 |
Религия Древнего Египта и Месопотамии
|
|
|
|
Если хозяйственные документы в некоторой степени освещают экономическую структуру древнейших государств Египта и Месопотамии, то о духовной жизни и мировоззрении этих обществ составить представление гораздо труднее. По‑видимому, единственные сведения, которыми мы располагаем, относятся к религии.
Для религий стран Древнего Востока характерна та особая роль, которую глава государства, царь, играл как в культе, так и во всех религиозных представлениях. Не только он был земным воплощением бога, но и бог оказывался второй, небесной сущностью царя, его душой. Благодаря этому религия в значительной степени превращалась в поклонение царю, в его обожествление. Хоккарт (75) собрал громадное количество фактов о культе обоготворения царя. Однако его наблюдения относятся к более примитивным обществам, где обожествляемый царь играл почти исключительную культовую роль. Для Месопотамии и Египта характерно слияние этой функции с ролью абсолютного властителя страны.
Большое количество фактов, подтверждающих эту точку зрения, собрано в книге Энгнеля (76), откуда мы приведем небольшие выдержки.
Египет. Царь считается божественным от рождения и даже до рождения, он зачат богом, воплотившимся в его земного отца. Боги формируют ребенка в утробе матери. Он не имеет земных родителей:
«у тебя нет среди людей отца, зачавшего тебя, у тебя нет среди людей матери, зачавшей тебя», –
(76, с. 4)
говорится в одном гимне.
Основная функция царя – быть верховным жрецом, все остальные жрецы – лишь его заместители. Смысл большей части культа – в отождествлении царя с богом. Царь тождественен с Pa – солнцем. Это тождество отражается в так называемом царском «имени Гора». То, что характерно для высшего бога, относится и к царю: мощью своих слов он создает мир, он опора порядка, он всевидящ и все слышит:
|
|
|
«Ты подобен отцу Ра, восходящему на небесном своде. Твои лучи проникают в пещеру, и нет места, не освещенного твоей красотой»
(76, с. 6).
Фараону приписывается и характерная для высшего бога двойственность – он характеризуется и как благой, и как гневный, карающий бог.
Царь отождествляется также с Гором, сыном Озириса, а через него и с Озирисом. Гор – это живой царь, Озирис – опочивший. Озирис олицетворял функцию плодородия высшего бога и в таком качестве воплощался в фараоне. В ритуальных празднествах представлялась смерть Озириса, его прохождение через подземное царство и воскресение, воплощение в Горе – земном царе. Одновременно это было празднество коронации фараона.
Отождествление фараона и Озириса породило даже теории (Сэ те, Блекман), согласно которым Озирис – это обожествленный образ реально существовавшего царя, преобразовательная деятельность и гибель которого легли в основу культа Озириса (76, с. 8).
Функция охраны государства от врагов, присущая фараону, отождествляется с мистической борьбой Ра и дракона. Победы фараона описываются в мистических образах: он нападает как буря, как пожирающий огонь, расчленяет тела врагов, их кровь течет как вода в наводнение, трупы возвышаются горами над пирамидами и т. д. Враги фараона называются: дети разрушения, осужденные, волки, псы. Они отождествляются с драконом Апопи, а фараон – с Ра.
В своей деятельности внутри государства фараон – добрый пастырь, кров, скала, крепость. Это те же эпитеты, которые применяются к высшему богу.
Вот несколько отрывков из гимнов, обращенных к фараону:
«Он пришел к нам, он дал жизнь людям Египта,
он уничтожил их несчастья,
Он пришел к нам, он дал жизнь народу, он отверз
|
|
|
гортани людей».
(76, с. 13)
«Возвеселись, вся земля, благие времена пришли,
Господин пришел в Две Страны».
(76, с. 13)
«Вода стоит и не уходит, Нил полноводен.
Дни длинны, ночи имеют часы, месяцы проходят в благоволеньи,
Боги довольны и счастливы от всего сердца
И время проходит в смехе, и чудесам нет конца».
(76, с. 14)
Месопотамия. Царь считался рожденным от богини, отцом его был Ану, Энлиль или какой‑либо другой бог, который назывался «отец зачинатель». В утробе матери тело и душа царя наделяются божественными качествами (76, с. 16).
