетами — вырванными и искусственными зубами. Известны пользующиеся доверием у суеверных женщин рекомендации обращаться для преодоления «блудного наваждения» к св. Моисею Мурину, при опасностях водного путешествия — к святителю Николаю, при падеже скота или болезнях — к свв. мученикам Флору и Лавру, а при разных человеческих болезнях — к св. великомученику и целителю Пантелеймону и т.д.

Хотя такая «специализация», свойственная почитанию святых в течение прошлых веков, в наше время с амвонов преподается редко, однако в народном сознании она пустила столь глубокие корни, что даже от молодых людей, только–только переступивших церковный порог, приходится слышать вопросы, какому святителю надо поставить свечку в связи с той или иной житейской ситуацией[30]

Говоря о третьем, наиболее яр<

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: