Тайное путешествие по Тибету 1 глава
• Шведский премьер-министр и реформатор Улоф Пальме застрелен на улице в Стокгольме. • Цена на нефть, добываемую в Северном море, впервые опускается ниже 10 долларов за баррель. • 26 апреля происходит авария на Чернобыльской АЭС близ Киева, СССР. Советские власти сообщают о взрыве только после того, как поступили сообщения о значительном повышении радиационного фона из Швеции, Дании и Финляндии. • СССР принимает решение о выводе войск из Афганистана. Гонконг Наше приключение должно было начаться в Гонконге. Там нас уже ждали Ханна и Курт. Мы жили по- королевски у одной немецкой пары, а я читал лекции их друзьям и китайской группе. Позднее приехали Педро и Ильза, а Яцеку пришлось лететь дальше в Китай. У него был польский паспорт, а гонконгские власти не хотели присутствия на острове никаких коммунистов. Широта ума Педро проявилась, когда мы закупали вещи для путешествия. Он осознал пустотность денег и пользовался этим иллюзорным материалом легко и свободно. Покупая отличную видеокамеру, он так снизил цену, что продавцы даже обиделись. Благодаря этой покупке мы в Тибете отсняли 40 бесценных часов. При таком же удобном случае всего за 100 долларов Педро купил пару действительно хороших биноклей из Восточной Германии. Курт тоже был профессионалом. Он привез с собой одежду из магазина «Альпине», которая должна была нас согревать почти при любых температурах. К счастью для членов нашей группы, их снаряжением занимались не мы с Ханной, привыкшие к максимальной экономии. К этой первой поездке по Тибету мы подготовились очень хорошо, хотя я и продолжал носить старую военную одежду. Чтобы сберечь дорогую экипировку, я всю дорогу возил ее на дне своего армейского вещмешка.
Китай Педро отбыл первым. Он хотел найти Яцека и помочь ему. Остальная часть группы погрузилась на шумный быстроходный катер, идущий из Гонконга на север. Мы хотели заплыть на нем как можно дальше на китайскую территорию. Двигаясь вверх по реке, мы смотрели и слушали, выставив все свои «антенны». Хотелось ощутить вибрации страны, которая покорила наш любимый Тибет, - узнать, какими были эти люди и как они жили. Дешево, но с претензией выстроенные фабрики, кучи хлама, ветхие дома - то была страна без любви. Не чувствовалось ни тепла, ни радости. Все наводило тоску, все казалось негодным для жизни. Поразительным был контраст с Гонконгом: здесь люди сидели или бродили, ступая медленно и тяжело; там они двигались бодро, быстрой походкой или бегом. Почти все китайцы были одеты в стандартные синие или зеленые униформы, и скоро мы стали называть их близнецами. Это слово пришло нам на ум еще в 1968 году в Непале, при первой встрече с этим удивительным явлением. Трудно было смириться с мыслью, что такой муравьиной кармой обладает целый миллиард человек. Хотелось ощутить вибрации страны, которая покорила наш любимый Тибет, - узнать, какими были эти люди и как они жили. Катер причалил в Гуанчжоу - городе, построенном по английским образцам. Нас сразу привезли в отель, и служащие попытались задержать в нем всех иностранцев. Но с нами этот номер не прошел, и мы провели в центре города очень поучительный вечер. Люди в изумлении глазели на нас, и никто не осмеливался подойти и заговорить. В школах им все еще вдалбливали в головы, что мы - «белые дьяволы». Все было нищим, серым, узким и несвободным. Было очевидно, что великое социалистическое братство потерпело крах, а отчуждение, от которого мы все, как предполагалось, страдали при капитализме, здесь так и не исчезло. Было очевидно, что великое социалистическое братство потерпело крах, а отчуждение, от которого мы все, как предполагалось, страдали при капитализме, здесь так и не исчезло.
Автобус в Гуилин ехал через удивительные места; раньше мы думали, что такие пейзажи - плод воображения какой-то школы китайского искусства. Это называлось «Зубы Дракона». Посреди совершенно плоского ландшафта высились, упираясь в небо, узкие горы. Даже причудливо искривленные деревья выглядели точь-в-точь как на старых акварелях. Нам объяснили, что эти образования появились, когда со дна океана взметнулись вверх потоки лавы и быстро затвердели в воде. Затем, когда давление индийского материка на Евразию заставило земную поверхность подняться и стать Гималаями, возникли и Зубы Дракона. Гуилин был удивительно оживленным. Город находился в «полусвободной» экономической зоне, и людям было разрешено в какой-то степени друг друга эксплуатировать. Это держало их в тонусе. Мало кто носил униформу, многие даже улыбались. Нам встретилось несколько сексапильных девушек. Первым делом местные жители пытались купить у нас доллары - за них в туристических магазинах продавались неплохие товары. В конце дня, проведенного в общественном транспорте, мы приехали в следующий город. Люди там были крайне неприветливы - как и та холодная глушь, в которой они жили. Таким и запомнился Китай многим туристам, и вот почему лишь единицы хотели туда вернуться. Какое-то время я расталкивал людей вокруг, чтобы проверить, могут ли их ожесточенные лица выглядеть еще злее, но вскоре пришла пора уезжать. Однако это было не так легко. У китайских коммунистов был только один отпуск в году - 5 дней на восточный Новый год, в январе или феврале. Естественно, все, кому удавалось получить необходимое разрешение, в это время куда-нибудь ехали. Женщина в форменном костюме, которой явно понравились голубые глаза «белых дьяволов», добыла для нас стоячие места в поезде, который ехал дальше в Чэнду. Этот пятимиллионный город находится всего в нескольких сотнях километров от гор Восточного Тибета. По дороге туда каждый квадратный сантиметр, без преувеличения, используется для сельского хозяйства - это казалось уже перебором. Жутковатое впечатление производили собаки и крысы в клетках, стоящих перед ресторанами; они ожидали своей очереди, чтобы оказаться на тарелке с яблочком во рту. Мы не отказались бы от пары хороших кусачек, чтобы взломать эти клетки.
Чэнду был серым и безнадежным. Воздух там такой, что Мехико или Афины после этого покажутся курортами. Дышать было почти невозможно из-за миллионов маленьких печек, в которых уголь сгорал лишь частично, и половина населения ходила по улицам в марлевых повязках. К тому же город был затхлым, неприветливым и нестерпимо холодным - задерживаться там не хотелось. Мы вошли в фойе самого крупного отеля - гигантского желтого ящика, окруженного садом, в котором двумя годами позже, в 1989, во время восстания погибли сотни людей. Навстречу нам спускались по ступенькам Педро и Яцек. Радостно было видеть их снова. Они прибыли туда другим путем, более привычным для туристов, и ниже по течению реки уже сфотографировали хорошо сохранившуюся статую Будды. Еще они знали курсы валют и места, где можно поесть и не отравиться. Номер в этом отеле стоил девять долларов в сутки - больше, чем мы могли себе позволить, - и мы отправились в другую гостиницу. Заглянув по дороге в подземный кафетерий, мы с изумлением обнаружили там настоящую молодежь современного вида. Мы въехали в красный Китай всего три дня назад - и уже удивленно глазели на нормальных, здравых людей. Более дешевый ночлег мы нашли на той же улице. Комната там оказалась всего одна, и дышалось в ней, как в парной: лопнула главная труба с горячей водой. То ли ночь в такой обстановке, то ли сомнительная еда в поезде, а может быть, многочисленные китайские солдаты, которых я отправил к праотцам в прошлой жизни, - что-то оказалось нам не по силам. Утром и я, и Ханна проснулись с очень высокой температурой. Когда мы, пошатываясь, явились в первый отель забрать высохшую одежду, Педро с Яцеком уложили нас у себя, сказав, что сами поспят на полу, пока мы не восстановимся. Я велел Курту, Ильзе и Буркхарду лететь дальше в Лхасу, и им удалось сесть на последний самолет, до того как все учреждения закрылись на новогодние каникулы. Они должны были подготовить все к приезду остальных, и мне хотелось, чтобы они не волновались за нас.
