Взгляды Н. О. Лосского на природу времени

О том, что функции правого и левого полушария мозга асимметричны, стало известно ещё в середине XIX века. Французские ученые Дакс и Брок отмечали, что нарушение речи наступает только при поражении левого полушария. Однако о специфических функциях правого полушария долго ничего не сообщалось. Лишь в 1981 году за открытие функциональной специализации полушарий мозга была присуждена Нобелевская премия профессору психологии Калифорнийского технического института США Роджеру Сперри.

    В этой связи рассмотрим также ряд принципиальных положений, изложенных в книгах и статьях Н. Н. Брагиной и Т. А. Доброхотовой, посвященных этому вопросу [27].

Указанные авторы дают подробное описание психической деятельности с точки зрения её пространственно-временной организации. Феномен функциональной асимметрии мозга не единственное проявление асимметрии в строении человека. Другие парные органы человека – руки, ноги, глаза, уши, и т. д. – также характеризуются функциональной асимметрией.

Было доказано, что в процессе познания правое и левое полушария выполняют разные функции. Психическая деятельность человека осуществляется в результате одновременной синтетической работы обоих полушарий. Все эти суждения относятся к характеристике деятельности подавляющего большинства людей – правшей; у левшей имеется своя специфика.

У правшей чувственный образ строится на основе деятельности правого полушария. Что касается гносеологического образа (имеются в виду логические, абстрактные представления), то за его формирование ответственно левое полушарие. Этот образ всегда незавершен, т. к. связан с устремленностью в будущее.

Благодаря наличию функциональной асимметрии человек обладает способностью осуществлять сложную деятельность. Проиллюстрируем это положение на примере. Перед человеком (правшой) положили листок бумаги, на котором нарисован небольшой кружок, и предложили поочередно указательными пальцами правой и левой руки дотронуться до этого кружка. Испытуемый с одинаковой легкостью выполняет это задание и правой и левой рукой. Усложним задачу. Предложим испытуемому вырезать ножницами нарисованный кружок. Он будет по-разному использовать возможности правой и левой руки. Правая рука – ведущая, за ней сохраняются более сложные действия. Левая рука выполняет функцию “помощницы” правой руки.

Было установлено также, что асимметрия функций полушарий мозга нарастает в онтогенезе. Кульминация функциональной асимметрии имеет место в зрелом возрасте, т. е. в самом продуктивном периоде жизни человека. Что касается пожилого возраста, то в этот период асимметрия в деятельности мозга ослабевает.

Для более тщательного рассмотрения феномена функциональной асимметрии, целесообразно использовать методологический прием, предложенный Ф. Т. Михайловым [102], так называемое “отключение” или “усечение”, или “неприсутствие”. “Отключить” функциональную асимметрию мозга полностью невозможно. Но можно сравнить ситуации, при которых функциональная асимметрия выражена слабо, с теми ситуациями, при которых она выражена сильно. При таком сравнении контрастных ситуаций особенно отчетливо вырисовывается роль функциональной асимметрии в познавательной деятельности и её специфика.

Приведем несколько примеров. Больные, у которых от рождения функциональная асимметрия мозга обозначена слабо, способны только к примитивной механической деятельности. Они не могут выполнять сложную творческую работу.

Это свидетельствует о том, что асимметрия обеспечивает возможность творческой деятельности. Следовательно, эффект отсутствия тоже несет информацию, и, как не странно, информацию именно о том, что отсутствует. Очевидно, здесь существует принципиальная возможность проникнуть в суть тех отношений, которые существуют между частью и целым.

Приведем теперь примеры из области так называемой рецептивной эстетики. В рецептивной эстетике объектом исследования является восприятие художественного произведения. Специалистами было замечено, что восприятие театральных спектаклей детьми и взрослыми происходит по-разному. Дети, как правило, проявляют повышенную активность, сопереживают особым образом всему, что происходит на сцене. Они во многом воспринимают поступки героев таким образом, как будто действия происходят в реальной жизни.

