 |
История формирования жизненного стиля нашего пациента
|
|
|
|
А вот ситуация наших пациентов.
Их папа и мама этого необходимого конфликта не приняли!
Они, либо разошлись, либо, оставаясь вместе, в непримиримой распре «тянут» ребенка каждый на свою сторону, как бы не по своему произволу, но «по праву». Каждый утверждает, что прав он - «хороший», а другой не прав - «плохой».
В этом случае ребенку тоже приходится выбирать. Но не по своему вкусу, а по какому-то внешнему для него принципу. Выбирать не реальность мира и своих нужд в нем, а чью-то «правоту» - выбирать «правого».
Hо ребенок - существо жалостливое. Он в этом конфликте выбирает сторону того из родителей, кого пожалел (и кто пожалел его!). А жалеет ребенок того родителя, который жалок. А жалок тот родитель, который не умеет жить! И родитель, который не умеет жить, более авторитарно себя ведет, демонстрирует полное отсутствие сомнений (иногда подчиняет и запугивает ребенка). Он - всегда прав!
К тому же, жалкий родитель, отказавшись от любви, очень нуждается в поддержке. Он перетягивает ребенка на свою сторону без всякой осторожности (чаще «бьет на жалость»),
С одной стороны неустроенные мама или папа покупают ребенка обещанием, что, если он «хороший», то есть живет по их правилам, то тот, чью сторону малыш взял, отдаст ему все.
С другой стороны и ребенок, для того, чтобы заполучить родителя, отказывается от реальности.
Он разучивается жить в состоянии осознанной и осваиваемой тревоги встречи с неизвестностью. Отвыкает от той тревоги, в которой только и учишься жизни!
Если в первом случае - инициативного выбора своих стратегий - мы с детства благодарны миру, у нас нет обид, а есть простор, который мы готовы осваивать, и внутри этого простора жить, то во втором случае - инициатива подавлена.
|
|
|
Биологически наш пациент остался в мире. Практика жизни требует от него взаимодействия с живыми людьми. А на уровне осознанного мироощущения он будто бы всю жизнь завоевывает маму, а с нею и карт-бланш на все блага мира.
Стараясь стать или прикинуться таким, как хотела мама, он будто всем, как маме, сообщает, что он действительно такой - «правильный».
Первый живет в непознанном мире. Ему интересно этот мир постигать и осваивать.
Второй ведет себя так, будто есть готовый ПРОЕКТ!
Его, а не реальность он пытается изучить.
«Первоклассник, сходив первый раз в школу, говорит отцу: «Ты знаешь, папа, придется мне еще раз сходить. Я там не все понял!»
Будто вчерашний день, он ищет правило, по которому станет себя программировать.
Поскольку для него нет реальности, но есть идеал, постольку наш пациент обречен на непременное возмущение тем, что любой живой этому идеалу не соответствует.
В отличие от религиозного человека, который сознает себя несовершенным, грешным и живет по принципу «не суди, и судим не будешь!». Наши пациенты - будто бы чуть только не идеальны.
Они всегда «заслужили» лучшей участи. Для них мир несправедлив и плох. Плохи мужчины, плохи женщины, плохо все... и, в конце концов, плох для себя и он сам! В идеале вообще-то надо было бы аннигилироваться!
С момента, как наш пациент выбрал «правого» родителя он остановился в сознательном освоении и себя, и мира. Остановился в нравственно психологическом развитии.
Осваивая правила, он остался в детстве. В самом юном возрасте - в пяти-, в десяти-, в двенадцати-, в тринадцатилетнем[197]. Естественно, что и мир он видит, как дитя соответствующего возраста.
В искусственном конфликте со всем и вся. В конфликте с собой. В вечной борьбе с собственной тревогой. Наш пациент тщится под свою негодную для жизни программу иначить и мир и себя.
|
|
|
В бессмысленном конфликте - с мужем, с женой, с временем, со страной... он всюду и всегда диссидентствует - везде критикует все, в чем не участвует.
Доказывая миру, что он «хороший» и заслужил билетик на все блага и всеобщую службу ему, он становится ДЕМОНСТРАНТОМ[198]!
Несмотря на то, что с возрастом он будто бы теряет интерес к ОДОБРЯЮЩИМ и добивается только САМООДОБРЕНИЯ, обслуги он по-прежнему ждет от других и неодобрения не терпит!
Последнее очень важно не забывать психотерапевту! Ведь именно поэтому, к тому, что мы пугаем нашего пациента своим, не укладывающимся в его проект способом жить, добавляется еще и то, что как демонстрант он НЕ МОЖЕТ ВОСПРИНЯТЬ НАШЕЙ РЕАЛИСТИЧНОЙ ОЦЕНКИ ЕГО ДЕЙСТВИЙ.
Чтобы быть ему полезными, нам надо обнаружить ему ошибочность его стратегий. Но, как дошестилетний ребенок, демонстрант любую критику относит НЕ К СВОИМ ДЕЙСТВИЯМ, А К СЕБЕ!
Принять же НЕОДОБРЕНИЕ СЕБЯ для него ОЗНАЧАЕТ ПОТЕРЮ ВСЕХ ПРАВ на все, то есть крах личности. Ведь других средств обеспечения будущего, кроме самоодобрения, сулящего все блага, у него нет.
(Очень интересно, что средь врагов демонстрант тут же -взрослый. Там ему ничего не должны. Там нет «мамы».
«Русская пианистка» из «17 мгновений весны» великолепно адаптирована среди врагов. Как только она встречается со Штирлицем, она - вся растерянная. Руки трясутся - маленькая беспомощная девочка).
Важно, что, живя и без того в бесперспективных обстоятельствах, пытаясь перепоручить себя незнакомому - мне, мой пациент невольно создает себе (и мне) еще более опасную ситуацию.
Итак, человек, который приходит за помощью к психотерапевту боится мира. Боится себя в этом мире. А теперь еще и психотерапевта как представителя этого мира.
Поэтому первое, что, обеспечивая его безопасность, надо сделать мне, - это... поддержать его страх! Способствовать, тому, чтобы страх стал легальным. Чтоб он побудил человека к сознательной осторожности. И использовался и им и мной для обеспечения новых, лучших условий нашего сотрудничества!
УСЛОВИЯ, ОБЕСПЕЧИВАЮЩИЕ
|
|
|
