 |
Пантеизм Б. Спинозы: Бог как Природа 14 глава
|
|
|
|
Обычно изложение материалистического понимания истории Маркса начинают с хрестоматийно-классической формулировки, которую Маркс дал в Предисловии к своей работе «К критике политической экономии» в 1857 году. «В общественном производстве своей жизни, — писал в этом Предисловии Маркс, — люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» [69].
При этом обычно не обращают внимания на то, что в том же самом Предисловии Маркс пишет следующее: «Общее введение, которое я было набросал, я опускаю, так как по более основательном размышлении решил, что всякое предвосхищение выводов, которые еще только должны быть доказаны, может помешать, а читатель, который вообще захочет следовать за мной, должен решиться восходить от частного к общему» [70].
69 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6-7.
70 Там же. С. 5.
Иначе говоря, Маркс опасается, что то, что было добыто индуктивным путем, может быть воспринято и понято как априорная схема. И дело не в том, что неверна мысль, согласно которой материальные отношения в гражданском обществе определяют все другие. Это в общем-то верно. Но именно в общем. Ведь если взять гражданское общество, как оно зарождается в средневековых европейских городах, то там оно еще никакого влияния на феодальное государство не оказывало, а находилось под его давлением и угрозой.
|
|
|
И только в результате буржуазных революций возникли государства, которые стали исполнять роль «ночного сторожа» при гражданском обществе. Сформировавшееся гражданское общество стало действительно определять перспективу европейского политического развития, и, тем не менее, без конкретного исторического рассмотрения здесь обойтись невозможно.
Материалистическое понимание истории, как постоянно подчеркивает Маркс, не является философией истории, которая дает раз и навсегда верную схему исторического развития человечества, а это только метод для конкретного исторического исследования, в результате которого этот метод каждый раз подтверждает и конкретизирует себя. Поэтому и сама формулировка этого метода у Маркса меняется по мере его развития, по мере развития самих взглядов Маркса, которые с определенного момента, по большому счету, не менялись в том смысле, что сегодня он гегельянец, а завтра фейербахианец. Вернее будет сказать, что позиция Маркса именно конкретизировалась.
Уже в «Критике гегелевской философии права» начинается это самое «переворачивание» Гегеля, о котором много говорили и спорили марксисты в XX веке. Причем это «переворачивание» происходит в рамках понимания истории как развития общества. При этом понятно, что если общественное материальное бытие первично, то первична и природа, которая является необходимым условием материального общественного бытия. В совместной работе Маркса и Энгельса «Святое семейство» это материалистическое понимание принимает уже форму такой критики гегельянства, согласно которой не идея определяет историю, а наоборот, она есть лишь выражение реальной исторической практической потребности. Наконец, в «Немецкой идеологии», которая, как и «Святое семейство», была написана Марксом уже вместе с Энгельсом, материалистическое понимание истории находит свою наиболее общую и окончательную формулировку: не общественное сознание определяет общественное бытие, а наоборот — общественное бытие определяет общественное сознание.
|
|
|
По словам Энгельса, материалистическое понимание истории было выработано Марксом в своих основных чертах к весне 1845 года, когда они встретились в Брюсселе. Тогда же они принялись за детальную разработку вновь открытых взглядов в самых различных направлениях. «Это намерение, — писал Энгельс, — было выполнено в форме критики послегегелевской философии. Рукопись в виде двух толстых томов in 8° давно уже прибыла для издания в Вестфалию, когда мы получили известие, что изменившиеся обстоятельства делают ее издание невозможным. Мы тем охотнее предоставили рукопись грызущей критике мышей, что достигли своей главной цели — выяснения дела самим себе» [71].
71 Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 330.
Текст первой главы этой работы, — «Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений», — является лучшим пособием для понимания сути того, что Маркс и Энгельс назвали материалистическим пониманием истории. Но работа «Немецкая идеология» осталась в рукописи и была опубликована только в 20-е годы XX века. Однако и после опубликования этой работы ее относили к так называемым «ранним», а значит «незрелым» произведениям Маркса и Энгельса, и потому для изучения марксизма она чаще всего не рекомендовалась.