Как было указано выше, правое полушарие ответственно за чувственное отражение, а левое связано с мыслительной деятельностью. У детей эта разделенность выражена недостаточно четко, поэтому происходит как бы недопонимание условностей. Например, если по ходу сценического действия герою подсыпают яд в кружку с вином, а он собирается его выпить, то дети криками могут предупредить о том, что вино отравлено и пить его не следует.

Рассмотрим восприятие театральных действий в старости. Казалось бы, что в позднем возрасте, когда ослабевает асимметрия в деятельности мозга, восприятие спектаклей должно происходить примерно так же, как и у детей. Но это не совсем так. Прожитая жизнь, накопленный опыт накладывают отпечаток на восприятие театральных представлений. В этом плане довольно показательным является следующий эпизод. На сцене в одном из московских драматических театров разыгрывался спектакль с таким сюжетом. Один из героев, начальник отдела, женатый человек, влюбился в свою секретаршу, которая имеет мужа. В то время, когда между этими двумя действующими лицами происходит любовный диалог, из зала на сцену уверенной походкой выходит пожилая женщина. Одета она старомодно, прической и всем своим обликом напоминает учительницу прежних лет. Она с удивительно настойчивыми интонациями начинает произносить речь примерно следующего содержания: “Вот вы сидите и смотрите в зале и спокойно наблюдаете за тем, как у вас на глазах разрушаются две семьи. Вы ведь знаете, что у секретарши есть муж, и знаете, что у того, кто ей объясняется в любви, есть жена. Почему же вы их по-товарищески не остановите от аморальных поступков? Вы с интересом наблюдаете за происходящим и даже радуетесь, смеетесь, хлопаете…”.

О чем свидетельствует происшедший эпизод? С одной стороны, зрительница стремилась совершить гражданский поступок, решила вести борьбу за сохранение моральных устоев, она как бы хотела передать тем, кто сидел в зале, свой жизненный опыт, основанный на её многолетней работе. Подобного рода реакция, естественно, не может наблюдаться у детей, имеющих небольшой жизненный опыт. Но, если отвлечься от “гражданской миссии” пожилой зрительницы, станет очевидным недопонимание условностей, характерное для детей.

Именно такая трудность в различении при просмотре спектаклей в театре характерна и для детей. И это связано с ослаблением функциональной асимметрии мозга.

Однако мы погрешили бы против истины, если бы стали утверждать, что только у детей и у стариков бывают трудности в различении самого представления и смысла представления. Бывают исключения. В одном американском театре ставили спектакль по пьесе Шекспира “Отелло”. Когда по ходу театрального действия Отелло стал “душить” Дездемону, зритель, сидевший в первом ряду, вдруг выскочил на сцену и пистолетом застрелил артиста, игравшего Отелло, а потом, когда пришел в себя и понял, что убил артиста, тут же застрелился сам. Их похоронили в одной могиле и сделали надпись о том, что в этой могиле похоронен один из самых талантливых артистов и один из самых впечатлительных зрителей.

С точки зрения тех данных, которыми располагает современная наука относительно некоторых механизмов психической деятельности, можно сделать вывод, что у впечатлительного зрителя явно отключился или, точнее, был ослаблен на какой-то короткий период механизм функциональной асимметрии, с помощью которого происходит различение “представления” и “смысла представления”. Для нормальных взрослых людей явления, подобные тем, которые произошли в американском театре, не характерны.

Интересно отметить, что утром функциональная асимметрия, как правило, сильнее, чем днем или вечером. Это обстоятельство свидетельствует о подвижности, динамичности самой функциональной асимметрии.

Выше было показано, что дети в театре при просмотре спектаклей ведут себя по-другому, чем взрослые. Не скрывается ли за этим обстоятельством определенный глубинный смысл? Для того, чтобы получить ответ на этот вопрос, нам кажется целесообразным сопоставить между собой две ситуации. Выберем ситуацию, в которой дети и взрослые ведут себя сходным образом, и ситуацию, в которой они ведут себя по-разному. (Об одной из таких ситуаций уже шла речь при анализе реакции детей и взрослых на театральные действия).

