 |
Основные сочинения и религиозная подоплека
|
|
|
|
Чаще всего в качестве рекомендуемых воину для чтения книг упоминаются конфуцианские каноны и, особенно, Четверокнижие: Беседы и рассуждения Конфуция, Великое Учение, Срединное и неизменное и Мэн-цзы. Такэ-да Нобусигэ в Девяносто девяти статьях, включающих в себя многочисленные примеры из приличествующих для чтения образованному воину сочинений, называет Беседы и рассуждения одним из самых необходимых для изучения текстов.
Конфуцианство, будучи философией человеколюбия, говорит в большей мере об образовании, рациональности, честности и искренности в поступках и взаимоотношениях людей в обществе, чем о духах или жизни после смерти. В конфуцианстве «человек расширяет Путь, а не Путь — человека». Хорошее управление основывается на добродетели и личном примере, а не на военной силе. Совершенным человеком же считается добродетельный, а не ищущий выгоды. Что касается человеческих взаимоотношений, то Конфуций говорил о сыновней почтительности дома и преданности в обществе.
Беседы и рассуждения состоят из множества коротких афоризмов, позволяющих, тем не менее, проникнуть в суть конфуцианства. Не может быть сомнений в том, что воины, читавшие текст, находили в древних словах подтверждение своим мыслям. Вот некоторые фрагменты, которые могли казаться весьма привлекательными:
Благородный муж следует трем Путям: в гуманности он не знает опасений, в мудрости он не знает сомнений, в мужестве он не знает страха.
Конфуцианство проповедует также скромность и простоту:
Учитель сказал: «Простая пища, чтобы есть; вода, чтобы пить, и согнутая рука вместо подушки — во всем этом определенно можно найти радость».
Подобная.простота вполне соответствует условиям военного похода. Говорится о необходимости строго придерживаться ритуалов и церемоний, а вежливость ценится настолько высоко, что в Хагакурэ мы читаем, что воина уважают «в первую очередь за правильные манеры».
|
|
|
В Беседах и рассуждениях говорится и о необходимости изучения поэзии:
Если ты не будешь читать Книгу стихов, тебе будет не о чем говорить.
Вот намек на подлинную гармонию бун и бу\ Следует помнить, что сам Конфуций принадлежал к древнему воинскому клану. Сыма Цянь, автор Исторических записок, вкладывает в его уста такие слова:
Я слышал, что когда человек посвящает себя Учению, он не забывает и о военных приготовлениях; а когда он занят военными делами, он не забывает об Учении.
Благородный человек должен, подобно воину, быть уверенным в своих силах и стремиться к совершенству:
Благородный муж ищет вещи в себе; низкийчеловек ищет вещи в других.
Благородный муж не имеет страха и тревог. Когда он всматривается в себя и не находит ничего досадного, какие у него могут быть тревоги, какой может быть страх?
Но совершенство должно сочетаться со скромностью:
Мэн Чжи-фань никогда не хвастался. Отступая, он всегда находился в последних рядах. Перед воротами же вражеского города он погонял коня и говорил: «Дело не в том, что я решил остаться позади, просто конь не хочет идти вперед».
Перед воинами, в чьи обязанности стайо входить и управление после того, как дворцовые ритуалы и церемонии превратились в пустую формальность, стояли реальные проблемы. Они должны были по долгу службы смотреть в лицо смерти; после же 1221 г. в их руки перешла и власть над большей частью страны. С конца XII в. люди, принадлежавшие к сословию буси стали понимать, что для выживания их самих и продолжения существования их кланов необходимо в равной степени владеть как боевыми, так и мирными искусствами. Эпоха Сражающихся Царств еще более укрепила их в этой мысли. Путь к выживанию они нашли в конфуцианском идеале самосовершенствования, выраженном в Великом Учении. Здесь же устанавливается связь между мировоззрением индивида и управлением страной:
|
|
|
Только имея цель можно обрести опору. Только имея опору можно обрести мир. Только получив мир можно чувствовать себя в безопасности. Только в безопасности можно действовать осторожно. Только действуя осторожно можно получить желаемое.
Прежде чем управлять другими, следует научиться управлять собой:
Тот, кто желает управлять Поднебесной, прежде должен сперва установить порядок в своей семье. Чтобы установить порядок в своей семье, следует сперва заняться самосовершенствованием.
Главная идея Великого Учения в следующем: добродетель работает в вертикальной модели. Для воина это означает движение от правителя вниз по социальной лестнице. Так же обстоит дело и с кланом:
Если в семье присутствует гуманность, во всей Поднебесной тоже будет гуманность. Если в семье присутствует вежливость, во всей Поднебесной будет царить вежливость. Но если человек жаден и порочен, вся Поднебесная будет ввергнута в смуту.
Для достижения высокой степени самоконтроля и совершенства необходима искренность. Это качество имеет оттенок трансцендентности и мистичности и, несомненно, более присуще воину, проводящему жизнь в сражениях, чем заботящемуся лишь о рангах и собственной выгоде сановнику, плетущему дворцовые интриги. Воин не может позволить себе двусмысленности, а потому принцип искренности дает ему возможность решить встающие перед ним вопросы. Воина учили быть искренним с самим собой и с другими. Так утверждалась честность внутренняя и внешняя, честность по отношению к врагам и к союзникам. В Срединном и неизменном мы читаем:
Искренность — это Путь Неба; делать искренним свои мысли — это Путь человека. Искренность без усилия выбирает правильное и обретает (понимание) без раздумий.