При ритуальном празднестве коронации царь символически умирает и возрождается как бог.
Интересно, что по поводу божественности царя наиболее древние тексты наиболее определенны. На изображениях царь часто не отличим от бога, он носит, например, такую же прическу. Имя царя имеет божественный характер и употребляется при клятве (76, с. 18).
В равенстве царь – бог имеются две стороны: царь есть высший – солнечный бог и в то же время – бог плодородия.
Так, царь Ура Пурсин называется «истинный бог», «солнце своей страны». Хаммураби говорит:
«Я бог – солнце Вавилона, освещающий страну Шумера и Аккада»
(76,с. 23).
Во время ритуальной церемонии царь выступал как бог солнца Мардук. Это равенство прокламировалось как догмат в отношении роли царя в культе, но в более ранний период, по‑видимому, носило абсолютный характер.
С другой стороны, представление о царе как воплощении бога плодородия Таммуза носит столь основной характер, что, например, Фейгин считал Таммуза историческим царем, обожествление которого положило начало культу (76, с. 24).
В религии Месопотамии большую роль играл образ Древа Жизни, дающего воду жизни. Царь часто отождествлялся с ним. Так, о царе Шульги говорится:
«Пастырь Шульги, ты, имеющий воду, дай нам воду!»
«Бог Шульги – растение (злак) жизни»,
«Господин – ароматное растение жизни».
Как таковой, царь распоряжается жизнью людей:
«Царь дает жизнь людям»,
«С царем жизнь»
(76, с. 29).
В одном из гимнов царь говорит:
«Я царь. Мое правление бесконечно…я тот, кто правит (буквально: несет) над всеми вещами, господин звезд»
(76, с. 29).
Эпитеты, применяемые к царю и богу, обыкновенно тождественны: господин, правитель, пастырь, законный пастырь, правитель стран, правитель вселенной.
|
|
|
Вот отрывки из гимнов царю:
«Ты, обтекающий лик земли потоком вод…»
(76, с. 39).
«Великие боги взирают на него с радостным почтением»
(76, с. 42).
«Кто был много дней больным, возвратился к жизни»
(76, с. 44).
«Злаки выросли семи саженей в высоту»,
«Фруктовые деревья стали приносить роскошные плоды»
(76, с. 44).
Древний Китай
История Китая представляет собой исключительно интересный пример того, как на громадном промежутке времени – от древности до современности – в разнообразных формах проявляются государственно‑социалистические тенденции. Здесь мы приведем некоторые данные о периоде китайской истории, занимающем приблизительно одно тысячелетие: между XIII и III вв. до Р. Х. Эта эпоха разделяется на две части: древнейшую (эпохи Инь и раннее Чжоу классической китайской историографии) и более позднюю (эпохи Чжаньго и Цинь). Граница между ними проходит в У в. до Р. Х.
Древнейший не мифический период китайской истории – эпоха Инь. Сведения о ней дают летописи и песни позднейших времен и данные раскопок – прежде всего надписи на гадательных костях:
панцирях черепах и костях животных. Эти надписи Масперо (77) датирует XII–XI вв., Го‑Мо‑Жо (78) – XIV–XIII вв. до Р. Х. Источники рисуют картину общества, основанного на охоте и сельском хозяйстве. Пахотное земледелие развивалось на речных наносах, искусственное орошение применялось мало. Из ремесел высокого уровня достигла выделка бронзовой утвари, прядение и ткачество. Была известна письменность и календарь.
Власть принадлежала царю – вану. В более поздней летописи легендарный царь Пань‑Гэн, приказывая народу переселяться в другую область, говорит:
«Вы все являетесь моим скотом и людьми»
(78, с. 22).
Он говорит, что в случае неповиновения им будут отрезаны носы, все их потомство будет уничтожено,
«чтобы дурные семена не попали в город»
|
|
|
(78,с.22).
Комментарий к древней летописи (относящийся уже к VI–V вв. до Р. Х.) говорит:
«Чжоу (иньский ван) имел сотни тысяч, миллионы людей
И (другое название иньцев)»
(78, с. 22).
На центральное место, которое ван занимал в иньском обществе, указывают и громадные человеческие жертвоприношения, сопровождавшие его похороны: могилу вана окружало до тысячи трупов. С другой стороны, такие массовые убийства, по‑видимому – военнопленных, делают маловероятным распространение рабства.
