 |
Двуречье (шумер, аккад, ассирия, вавилон) 9 глава
|
|
|
|
Упадок древнейшей цивилизации долины Инда предоставил возможность полукочевым скотоводам ариям поселиться на заброшенных территориях. Пришли в запустение крупные города этого региона, зато возникло много больших и малых поселений новых племен. Если этот процесс происходил постепенно, без кровопролитных сражений и уничтожения местной культуры, то пришельцы могли перенять у местного населения немало полезных сведений, знаний, представлений о мире и богах.
Принято считать, что в далеком прошлом в Индии существовал политеизм (многобожие). Действительно, в гимнах «Ригведы» – наиболее древних из дошедших до нас сборников религиозных текстов – упомянуто три‑четыре десятка богов, а в одном месте говорится, что всего их 3399. По‑видимому, у каждого рода были свои божества, возможно, обожествленные предки. Но там же, в Ригведе, есть гимн о единстве всего сущего:
Един Огонь, многоразлично возжигаемый,
Едино Солнце, всепроникающее,
Едина Заря, все освещающая,
И едино то, что стало всем [этим]
Значит ли это, что в Индии существовало представление о Едином (или Триедином) Боге? Вряд ли, если иметь в виду общественное сознание. Тем более что Веды (от слова, означающего «знание», «ведение») – памятник духовной культуры Древней Индии – состоит из огромного числа больших и малых сочинений, имеющих разный возраст и принадлежащих различным авторам. Они были созданы три‑четыре тысячелетия назад и включили в себя, по всей видимости, устные предания еще более ранней поры, включая времена Мохенджо‑Даро и Хараппы. Но установить их единую хронологию вряд ли возможно.
Дело осложняется тем, что в Индии религиозные представления особенно тесно переплетались с философскими или даже «преднаучными». Даже само название – Веды – говорит о преобладании знаний, идей над художественными образами или религиозными представлениями (которые, безусловно, тоже относились к знаниям). Вот и приведенный выше гимн о Едином выглядит преимущественно философским.
|
|
|
«В целом религия ведического периода, – писал С.А. Токарев, – отличается сравнительной простотой и несложностью. Центральный момент этой религии – принесение жертвы. Образы богов довольно многочисленны, и большинство их – олицетворения явлений природы… Вначале многие из них были, вероятно, племенными богами. Полное преобладание мужских божеств и почти отсутствие женских отражают, видимо, господство патриархального строя общества.
В Ведах не упоминаются ни святилища, ни храмы. Жертвы приносятся или в доме, или на открытом воздухе, на особом жертвеннике. Не было, очевидно, и изображений богов. Эта сравнительно простая религия отражала переходный, родо‑племенной общественный строй».
Странно звучит в приведенной характеристике религии ведического периода утверждение о ее простоте. Такое мнение логичней всего оправдать приверженностью этого и многих других специалистов к идее прогресса, последовательного усложнения и перехода на более высокую интеллектуальную ступень всех культур, цивилизаций. Но допустимо ли считать простой религию, признающую множество богов, не выстроенных в четкие структуры? Их образы, как подчеркивает и сам Токарев, «нередко сливаются и легко переходят один в другой». Например, в гимне Сурье, олицетворяющему Солнце, подобные переходы создают чрезвычайно сложную картину:
Взошел светлый лик богов, глаз Митры, Варуны [и] Агни;
Заполнил небо и землю [и] воздушное пространство
Сурья, душа движущегося и неподвижного.
Сурья идет следом за сияющей богиней Ушас,
|
|
|
Как жених за невестой…
Здесь Солнце называется и светлым ликом богов, и глазом не только Митры, но Варуны (бога неба) и Агни (бога огня). Как это понять? Сурья, бог Солнца, следует за богиней утренней зари Ушас, но в то же время он заполняет все пространство (в виде солнечных лучей? света?) и к тому же является душой всего живого и неживого (движущегося и недвижного), что позволяет сопоставлять его с солнечной энергией, благодаря которой осуществляются процессы жизнедеятельности в организмах и во всей биосфере, области жизни.