Материалистическое понимание истории, как считали Маркс и Энгельс, ликвидирует последние остатки чисто философского понимания общественной жизни. «Философским» Маркс и Энгельс называют такое понимание общества, когда оно объясняется не из него самого, а из некоторой выдуманной, взятой не из действительности, а из головы идеи. Такими философскими конструктами, по их мнению, являются Абсолютная идея Гегеля и фейербаховская антропологическая Природа. Подобное превратное представление Маркс и Энгельс назвали идеологией. Соответственно, вся идеалистическая философия, согласно Марксу и Энгельсу, является идеологией.
|
|
|
Материалистическое понимание истории, напротив, должно исходить из фактов. «Предпосылки, с которых мы начинаем, — пишут они в «Немецкой идеологии», — не произвольны, они — не догмы; это — действительные предпосылки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это — действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, как те, которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы их собственной деятельностью.
Таким образом, предпосылки эти можно установить чисто эмпирическим путем» [72]. Именно поэтому Маркс и Энгельс отказываются от названия «философия» для своего мировоззрения, а называют его наукой — исторической наукой. И в этом смысле не случайна их оговорка в одном из предварительных вариантов текста «Немецкой идеологии»: «Мы знаем только одну единственную науку, науку истории» [73].
Материалистическое понимание истории не заменяет действительную историю, как это делает философия истории, а дает только метод для понимания последней. «Изображение действительности, — пишут Маркс и Энгельс, — лишает самостоятельную философию ее жизненной среды. В лучшем случае ее может заменить сведение воедино наиболее общих результатов, абстрагируемых из рассмотрения исторического развития людей. Абстракции эти сами по себе, в отрыве от реальной истории, не имеют ровно никакой ценности. Они могут пригодиться лишь для того, чтобы облегчить упорядочение исторического материала, наметить последовательность отдельных его слоев» [74].
72 Маркс К., Энгельс Ф Т. 21. С. 16.
73 Там же.
74 Там же. С. 26
Иначе говоря, материалистическое понимание истории может проявить себя только в исторической науке. Поэтому его и невозможно выразить в виде законченной философской системы, поскольку в противном случае должна закончиться история. И гегелевская философия истории оказалась законченной именно потому, что у Гегеля заканчивается сама история, и заканчивается она королевско-прусской монархией.
|
|
|
Согласно материалистическому пониманию истории, люди сами делают свою историю. Но делают ее при тех обстоятельствах, которые они застают готовыми и которые поэтому не зависят от них самих. В этом состоит историческая необходимость, с которой люди вынуждены считаться. Такая необходимость, хотя она и задана каждому отдельному поколению людей, ни в коем случае не предзадана истории, а принадлежит последней. Она есть внутренний или, как принято выражаться в философии, имманентный момент самой истории.
Реальной основой исторического процесса являются производительные силы общества. Они и связывают между собой не только представителей одного поколения, но и людей разных поколений. «Та сумма производительных сил, — писали Маркс и Энгельс, — капиталов и социальных форм общения, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная основа того, что философы представляли себе в виде «субстанции» и в виде «сущности человека», что они обожествляли и с чем боролись...» [75].
Но чтобы просто жить, люди вынуждены приводить в действие те производительные силы, которые они получили от предшествующих поколений. В этом и состоит практическое выражение исторической необходимости. Благодаря своей деятельности, и в этом ее специфика, люди могут менять и меняют обстоятельства, как заданные природой, так и созданные деятельностью самих людей — свои общественные обстоятельства. И в этом смысле они свободны. Но свободны они не потому, что делают то, что хотят делать, а потому, что они хотят делать и делают то, что можно сделать при данных условиях. И в этом отношении свободу надо отличать от произвола, с которым ее часто путают. «Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства» [76].
75 Маркс К., Энгельс Ф Соч. Т. 3. С. 37.
76 Там же.
Следует подчеркнуть, что люди становятся свободными в той мере, в какой они практически овладевают обстоятельствами. Поэтому прогресс в овладении обстоятельствами есть прогресс нашей свободы. В этом смысле свобода есть явление сугубо историческое, а не антропологическое, как ее будет толковать философская антропология XX века.