В сельском хозяйстве не обнаружено никаких следов индивидуальных наделов. Управление работами находилось в руках сельскохозяйственных чиновников – сяочэнь. О бюрократическом характере земледелия говорит большинство надписей на гадательных костях:
«Бинь гадал: вану вести простолюдинов сеять просо в районе Цзюн».
«Цяо гадал: вану приказать простолюдинам – выходить на поля, собирать урожай».
«…гадал: сяочэнь приказать простолюдинам сеять просо»
(79, с. 125).
Завоевание империи Инь кочевниками племени Чжоу превратило последних в привилегированный слой населения, но мало изменило общий строй жизни. По‑прежнему сельское хозяйство контролировалось чиновниками (они стали называться тянь‑гуань), подчиненными царю (принявшему иньский титул вана). Множество песен рисует сельское хозяйство, основанное на работе больших масс крестьян, руководимых чиновниками, которые указывают им, на каких полях, когда и что сеять. Так, обращение к земельным чиновникам гласит:
«О, наш правитель, чжоуский Чэн‑ван созвал всех нас,
Велит вам вести землепашцев сеять хлеба,
Поскорей возьмите свой инвентарь
и на всем поле в тридцать ли начинайте пахоту!
Пусть выходит десять тысяч пар –
Этого будет достаточно!»
(79, с. 125).
И в другом месте рисуется похожая картина:
«Тысяча пар людей на равнине и на склонах горы Пропалывают и пашут поле»
(79, с. 129).
Об урожае говорится:
«Повсюду большие амбары
В них – миллионы даней зерна»
(79, с. 128).
«Надо подготовить тысячу амбаров,
Надо подготовить десять тысяч закромов‑корзин»
(79, с. 134).
И, наконец, одобрение вана– основная цель труда:
«Все поля полностью засеяны,
Хлеба поистине хороши.
Ван не сердился, он сказал:
– Вы, крестьяне, действительно на славу потрудились»
(79, с.134).
Историческая книга «Ханыпу», написанная в I в. после Р. Х., так описывает организацию сельскохозяйственных работ:
«…перед выходом населения на работу, лисюй (староста деревни) утром занимал место справа от выхода, линьчжай – слева; это место они покидали после ухода всех в поле. Вечером повторялось то же самое…»
|
|
|
(78,с.31).
Стих:
«Дождь поливает наши общие поля
И наши собственные поля»
(79, с. 135)
показывает, что наряду с теми полями, где под надзором чиновником совместно трудились тысячи крестьян, существовали и индивидуальные участки, аналогично тому, что было в древнем Перу и в государстве иезуитов в Парагвае.
Исторические книги указывают на государственное распределение земли. «Чжоу‑ли»:
«В определенные сроки считали население и давали ему поля»
(80,с.149).
«Ханьшу»:
«Население в возрасте 20 лет получало поле, в возрасте 60 лет возвращало его, в возрасте более 70 лет находилось на иждивении государства, до 10 лет – воспитывалось старшими, после 11 лет принуждалось к работе старшими»
(78, с. 31).
Вся земля и все люди считались собственностью вана:
«Под всем небом нет такой земли, которая не принадлежала бы вану, по всей земле от края до края нет таких людей, которые не были бы слугами вана»
(78, с. 29).
Землю и людей ван жаловал аристократии во временное пользование, без права продажи или передачи, хотя бы по наследству. Известно много случаев отобрания земель и даже разжалования аристократов в простолюдины. Чиновники, ученые, ремесленники тоже кормились от урожаев с определенных участков земли, обрабатывающихся живущими на них крестьянами.
Кроме своих непосредственных обязанностей, крестьяне несли и ряд других повинностей. В случае войны они
«должны покрываться доспехами и брать в руки секиры»
(78, с. 32).
Они обязаны трудиться на строительных работах. В одной из песен говорится:
«О, вы, землепашцы!
В этом году урожай уже весь убран,
Пора строить дворец.
Днем заготовляйте камыш,
Вечером надо сучить веревки.
Торопитесь закончить постройку».