Преобразование этого опыта в блаженство и свободную игру ума стоило значительных усилий. Мы еще никогда так тяжело не болели. Педро с Яцеком трогательно заботились о нас, лежащих с сорокаградусной температурой и пронзительными головными болями. Вместе с потом из нас выходили кармические долги перед китайцами. В постели мы провели десять дней, не видя ничего, кроме капиталистических фильмов из Гонконга, сплошь про кун-фу, и поразительных снов, вызванных горячкой. Снаружи китайцы с энтузиазмом повышали загрязненность воздуха, без конца взрывая хлопушки и запуская фейерверки. Грохот не прекращался ни днем, ни ночью. Преобразование этого опыта в блаженство и свободную игру ума стоило значительных усилий. Вскоре мы решили, что лучше умереть в Тибете, чем в Китае, и собрались, наконец, лететь на «крышу мира». За день до вылета я отважился на короткую прогулку и обнаружил, что силы частично ко мне вернулись. Тибет Горы Восточного Тибета загибаются гигантской петлей с севера на юг, и Педро снял отличные запрещенные кадры из самолета - ими теперь начинается фильм «Тайное путешествие по Восточному Тибету». Вокруг посадочной полосы лежала коричневая каменная пустыня, а первые увиденные нами тибетцы были маленькими, сгорбленными и тепло одетыми. Они несли треугольные флаги, красные и зеленые, без буддийской символики - по-видимому, власти разрешили украсить ими дома. Ожидая, пока водитель автобуса соизволит проехать сотню метров, чтобы отвезти пассажиров к зданию аэропорта, мы снова остро почувствовали, насколько мертвым и бессмысленным был этот мир в глазах китайских коммунистов. Автобус тронулся с места лишь тогда, когда мы начали напрямую угрожать шоферу. Дорога в Лхасу вилась вдоль реки, и в каком-то зловонном месте мы остановились опорожниться. Я гадал, что едят эти люди, чтобы производить такие запахи, и позднее нашел вероятную причину - отвратительно пахнущий зеленый лук из северной долины. Лхаса выросла перед нами внезапно и оказалась намного меньше, чем мы ожидали. Миновав несколько административных зданий и широкую улицу с несколькими перекрестками и светофорами, мы были у цели. Выбравшись из низенького автобуса, из окон которого невозможно посмотреть наверх, мы обнаружили прямо перед собой гигантскую сияющую Пота- лу, дворец Далай-лам. После Китая Тибет, даже при всей его разрухе и бедности, был оазисом внутренней свободы. Лхаса поражала своей красотой до 2000 года, пока китайские коммунисты не отомстили миру за отказ провести там олимпийские игры. Они бульдозерами сровняли с землей историческую часть города и на ее месте возвели унылые бетонные конструкции.
Выбравшись из низенького автобуса, из окон которого невозможно посмотреть наверх, мы обнаружили прямо перед собой гигантскую сияющую Поталу, дворец Далай-лам. Мы поселились на улице Счастья, в «Бернаг- шол-отеле» - одном из немногих тибетских отелей, где разрешалось жить иностранцам. Эти места были вечно переполнены, в то время как гостиницы для китайцев пустовали. Не зная здешних языков, туристы могли голосовать лишь ногами. То и дело звучали фразы вроде: «В Тибет - конечно, да, но в Китай я больше ни ногой». Почему-то красные китайцы просто не могли относиться к людям хорошо. Спектр их эмоций простирался от ярости до ревности, с отдельными всплесками злорадного ликования при виде чужого несчастья. Мы постоянно напоминали друг другу о наших близких учениках-китайцах из свободного мира, чтобы не опуститься до расизма.