Таким образом, согласно Марксу и Энгельсу, свобода и необходимость — это связанные между собой моменты исторического процесса, самой деятельности людей. И, согласно этому пониманию, человек ни в коем случае не есть пассивный продукт обстоятельств, как считали французские материалисты. Ведь обстоятельства меняются самими людьми. «Материалистическое учение о том, — писал Маркс, — что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания, — это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан...» [77].
|
|
|
77 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 2.
Но материалистическое понимание истории Маркса следует отличать и от того, что позже получило название технологического детерминизма. Дело в том, что, по Марксу, уровень человеческой свободы и, соответственно, необходимости определяется не только уровнем развития техники производства. Он определяется и уровнем развития общества, а именно той формой общественных отношений, прежде всего производственных отношений, в которые люди вынуждены вступать, чтобы привести в действие соответствующие производительные силы. Но здесь нет прямого соответствия, а может наблюдаться соотношение обратное: более высокий уровень производительных сил может стать условием человеческой несвободы. Иначе говоря, человек может оказаться заложником технического прогресса и чувствовать себя более свободным с лопатой на своем собственном огороде, а не с самым современным компьютером, если ему приходится работать на нем ради осуществления чуждых и непонятных ему целей.
Таким образом, исторический процесс, по Марксу, и свободный, и необходимый одновременно. Такое соединение противоположностей достигается только за счет того, что историческая необходимость создается людьми, преследующими свои собственные цели, и в этом смысле действующими самостоятельно, а значит свободно. Но это только относительная свобода, и ее относительность проявляется в том, что, действуя по собственному разумению, люди чаще всего не ведают, что творят. А потому и результат получается такой, какого они не предвидели и не желали. И только тогда, когда люди, по Марксу, овладеют своими общественными обстоятельствами, они смогут поступать со знанием сути дела, а значит действительно свободно.
Понимание исторической необходимости Марксом, что очень важно и что отличает материалистическое понимание истории от всех форм философии истории, в том числе и гегелевской, состоит в том, что эта необходимость не предзадана истории, а она всегда находится в процессе своего становления. Поэтому история всегда в определенном отношении импровизация. Именно по этой причине ее невозможно предугадать на длительный период и, тем более, в деталях: необходимость, которая обнаружится послезавтра, возникнет только завтра. Такое понимание истории не имеет ничего общего с тем, что трактовалось позднейшим «истматом» как железная поступь следующих друг за другом «общественно-экономических формаций»: первобытный коммунизм, рабство, феодализм, капитализм, коммунизм. И если в европейской истории произошло именно так, что Европа пришла к капитализму через феодализм, а тот образовался на развалинах рабовладельческой Римской империи, то это очерк фактической европейской истории, в которой обнаруживается именно такая необходимая последовательность. И такая необходимость может быть обнаружена только задним числом.
Понятие общественно-экономической формации в материалистическом понимании истории действительно имеет важное значение. Но это значение опять-таки методологическое. Отдельные исторические формы общества, по Марксу, представляют собой органические целостности. Именно такое понятие, заимствованное из немецкой классической философии, Маркс применяет к обществу. И оно означает, что общество само создает предпосылки своего собственного существования. Именно в этой последовательности и должен разворачиваться анализ данного конкретного общества. Если, допустим, предпосылкой возникновения и существования рабовладельческого общества является рабство, которое потом этим обществом постоянно воспроизводится, то с этого и надо начинать его историю. И ничего другого понятие общественно-экономической формации у Маркса не означает.
Особое внимание в «Немецкой идеологии» авторы уделяют разделению труда. Дело в том, что разделение труда есть только у людей. Животные не могут поделить свою деятельность, потому что она их видовая деятельность, неотделимая от телесной организации. А у
людей разделение труда есть его общественное разделение. И оно создает необходимость общения людей, которое как раз и образует постоянную общественную связь, соответствующую определенной форме разделения труда и меняющуюся в зависимости от характера этого разделения.