(79,с. 147)
Ремесло тоже частично было обязанностью крестьян. В книге «Ханьшу» говорится:
«Зимою, когда население возвращалось в поселение, женщины вечерами собирались вместе и занимались прядением. За один месяц они вырабатывали норму 45 дней»
(78, с. 31).
Однако существовали и профессиональные ремесленники. Они были объединены в организацию «богун», где ремесленники близких специальностей составляли замкнутые корпорации, находившиеся под управлением надсмотрщиков. Ремесленники и надсмотрщики, а также и купцы, получали довольствие от казны.
Все существенные аспекты жизни находились в ведении царских управлений. Из них основными считались три: земледелия, войны и общественных работ. Их главы назывались тремя Старцами и считались высшими сановниками империи. Ведомству земледелия или «изобилия»* было подчинено все сельскохозяйственное производство. Его чиновники предписывали крестьянам смену сельскохозяйственных культур, время посева, уборки, молотьбы. Они раздавали наряды группам и индивидуальным крестьянам, контролировали частный обмен сельскохозяйственными продуктами на рынках. Под их контролем находилась и жизнь крестьян: браки, деревенские празднества, разбор тяжб.
Первой задачей военного ведомства считалось подавление восстаний. В его функции входили также воинские наборы, обучение солдат и все вопросы ведения и подготовки войны: арсеналы, склады с продовольствием, табуны лошадей. Это же ведомство организовывало громадные охоты, проводившиеся четыре раза в каждом году. Ведению управления общественных работ подлежали земли (в то время как работавшими на них людьми ведало «управление изобилия»): оно «устанавливало межи», то есть периодически перераспределяло земли, руководило ирригационными работами, строительством дорог, учетом и возделыванием целинных земель. В его распоряжении находились ремесленники, архитекторы, скульпторы, оружейные мастера (77, с. 73–75).
Хотя существовали некоторые предметы (раковины, слитки меди), использовавшиеся в качестве удобного эквивалента при обмене, все поставки государству производились натурой: зерном, полотном, строительным деревом и т. д. Частные сделки тоже в подавляющем большинстве случаев носили характер натурального обмена.
Брак во многих отношениях имел нетрадиционные формы. Среди надписей эпохи Инь есть такие:
«Женой Тайцзу и Гэн была Синь Би» и т. д.
(81, с. 12).
В эпоху Чжоу брак крестьян в значительной мере регламентировался государством. Например, в книге «Чжоу‑чуань» говорится:
«Приказано мужчинам 30 лет жениться, девушкам в 20 лет выйти замуж. Это значит, что срок женитьбы мужчины и женщины не может быть отсрочен»
(80, с. 147). с
В определенное время, весной, император объявлял время свадеб. Особый чиновник, называвшийся посредником, сообщал крестьянам, что настало «время соединения юношей и девушек». Французский синолог Масперо считает, что полноценный брак существовал только для аристократии. Его смысл для аристократии заключался в продолжении культа. Простолюдины же не составляли родов, и их семья не имела религиозного характера. В обоих случаях брак обозначался разными терминами, которые Масперо переводит: для аристократии – брак, для простонародья – соединение (77, с. 117).
Судебные функции была разделены между гражданской администрацией и судебным ведомством. Гражданские власти наказывали за менее значительные преступления, приговаривая к определенному числу ударов палкой. В случае повторения провинности виновный передавался судебному ведомству. Оно же рассматривало и все более серьезные преступления. Было предусмотрено пять наказаний: смертная казнь, кастрация (а для женщин – заточение во дворец), отрубание пятки, отрезание носа, клеймление. Царю My в начале эпохи Чжоу приписывается кодекс, содержащий перечень 3 000 преступлений, из которых 200 карались смертью, 300 – кастрацией, 500 – отрезанием пятки, 1 000 – отрезанием носа и 1 000 – клеймлением. Кодекс конца этой эпохи перечисляет 2 500 преступлений, причем по 500 из них падает на каждый из пяти видов наказаний (77, с. 77).