Когда мы в первый раз обходили Джоканг, главный храм Лхасы, произошло нечто необыкновенное. Это событие стоило сорока минут бесценной кинопленки Педро. У центрального входа в здание, где стоит Джово - тибетская национальная святыня, вокруг меня собралась толпа. Она состояла из кхампов, сильных мужчин из племени длиннолицых воинов, единственных, кто по-настоящему сопротивлялся китайскому вторжению и вел себя по-мужски в оккупированном Тибете. Полные достоинства, с красными новогодними лентами, вплетенными в традиционные косы, они представляли собой внушительное зрелище. Полностью поглощенный вневременной узнавае- мостью этой сцены, ярким светом и людьми, медленно движущимися вокруг, я понял, что происходящее становится чем-то очень близким. Меня тщательно проверяли. Но интересовал их не паспорт и не кошелек. Вибрации были совершенно иные. Внезапно мужчина с волевыми чертами лица склонился передо мной, чуть не стукнув меня головой в живот, и я, не раздумывая, благословил его. Тогда все взорвалось. Все еще полубольного, меня несколько часов сопровождали в обходе вокруг Джоканга тысячи людей, ожидавших благословения. Как и на Западе, чтобы передавать энергию, я прикасался к их головам небольшой коробочкой, которую сам Шестнадцатый Кармапа специально для этого наполнил реликвиями. С того дня и до конца нашего путешествия по Тибету история повторялась: тибетцы приходили за благословением, и у китайских солдат глаза чуть не выпадали из орбит. Будь на моем месте тибетский ринпоче, им тут же занялись бы следователи. Но что можно сделать с туристом? Все еще полубольного, меня несколько часов сопровождали в обходе вокруг Джоканга тысячи людей, ожидавших благословения.
Февральское полнолуние 1986 года, за две недели до новогодней ночи, вошло в тибетскую историю. Уже во второй половине дня город гудел от растревоженных энергий, а китайцы огородили его центральную часть автобусами и джипами. Было очевидно, что на вечернюю церемонию приглашены только особые гости. Мы сказали: «Не проблема», - и пригласили себя сами. Там готовилась первая за 26 лет церемония, называемая «Мёнлам ченмо», то есть «Большая молитва». Перепрыгнув через несколько джипов и проскочив мимо солдат, которые ничего не могли с нами поделать, мы бросились врассыпную на открытой площадке позади Джоканга. Затем мы слились с толпой из нескольких сот избранных, стоявших перед зданием.
Под слепящим фонарем молились около двухсот монахов из крупнейших монастырей Гелугпы, а миряне в это время выставляли на высоком помосте большие подносы с разноцветными традиционными укра- шениями из масла. То были дары для Будд. Это зрелище одновременно и трогало, и смущало. Хотя перед объективами китайцев люди не слишком открыто выражали свои чувства, все же определенной свободы им удалось добиться. В прошлые годы на подобных церемониях бывали десятки тысяч монахов, но теперь и такое количество выглядело как большая толпа. Там был и Панчен-лама - но, даже рассматривая его вблизи, мы не смогли составить о нем однозначного мнения. Он очень напоминал Кармапу, но я не почувствовал настоящего поля силы. Возможно, виной тому были тяжелые пытки, которые ему пришлось вынести. Как и позднее китайский кандидат на трон Семнадцатого Кармапы Ургьен Тринле, и следующий Панчен-лама, выбранный китайцами, он не получил официального признания. Китайцы подтвердили его титул, но от этого он стал значительно менее убедительным. Тибетцев, с которыми нам удалось пообщаться, положение Панчен-ламы глубоко расстраивало. Впервые мы увидели его сразу после того, как он наставлял своих соотечественников регулярно мыться и не воровать, потому что в страну теперь будут приезжать туристы. Людей ужасало то, что он так тесно сотрудничал с оккупантами. Вдобавок они страдали, когда он открыто хвалил китайцев. И, хотя за все хорошее, что с ними произошло, тибетцы привыкли благодарить Далай-ламу, все-таки именно деятельность Панчен-ламы, находящегося в кругах власти (он был одним из тринадцати вице-президентов Китая), способствовала тому, что за последние несколько лет они обрели больше духовной свободы. У всех угнетенных народов трагические герои более популярны, чем тактики, усилиями которых жизнь людей становится, по крайней мере, терпимой. Одна мысль о том, что будущий претендент на титул Кармапы может оказаться в такой же роли предателя, вызывала содрогание - именно поэтому мы с Ханной в 1992 году ввязались в тибетскую политику. Тибетцев, с которыми нам удалось пообщаться, положение Панчен-ламы глубоко расстраивало. В январе 1989 года, за день до смерти, Панчен-лама, по-видимому, наконец высказал все, что было у него на душе. Из своей резиденции в Шигаце, в Южном Тибете, он основательно раскритиковал китайцев. Он заявил, что они уничтожили