8. Материалистическое понимание истории и диалектический метод
Как мы видим, философия марксизма уже не является философией в традиционном метафизическом смысле, т. е. учением о «мире в целом», «системой мира» и тому подобным. Это именно метод, который не может заменить действительного познания природы и истории. Поэтому «философии» Маркс противопоставляет науку. Из вышесказанного также ясно, что материалистическое понимание истории — это не часть философии К. Маркса, а это вся его философия, поскольку материалистическое понимание истории предполагает и включает в себя материалистическое понимание природы, или то, что можно назвать философским материализмом вообще. Последний снимается в материалистическом понимании истории. Ведь материалистическое понимание истории кладет в основу истории материальное производство. Но как может осуществляться это материальное производство вне материальной природы и помимо нее? Таким образом, материалистическое понимание истории не отделяет историю от природы, а соединяет то и другое.
«Промышленность, — писал Маркс, — является действительным историческим отношением природы, а следовательно, и естествознания к человеку. Поэтому если ее рассматривать как экзотерическое раскрытие человеческих сущностных сил, то понятна станет и человеческая сущность природы, или природная сущность человека; в результате этого естествознание утратит свое абстрактно материальное или, вернее, идеалистическое направление и станет основой человеческой науки, подобно тому как оно уже теперь — хотя и в отчужденной форме — стало основой действительно человеческой жизни, а принимать одну основу для жизни, другую для науки — это значит с самого начала допускать ложь» [78].
Из этого следует, что единство природы и человека нужно искать не в природе самой по себе, а в переработке природы человеком, т. е. в промышленности, в труде. Поэтому понимание сущности труда дает ключ и к пониманию человека, и к пониманию природы. Ведь труд, по Марксу, состоит в том, что человек использует механические, физические, химические и биологические свойства природы в качестве проводника воздействия на природу, т. е. человек, как это понимал уже Гегель, в своем труде применяет «хитрость», поскольку направляет природу против нее самой. Поэтому первичные понятия о природе человек добывает непосредственно в труде. Они-то и образуют основу естествознания.
Но если единство природы и человека заключается именно в промышленности, то это историческое единство. «...Пресловутое «единство человека с природой», — пишет Маркс, возражая младогегельянцам, — всегда имело место в промышленности, видоизменяясь в каждую эпоху в зависимости от большего или меньшего развития промышленности, точно так же, как «борьба» человека с природой имела место до развития его производительных сил на соответствующем базисе» [79].
78 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 124.
79 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 34.
Материалистическое понимание истории, таким образом, это не только метод понимания истории, но и метод понимания природы. Это одна философия и один метод. Если, как мы видели, по Марксу, развитие промышленности является раскрытой книгой человеческой психологии, то эта же «книга» является раскрытой книгой естествознания — науки о природе.
Помимо теории прибавочной стоимости и материалистического понимания истории, к открытиям Маркса, как уже говорилось, относят метод материалистической диалектики. Но если материалистическое понимание истории тоже есть метод, то как он соотносится с методом материалистической диалектики?
«Маркс и я, — писал Энгельс в предисловии к своему «Анти-Дюрингу», — были едва ли не единственными людьми, которые спасли из немецкой идеалистической философии сознательную диалектику и перевели ее в материалистическое понимание природы и истории» [80]. Из этого ясно, что понимание диалектики Марксом и Энгельсом лежит в русле той традиции, которая связана с именами Платона и Гегеля. А в ней диалектика понимается как высшая форма мышления, соответствующая сути дела. И в качестве таковой она очень основательно была разработана Гегелем в его «Науке логики». Что касается Маркса и Энгельса, то они занялись материалистической переработкой и переосмыслением, а другими словами — материалистическим переворачиванием гегелевской диалектики. Но что это означает конкретно?
80 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 10.
Прежде всего, это означает соединение диалектики с материалистическим пониманием истории, о котором уже шла речь. Именно эта конкретная форма материализма позволила сохранить лучшие достижения прошлого идеализма: идеализм не отброшен Марксом и Энгельсом, а он снят ими. Суть диалектического метода в том, как понимают его Маркс и Энгельс, чтобы следовать собственной логике предмета. И там, где мы следуем собственной логике истории, мы оказываемся в области не эмпирически, а теоретически развитой науки истории. А там, где мы следуем собственной логике природы, мы находимся в области теоретического естествознания. И задача философа в данном случае не подменять, а помогать действиям ученых. Ведь его, философа, сила не в особого рода знаниях, а во владении диалектическим методом, отшлифованным собственным развитием философии.