Спору нет, в гимне представлена поэтическая картина, не претендующая на логическую завершенность и непротиворечивость. Но разве поэзия проще прозы? Вообще мифология чрезвычайно сложна, и только комментаторы имеют способность упорядочить эти подчас противоречивые сказания. Но это касается лишь самого поверхностного смыслового пласта мифов. Среди них некоторые произведения настолько многоплановы и глубоки, содержат такие непростые мысли о жизни людей и природы, что заставляют всерьез задуматься тех, кто знаком с современными научными представлениями о мироздании и месте в нем человека.
Обратим внимание на космогонический гимн Ригведы, он обладает такими достоинствами, которых лишены новейшие космогонические теории:
Тогда не было ни сущего, ни не‑сущего;
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
Что в движении было? Где? Под чьим покровом?
Чем были воды, непроницаемые, глубокие?…
Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было
Различия между ночью и днем.
Без дуновения само собой дышало Единое,
И ничего, кроме него, не было…
Кто поистине знает, кто теперь бы поведал,
Откуда возникло это мирозданье?
Боги [появились] после сотворения его
[Но] кто же знает, из чего оно возникло?
Из чего возникло это мирозданье, создал ли
[Кто его] или нет?
Кто видел это на высшем небе, Тот поистине знает. [А] если не знает? Очень характерная черта целого ряда текстов Вед: в них много вопросов и сравнительно мало ответов. Авторы предпочитают задумываться и сомневаться, а не утверждать какую‑либо точку зрения. Как понимать бытие несущего? Возможно, это – хаос или полная неопределенность. Однако было Единое – вне времени и пространства.
|
|
|
Еще одна мысль: нельзя говорить ничего определенного о том, что не оставило никаких следов, чему не было свидетелей не только среди людей, но и среди богов, то есть некоего разумного начала. Иначе говоря, без субъекта нет объекта, он превращается в нечто неопределенное, умозрительное.
Вновь мы сталкиваемся с понятием «неопределенность» – не просто как с существованием нескольких вариантов, из которых трудно выбрать наиболее достоверный. В данном случае Неведомое предстает как абсолют, как принципиально непознаваемое.
Кто может знать о начале начал? Наивысшее существо, Вселенский Разум… Ну а если и он того не знает?!
Перед нами нетривиальное отношение к возможностям богов вообще и наивысшего из них в частности. Для них предполагаются ограничения всемогущества и всезнания. В дальнейшем у многих народов возникли представления о Боге как воплощении абсолютных качеств, включая судьбу мироздания в прошлом и будущем.
Но в таком случае люди, которые верят в такие или любые другие вполне определенные свойства и возможности Бога (богов), тем самым исходят из неявной посылки о своем полном понимании Его. Откуда они это знают? Как чрезвычайно ограниченный разум человеческий может утверждать что‑либо определенное о том, что несравненно превосходит его мыслительные способности?
Вот на какие вопросы и проблемы наводит космогонический гимн Древней Индии. А теперь сравните это с той космологической гипотезой, которая стала популярной в астрофизике и физике настолько, что удостоилась «звания» научной теории: якобы Вселенная возникла в результате Большого взрыва сверхплотного сгустка первоматерии. Как бы ни относиться к доказательствам подобной идеи (а они сугубо формальные и далеки от природных реалий), поражает сам факт уверенности ученых, что им известно, откуда возникло это мироздание, из чего оно возникло и каким образом. Или вправду ученые постигли то, что даже Высшему Разуму неведомо?!
Огромное разнообразие идей, образов, концепций, собранное в Ведах, постепенно упорядочивалось соответственно изменениям в структуре общества. Складывалось единое государство с кастовым строем. Резко выделились четыре касты (варны): брахманы (жрецы, знатоки и толкователи Вед), кшатрии (воины, правители), вайшьи (земледельцы, скотоводы, ремесленники, торговцы), шудры – слуги и рабы, представители покоренных арийцами местных племен. Определилась и иерархия богов, среди которых возвысился Брахма. Ведущее положение заняли также Вишну с богиней Лак‑шми и Шива с богиней Парвати (Дургой, Кали). Ведические божества отошли на второй план.
|
|
|
В этот период, около трех тысячелетий назад, возникли религиозно‑философские школы нескольких направлений, о чем свидетельствует название сборника текстов – «Упанишады», что означает «сидеть возле», у ног учителя. Как справедливо отметил советский индолог Г.М. Бонгард‑Левин: «Если авторы ригведийских гимнов были прежде всего певцами и поэтами, то авторы Упанишад – это уже философы и мудрецы. В центре их внимания находятся вопросы о человеке, его сущности, истинных ценностях и целях его бытия, вопросы, глубоко волновавшие мыслителей и античной Греции, и Древнего Китая».