его страну и людей. Было бы любопытно посмотреть, какое мнение о нем станет общепринятым в последующие годы. Как только его машина уехала, китайцы открыли вход через контрольно-пропускной пункт. Теперь началось столпотворение. Тысячи тибетцев вылезли из- под автобусов, многие в порванной или замасленной одежде. Подталкивая друг друга к стенам, они стремительно заполонили широкую площадь. Они хотели просто войти внутрь. Некоторые из них месяцами шли сюда пешком из отдаленных районов страны, чтобы только принять участие в этой «Великой молитве», проводившейся впервые с тех пор, как у них украли свободу. Слева и справа падали те, кого переставали держать своими телами идущие рядом, и многие гибли. Завыли сирены, но никто не смог пробраться к затоптанным людям, которые, как мы надеялись, были уже на пути в Чистые страны. На знакомство с Лхасой хватило нескольких дней. Нам очень хотелось посетить Цурпху, главную резиденцию Кармапы. Этот монастырь находится всего в восьмидесяти километрах на северо-запад от столицы, но поездка туда превратилась в невиданный цирк. Когда наш невыносимый водитель в конце концов ухитрился завести грузовик - на несколько часов позже, чем договаривались, - его посетила гениальная идея подобрать мужчину с огромной вязанкой дров прямо перед китайским блокпостом. Европейцам не разрешалось отклоняться от организованных маршрутов, и солдаты потребовали, чтобы мы вылезли из грузовика. Мы фотографировали их и угрожали пожаловаться, пока они не сдались, отругав водителя и отдав ему все документы. На протяжении следующих сорока километров асфальтовой дороги, ведущей на север, нас дважды тормозили военные, а затем несколько километров нам пришлось пройти пешком, чтобы обогнуть очередной КПП. У одной особенно зазубренной горы мы свернули влево, чтобы проехать еще пару десятков километров по каменистой долине. В конце неровной дороги лежал Цурпху.
Когда до монастыря оставалось еще приличное расстояние, шофер просто отказался ехать дальше. Его нерешительный стиль вождения с утра ничуть не улучшился, и теперь он считал, что подъем слишком обледенел. Мы были вынуждены взвалить на плечи свои рюкзаки, хотя дрова позже погрузили на яков. Мы двигались в ярком свете полной луны на высоте более 4000 метров. Если считать еще замену покрышек, он довез нас с рекордной скоростью - за двенадцать часов. Окрестности выглядели волшебными и нереальными. Спотыкаясь под тяжестью поклажи, мы шли по тропе, по которой ступали ноги важнейших учителей нашей линии преемственности с 1150 года. Пройдя последний отрезок пути, мы оказались посреди величественных развалин. Мне тут же вспомнился Гамбург, разрушенный бомбежками Второй мировой войны. Мы двигались в ярком свете полной луны на высоте более 4000 метров. Вход в восстановленное здание освещала единственная газовая лампа. Внутри мы увидели с десяток пожилых лам - у них было много вопросов. Щедро угостив нас цампой и чаем, они отвели меня наверх, в самую лучшую комнату - до сих пор там останавливался только Джамгён Конгтрул. Заметив, что я зову Ханну за собой, монахи вытаращили глаза, а затем, когда обнаружилось, что наши спальные мешки состегнуты вместе, на тибетцев стало жалко смотреть. Чтобы сберечь их умственный покой, мы разъединили и спальники, и матрацы, и ламы с облегчением удалились.
Это изображение Любящих Глаз возникло само собой на скале недалеко от Цурпху. После разрушения монастыря оно стало невидимым, а теперь снова проступает Спать в разреженном воздухе было трудно - к тому же сильно ощущалась энергия этого места. Я плавно скользил между снами, которые охватывали несколько жизней. На рассвете я силой поднял себя, чтобы сверху посмотреть на долину, и получил необычное благословение: я глядел прямо в иссиня-черное оскаленное лицо Шингчонга, местного Защитника. Он был очень важен для Шамарпы и Тенги Ринпоче. Почти все, что мы видели во время этого визита, запечатлели кадры, отснятые Педро. Мы раздарили много фотографий Кармапы, наших высших лам и Черного Плаща, а затем забрались в грузовик, чтобы ехать обратно в Лхасу. Теперь мы запланировали поездку, которую до нас не отважился совершить ни один западный человек, - мы хотели посвятить целый месяц осмотру самых священных мест в забытом всеми Восточном Тибете. Под еще почти полной луной мы погрузились в открытый кузов, и началось тайное путешествие. В машине уже сидело с десяток кхампов и других тибетцев. Поскольку нам предстояло в потемках миновать несколько китайских контрольных пунктов, мы решили не останавливаться до утра. Мы устроили привал в пересохшем русле реки, где разглядеть нас было почти невозможно; там тибетцы смешивали с чаем цам- пу - ячменную муку. Мы же по привычке добавили в эту смесь протеиновый порошок и витамины.