Маркс оставил нам пример диалектической логики «в действии» в многотомном исследовании рыночной экономики — «Капитале». Именно в этой работе материалистическая диалектика предстает перед нами в виде метода восхождения от абстрактного к конкретному. Что касается Энгельса, то он достаточно полно раскрыл перед нами диалектику взаимоотношений человека с природой на практике и в теории.
9. Ф. Энгельс: от сражения с Шеллингом до "Диалектики природы"
Поскольку история, по Марксу, это не только процесс развития и смены общественных форм, но и процесс практического освоения природы, постольку она есть одновременно процесс теоретического освоения природы, процесс развития естествознания. Что касается натурфилософии, то это, с точки зрения марксизма, особая историческая форма науки о природе, а именно ее фантастическая форма. «Естественные науки, — пишет Маркс, — развернули колоссальную деятельность и накопили непрерывно растущий материал. Но философия осталась для них столь же чуждой, как и они остались чужды философии. Кратковременное объединение их с философией было лишь фантастической иллюзией. Налицо была воля к объединению, способность же отсутствовала. Даже историография принимает во внимание естествознание лишь между прочим, как фактор просвещения, полезности отдельных великих открытий... Промышленность является действительным историческим отношением природы, а следовательно, и естествознания к человеку» [81].
Именно эта сторона учения Маркса и была затем развита в работах Энгельса «Анти-Дюринг» и «Диалектика природы». Если материалистическое понимание истории Маркса, как мы видели, направлено против философии истории, то диалектика естествознания Энгельса направлена против философии природы — против натурфилософии. «Когда естествознание, — писал Энгельс, — научится усваивать результаты, достигнутые развитием философии в течение двух с половиной тысячелетий, оно именно благодаря этому избавится, с одной стороны, от всякой особой, вне его и над ним стоящей натурфилософии, с другой — от своего собственного, унаследованного от английского эмпиризма, ограниченного метода мышления» [82]. Освободить естествознание от натурфилософии — это и было, можно сказать, главным делом жизни друга и соратника Маркса Фридриха Энгельса.
81 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 123—124.
82 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 14.
Фридрих Энгельс (1820—1895) родился в семье текстильного фабриканта, который, не дав сыну даже закончить школу, засадил служить в фабричную контору. Но неистребимая тяга к образованию не была убита в юном Фридрихе деспотизмом практичного отца. И даже во время срочной военной службы, которую Энгельс проходил в Берлине королевским бомбардиром, он посещал вольным слушателем лекции Шеллинга в Берлинском университете. Именно тогда, зимой 1841 — 1842 гг., он познакомился с левыми гегельянцами, и тогда же сформировались его демократические убеждения.
Лекции Шеллинга вызвали живой отрицательный отклик у Энгельса, в результате чего он пишет свои первые критические философские работы. Энгельс встает на защиту Гегеля против нападок его бывшего друга. «Два старых друга юности, — пишет Энгельс в статье «Шеллинг о Гегеле», — товарищи по комнате во время прохождения курса в тюбингенской духовной семинарии, снова встречаются через сорок лет, но уже противниками. Один, умерший уже десять лет тому назад, живет, более чем когда-либо, в своих учениках; другой, по утверждению последних, духовно мертвый уже три десятилетия, ныне неожиданно претендует на полноту жизненной силы и требует признания» [83].
83 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 105.
84 Там же. С. 110.