К числу ситуации первого типа относится, например, следующая. Дети и взрослые пришли на прогулку и расположились на берегу реки. Дети в отличие от взрослых могут играть, кувыркаться, но восприятие детьми и взрослыми кружающей действительности будет примерно одинаковым. На берегу реки, на лоне природы нет того, что присутствует в театральных спектаклях: условность, замысел режиссера, символы. Культура символична, и именно её восприятие резко отличается у детей и взрослых. В качестве примера приведем такой случай. У великого А. Эйнштейна, когда он жил в США, по соседству проживала семья, в которой были маленькие мальчики. А. Эйнштейну хотелось подружиться с этими детьми. (Конечно, он мог бы “погрузиться” в их мир, изобразив себя заинтересованным в их играх, но иногда дети чувствуют неестественность такого погружения взрослых в их мир. ) Эйнштейн поступил следующим образом: он предложил совместное “поедание” компотов. И дети, и Эйнштейн любили эту пищу, всё было естественно. Не было символики, и они прекрасно понимали друг друга.

Подведем некоторый итог. Все вышеприведенные примеры подтверждают тот факт, что функциональная асимметрия мозга обеспечивает как возможность сложной деятельности, включая творчество в сфере культуры, так и само восприятие произведений культуры, в частности восприятие театральных действий.

Многие мыслители пытались выделить наиболее существенную черту человека. Э. Кассирер, например, считал, что “человек – символическое животное”. Ф. Ницше писал, что “человек – животное, способное обещать”. Эти суждения “охватывают” разные грани человеческой личности, демонстрируют различные подходы. Если же учесть, что у человека имеется функциональная асимметрия мозга, то анализ этих определений может привести к следующим выводам. Только функциональная асимметрия обеспечивает процесс создания культуры и её понимания. Можно уточнить: функциональная асимметрия мозга человека – одно из необходимых, обязательных условий в процессе создания культуры. Но не следует утверждать, что это единственное и достаточное условие.

Когда Ф. Ницше пишет, что “человек – животное, способное обещать”, то опять-таки только у человека имеется достаточно развитая асимметрия, функциональная асимметрия мозга. Именно поэтому человек может строить модели будущего, иметь намерения и давать обещания.

Несколько слов о том, обладают ли животные свойством функциональной асимметрии мозга. В некоторых специальных исследованиях отмечалось, что у обезьян возможности правой и левой верхних конечностей не различаются. Обезьянам давали предметы, и они бросали их с одинаковой вероятностью то правой, то левой рукой. Однако в последнее время появились исследования, в которых фиксируется факт наличия слабо выраженной функциональной асимметрии мозга у высокоорганизованных обезьян. Пока что феномен функциональной асимметрии мозга человека исследуется в связи с проблемами философской антропологии крайне мало. Психологи тоже далеко не всегда соотносят свои исследования с проблематикой функциональной асимметрии.

Что касается специалистов в области искусственного интеллекта, то в их среде возникла дискуссия. Некоторые авторы утверждают, что для работы по созданию искусственного интеллекта вполне достаточно знания только “левополушарных” искусственных систем [121, с. 208]. Аргументы при этом сводятся к тому, что нужно создавать не “интеллектуальную систему вообще”, а систему, предназначенную для решения определенной задачи. При этом существенно подчеркнуть, что сами задачи, а также процедуры и методики, с помощью которых эти задачи решаются, должны быть словесно объяснимы; только такие задачи на современном уровне и могут быть поставлены.

Напомним, что именно левое полушарие (имеются в виду “правши”, т. е. люди, у которых левое полушарие управляет правой стороной тела) при грубой аналогии может быть уподоблено семиотической системе. Оно может быть сравнимо с большой и мощной ЭВМ, имеющей дело со знаками и способами их обработки.