Я не мог понять, почему наши спутники-кхампы не полностью нас принимали, но постепенно дело прояснилось. На праздновании Нового года они несколько раз приглашали Буркхарда, двухметрового и очень сильного, посостязаться с ними в армрестлинге. После того как они легко уложили на стол руку вежливого великана, не дав ему опомниться, белая раса низко пала в их глазах. Такого допускать нельзя. Местные судят обо всей группе по одному ее представителю. Как и прежде в дальних странах, спасать нашу честь выпало мне. Однако для этого пришлось потрудиться: будучи ламой, я не мог просто взять и вызвать на поединок самого сильного из наших тибетцев. Удобный случай подвернулся через несколько дней. Они снова затеяли борьбу на руках за столом, и, завидев это, я произнес: «О, это похоже на игры, которыми мы увлекались в детстве! Можно мне попробовать?» Я трижды быстро поборол самого мускулистого из них и воскликнул: «Да, это та же самая игра! Как забавно!» После этого нас в кузове уже никто не теснил. Мы стали своими на том уровне, который понимали все. Первую длительную остановку мы сделали в Бово или Боми - этот город называют по-разному. Он рас положен на севере от Бутана, на границе между северо-восточными Гималаями и высоким древним плато Центрального Тибета. Здесь горные системы Юрского периода встречаются с самыми молодыми и высокими горами мира. Разница в 60 миллионов лет очень заметна. Целые недели можно провести в пути вдоль ясно различимой границы между двумя ландшафтами. Наш водитель решил симулировать поломку двигателя. Ему хотелось провести несколько дней с семьей, и он пригласил нас пожить на его маленькой ферме в деревне. Мы снова с удовольствием поспали под открытой крышей сарая. Оттуда открывался вид на всю долину, и вокруг бесшумно падали снежные хлопья. Обычно темнота и едкий дым открытого очага заставляли нас сбегать из домов шерпов и тибетцев, но здесь мы с радостью ходили в гости к соседу. У него была печка с дымоходом - единственная, которую мы видели в Тибете. У нас с Ханной находилось достаточно времени на медитацию и осмотр окрестностей. Люди приходили за благословением только по вечерам. Местность находилась в запустении. Китайцы вырубили огромную массу хвойных деревьев и ничего при этом не посадили. Некоторые стволы, гниющие на земле, были такой толщины, что поверх них виднелось только небо: не имея таких машин, которые могли бы вывезти самые толстые части деревьев, рабочие просто оставили их лежать.
До сих пор самым неприятным обстоятельством в пути была тряска на неровных дорогах. Теперь нас больше беспокоил холод. К востоку от Бутана, где Гималаи изгибаются дугой с севера на юг, невозможно избежать подъема на высокие перевалы, достигающие 6000 м над уровнем моря. Все держались бодро, и теплыми вещами мы укутывали Ханну и Ильзу. На таких перегонах путники часто погибают из-за погодных условий и горной болезни. На последнем перевале перед Чамдо, городом, который китайцы назначили столицей Восточного Тибета, Курту пришлось заставлять совершенно измученного водителя ехать, не тормозя, чтобы непрерывный снегопад не отрезал нас от мира. На таких перегонах путники часто погибают из- за погодных условий и горной болезни. Честно говоря, грузовики - это невоспетые герои бедных стран, ныне пытающихся индустриализироваться. Индия совершенно развалилась бы без дизельных грузовиков «Тата», выпускаемых по лицензии «Мерседеса», а в Китай поставлялись антикварные устройства - четырехцилиндровые бензиновые машины, оснащенные двигателем с боковой вентиляцией и впервые созданные «Опелем» еще в тридцатые годы. После войны их без изменений стали выпускать русские, и эти образцы изящной немецкой инженерии в Китае были единственной техникой, которая не ломалась. Эти машины были вечно перегружены: днем они возили тех, кому разрешалось перемещаться по стране, а ночью нелегалов. Здесь же их главным назначением был вывоз из Тибета краденого дерева. За все время лишь однажды нам на глаза попался автобус. Люди не должны были навещать друг друга и обмениваться жалобами на свое бедственное положение, и потому частные автомобили отсутствовали как вид. Только высокопоставленным партийным работникам позволялось иметь свою машину, но они, похоже, не жаловали горную местность.