Конфуцианство предлагает твердую и глубокуюсистему, опираясь на которую воин может справиться со своими задачами. Буддизм же, проникший в Японию примерно в одно время с конфуцианством (VI-VII вв.), поначалу был интересен только знати, часть которой восхищалась не столько его философией, сколько пышностью церемоний. Однако, в XII-XIII вв. наставники Эйсай и Догэн привезли в Японию дзэн, распространявшийся в Китае еще с начала правления династии Тан (618-906). Дзэн был чужд всякой цере-мониальности и академизма и основывался на личной воле и самодисциплине посвященного. Это был буддизм действия и интуиции, а не интеллектуализации, движения вперед, а не обращения к прошлому. Такое отношение к жизни не могло не привлечь воина.
|
|
|
В качестве необходимого условия духовного освобождения дзэн утверждал ценность не только уверенности в своих силах, аскетизма и целеустремленности (что делало и конфуцианство), но и самоотречения, или выхода за пределы жизни и смерти. Долг воина — сражаться и умирать, и дзэн через собственную трансцендентную установку давал воину духовную тренировку, необходимую для неукоснительного исполнения своего предназначения.
Сам дзэн заключал в себе и некий парадокс: он проповедовал опору на собственную интуицию («не полагаться на сутры»), но при этом говорил и о почтении к Учению и соответствующем Учению действии. И здесь воин находил принцип строгой и суровой дисциплины гармонично сочетающийся с ученым знанием.
Конечно, отнюдь не все самураи были дзэн-буд-Дистами, но именно дзэн, в конечном счете, оказал огромное влияние на воинское сословие.
Наконец, следует сказать и о китайских военных Канонах, ведь выраженные в них идеи и концепции имели самое непосредственное отношение к ремеслу воина. Некоторые каноны датируются еще VI-V веками до нашей эры. Они завоевали восхищение и уважение не только полководцев, но и ученых и поэтов. Все великие японские военачальники читали эти каноны и постигали мудрость китайской военной стратегии. Их упоминают Имагава Рёсюн и Като Киёмаса, их обычно цитирует Такэда Нобусигэ. Китайские военные трактаты дают не только чисто тактические советы. Они также утверждают принципы и нормативы, призванные сформировать дух воина:
Поэтому военное правило гласит: следует полагаться не на то, что враг не пришел, а на то, что ты ждешь его; следует полагаться не на то, что враг не атакует, а на то, что ты неуязвим.
|
|
|
Сунъ-цзы
Даже когда в Поднебесной мир, благородный муж держит меч рядом с собой.
У-цзы
Заключение
Японские самураи по-разному реагировали на все эти разнообразные внешние влияния в зависимости от времени, обстоятельств и личных качеств. Однако, два принципа их отношения оставались практически всегда неизменными: если последовать совету, обретешь выгоду, и тогда в провинции и клане воцарится порядок и спокойствие. Как свидетельствовала практика, последнее зависело от первого. Поэтому, если воина побуждали изучать поэзию, литературу или даже религию, то делалось это не столько из академических, сколько из прагматических соображений. Чем большим кругозором будет обладать человек, чем более он будет целен по натуре, тем легче он справится с возникающими трудностями. «Учение, — говорил Такэда Сингэн, — это не только чтение книг, но и постижение того, что мы можем использовать в своей жизни».
Как мы видели, равновесие двух начал — учености и боевого духа — считалось идеалом, утвержденным конфуцианством и подкрепленным буддийскими наставниками. Перед воином все время стоял пример императорского двора — как образец блистательного мира культуры и свидетельство того, к чему приводит полный отказ от меча в пользу кисти. Об этой дихотомии Курода Нагамаса писал:
Ученость и боевое искусство подобны двум колесам.повозки: если одно из них отсутствует, повозка опрокинется.
О том, насколько самим самураям удавалось поддерживать равновесие двух начал, и можно сделать вывод, если сравнить наставления с тем, как жили их авторы.
Читать сочинения воинов можно по-разному. Можно относиться к ним как к документальным свидетельствам отношения воина к жизни в определенное время и в определенном месте, или же воспринимать их с чисто литературной точки зрения, или же рассматривать их как материалы, дающие яркую и непосредственную информацию о некоторых выдающихся деятелях японской истории.
Тем не менее, одна идея, пронизывающая все эти сочинения, имеет прямое отношение к нам самим и нашим ценностям: Путь Воина — это путь совершенного человека и путь к полному раскрытию себя. В полной условностей западной культуре ученый и поэт слишком часто изображается поборником мира, а воин — грубым и бесчувственным существом. Их позиции взаимоисключающи. Великие представители японского воинского сословия пытались соединить два берега. Даже если им и не удалось достичь этого идеала, сами они исповедовали и сохраняли его в своей жизни в том мире, который отличался от нашего более широким и глубоким взглядом на вещи.
«Тот, кто таким образом утверждает свое сердце и помогает Поднебесной и людям, обретет преданность всех, кто слышит и видит его»
|
|
|