Именно в этом полушарии находится центр речи. Доказано, что речь, обращенная к другому, как и внутреннее проговаривание при размышлении, – это основной и, может быть, единственный способ реализации мыслительных процедур, за которые ответственна деятельность левого полушария. Иногда это полушарие называют вербальным. Процедуры, обусловленные функционированием левого полушария, словесно описываются и, следовательно, алгоритмизуемы. К числу таких рационально-логических процедур относятся: целенаправленный поиск в лабиринте, документация целей, планирование, логический вывод. Все перечисленные, как и многие другие аналогичные процедуры, могут быть осуществлены за счет деятельности левого полушария.

Правое полушарие связано с формированием чувственного образа. Усиленная активность правого полушария наблюдается в состоянии сна. У большинства людей во сне левое полушарие отдыхает после напряженной работы. За счет повышенной активности правого полушария спящий человек может видеть яркие бессловесные сны, испытывать эмоциональные ощущения, которые не могут быть полностью выражены словами. Эту “невыразимость” некоторые авторы сравнивают с “невыразимостью” тех переживаний, которые испытывает человек при восприятии музыки. Известно, что восприятие музыки тесно связано с деятельностью правого полушария.

Существует эффект, который специалисты называют “deja vu” (“уже виденное”) – человек испытывает ощущение “я уже это где-то видел”, “что это уже со мной было”. Высказываются предположения, что в таком состоянии резонируют какие-то “мыслеобразы”, за возникновение которых ответственна деятельность правого полушария.

В работах по созданию искусственного интеллекта отмечается, что одной из наиболее важных задач, является задача выявления метапроцедур правого полушария, соотнесения действий правого полушария с метапроцедурами левого полушария. Авторы отмечают, что только при совместной работе обоих полушарий возникает феномен человеческого мышления и человеческого поведения. Указанные суждения, возможно, потребуют некоторого уточнения в связи с тем, что буквально в последние годы доказано существование феномена функциональной асимметрии полушарий мозга у высокоорганизованных обезьян. Но дело не только в этом.

Можно предложить дополнительные методики для исследования того “вклада”, который по отдельности вносят правое и левое полушария в мыслительные и, соответственно, поведенческие акты, за счет наблюдения поведения детей в различном возрасте. В поведении детей отмечаются два момента: а) опора на правое полушарие, усиление роли левого полушария с возрастом. б) усиление функциональной асимметрии с возрастом. О том, что у пожилых людей асимметрия выражена меньше, речь уже шла.

В этой связи можно высказать некое общее суждение. Сам факт создания Международного общества по исследованию сущности времени, ещё не гарантирует подлинную консолидацию усилий ученых. Из изложенного ясно, что должны быть органически связаны между собой цели и задачи, которые перед собой ставят специалисты в области создания искусственного интеллекта – с одной стороны, и специалисты, изучающие специфику детского мышления и поведения, а также специалисты в области рецептивной эстетики – с другой. Нам могут задать вопрос: а какое отношение имеют эти исследования к самому феномену времени? Дело в том, что функциональная асимметрия полушарий мозга обеспечивает и соответствующую “несимметричную” ориентировку в модусах времени. Правое полушарие, ответственное за образное мышление, за наши воспоминания, ответственно также и за отражение прошлого. Левое полушарие ответственно за построение моделей будущего и за нашу творческую деятельность. Так что вопросы изучения человеческого интеллекта, вопросы создания искусственного интеллекта и вопросы дальнейшего изучения свойств времени органически связаны. Чем полнее будет привлекаться материал из таких различных областей знаний, как, например, детская психология и рецептивная эстетика, тем больше будет основания для широких обобщений, что, в свою очередь, должно стать базой для дальнейших, надеемся продуктивных, исследований. В этой связи мы не можем не сослаться на работы А. И. Мещерякова [101], свидетельствуетющие об исключительной роли фактора времени в процессе формирования сознания у детей. Об этом, в частности, пишет Ф. Т. Михайлов: “Эксперимент А. И. Мещерякова позволил убедиться на практике в том, что человек только тогда приобретает способность мыслить и относиться к миру со знанием, когда реальное историческое время культуры становится его личной биографией” [102, с. 279].

Глава 8.