Зимой 1951 года китайцы аннексировали большую часть Кхама - восточной и самой восхитительной области Тибета. Тогда-то Чамдо и объявили новой столицей. Въехав туда в пять часов утра, мы первым делом попрятались за свой багаж, чтобы не попасться на глаза полиции. Как только начался рассвет, мы увидели в городе следы серьезных бомбардировок. Отсюда нам предстояло отправиться в Карма Гён, второй по важности монастырь в нашей традиции. Его примерно в 1160 году основал Первый Кармапа Дю- сум Кхьенпа (1110-1193), и с тех пор там еще не ступала нога белого человека. Отсюда нам предстояло отправиться в Карма Гён, второй по важности монастырь в нашей традиции. Пока мы, в поисках подходящего грузовика, расспрашивали местных жителей, появились полицейские. Они потребовали, чтобы мы немедленно убирались из города. В качестве цели своего путешествия мы назвали место, из которого только что прибыли: китайцы всегда отправляют тебя обратно в предыдущий пункт маршрута. Мы держались твердо, но приветливо и выторговали себе лишний день. Офицер знал тибетский и, собственно, выглядел вполне по- людски даже в отутюженной униформе от Великого кормчего.
Наутро мы со всеми своими рюкзаками забрались в кузов очередного грузовика. Сидя на мешках с чаем, мы ехали на север по безмятежной долине. Дорога вилась вдоль реки, и водитель изредка останавливался, выходил и втыкал в землю колышек. Он хотел убедиться, что покрытие выдержит вес машины. Вода находилась всего метрах в ста внизу, а дорога была хуже всех, что мы видели на западе страны. Летом того года половина грузовиков здесь падала, но с нами все прошло хорошо - помогли благословение Карма- пы и мороз, сковавший верхний слой почвы. Природа постоянно радовала глаз. До сих пор ее самым страстным поклонником был Курт, потому что многие горы напоминали ему родные Альпы. Теперь его восторги заглушил Педро, обнаруживщий множество цветов, знакомых ему с детства, которое прошло в Испании, недалеко от Саламанки. Я раздавал в придорожных деревнях шнурки, несущие благословение важной серии посвящений от Девятого Кармапы, называемой «Чиг ше кюн дрол». Ее мы получили от Тен- ги Ринпоче в Германии предыдущей осенью.
Вечером дорога кончилась. Мы снова провели ночь в сарае на крыше деревенского дома. На следующее утро люди пообещали дать нам лошадей, чтобы мы поехали дальше. Они очень долго не могли собраться вместе, а когда привели моего коня, его седло оказалось без стремян: лама должен ехать на привязи и не причинять животному боли, пытаясь самостоятельно подгонять его. Я соблюдал это условие ровно до тех пор, пока мы оставались в поле зрения селян. Потом мальчик, ведущий коня под уздцы, получил благословение, и я поехал дальше сам, насколько это возможно делать без опоры для ног. Мой зад немного болел, но в остальном все оказалось в порядке. После полудня мы с Ханной, Куртом и Педро галопом прискакали туда, где собирались ночевать. Остальные предпочли более умеренную скорость. Мы ночевали в Карма Чу, где Кармапы останавливались по пути в Карма Гён. Место было прекрасное. Люди, настоящие ученики Кармапы, независимые и сильные, изобретательно используя доступные материалы, построили в гигантском треугольном русле реки нечто напоминающее западную крепость. Мы проговорили допоздна; их уровень информированности нас потряс. Они знали, в какой стране находятся некоторые из наших учителей, и были по большому счету
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|