Общество эпохи Чжоу в Китае во многом очень напоминает империю инков ко времени завоевания ее испанцами. Но здесь история дала осуществиться другому варианту: это государство не пало жертвой иноземного вторжения, а развивалось под влиянием внутренних факторов. И в нем проявились совершенно неожиданные черты. К У в. до Р. Х. страна, формально находящаяся под властью чжоуского царя, распадается на фактически независимые мелкие царства, находящиеся в непрерывной войне друг с другом (это время так и называется – «эпохой воюющих царств»). Но нарушение монолитности государственного механизма компенсировалось развитием индивидуальных начал. Учение Конфуция провозгласило основной целью человека – моральное и нравственное совершенствование его личности, соединение культуры с такими душевными качествами, как справедливость, человеколюбие, верность, благородство. Возникло много философских школ, странствующие ученые играли большую роль в жизни общества.
Эта эпоха была временем быстрого культурного и материального роста. Унифицируется письменность и язык разных царств. Быстро увеличивается число городов и растет их роль в жизни страны. Летописи рассказывают о городах, в которых повозки сталкиваются друг с другом и на улицах такая толпа, что платье, надетое утром, изнашивается к вечеру. Происходит строительство крупных ирригационных сооружений. Строится целая сеть каналов, соединяющих между собой все царства Китая. Широко распространяются железные изделия. Почти все сельскохозяйственные орудия: мотыги, лопаты, топоры, серпы – выделывают из железа. По всему Китаю разрабатываются большие залежи железной руды, строятся громадные плавильные печи, которые обслуживаются сотнями рабов. Города и целые районы специализируются на производстве определенных изделий: шелковых тканей, оружия, добыче соли. Под влиянием увеличивающихся торговых связей почти все царства начинают выплавлять одинаковые монеты (83, с. 24–32).
Через некоторое время, однако, возникла новая тенденция: использовать этот более высокий интеллектуальный и технический уровень для создания строго централизованного общества, в котором личность еще в большей мере, чем раньше, была бы подчинена контролю государства. По‑видимому, не единственный раз историческое развитие принимает такой оборот. Например, как считает Г. Франкфорт (83), первые государства в Месопотамии и Египте возникли сходным путем: в результате подчинения хозяйственных и интеллектуальных достижений, выработанных в небольших храмовых хозяйствах, целям централизованного государства.
В этом направлении мысли и государственной деятельности Китая «эпохи воюющих царств» исключительное место занимает учение и законодательство Гунсунь Яна, более известного под именем Шан Яна – правителя области Шан (середина IV в. до Р. Х.). Его теоретические взгляды изложены в сочинении «Книга правителя области Шан» (84), часть которого считается написанным им самим, а часть – его последователями.
Две силы определяют, согласно автору, жизнь общества. Одну из них он называет государь или государство, очевидно рассматривая это как разные термины, выражающие одну сущность. С этой силой отождествляет себя автор. Весь трактат имеет целью указать наилучшие пути и средства для наиболее полного достижения тех целей, к которым эта сила стремится. Цель же сводится к наибольшему увеличению своего влияния, власти, как внутри страны, так и вовне – в экспансии, и как идеал – во владычестве в Поднебесной. Другая сила – народ. Автор описывает взаимоотношения правителя и народа как отношение ремесленника к сырью, народ сравнивается с рудой в руках металлурга, глиной в руках гончара. Но даже более того, их устремления направлены в противоположные стороны – они враги, один усиливается лишь за счет другого:
«…мог одолеть сильного врага лишь тот, кто прежде всего победил свой собственный народ»
(84, с. 210).
«Когда народ слаб – государство сильное, когда государство сильное – народ слаб. Поэтому государство, идущее истинным путем, стремится ослабить народ»,
– пишет Шан Ян в разделе, который так и называется: «Как ослабить народ»
(84, с. 219).
Для того, чтобы правитель мог ослабить народ, превратить его в руду или глину в своих руках, необходимо отказаться в управлении от человеколюбия, справедливости, любви к народу – всего, что автор объединяет в понятии добродетель. Также и в народе не следует опираться на эти качества – им надо управлять как коллективом потенциальных преступников, апеллируя лишь к страху и выгоде.
«Если государством управляют при помощи добродетельных методов, в нем непременно появится масса преступников»
(84, с. 156).
«В государстве, где порочными управляют словно добродетельными, неизбежна смута. В государстве, где добродетельными управляют словно порочными, воцарится порядок, и оно непременно станет сильным»
(84,с.163).