Взгляды Н. О. Лосского на природу времени

Николай Онуфриевич Лосский (1870 – 1965) окончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, учился в высших учебных заведениях Швейцарии и Алжира, с 1907 по 1921 год работал профессором Петербургского университета. В 1922 году, как и Н. А. Бердяев, он был выслан из России за границу и на долгие годы обосновался в Праге. Однозначно охарактеризовать сущность мировоззренческой позиции этого мыслителя – задача довольно сложная. Свою философию Н. О. Лосский характеризовал как направление своеобразное, заключающее в себе органический синтез традиционного эмпиризма с рационализмом.

Наряду с В. В. Зеньковским (1881 – 1962) Н. О. Лосский впервые предпринял попытку целостного и критического исследования собственно философской проблематики в истории русской мысли. Его называли патриархом русской философии, а также мыслителем, который передал духовную эстафету от русской эмиграции к новому поколению русских людей. Во многих произведениях Н. О. Лосского значительное внимание уделено анализу феномена времени. С наибольшей полнотой суждения о времени представлены в работе “Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция” [92].

Для того чтобы более последовательно изложить концепцию времени Н. О. Лосского, необходимо вначале несколько слов сказать о его исходных мировоззренческих позициях. Он считал, что основное внимание философии должно быть привлечено к анализу т. н. “субстанциальных деятелей”. Всякий субстанциальный деятель способен производить не только психические, но и материальные процессы; а, следовательно, он не душа, производящая только душевные процессы, и не материя, производящая только материальные процессы, а существо метапсихофизическое, т. е. стоящее выше различия между душевным и материальным процессами [там же, с. 120]. Это понимание ограниченности и относительности деления всего существующего на две сферы: сферу Бытия и сферу Мысли – важно иметь в виду при рассмотрении его воззрений на сущность времени.

        Ход своих рассуждений философ начинает с вопроса: “Что существует в мире? ” Естественный ответ – в мире существуют люди и предметы, причем предметы подвержены изменениям. Далее Н. О. Лосский дает определение понятию “событие”. Событием он называет всякое состояние вещей, возникающее во времени и после большего или меньшего промежутка времени исчезающее, отходящее в область прошлого. Обратим внимание на то, что понятие событие соотносится с изменением состояния вещей, а понятие “ состояние ” привлекает к себе особое внимание современных исследователей. Для сравнения отметим, что в Древней Греции предполагалось, что для познания природы вещей необходимо и достаточно знать только их происхождение, т. е. явно переоценивался генетический метод. Здесь же метод исследования включает уже и такие понятия как событие и состояние.

Ход своих рассуждений Н. О. Лосский строит следующим образом. Процесс характеризуется им как последовательная совокупность событий. При этом он отличал события и процессы, происходящие в материальном мире, от событий и процессов, происходящих в мире духовном. Определяя понятие событие, Н. О. Лосский пишет: “Интенциональный акт есть событие, т. е. нечто оформленное временем: предмет может быть событием, т. е. бытием временным (например, наблюдаемое мною тикание метронома), но он может быть также и вневременным, идеальным бытием (например, мыслимая мною математическая идея)” [там же, с. 144 – 145]. В отличие от материальных вещей психические интенсиональные акты имеют “только временное оформление” и не обладают “никакою пространственною формою” [там же, с. 146]. Идеи “рождаются во времени” потому, что “они возникают вследствие творческого акта субстанциального деятеля. А творческий акт …есть событие, протекающее во времени, но творимая им идея как возможность …есть нечто невременное” [там же, с. 240]. Это означает, что духовные и душевные события, например, чувства и желания, имеют форму времени, но не имеют пространственной формы, а материальные события помимо формы времени имеют ещё и пространственную форму.

Выделяет Н. О. Лосский также то, что, на его взгляд, событием не является. Например, “порядок …не есть событие, текущее во времени, …есть идеальный аспект действования” [там же, с. 237]. Не являются событиями и математические предметы. Например, “пять, семь, двенадцать и равенство “5+7=12” не есть событие”, их он называет “формальной стороной событий”. Они, по его мнению, созерцаются и понимаются субъектом “как нечто не текущее во времени, не временное, т. е. идеальное” [там же, с. 199]. Эти математические объекты, а также пространственные, временные и иные отношения Н. О. Лосский называет отвлеченно-идеальными формами и отличает их не только от “реальных вещей”, которые существуют в пространстве и времени, но также и от психических актов, которые существуют только во времени.