Принято выделять шесть систем брахманизма (индуизма): Веданту, Мимансу, Санкхью, Ньяю, Вайшешику, Йогу. Первые две – мистические, сугубо идеалистические, признающие главенство в мире духовного начала, единства и слияния частных душ – Атмана – со всеобщей мировой душой – Брахманом. Система Санкхью признает самостоятельность материи, ее разделения на множество самостоятельных тел, при резком противопоставлении ее и вселенского духа (пуруши).
В системе Ньяя разработаны проблемы теории познания и логики, что определило возможность научного подхода к изучению природы, основанного на фактах и доказательствах. Вайшешика интересна прежде всего тем, что в этой системе разработана одна из первых атомистических гипотез. Еще более материалистичной была система Локаята, утверждавшая приоритет чувственно воспринимаемого мира, а целью человека – достижение счастья, наслаждение. Отрицая бытие богов, она явилась одной из оригинальных форм религии – атеизма (это тоже разновидность веры: в то, что бога или богов нет). Наконец, Йога – аскетическое учение, призванное установить господство духа над телом в целях самоусовершенствования.
Не следует, однако, забывать, что идеи древних мыслителей мы проецируем на современность, осмысливаем со своих позиций, «переводя» их на существующий научный и философский язык. Почти наверняка в те далекие времена люди понимали эти идеи не совсем так, как мы. Но замечательно уже то, что можно найти отзвуки их мыслей в нынешних научно‑философских взглядах.
|
|
|
Значительное место в Упанишадах занимает концепция вечного круговорота материальной и духовной субстанции, проблем смысла смерти и оправдания добра. Высказано предположение о воплощении бессмертной души в разные природные тела, организмы в зависимости от прижизненных деяний и образа мысли: «Тот снова рождается здесь червем, или насекомым, или рыбой, или птицей, или львом, или вепрем, или змеей, или тигром, или человеком, или в каком‑либо ином состоянии, согласно [своим] деяниям, согласно [своим] знаниям. В каждом человеке воплощена карма его прежних существований, но он способен изменить ее – к лучшему или худшему – своими деяниями, мыслями, устремлениями.
Обособление касты жрецов, браминов, йогов способствовало развитию религиозной философии. В результате боги стали превращаться в символы, абстракции, философские понятия, утрачивая связь с бытовыми реалиями, историческими персонажами. Для подавляющего большинства населения такие замысловатые идеи были чужды. Сохранялись и передавались из поколения в поколение предания о богах, подобных людям или животным, об их приключениях, борьбе с демонами, а также о легендарных царях и героях. Таковы эпические поэмы «Рамаяна» и «Махабхарата». Они призваны не только развлекать слушателей причудливыми сюжетными ходами, но и поучать мудрыми наставлениями.
Какие из богов Индии самые великие? Это определить нелегко, потому что в разные времена и в различных религиозных системах они менялись местами, кто‑то отходил на дальний план, а кто‑то выдвигался на первый. Показателен пример бога Дьяуса («ясный день»), олицетворяющего образ неба, тогда как его жена Притхиви – обожествленная земля Некогда они были соединены, но затем разъединились благодаря усилиям Индры, Варуны и некоторых других богов. Так объяснялась структура мироздания, напоминающая картину мира в египетской мифологии, но с переменой мест первобогов: отец‑небо вверху, мать‑земля внизу. Порой Дьяус сопоставлялся с быком или жеребцом (зооморфные образы, характерные для скотоводов‑ариев), а животворный дождь – с его изливающимся семенем.
Дьяус относится к числу древнейших индоевропейских (арийских) богов. В Греции он назывался Зевсом, в латинском языке стал именем нарицательным – деус, бог. А в Индии он отошел в тень, уступив место другим великим богам.