«Когда люди извлекают выгоду из того, как их используют, – их можно заставить делать все, что угодно правителю… Однако если государь отвернется от закона и станет полагаться на то, что любит народ, в стране вспыхнет множество преступлений»
(84, с.220).
В основу жизни кладется Закон, через посредство страха и (в меньшей степени) выгоды правящий людьми.
«Основой для людей является закон». «Справедливым называют такое положение, когда сановники преданны, когда сыновья почтительны с родителями, когда младшие соблюдают ли в отношении старших, когда установлено различие между мужчинами и женщинами; но все это достигается не путем справедливости, а путем неизменных законов; и тогда даже голодный не будет тянуться к еде, точно так же, как обреченный на смерть не будет цепляться за жизнь. Совершен номудрый не ценит справедливость, но ценит законы. Если законы непременно ясны, а указы непременно исполняются, то больше ничего и не надо»
(84, с. 215–216).
Из двух рычагов – наказания и награды, при помощи которых закон правит народом, безусловное преимущество отдается первому:
«…в государстве, стремящемся к владычеству в Поднебесной, каждым девяти наказаниям соответствует одна награда, а в государствах, обреченных на расчленение, каждым девяти наградам соответствует одно наказание»
(84, с. 165).
Лишь наказания порождают мораль:
«добродетель ведет свое происхождение от наказаний»
(84, с. 165).
Говоря о том, как применять наказания, автор видит лишь такую альтернативу: наказания массовые или же не столь широко применяемые, но зато особенно суровые. Он решительно рекомендует второй выход:
«Людей можно сделать достойными без массовых наказаний, коль наказания суровы»
(84, с. 212).
Он усматривает в этом даже признак любви правителя к народу:
«Ежели наказания суровы и награды малочисленны, это значит, что правитель любит народ и народ готов отдать жизнь за правителя. Ежели награды значительны и наказания мягки, правитель не любит народ, и народ не станет жертвовать жизнью ради него»
(84, с. 158–159)
Первая цель наказаний – разбить узы, связывающие людей, поэтому они должны дополняться системой доносов:
«Если управлять людьми как добродетельными, они будут любить своих близких; если же управлять людьми как порочными, они полюбят эти порядки. Сплоченность людей и взаимная поддержка проистекают оттого, что ими управляют как добродетельными; разобщенность людей и взаимная слежка проистекают оттого, что ими управляют словно порочными»
(84, с. 162–163).
Правитель
«должен издать закон о взаимной слежке: должен издать указ о том, чтобы люди исправляли друг друга»
(84, с. 214).
«Независимо от того, является ли сообщивший знатным или человеком низкого происхождения, он полностью наследует ранг знатности, поля и жалование того старшего чиновника, о проступке которого он сообщит правителю»
(84, с. 207).
Донос дополняется круговой порукой:
«…отец, отправляя на войну сына, старший брат – младшего, а жена – мужа, напутствуют их одинаково: не возвращайся без победы! и добавляют: ежели нарушишь закон и ослушаешься приказа, то вместе с тобой погибнем и мы»
(84, с. 211).
«…в стране с хорошо налаженным управлением муж, жена и их друзья не смогут скрыть преступления друг от друга, не накликав беды на родственников виноватого, остальные также не смогут покрыть друг друга»
(84, с. 231).
Во всей этой системе автор видит проявление более глубоко понятой гуманности, путь к отмиранию наказаний, казней и доносов, почти «отмирание государства» – через всемерное усиление:
«Ежели сделать суровыми наказания, установить систему взаимной ответственности за преступления, то люди не решатся испытывать на себе силу закона, а когда люди станут бояться подобных испытаний, исчезнет потребность и в самих наказаниях»
(84,с.207).
«Поэтому ежели войной можно уничтожить войну, то позволительна даже война; ежели убийством можно уничтожить убийство, то разрешены даже убийства; если наказаниями можно уничтожить наказания, то допустимы даже суровые наказания»
(84,с.210).
«Таков мой метод возврата к добродетели путем смертных казней и примирения справедливости с насилием»
(84, с. 179).
Каков же тот жизненный уклад, добиваться которого Шан Ян предлагает этими средствами? Он выделяет два дела, которым должны быть подчинены и ради которых должны быть подавлены все остальные человеческие интересы: это земледелие и война. Им он придает столь исключительное значение, что для их обозначения вводит особый термин, который переводят как «сосредоточение на Едином» или «Унификация». От них зависит все будущее страны:
«Государство, добившееся унификации хотя бы на один год, будет могущественно десять лет; государство, добившееся унификации на десять лет, будет могущественно сто лет; государство, добившееся унификации на сто лет, будет могущественно тысячу лет, добьется владычества в Поднебесной»
(84, с. 154).
Только эти занятия должны поощряться государством:
«тот, кто хочет процветания государства, внушает людям, что можно получить казенные должности и ранги знатности только занимаясь Единым»
(84, с. 148).
Вся хозяйственная деятельность должна иметь одну цель – земледелие. Этому дается два объяснения. Во‑первых,
«когда все помыслы обращены к земледелию, то люди просты и ими можно легко управлять»
(84, с. 153).
Во‑вторых, это поможет кормить армию во время длительных войн. Предлагается поднять целинные земли и заселить их переселившимися из других царств крестьянами, которых надо привлечь обещаниями освобождения от трудовой и военной повинности на три поколения. По‑видимому, крестьяне на освоенных целинных землях находились в большем подчинении у государства, составляли «царский домен», что делало эту меру еще более привлекательной. Раз за разом, предлагая те или иные административные меры, Шан Ян заканчивает абзац словами:
«и тогда целинные земли будут непременно возделаны».
Для знати единственным путем к богатству и карьере должна быть военная служба:
«Все привилегии и жалования, чиновничьи должности и ранги знатности должны даваться лишь за службу в войске, иных путей не должно быть. Ибо только таким путем можно из умного и глупого, знатного и простолюдина, храброго и труса, достойного и никчемного – из каждого из них выжать все знания, всю силу мышц и заставить рисковать жизнью ради правителя»
(84, с. 204).
В военной деятельности нет места моральным соображениям, наоборот:
«Если войско совершает действия, на которые не отважится противник, – это значит, что страна сильна. Если во время войны страна совершает действия, которых противник устыдился бы, то она будет в выигрыше»
(84, с. 156).
Но от моральных обязательств по отношению к своим солдатам правитель тоже освобождается. Ими, как и всем народом, он правит при помощи наград и наказаний. Три отрубленные вражеские головы – это повышение в ранге знатности.
«Если же по прошествии трех дней полководец так и не присвоил никому этого ранга, то он присуждается к двум годам каторги»
(84,с.218).
«Воина, проявившего трусость, разрывают на части повозками; воина, посмевшего осудить приказ, клеймят, отрезают ему нос и бросают его под городской стеной»
(84, с. 219).
Как и все население, воины связываются круговой порукой, они делятся на пятерки, и за провинность одного казнят всех. Итак,
«Необходимо довести народ до такого состояния, чтобы он страдал оттого, что не занимается земледелием, чтобы он пребывал в страхе оттого, что не воюет»
(84, с. 234).
Для этого все занятия, отличные от Единого и называемые «внешним», систематически подавляются. Как следствие в первую очередь пресекались те виды деятельности, которые были менее подчинены государственному контролю, где больше проявлялась личная инициатива или индивидуальность. Так, предлагается отменить частную торговлю зерном. Тогда купцы будут вынуждены заняться землепашеством, «и пустующие земли будет непременно обработаны». Следует резко увеличить пошлины, чтобы сделать любую частную торговлю невыгодной, да и вообще стремиться к тому, чтобы золото играло возможно меньшую роль:
«Когда появляется золото, исчезает зерно; а когда появляется зерно, исчезает золото»
(84, с. 161).
Купцов и работающих у них людей следует привлечь к исполнению государственных трудовых повинностей. Занятие ремеслом тоже не поощряются:
«Заурядные люди занимаются торговлей и овладевают различными ремеслами, дабы уклониться от земледелия и войны. Когда это имеет место, государство в опасности»
(84, с. 148).
Надо добиться, чтобы исчез наемный труд, чтобы частные лица не могли вести строительных работ. Следует ввести государственную монополию на добычу ископаемых и пользование водными путями:
«Если сосредоточить в одних руках право собственности на горы и водоемы, то… пустующие земли будут непременно обработаны»
(84,с.144).
Жители должны быть прикреплены к земле:
«Если лишить народ права самовольного распоряжения переселением, то… пустующие земли будут непременно обработаны»
(84,с.145).
Все эти меры суммируются одним общим принципом:
«В Поднебесной почти никогда не было такого случая, чтобы не погибло государство, в котором завелись черви и появилась трещина. Вот почему мудрый правитель, вводя законы, устраняет частные интересы, избавляя тем самым государство от трещин и червей»
(84, с. 198).
Осуществлению намеченного здесь уклада жизни препятствует сила, борьба с которой занимает одно из основных мест в книге. Для ее обозначения Шан Ян использует термин, который переводят как «паразиты» или (буквально) «вши». Иногда перечисляется шесть паразитов, иногда восемь, иной раз – десять. Это Шицзин или Шуцзин (Книга песен и Книга истории, источники художественной и исторической образованности), музыка, добродетель, почитание старых предков, человеколюбие, бескорыстие, красноречие, острый ум и т. д. Дальше к ним прибавляются: знания, талант, ученье. По‑видимому, речь идет о культуре в самом широком ее понимании, включая сюда и некоторый уровень этических и нравственных требований к человеку. Существование «паразитов» несовместимо с «Единым», со всей развиваемой автором программой.
«Если в государстве есть десять паразитов…правитель не сможет найти ни одного человека, которого он смог бы использовать для обороны или наступательной войны»
(84, с. 151).
«Там, где одновременно существуют все эти восемь паразитов, власти слабее своего народа»
(84, с. 162).
В этом случае государство будет расчленено, в противном – добьется владычества в Поднебесной.
«Если знания поощряются и не пресекаются, они увеличиваются, но когда они увеличатся, невозможно будет управлять страной»
(84,с.182).
«Если ценятся красноречивые и умные, если на государственную службу привлекаются странствующие ученые, если человек становится известным благодаря своей учености и личной славе, – это и значит, что в стране открыты пути для неправедных людей. Если этим трем категориям людей не преграждать путь, то народ невозможно будет вовлечь в войну…»
(84, с. 224).
Шан Ян пугает:
«изменился весь народ страны, он пристрастился к красноречию, стал находить удовольствие в учебе, занялся торговлей, начал овладевать различными ремеслами и стал уклоняться от земледелия и войны. Если события станут развиваться подобным образом, то недалек час гибели страны»
(84, с. 152).
В древности, говорит он, было не так:
«одаренные не могли принести пользы, а бездарные – вреда. Поэтому искусство хорошего управления страной заключается как раз в умении удалять одаренных и умных»
(84, с. 231).
И наконец, эта мысль выражается и в самой примитивной форме:
«Когда народ глуп, им легко управлять»
(84, с. 237).
Учение Шан Яна напоминает социальную утопию, описание «идеального государства», в котором «устранены частные интересы», любовь к ближним вытеснена любовью к государственным порядкам, все помыслы населения сосредоточены на Едином, и система эта скреплена доносами, круговой порукой и суровыми наказаниями. Но в одном отношении Шан Ян занимает совершенно особое место среди авторов подобных систем. Многие из них пытались сами воплотить свои идеалы в жизнь: Платон, например, искал правителя, который построил бы жизнь в своем государстве в духе его учения. Но попытки Платона кончились тем, что сиракузский тиран Дионисий, на которого он возлагал надежды, продал его в рабство. Шан Ян нашел своего правителя и имел возможность претворить свои идеи в жизнь. Царь государства Цинь, Сяо Гун, сделал его своим первым министром, и Шан Яну удалось провести ряд реформ в духе своего учения.
Вот что известно о законодательстве Шан Яна:
1) Земледельцы («те, кто занят основным») были освобождены от трудовых повинностей.
2) Те, кто занят второстепенным, по выяснении, обращались в рабство.
3) Ранги знатности присуждались только за военные заслуги. Высокие чины давались только имеющим ранги знатности. Не имеющим рангов знатности запрещалось выделяться роскошью.
Таким образом, правящий слой из потомственной аристократии превращался в чиновничество, зависящее от милости вышестоящих и монарха.
4) Государство было разделено на уезды, управляемые государственными чиновниками.
5) Большие семьи были разделены – взрослым сыновьям запрещалось жить вместе с отц<
|
|
|