Суждения Н. О. Лосского о времени представляют для нас несомненный интерес. Историко-философский материал обладает той особенностью, что не теряет своей актуальности в связи с тем, что естествознание приносит все новые и новые, подчас совершенно неожиданные, данные, требующие периодического переосмысления многих философских положений, нередко устоявшихся и принципиальных.

Как полагает Н. О. Лосский, время есть не что иное, как форма событий. Происходящие во времени события находятся друг к другу в отношениях либо “прежде” или “после”, либо в отношениях одновременности, сосуществования, смежности или “удаленности” друг от друга. Утверждая, что время делимо до бесконечности и в этом смысле ряд моментов во времени есть ряд непрерывный, Н. О. Лосский предостерегает исследователей от возможных ошибочных суждений. Суть этих “ошибочных суждений” заключается, по его мнению, в том, что если предположить, будто моменты не имеют никакой длительности, то нельзя сделать вывод о том, что время состоит из бесконечного множества моментов. В самом деле, суммируя бесконечное множество нулей нельзя получить из них единицу.

Здесь Н. О. Лосский, на наш взгляд, явно исходит из традиционного понимания бесконечности. Между тем, сравнительно недавно было показано наличие целого ряда весьма специфических, качественно отличных друг от друга видов бесконечности. Наряду с актуальной и потенциальной бесконечностью математиками были открыты такие её виды, как метрическая бесконечность, бесконечность типа “плотности континуума”, аффинная бесконечность и т. д.

Рассмотрим отношения между метрической бесконечностью и бесконечностью плотности континуума. Оказывается, объект может считаться конечным, только если рассматривать его с точки зрения вполне определенных свойств и учитывать представления об определенном виде бесконечности. Но если рассматривать другие свойства этого же объекта, то может понадобиться привлечение представлений о других видах бесконечности и, с этой точки зрения, объект может оказаться бесконечным.

     Очевидно, следует исходить из положения о том, что объекты могут рассматриваться с различных точек зрения. Причем, в одном плане они могут быть сравнимы, а в другом – нет. Например, можно ли сравнивать такие разные вещи, как сапоги и мука? Казалось бы, ответ должен быть заведомо отрицательным. Однако и сапоги, и мука имеют общее свойство – стоимость, поэтому можно подобрать такое количество муки, что её стоимость будет равна стоимости одной пары сапог.

Рассмотрим теперь отношения между различными видами бесконечности. Представим себе отрезок, длина которого – 1 см. Поставим вопрос: конечен или бесконечен этот отрезок? Вопрос можно поставить более корректно: если у этого отрезка имеются различные свойства, то возможна ли ситуация, при которой для характеристики этих конкретных свойств необходимо привлечь представления о различных видах бесконечности? Напомним, что выбранный нами объект – отрезок – обладает определенными метрическими свойствами, его длина равняется 1 см. С точки зрения своих метрических свойств этот объект является конечным. Понятие бесконечности в данном отношении неприменимо.

Представим себе далее, что у нас имеются два отрезка. Один больший – 2 см, а другой меньший – 1 см. Можно ли на одном и на другом отрезке поместить одинаковое количество точек? Ответ, казалось бы, должен быть таким: на том отрезке, который длиннее, можно поместить большее количество точек, чем на том, который короче. Но этот ответ будет правильным только при условии, если точки являются протяженными объектами, другими словами, имеют метрику. Если же речь идет о непротяженных точках, т. е. о точках, не имеющих метрики, то их на любом отрезке, каким бы крошечным он ни был, можно поместить бесконечное множество. Отсюда вытекает следующее суждение: между отрезками любой длины, как бы они не отличались друг от друга по своим метрическим свойствам, т е. по длине, можно поместить бесконечно большое количество непротяженных точек и между точками на одном и на другом отрезках можно установить взаимно-однозначное соответствие. Следовательно, если перед нами два отрезка различной длины и мы зададим вопрос о том, имеются ли у этих отрезков такие свойства или качества, для характеристики которых их длина – т. е. метрическое свойство – не играет роли, то мы должны ответить: да, такое свойство имеется, т. к. на каждом из этих отрезков может быть размещено бесконечное количество безразмерных точек, каждый отрезок может вместить “плотность континуума”.