Признания, как отмечает Энгельс, Шеллинг ни у кого из слушателей не снискал. А поскольку и Маркс, и Энгельс принадлежали к левым гегельянцам и радикальной демократии, то их отношение к ретроградным идеям Шеллинга, с которыми он выступил в курсе лекций по философии откровения зимой 1841—1842 гг., в общем-то, совпало. Гегель в это время еще оставался знаменем немецкой демократии. Поэтому нападки Шеллинга на Гегеля вызвали прямо противоположный эффект. «Будем, однако, говорить серьезно, — писал Энгельс. — Разве можем мы, которые обязаны Гегелю больше, чем он был обязан Шеллингу, терпеть, чтобы на его могильной плите писались такие оскорбления, и не выступить в защиту его чести, посылая вызов его хулителю, как бы он ни был грозен» [84]. Всякая новая философия проявляется сначала в форме неудовлетворенности старой. Таковы критические работы Энгельса о Шеллинге: здесь нет еще новой философии так сказать explicite, но имплицитно она уже содержится в самой этой критике.
Итак, первая встреча Маркса и Энгельса, как было уже сказано, состоялась в 1842 году, а их тесная дружба и сотрудничество начались в августе 1844-го после встречи в Париже. К этому времени они оба пришли к материалистическому пониманию истории, хотя и несколько отличными способами: Энгельс — наблюдая жизнь в Англии, где он работал на фабриках своего отца, а Маркс — через критику гегелевской философии государственного права. «Живя в Манчестере, — писал Энгельс, — я, что называется, носом натолкнулся на то, что экономические факты, которые до сих пор в исторических сочинениях не играют никакой роли или играют жалкую роль, представляют, по крайней мере для современного мира, решающую историческую силу; что экономические факты образуют основу, на которой возникают современные классовые противоположности; что эти классовые противоположности во всех странах, где они благодаря крупной промышленности достигли полного развития, в частности, следовательно, в Англии, в свою очередь, составляют основу для формирования политических партий, для партийной борьбы и вместе с тем для всей политической истории» [85].
Для Энгельса, как и для Маркса, было ясно, что диалектика в истории проявляется только в форме конкретного исторического процесса. Поэтому для того, чтобы понять диалектику в истории, надо знать и понимать самое историю. Но точно так же, для того чтобы понять диалектику в природе, надо знать конкретные формы протекания природных процессов. Поэтому Энгельс к процитированному нами месту добавляет: «Но для диалектического и вместе с тем материалистического понимания природы необходимо знакомство с математикой и естествознанием» [86]. Именно знакомству с математикой и современным ему естествознанием посвящает Энгельс значительную часть своего времени.
85 Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. Т. 1. 1952. С. 326.
86 Там же С. 10-11.
Без знания естествознания понять диалектику в природе невозможно. Поэтому не случайно вопрос о диалектике в природе встал именно тогда, когда само естествознание развилось в достаточной степени. По времени это происходит в конце XVIII—начале XIX столетий. И этот запрос породил натурфилософию Шеллинга и Гегеля. Уже они показали, что природе свойственна диалектика, хотя сделано это было ими в ложной форме натурфилософии. Указанная ложная форма была обусловлена недостаточной развитостью самого естествознания, когда оно, с одной стороны, обнаруживало всеобщую взаимосвязь в природе, а с другой стороны, эту всеобщую взаимосвязь приходилось, как и в философии истории, домысливать. Вот в этом домысливании и состоит специфика любой натурфилософии.
Параллель между натурфилософией, т. е. философией природы, и философией истории совершенно определенно проводится именно Энгельсом. «Подобно натурфилософии, — пишет он в своей уже вполне «зрелой» работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», — философия истории, права, религии и т.д. состояла в том, что место действительной связи, которую следует обнаруживать в событиях, занимала связь, измышленная философами; что на историю — и в ее целом и в отдельных частях — смотрели как на постепенное осуществление идей, и притом, разумеется, всегда только любимых идей каждого данного философа» [87].
В середине и второй половине XIX века естествознание поднимается на новую качественную ступень. Такое продвижение Энгельс связывает с тремя великими, как он их называет, естественно-научными открытиями. Это, во-первых, открытие живой клетки, во-вторых, открытие закона сохранения и превращения энергии и, в-третьих, теория происхождения видов Дарвина. «Благодаря этим трем великим открытиям, — писал Энгельс, — и прочим громадным успехам естествознания, мы мoжем теперь в общем и целом обнаружить не только ту связь, которая существует между процессами природы в отдельных ее областях, но также и ту, которая имеется между этими отдельными областями» [88].
87 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 371.
|
|
|