АДИТИ
Так называется едва ли не самое загадочное божество индийского пантеона. В переводе слово означает «несвязанность», «безграничность». Значит, Адити можно соединять с понятием первичного хаоса, всеобщего смешения без связи между частями (нечто неоформившееся) или с бесконечностью, безграничностью как всеединством и вечностью.
В гимнах «Ригведы» образ этой богини представлен по‑разному. Ее связывают со светом, заполняющим воздушное пространство, и Ушас – богиня утра, рассвета – ее отражение. Адити порой выступает как благодетельница, смягчающая гнев богов, предоставляющая убежище, избавляющая от нужды. Только одна ее роль совершенно определенна: она – мать группы богов, называемых «Адитьи».
Она упоминается в гимне Ригведы о происхождении богов:
Тому, кто увидит богов в грядущем веке,
Мы с радостью повествуем теперь о происхождении богов.
Брахманаспати выковал их, подобно кузнецу,
В раннем веке богов.
В первом веке богов из не‑сущего возникло сущее.
Затем возникло пространство мира, оно [возникло] из прародительницы.
Земля возникла из прародительницы.
Из земли возникло пространство мира,
Из Адити возник Лакша, из Лаючи – Адити,
Ведь Адити возникла, о Дакша, она твоя дочь.
Затем возникли боги, благие спутники бессмертия.
Имя бога Дакши переводится – «ловкий», «способный». Остается неясным, насколько бог представлен особым существом, которое может рождаться и порождать жизнь, а в какой мере это – понятие, олицетворение некоторых качеств. Да и сами боги выступают, по крайней мере отчасти, как создания разума. Брахманаспати (дословно – «господин молитвы») – сила, вызывающая богов, общающаяся с богами во время молитвы. Но в данном случае она творит богов так, словно они – создания разума.
Еще более запутано все, что связано с Адити. Она парадоксальным образом названа и матерью Дакши. Как может он, один из Адитьев, быть для них, а значит, и самому себе дедушкой? То ли это демонстративный отказ от логики и здравого смысла, то ли аллегория, то ли соединение двух разных идей без соответствующего согласования, то ли попытка осовременить древнее предание.
Последняя версия правдоподобна, ибо в более позднем мифе Дакша назван седьмым сыном Брахмы, который родился из большого пальца правой ноги бога‑творца (из пальца левой ноги возникла жена Дакши). Чтобы оправдать такую родословную, пришлось сделать Адити дочерью Дакши. Тем более что для мифа вовсе не обязательна логическая стройность и обоснованность.
А может быть, автор гимна хотел показать взаимосвязь и взаимозависимость возникновения из мирового пространства и Адити и Дакши. То есть первичная безграничность и неопределенность обрела некоторые способности, а они, в свою очередь, придали ей определенность… Не исключено, что Адити первоначально отождествлялась с прародительницей, которая дала начало пространству мира и земли, материальным сущностям, в отличие от последующего рождения богов. Затем боги совместными усилиями стали творить порядок из первозданного хаоса:
…возникли боги, благие спутники бессмертия.
Когда, о боги, вы стояли, крепко держась [друг за друга]
в изначальном море, Когда, о боги, вы, изнуряя себя, приумножали миры, Вынесли вы скрытое в море солнце. Восемь сыновей Адити рождены из [ее] чрева. Вознеслась она к богам с семерыми [сыновьями], Мартанду она отвергла.
С семью сыновьями вознеслась Адити в ранний век, Для рождения и умирания вновь привела [она] Мартанду.
Эта часть гимна «Ригведы» тоже содержит немало загадок. Семь Адитьев – это Митра, Арьяман, Бхага, Варуна, Дакша, Анша, Индра. Причем в другом гимне сыновей всего шесть (Индра отсутствует), а в более поздних текстах у нее уже 12 сыновей, которые выступают как солнечные боги и соотносятся с двенадцатью месяцами. Правда, восьмого ее ребенка – Мартанду – принято считать олицетворением Солнца, а его рождения и умирания – с заходом и восходом светила.