Рассмотрим содержание такого понятия, как “аффинная бесконечность”. Слово “аффинная” происходит от латинского слова affinis, что значит “родственный”, “соучастный”. Подробно об аффинной геометрии мы рассказывать не будем, отметим лишь, что аффинные преобразования предполагают сохранение подобия. Фигуры могут уменьшаться или увеличиваться в своих линейных размерах, но мы их узнаем, т. к. сохраняется подобие.

В качестве примера возьмем детскую игрушку – пирамиду с кольцами. Внизу лежит самое большое кольцо, над ним располагаются кольца всё меньшего и меньшего диаметра. Допустим, у нас имеются две пирамидки: у одной стержень, на который одеваются кольца, – длиннее, а у другой – короче. Спрашивается, на каком стержне поместится больше колец при условии, что толщина этих колец одинаковая? Ответ, казалось бы ясен: чем длиннее стержень, на который кольца одеваются, тем больше колец можно одеть на этот стержень, при условии, что толщина у всех колец одинаковая. Но не торопитесь принять этот ответ! Необходимо рассмотреть еще один вариант: предположим, что толщина каждого кольца не просто бесконечно мала, а совсем отсутствует, другими словами, она равна нулю. Что тогда? Тогда длина стержня, на который нанизываются кольца, вообще не играет роли. И на очень маленький стерженек, и на очень длинный стержень можно нанизать одинаковое, в данном случае, бесконечное количество колец.

Попытаемся оценить наследие Н. О. Лосского с точки зрения наличия в нём указаний на целесообразные стратегии постижения сути феномена времени. Обратим внимание, что свои рассуждения он начинает с рассмотрения категории “предмета” и взаимодействия человека с предметами.

Для современной методологии знаменательно, что ещё в 50-е годы XX века Людвиг фон Берталанфи (1901 – 1972) произнес крылатую фразу: “Всюду системы! ”. А ведь понятие или, лучше сказать, категория “вещи” в научном, предельно общем и глубоком смысле этого слова – это и есть система. Отдельно взятая вещь вообще не существует, а если она каким-то необычайным образом и могла бы существовать, то, находясь в абсолютно изолированном состоянии, она не смогла бы проявить никакого своего качества или свойства. Если рассматривать наследие Н. О. Лосского как “духовную эстафету”, то в этом плане приходится только сожалеть, что наработки, сделанные в сфере теории систем, до сих пор слабо используются во многих разделах науки, особенно в области изучения времени. Н. О. Лосский ещё в 1938 году утверждал системный характер процесса познания. Будучи интуитивистом, он считал, что познающий субъект не конструирует познаваемый предмет, а интуитивно его созерцает, “находя в нем системность, обусловленную …предшествующею знанию жизнедеятельностью” [там же, с. 201].

Время, согласно Н. О. Лосскому, как мы уже отмечали, является формой событий или процессов, причем не только физических, но и психических. Это означает, что пустого, бессодержательного, т. е. несвязанного с физическими или психическими явлениями, времени, с его точки зрения, не существует, и можно выделить два вида времени: физическое и психическое время. Причем, время – это “единая тождественная для всех мировая форма” [там же, с. 203].

Время обладает свойством длительности, оно течёт. Причем сказанное выше позволяет предположить, что оно течёт благодаря своему содержанию, точнее, то, что в нем течёт (или длится), и есть его содержание, т. е. течет именно содержание времени или, что для Н. О. Лосского то же самое, во времени текут процессы или события. Течение времени таково, что содержание всех предыдущих моментов времени “стало уже безвозвратно прошлым” [88, с. 291]. Последнее означает, что течение времени сопряжено у него с различением в нём прошлого, настоящего и будущего.