К каким богам вознеслась Адити – непонятно, ведь они возникли после нее. Такое впечатление, что речь идет о существах идеальных, тогда как Мартанду – реальное небесное тело. Хочется согласиться с мнением В.Н. Топорова: «Правдоподобно предположение о том, что имя Адити заменяет утраченное имя персонажа более древнего мифа». Этим можно объяснить путаную и противоречивую ее генеалогию. Не исключено, что в ней отразился образ прародительницы, культ которой существовал в долине Инда задолго до составления Вед.
ПРАДЖАПАТИ
Имя этого загадочного божества переводится как «владыка творений» или «господин потомства». Казалось бы, ясно: речь идет о боге‑творце или обожествленном предке. Однако в Ригведе он представлен не столь определенно, а порой из имени собственного Праджапати превращается в нарицательное, становясь эпитетом ряда ведических богов: Индры, Савитара, Сомы.
Некоторые авторы полагают, что это божество – сравнительно позднего происхождения. С этим трудно согласиться уже потому, что в ведах нередко Праджапати представлен творцом всего сущего:
На что опирался Праджапати, рождая все миры?… Праджапати создал [все] многоразличным… И тот, кто знает высшее божество, и тот, кто знает Праджапати, знают высшего Брахму…
Как персонаж космогонических мифов Праджапати изначально двойственен. С одной стороны, его можно считать олицетворением творческой энергии: концентрируя волю и энергию (предаваясь тапасу), он творит мир. Но сначала его называют «пурушей», что можно толковать и как первочеловека (творящего мир в своем сознании благодаря разуму), и как первовселенную, имеющую подобие человека, то есть обладающую жизнью и разумом. Вот этот текст из «Шатапатха‑брахмана»:
«Этот пуруша, Праджапати, пожелал: «Я хочу стать больше, я хочу размножиться». Он прилагал усилия, предавался тапасу. Прилагая усилия, предаваясь тапасу, он первым создал Брахмана… Тот стал его опорой…
Он создал воды. Из речи, которая есть вселенная, была создана его речь. Она достигла всего этого. Так как она достигла, она – вода. Так как она покрыла, она – вода».
Последняя часть требует пояснений и осмысления. По‑видимому, автор текста увлекся поэтической аналогией (речь течет, как вода; речь касается всего и охватывает все, как вода). Текучесть речи, словесных образов он сопоставил и с текучестью‑воды, и с изменчивостью, текучестью Вселенной. В более позднем сочинении («Чхандо‑гья‑упанишада) есть эпизод, позволяющий уточнить значение речи. Отдельные составляющие души, праны – зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, речь, мышление – заспорили о том, какая из них лучше, важней. Чтобы разрешить спор, они обратились к Праджапати. Он предложил критерий: та часть лучше, после ухода которой тело приобретает наихудший вид. Первой ушла речь, затем поочередно зрение, слух. Самым необходимым оказалось дыхание (то есть – жизнь), а следующей по важности – мысль.
Впрочем, и в «Шатапатха‑брахмане» есть прямое утверждение о том, что мысль следует считать творящим началом и первоосновой бытия: «Ибо мысль как бы не есть ни сущая, ни не‑сущая. Она, мысль, будучи созданной, пожелала стать явной, более ясно выраженной, с более четким обликом… Эта мысль создала речь». Затем следует целая цепочка подобных зависимостей (речь создала дыхание, дыхание – зрение и т. д.), завершаясь восхвалением знания, благодаря которому осмысляются все эти связи. Возможно, это следует понимать как сотворение мира благодаря знанию; сотворение – как постижение, а верней – постижение мира как его творение.
Есть еще одна история о споре мысли и речи:
«Мысль сказала: «Я лучше тебя. Ведь не говоришь ты того, что не достигнуто мною. Так как ты подражаешь мне, следуешь мне, я лучше тебя!»
Затем речь сказала: «Я лучше тебя. Ведь то, что знаешь ты, делаю я известным, делаю я понятным».
Обе они пошли к Праджапати за решением. Он, Праджапати, вслед за мыслью сказал: «Поистине мысль лучше тебя. Поистине ты подражаешь мысли, следуешь ей. Поистине худший подражает лучшему, следует ему».
В этой притче Праджапати выступает как высшая мудрость, а слово – как творение мысли, ибо иначе оно превращается в бессмыслицу. Поучение Праджапати обращено, конечно, к слушателю (читателю), оно призывает подражать лучшему и думать, прежде чем говорить. Ведь даже сам Праджапати «вслед за мыслью сказал», то есть сначала подумав.
Но есть ли мысль в таком случае первооснова всего? И как она может быть первоосновой, если появилась у Праджапати, который, следовательно, был прежде ее? На этот вопрос помогает ответить первая часть приведенного ранее текста из «Шатапатха‑брахмана» («Этот пуруша Праджапати…»). Там сказано, что все вначале было не‑сущим; не то, чтобы вообще ничего не было, но отсутствовали существа, все находилось в состоянии раздробленности, хаоса. Затем возникло дыхание, которое олицетворяет бог Индра, который есть Индха, что означает Воспламеняющий (автор использует игру слов и созвучий, что вообще характерно для мифов). «Поистине он Индха. Его называют Индрой тайно, ибо боги любят неявное». От этого жара возникло семь разных пуруш (в данном контексте, по‑видимому, так называются духовные сущности или стихии). «Они сделали из этих семерых пуруш одного‑единственного пурушу».
Вот этот «комплексный» пуруша и стал Праджапати. Выходит, последовательность творений выглядит таким образом: из неорганизованного вещества (будем говорить современным языком) возникли сгустки плазмы, излучающей жар, сформировались живые организмы; они имели разнообразные качества (упомянуто – семь), которые воплотились в одно живое существо – первочеловека – пурушу Праджапати. Под ним можно подразумевать и некую вселенскую творческую силу, обладающую, подобно человеку, разумом и другими свойствами.
К сожалению, данную версию приходится считать проблематичной: у автора текста могли быть какие‑то свои мысли, скрытые от нас или облеченные в мистический туман. Тем более что в дальнейшем излагается более или менее фантастический сюжет: Праджапати создал воды (сопряженные каким‑то образом с его речью); войдя в них и пожелав родиться из вод, он коснулся возникшего здесь, зародыш которого был создан как начало этой вселенной; затем из слезы возник конь (игра словами: «ашру» – слеза и «ашва» – конь), сок на скорлупе стал козой, а скорлупа – землей; Праджапати размял ее и бросил в воды, после чего появилась черепаха; приложив усилия, напрягая волю, создал он пену, а затем «он создал глину, высохший ил, солончаковую почву, песчаную почву, кремень, скалы, руду, золото, травы, деревья. Этим покрыл он эту землю».
Как видим, такой вариант творения выглядит надуманным и не имеющим сколько‑нибудь надежного философского, а тем более научного обоснования. Здесь использованы поэтические ассоциации, словесная эквилибристика.
В другом космогоническом мифе рассказывается о первоначальных водах, сплошном море. Но они обладали разумом (размышляли), волей и творческой энергией (предавались тапасу). Так возникло золотое яйцо. Из него со временем возник человек. Это был Праджапати. «Он пробил это золотое яйцо. Не было тогда никакой опоры. И плавало это золотое яйцо, пока длилось время одного года, пока она несла его».
Если отрешиться от фантастических деталей, то тут усматривается древнейшее высказывание, ставшее главным афоризмом эмбриологии: все живое – из яйца.
«Через год он пожелал говорить. Он сказал: «Блух» – и возникла эта земля. Он сказал: «Бхувах» – и возникло это воздушное пространство. Он сказал: «Свар» – и возникло это небо. Поэтому ровно через год ребенок испытывает желание говорить, ибо через год пожелал говорить Праджапати».
Из этого отрывка определенно следует, что творение словом есть одновременно познание. Поведение Праджапати сопоставляется с поведением ребенка: первый человек примерно так, как ребенок, познавал мир, давая названия разным его частям. То, что тут не подразумевается волшебное творение словом из ничего, подчеркивает следующий текст: «Он, Праджапати, впервые заговорив, поистине произносил лишь односложные и двусложные [слова]. Поэтому ребенок, впервые заговорив, произносит лишь односложные и двусложные [слова].
В дальнейшем он из самого себя создает богов, достигнув неба, после долгих странствий: «Они, эти божества, были поистине созданы из Праджапати: Агни, Индра, Сома, Параметшхи, потомок Праджапати. Они родились, имеющими тысячелетнюю жизнь. Подобно тому как взирают на [противоположный] берег реки, они взирали на [противоположный] берег своей жизни».
Если предположить, что Праджапати представляет собой некоего первочеловека, то получается, будто он сотворил богов, а не они – его. Это ли имел в виду автор? Не исключено. Но утверждать что‑то иное затруднительно. Хотя в целом ряде гимнов он представлен первобогом. Например, в «Упанишадах»: «Потомки Праджапати делились на богов и асуров. Боги были моложе, асуры – старше. Они состязались из‑за этих миров».
В подобных случаях Праджапати становится родоначальником и светлых сил (богов) и темных злобных демонов (асуров). Хотя и в этом случае остается место для двойного толкования, ибо асурами нередко назывались сторонники материалистических и атеистических учений или вообще иноверцы (асуры – означает «небоги»). В одной из «Упанишад» сказано:
«Троякое потомство Праджапати – боги, люди и асуры – жили у своего отца Праджапати, изучая Веды». В таком случае боги выступают как носители добра и могущества, асуры – низменных сил и побуждений, а люди – соединением черт и тех и других. Впрочем, эта притча, пожалуй, начинается как волшебная сказка – (жили‑были…) – Поучительно продолжение. Каждый из этих трех типов существ обращается с просьбой разъяснить главный смысл Вед. Он каждому отвечает одно и то же: «Да». И каждый понимает его по‑своему. Боги полагают, что он имеет в виду «дамьята» (сдерживай себя), люди – «датта» (дарите добро), асуры – «даядхвам» (будьте милосердны).
Завершается эпизод моралью, обращенной, конечно, не к богам или асурам, а к слушателям: необходимо каждому соблюдать все три завета: сдерживать себя, дарить добро (делать дары), быть милосердным. В дальнейшем вновь говорится о воде как первооснове всего сущего и о рождении богов:
«Вначале это было водами. Эти воды создали истину, истина – это Брахман. Брахман [создал] Праджапати, Праджапати – богов». Теперь уже Вселенский Разум (Брахман) творит Праджапати (пер‑вочеловека?), а он, в свою очередь – богов. Вряд ли из этого следует сделать вывод, будто таким образом в Древней Индии хотели доказать «надуманность» богов, являющихся лишь игрой ума и воображения. Скорее всего, речь идет о постижении божественного начала мироздания.
В одном из мифов, похожем на волшебную сказку, Праджапата – в образе человека – воспылал страстью к собственной дочери Ушас. Спасаясь от него, она обернулась ланью, но он превратился в оленя. Увидев это, грозный бог Рудра пришел в ярость и собрался поразить Праджапати молнией, и тот откупился, передав Рудре власть над зверями.
Эта история напоминает сказания народов примитивной культуры, не изживших шаманизм и поклонение тотемам‑животным; она призвана утвердить недопустимость инцеста. В этом случае Праджапати определенно связан с образом первопредка. Но по мере изменения первобытно‑общинных отношений, внесения в мифы философских идей и установления иерархии богов, образ Праджапати утрачивал определенность и связи с далеким прошлым.
Так после образа великой матери перед нами возникает – хотя и достаточно призрачно – образ великого охотника‑скотовода, божественного предка. Но все это – скорее пережитки, уходящие в прошлое, меняющие свой облик. Ведь боги умирают не так, как люди, а в некоторых своих ипостасях они поистине бессмертны.
ПУРУША
Тысячеглавый, тысячеглазый и тысяченогий Пуруша. Он закрыл собою всю землю и возвышался над ней на десять пальцев. Пуруша – это все, что стало и станет. Он властвует над бессмертием, [над всем], что растет благодаря пище.
Огромно его величие, но еще огромнее [сам] Пуруша. Четвертая часть его – все сущее, три [другие] – бессмертное в небе…
От него родилась Вирадж, а за ней пуруша. Родившись, он распростерся на запад и на восток.
Так начинается гимн Пуруше. Обратим внимание на последние две строки. Вирадж – олицетворение женского начала. Выходит, что первоначальный Пуруша (будем считать, что это – имя собственное, хотя нередко слово пишут с маленькой буквы) самопроизвольно породил мужское и женское начало (слово пуруша означает «человек», «мужчина»).
|
|
|