Еще одно важное свойство времени – внеположенность его частей в отношении друг к другу. Отсюда Н. О. Лосский делает вывод, что время раздроблено, причем до бесконечности. Раздроблено, следовательно, и содержание всякого процесса. И хотя время делимо до бесконечности, у него есть и неделимый аспект. “Неделимо только то, что называется “момент” времени”, – пишет Н. О. Лосский. Момент неделим потому, что “не имеет никакой длительности”, так как представляет собой границу между двумя частями времени. Однако между любыми двумя моментами можно поставить бесконечное количество других моментов. Таким образом, “ряд моментов во времени есть ряд непрерывный. С другой стороны, из суммы моментов нельзя получить длительности” [там же, с. 291], поскольку момент времени не имеет протяжения (не обладает длительностью). Откуда же тогда у времени берется свойство длительности? Оставим этот вопрос пока без ответа. Рассмотрим виды временных отношений.

Происходящие во времени события, с точки зрения Н. О. Лосского, находятся друг к другу в отношениях двух типов: “прежде” или “после”; а также “одновременности” (сосуществования). Э ти отношения Н. О. Лосский анализирует на примере падения камня. Процесс падения совершается во времени и ему, согласно Н. О. Лосскому, присущи различные “отношения времени”. В частности, отношение прежде – после. Это отношение “связывает обе стороны вместе сразу”: например, “бытие первой секунды существует каким-то образом для бытия пятой секунды и наоборот”. Н. О. Лосский указывает здесь на целостность, связность феномена времени, тогда как в других местах он, напротив, акцентирует внимание на его дробности. Но специфику таких характеристик, присущих отношению “прежде – после”, как “вместе” и “сразу”, по мысли Н. О. Лосского, “нельзя понимать как одновременность: тогда получилось бы прямое противоречие – одновременность последовательности”. Отсюда он заключает, что не остается ничего другого, как “думать, что отношения времени суть вневременные условия времени” [89, c. 363]. Подобным образом он рассуждает и о пространстве.

Однако “если сама временная последовательность вневременна” и вневременны отношения времени, то “что же тогда обладает свойствами временности”, – задает вопрос Н. О. Лосский. Ответ таков: “…временность принадлежит конкретным целым вещам и событиям, например, камню и падению его…”. Временные отношения “суть моменты конкретного целого, не временные” [там же, с. 363 – 364]. Вообще, “в мире есть много такого, что не имеет временной формы и потому не изменяется, не отпадает в прошлое” [88, с. 292].

Согласно Н. О. Лосскому, всё протекающее во времени нуждается в связующем начале для того, чтобы образовать “системное целое, в котором прошлое и будущее существуют в отношении друг к другу. Такое начало должно быть сверхвременным, иначе оно не могло бы определять вместе то, что относится к разным временам” [89, с. 364]. Так что любая “материальная система содержит в себе, кроме пространственной множественности, еще другую сторону – сверхпространственную, единую, связывающую в нечто цельное то, что в пространстве удалено друг от друга” [там же]. Речь идет о сверхвременном и сверхпространственном единстве предмета. Такое единство предметам может дать только субстанция. Любая же “…попытка вывести всё высшее целиком из низшего без содействия… высших начал, приняв за исходный пункт творческой эволюции пустое чистое пространство и время, есть нагромождение непонятностей уже потому, что пространство и время суть только пассивные формы, неспособные существовать без содержания и быть источником творчества” [92, с. 154].

Субстанция, согласно Н. О. Лосскому, есть “сверхвременное существо, творящее свои проявления во времени и являющееся носителем их”. Поскольку, “такое существо есть творческий источник своих проявлений”, Н. О. Лосский называет его “ субстанциальным деятелем ”. Таковым, по его мнению, является всякая личность. “Субстанция есть идеа

Воспользуйтесь поиском по сайту: