 |
Двуречье (шумер, аккад, ассирия, вавилон) 12 глава
|
|
|
|
ЯМА
Таково имя владыки царства мертвых.
Изначально он принадлежал, по‑видимому, к двойному, парному божеству, божествам Яму и Ями (его сестра). Это первые люди, появившиеся на свет. Причем выражения «на свет» и «на свете» в данном случае имеют особый смысл, потому что их отцом признан Вивасвати, солнечное божество.
Казалось бы, что от них, как от библейских Адама и Евы или авестийских Йимы и Йимак, должен происходить и весь род людской. Кстати, Ева ведь тоже генетически тождественна Адаму, ибо была «клонирована» (с научной точки зрения этот термин совершенно оправдан в приложении к этой легенде) из его ребра.
В «Ригведе» приведен гимн‑диалог, в котором Ями уговаривает брата стать ее мужем, на что он отвечает отказом, ссылаясь на их кровное родство. Так проявился запрет на инцест, характерный для достаточно развитого общества и до сих пор вызывающий споры исследователей о причинах появлений такого запрета.
Яма был первым из людей, кто умер (не означает ли это, что и в давние времена продолжительность жизни мужчин была обычно меньше, чем женщин?). Открыв людям путь в мир иной и первым вступив туда, он становится там царем и повелителем. С той поры он собирает у себя всех отживших людей, готовит им место успокоения.
Безутешная Ями оплакивала смерть брата, и это продолжалось непрерывно; длящиеся бесконечно мгновения отражали ее причитания: «Только сегодня он умер» (то есть – «сего дня»). И для того, чтобы этот горестный день кончился, чтобы прекратились страдания Ями и ее стенания, досаждавшие богам, они создали ночь. Агни уступил Яме место в мире мертвых.
Под опекой Ямы находится Юг – страна света, охраняемая двумя страшными псами. У них по четыре глаза – на все четыре стороны. Они незримо бродят среди людей, высматривая свою добычу. Умершего следует класть головой к царству Ямы – на юг. В жертву жрецу, совершающему ритуал, приносилась корова, на которой душа умершего могла переправиться через реку мертвых в царство Ямы. Восседает Яма на троне в красном одеянии, держа в руках петлю, с помощью которой он извлекает душу из тела.
|
|
|
Добродетельный Яма вершит высший суд. Каждая душа предстает перед ним после смерти тела, и Яма слушает доклад своего писца о всех добрых и дурных делах, совершенных этим человеком. В зависимости от того, что преобладает, душа попадает в места блаженства (сварга, дэвалога – рай) на небесах, на какой‑либо уровень неба, или в обитель страданий и мрака (мрака – ад), где постоянный холод или жгучий жар, нечистоты, зловоние.
Совмещение идеи ада и рая с верой в перевоплощение привело к компромиссному варианту: пребывание души в этих мирах не вечно. Когда ей суждено вновь _ воплотиться на земле, она возвращается Правда, для предателя, злодея, нечистого духом это перевоплощение не сулит ничего хорошего, и ему придется еще помучиться в новой жизни, прежде чем искупить все грехи Наивысшее счастье – уйти в небытие, в вечный сон без сновидений, на вечный покой.
Однако подобные представления сложились далеко не сразу, уже после того, как были созданы Веды, где Яма сравнивается со сном Например, в одном диалоге на слова – «Поистине я почитаю спящего Пурушу, скитающегося во сне», следует ответ «Поистине я почитаю его как владыку Яма» В другом месте сказано так «Величие в Солнце, пища в Луне, истина в молчании, звук в громе, Индра Вайкунтха в ветре, полнота в пространстве, неодолимость в огне, дар в водах – все это в отношении божеств Теперь в отношении атмана подобие в отражении, дворник в тени, жизнь в отзвуке, смерть в звуке, Яма во сне» Как будто выходит, что Яма относится не к богам, а к миру духов.
|
|
|
В «Катха‑упанишадах» Яма выступает как мудрец, стремящийся раскрыть живущему смысл жизни, который заключается прежде всего в осмыслении бренности этой жизни, неизбежности смерти и последующего перевоплощения души, находящейся в вечном круговороте бытия. Люди склонны стремиться к удовольствиям, тогда как мудрый выбирает благо, предпочитая его удовольствию.
Погрязшие в незнании, [но]
Полагающие себя мудрыми и сведущими,
Глупцы, по извилистым путям блуждающие,
Подобны слепым, имеющим слепого поводыря
Истину не может постичь
«Тот, кто лишен спокойствия и сосредоточенности,
Тот, кто не отказался от недостойного повеления,
Тот, чья мысль неспокойна»
«Но тот, кто живет разумно,
С мыслями, кто никогда не запятнан,
Тот достигнет того места,
Откуда не поддаются вновь»
Так Яма со временем превратился в бога мудрости и справедливости, нравственности (Драхму). Смерть – как наивысший судия и неизбежный.
ВИШНУ‑РАМА‑КРИШНА
В индийской мифологии Вишну занимает одно из ведущих мест, составляя с Брахмой и Шивой божественную триаду – Тримурти. В современном индуизме секты делятся на две главные группы поклонников Шивы и Вишну, потому что образ Брахмы слишком абстрактен и всеобъемлющ Шива и его жена Кали не лишены жестокости или даже злобы Вишну со своей женой Лакшми – олицетворение всеобщей любви и радости жизни.
В Ведах он упоминается обычно вместе с другими богами – без определенной четкой связи с природными стихиями или человеческими качествами Здесь он выступает как божество космогоническое, связанное со светоносным началом В гимнах прославляются три великих шага Вишну, которые принято трактовать как три главные точки в движении Солнца по небосводу восход‑зенит‑закат.
Особенность Вишну в том, что он не просто упоминается под разными именами, но постоянно перевоплощается, принимая самые разнообразные облики (из них нами названы выше только два наиболее популярных Рама и Кришна) Подобные воплощения в смертных существ требует от него нисхождения с небесных высот и поэтому называется аватарами («нисхождениями) В «Катха‑упаниша‑дах» высказана мысль, что душа человеческая в своем стремлении к истине и благу может достичь наивысшего блаженства.
|
|
|
Тот, чей разум – возничий, Кто обуздывает мысль,
Тот достигает конца пути, Высшего обиталища Вишну.
О том, как менялось со временем отношение верующих к Вишну, можно судить по некоторым гимнам, в которых он поначалу выступает как младший помощник Индры, выжимающий для него сому и участвующий в сражении с демоном Вритрой. Здесь Вишну называется Упиндрой («Младшим Индрой»), тогда как в более поздних гимнах его имя звучит иначе: Атиндра («Возвышенней Индры», более великий, чем Индра). Теперь уже не только люди, но и боги обращаются к Вишну за помощью в трудную минуту. Он обретает черты Спасителя.
Возможно, в этой связи три великих шага Вишну стали толковать как переход от сферы земной к воздушной, а затем и к небесной. Таков был путь Вишну к вершине величия. Таков же путь человека, устремленного к духовным богатствам. Природное, божественное и человеческое выступают в единстве. Такое триединство – характерная черта индийской мифологии и философии.
Способность Вишну к аватарам и перевоплощениям, когда он может одновременно принимать тысячи обликов, делает его универсальным божеством. Мудрый учитель, например Будда, становится одним из воплощений Вишну. Наиболее популярны и чтимы десять аватар:
Матсья (рыба), спасшая Ману от всемирного потопа.
Курма (черепаха), на которой боги и асуры после всемирного потопа устанавливают гору Манадру и, обмотав ее змеем Васуки, начинают вращать все быстрей и быстрей, взбивая (пахтая) океан, и таким образом добывать из него Луну, напиток бессмертия (амриту) и многое другое.
Васаха («вепрь»), в образе которого Вишну убил демона Хираньякшу и поднял землю из пучины.
Нарасинха («человек‑лев»), разорвавший на куски злого демона, захватившего власть на земле и на небесах.
Вамана («карлик»). Таким Вишну предстал перед аскетом и магом Бали, подчинившим себе весь мир. Карлик попросил у Бали столько пространства, сколько он, Вамана, отмерит тремя шагами. Вали согласился (на всякого мудреца довольно простоты!), и великий карлик двумя шагами отмерил землю и небо. Отказавшись от последнего шага, он оставил подземный мир Бали.
|
|
|
Парашурама («Рама с топором») – сын брахмана, которым стал Вишну, дабы истребить множество кшатриев, представителей касты воинов, ради возвышения брахманов.
Рама («Смуглый») – прекрасный принц и храбрый воин, мудрый правитель – идеал аристократа‑кшатрия. Ему посвящена эпическая поэма «Рамаяма» («Сказание о Раме»). Он одерживает верх над многоглавым демоном‑драконом Раваной («Ревущим»), победившим Индру и заставившим богов работать на себя: Агни стал поваром, Варуна – водоносом, бог ветра Ваю – уборщиком. На острове Ланки он основал царство демонов. (Неясно, что олицетворяют его головы: то ли местные воинственные племена, с которыми бились арии, то ли природные стихии.) Рама отсекал ему головы, но они отрастали вновь. Удалось поразить демона стрелой Брахмы. Жизнь Рамы полна приключений, ему довелось испытать изгнание, у него Равана похищает Ситу. Раме помогает волшебник, царь обезьян Хануман. Вернувшейся Сите приходится показывать свою чистоту, проходя тяжкие испытания (в конце концов ее приняла мать‑земля). Царствовал Рама десять тысячелетий, и это был поистине золотой век на земле.
Кришна («Темный», «Черный») восьмая аватара Вишну, считающаяся его наиболее полным воплощением. Культ его особенно популярен в Индии; поэтому Кришну нередко почитают как Вишну, а восьмой его аватарой называют Баларму, старшего брата. История Кришны полна сказочных эпизодов. Ему с младенческих лет пришлось бороться против козней нечестивого и злобного царя Кинсы. Так, послал Кинса к младенцу Кришне демоницу Путану, разнаряженную и с грудью, намазанной ядом. Она стала кормить младенца грудью, но Кришна высосал у нее жизнь, а сам уцелел. Юный Кришна был милым пастушком, привлекавшим к себе многих пастушек. Но когда на него Кинса насылал страшных демонов, Кришна одолевал их. Своих приятелей‑пастушков Кришна убеждал не поклоняться Индре. Узнав об этом, Индра обрушил на землю потоки воды. Тогда Кришна поднял гору и держал ее на одном пальце, укрывая пастухов и скот от дождя. Индра признал его превосходство и прекратил потоп. Звуками своей волшебной флейты Кришна зачаровывал людей и животных. Когда на эти звуки сбежались тысячи пастушек, он танцевал с каждой из них, многократно размножил свой облик. Всех любимей для него стала прекрасная Радха; им покровительствовал сам бог любви Кама. В конце концов Кришна победил нечестивого царя Кинсу, а завершив земные дела, воссоединился с божественной сущностью Вишну. В эпической поэме «Махабхарата» Кришна изображен главным образом как воин, искусный стратег, мудрый советник Арджуны, главнокомандующий добродетельных Пандавов, сражающихся против злокозненных, но родственных им Кауравов. В этой связи Кришна, приняв вид возничего, наставляет Арджуну, чему посвящена знаменитая философско‑религиозная поэма «Бхагават‑Гита». Арджуна сомневается, что надо идти в бой против родных. Кришна убеждает его, что долг выше родства, что надо идти в бой во имя добра Можно лишить жизни тело, но бессмертна душа, и личная душа соединена с мировой. Жизнь обретает смысл лишь в познании Бога, а к нему три пути: честное исполнение долга, искреннее познание истины, возвышенная любовь. И на любом пути самое главное – иметь чистое, верное, простое и любящее сердце. Таким образом Кришна стал олицетворением детской непосредственности, юношеского жизнелюбия, мудрости и любви.
|
|
|
Будда («Просветленный», «Пробужденный») – девятая аватара Вишну. Как религиозное учение буддизм имеет свои характерные черты, но в данном случае выступает как одно из проявлений (воплощений) индуизма.
Калки («Белый конь») – ипостась будущего возвращения Вишну на грешную землю, верхом на белом коне, с мечом справедливости в руке, истребляя злодеев и нечестивцев. Ему суждено очистить землю от недостойных людей, восстановить мир и порядок, подготовить возрождение жизни для обновленного человечества.
Отведена Вишну и космогоническая роль. В конце каждого мирового цикла, после буйства стихий и всеразрушающей пляски Шивы Вишну вбирает в себя Вселенную и погружается в сон. Он лежит на змее Шеше, покоясь на водах Мирового океана. Пробуждаясь, он замышляет новое творение, из пупа его вырастает лотос, а из него возникает драхма, которым осуществляет акт творения. При таких вселенских масштабах Вишну, тем не менее, для своих перемещений использует царя птиц Гаруду…
Подобные несоответствия, очевидные гиперболы и поэтические иносказания могут смущать мыслителей, которые стараются раскрыть их глубокий философский смысл. Однако некоторые толкователи аватар Вишну отмечают их достаточно точное соответствие эволюционным ступеням развития животных и людей. За последние полмиллиарда лет после рыб появились земноводные, затем пресмыкающиеся (в том числе черепахи), а затем млекопитающие (вепрь относится к ним) Следующий этап – приматы, из которых горилла или вымершие гигантопитеки могли бы считаться подобием человека‑льва. Первые люди были невелики ростом (австралопитеки и др.). Те из них, кто был смышленей и научился изготовлять хорошие каменные орудия (каменные топоры), добились поистине глобального господства…
Некоторые из приведенных аналогий могут представляться натянутыми или даже сомнительными, но в целом действительно выстраивается достаточно определенная картина, более или менее соответствующая современным научным данным. Возможно, она сложилась у индийских мудрецов путем умозрений, заключений и наблюдений за особенностями животных и людей. Тем самым ничуть не умаляются достижения науки: ведь они основаны на доказательствах, постоянно развиваются и уточняются, а то и осмысливаются заново, тогда как аватары Вишну – это религиозно‑философские умозрения. В социальном аспекте образ Парашурамы («Рамы с топором») призван был доказать преимущества касты брахманов над кшатриями и появился, по‑видимому, в тот период, когда брахманы стали утрачивать свой абсолютный авторитет. В свою очередь, Рама олицетворяет значение в обществе касты воинов‑кшатриев, которые сражаются с многочисленными враждебными племенами (многоглавый демон). Наконец, Кришна – представитель «черного» коренного населения, отчасти даже народный герой, тогда как Будда – историческое лицо, мудрец, основатель религиозно‑философского учения.
Будду нельзя причислить к великим богам уже потому, что это был исторически засвидетельствованный, хотя во многом и легендарный человек, живший в VI–V века до н. э. Он исходил из того, что жизнь человеческая – череда страданий, а радости – убоги и эфемерны. Причины страданий – чрезмерная привязанность к жизни, поиски неуловимого счастья. В череде превращений душа не знает ни покоя, ни постоянной радости, ни утешения. Только отрешение от жажды жизни и наслаждений дарует истинное благо – переход в последнее высшее состояние – нирвану (для внешнего наблюдателя – смерть, для того, кто ее испытал – вечное блаженство небытия).
Широкая популярность образа Будды и его учения, как видим, не вызвала ревности или неприязни у приверженцев индуизма. Они поступили просто и мудро, включив его в свой пантеон как одну из аватар Вишну. Правда, учение Будды не предполагает поклонения богам; они вообще превращаются в мифические фигуры, едва ли не мнимые. Это резко противоречит воззрениям индуистов, которые верят в активных богов. Но они смогли преодолеть и это противоречие, высказав идею, что через Будду Вишна испытывает крепость веры в себя и своих богов, а тех, кто такое испытание не выдержит, ожидает кара в этом или в том мире.
Итак, в религиозных воззрениях индуистов обрел наивысшую популярность как воплощение мировой души, творческого начала – Рама, а также как воплощение лучших человеческих чувств, прежде всего любви, жизненной энергии, мудрости – Кришна.
ЛАКШМИ‑ШРИ
У нее два имени: Лакшми и Шри, имеющие сходный смысл: «счастье», «удача», «красота», «процветание». Считается, что в далекой древности это были две разные богини (так они представлены и в «Яджурведе»): одна олицетворяла удачу, богатство, счастливое предзнаменование, а другая – изобилие, плодородие. В эпоху «Упанишад» два образа начинают сближаться и сливаются воедино.
Одна из легенд о происхождении Лакшми особенно привлекательна и заставляет вспомнить появление Афродиты из пены морской. Во время взбивания (пахтания) вод океана богами и демонами, добывавшими напиток бессмертия амриту, возникла – пожалуй, случайно, именно как проявление счастливого случая – прекрасная Лакшми. Она плавала по океанским водам на цветке лотоса.
Верность Вишну она сохраняет во всех его аватарах: становится супругой Парашурамы – Дхарани, женой Рамы – Ситой, Кришны – Рукмини, или его возлюбленной – Радхи. Ее другие имена: Камала («Лотосная»), Лола («Изменчивая»), Лбкамата («Мать мира»), Индира («Прекрасная», «Могущественная»).
Лакшми во многом олицетворяет женское начало. Недаром ее ребенок – бог любви Кама. Впрочем, его родословная достаточно темна, и его порой называют саморожденным, вышедшим из сердца Брахмана. Когда Кама рискнул нарушить медитацию Шивы, желая пробудить в нем любовную страсть к Парвати, разгневанный Шива испепелил его своим третьим глазом, но потом возродил его.
В некоторых обрядах Лакшми предстает как покровительница домашнего очага, семейного благополучия. По свидетельству Н.Р. Гусевой, на посвященных Лакшми празднествах «изображению богини или символу ее присутствия – маленькой глиняной (или гипсовой) ярко раскрашенной модели дома, называемой «домиком Лакшми», подносят молоко, в которое опущены металлические деньги, а также что‑нибудь, сделанное из золота. Этим призывают внимание богини к просьбам послать богатство».
В космогонической своей ипостаси Лакшми тоже в некотором роде является залогом всемирного благополучия. На рисунках она покорно сидит у ног Вишну, который покоится на божественном змее Шеше, символе бесконечности.
В плане философском постоянные – вслед за Вишну – превращения Лакшми показывают изменчивость мира, основание и опора для которой – вечность и постоянные круговороты (их символизируют кольца змеи). Но все это не имело бы никакого смысла, если бы во Вселенной не присутствовали гармония, красота, любовь, счастье.
В некоторых мифах Лакшми выступает как Сарасвати, супруга великого Брахмы. И для такого сопоставления есть достаточно веские основания.
САРАСВАТИ
Она – богиня знаний, учения, красноречия и супруга бога‑творца Брахмы. И хотя женским божествам в индийской мифологии уделено скромное место, ее почитают в Индии по сей день. О ее древности свидетельствует имя, которое переводится – «связанная с водой», «изящная». _ Слово «сарае» означает «жидкость» и «текучесть»; оно относится ко всему, что течет – в прямом и аллегорическом смысле: к воде, мысли, речи. Не случайно в ведении Сарасвати находятся красноречие, искусства и науки. Ее даже считают создательницей санскрита, научившей людей письму, стихосложению, музыке. Она подарила Ганеше, сыну Шивы и богу мудрости, перо для письма и цветные чернила.
Впрочем, столь определенный и возвышенный образ богини сложился не сразу. Сначала она была связана с великой рекой. Если учесть, что в Западной Индии, куда пришли арийские племена, лишь одна крупная ре, ка берет начало с высочайших гор (Гималаев), впадая в Индийский океан (точней, в Аравийское море), то естественно Сарасвати отождествить с Индом. Ее супругом в Ведах назван Сарасват, который сравнивается с оплодотворяющим дождем, или Индра, которого она исцеляет. Судя по всему, такие представления имеют древнее происхождение, относятся к доисторическим, т. е. дописьменным, временам. Не исключено, что тогда женщины играли значительную роль в обществе, смягчая суровые нравы ариев, приобщая их к искусству пения и танца, начертания «магических знаков» (букв, слов).
Как супруга Брахмы она именуется Брахми, а ее космическая роль – устанавливать гармонию, осуществлять красоту в мире, который после завершения очередного космогонического периода творит Брахма.
Сарасвати изображают и с двумя, и с четырьмя руками. В последнем случае она в одной руке держит книгу– Это означает, что любое прекрасное стихотворение или подлинное открытие, приближающее людей к истине, было известно ей изначально и она ниспослала вдохновение творцу‑человеку (так же, как вдохновляет она творца‑Брахму).
В другой ее руке – венок из роз, символ красоты. В третьей – четки – знак благочестия и напоминание о вечном круговороте всех творений. Наконец, она может держать крюк, которым погоняют слонов, ибо она своими знаниями и искусством участвует в управлении миром.
Как мы отметили раньше, образы двух богинь – Лакшми и Сарасвати – во многом подобны, и в некоторых мифах они замещают одна другую. А сходство их образов проще всего объяснить тем, что они призваны показать все лучшее, связанное в мире людей с женщиной.
БРАХМА
Его можно считать главным богом индийского пантеона. Ему принадлежит центральное место в триаде (Тримурти – «Трехли‑кости») величайших богов. Он является творцом (сраштар), Виш‑на – сохранителем (ракшитар), а Шива – разрушителем (хартар).
По странной традиции культ Брахмы никогда не пользовался популярностью в Индии; неизвестно даже, посвящен ли ему хотя бы один храм; в любом случае число их невелико. Почему же великому богу, творцу всего сущего не считают нужным поклоняться, тогда как сотни более мелких, местных божеств чтут повсеместно?
Возможно, люди просто не желают досаждать своими молениями столь далекому от житейских забот божеству. Или ему отводят преимущественно космологическую функцию, и к мелким земным делам он непричастен (ему даже не отведена определенная стихия). Или скорее всего он слишком абстрактен, чтобы иметь широкую популярность, а идеи, которые с ним связаны, относятся более к философии, чем к религии.
Наконец, следует иметь в виду, что Брахма – наиболее сокровенный бог, в чем‑то подобный Святому Духу в христианской религии. Он не только творит мир, но и присутствует всюду. Но таким он стал не сразу. В Ведах его не называют богом‑творцом, в отличие от Праджапати. По‑видимому, в древности Брахма как покровитель высшей и самой замкнутой касты брахманов имел отношение к тайным ритуалам, а потому был чужд представителям других каст. В «Атхарваведе» сказано:
«Те, кто знают в Пуруше Брахму, знают [и] высшее божество. И тот, кто знает высшее божество, и тот, кто знает Праджапати, знают высшего Брахму, потому они и знают скамбху» (опору). И еще: «В чем боги, знающие Брахму, почитают [этого] высшего Брахму? Кто сможет воочию узреть этих [богов], тот сможет быть знающим брахманом».
В «Айтрея‑брахмане» есть любопытная молитва‑заклинание: «Об умирании вокруг Брахмана». Она начинается бесхитростно: «…Кто познал умирание вокруг Брахмана, вокруг того умирают ненавидящие его родичи, его враги». Судя по всему, чтение этого текста при соблюдении определенных ритуалов призвано было избавить молящего от врагов; Брахман тут предстает как опора мироздания в его постоянных изменениях, как залог бессмертия:
«Поистине тот, кто веет здесь – это Брахман. Вокруг него умирают эти пять божеств: молния, дождь, Луна, Солнце, огонь.
Поистине молния, просверкав, входит в дождь, скрывается, и люди перестают ее видеть.
Если кто‑либо умирает, он скрывается, и люди перестают его видеть.
Когда умирает молния, должно говорить: «Да умрет мой враг, да скроется он, пусть люди не видят его…»
Из огня возникает Солнце. Когда видят его, должно говорить: «Да будет Солнце, да не будет врага у меня, да уйдет он с этой [земли] в тот мир…»
В «Шатопатха‑брахме» не раз говорится: «Брахман – опора Вселенной», но все‑таки творцом мира назван Праджапати. И первым его творением стал именно Брахман:
«Поистине Брахманом был вначале этот [мир]. Он создал из себя богов. Создав богов, он дал им подняться в миры: в этот мир – огню, в воздушное пространство – ветру, в небо – Солнцу… Поистине смертными были боги вначале. Когда же они достигли этих [миров] благодаря Брахману, они стали бессмертными».
Учтем, что космологические идеи в Ведах и индуизме разнообразны и противоречивы. Рождение Брахмы, богов мира представлены: 1) как некий единичный акт, 2) как вечно повторяющиеся циклы, 3) как неведомое в принципе, о сути которого можно бесконечно спорить, так и не постигнув истины.
В предании о космическом яйце, из которого рождается мир, показательно начало: «Солнце – это Брахман». С появлением Солнца «возникли шум и грохот, все существа и все желания. Для тех, кто, зная это, почитает Солнце, как Брахмана, дойдет приятный шум, осчастливив их…»
Чтобы понять это странное заключение, надо иметь в виду, что ранее было сказано: речь, дыхание, зрение и слух – части Брахмана. «Тот, кто знает это, светит и горит честью, славой, брахма‑ническим блеском». Но еще раньше говорилось, что пространство и мысль надо почитать, как Брахмана, что мысль – это Брахман. Однако и это еще не все. В предыдущей главе утверждалось: «Поистине этот мир есть Брахман». Он объемлет все сущее, а значит, и каждого из нас. И в то же время он есть наше представление о нем, он пребывает в нас: «Из мысли состоящий, чье тело – дыхание, чей облик – свет, чей замысел – истина, чей атман – пространство; все свершающий, все знающий… – этот мой атман в моем сердце меньше, чем зернышко риса…Этот мой атман в моем сердце больше, чем земля,…больше чем все эти миры.
Все свершающий, все желающий, все обоняющий, все вкушающий, объемлющий этот мир, без речи, без забот – это мой атман в моем сердце, это – Брахман. В него войду я, уйдя из этого мира».
Вот замечательная мысль, которая в более привычной для нас форме, как поэтическая метафора, прозвучала еще раньше: «То сияние, что светится над этим небом, над всеми и над всем в этом высшем из миров, это поистине то же сияние, что и внутри человека». (Вспомним: «Солнце – это Брахман».)
В мировоззрении авторов «Упанишад» понятие Брахман является центральным. Его можно отождествить с космическим порядком, абсолютом, душой мира. А в каждом живом существе, мыслящем создании присутствует Атман. Это довольно сложная философская категория, которую можно назвать индивидуальной душой, самосознанием, личным восприятием мира. И этот Атман есть в то же время Брахман! Такова одна из важнейших формулировок индийской религиозной философии.
Выдающийся физик XX века Эрвин Шредингер писал: «Начиная с древних великих Упанишад представление о том, что индия Атман = Брахман (то есть личная индивидуальная душа равна вездесущей, всепостигающей, вечной душе)… считалось квинтэссенцией глубочайшего прозрения того, что происходит в мире». Он обосновал свое утверждение примером из области физики и биологии. Для нашей цели следует подчеркнуть, что идея единства Брахмана и Атмана наводит на целый ряд мыслей. Прежде всего она выражает единство материи и сознания, мира и человека, мысли и природы, индивидуального и всеобщего.
Исходя из этого, легче осмысливать миры мифологий. Ведь наше собственное сознание, осмысливая жизнь природы, людей и богов, исполняет роль творца. Наш творящий Атман уподобляется творцу‑Брахману. (Такое двуединство в Древней Греции формулировали просто: человек – микрокосм.)
Выходит, царство Брахмана и вне человека, и в нем самом. Но от этого не следует преисполняться вселенской гордости. Таково потенциальное состояние, а дальнейшее зависит от самого человека: «Если сердце смертного избавлено от всех желаний, ой становится бессмертным, он достигает здесь Брахмана».
Это высказывание не учитывает одно важное обстоятельство, которое неоднократно подчеркивается в Упанишадах: в человеке не должно угасать стремление к познанию: «Мир ведом разумом, разум – опора, разумение – Брахман». Или еще:
Все боги почитают познание Как достойнейшего Брахмана. Тот, кто знает познание как Брахмана И не отклоняется от него, Достигает [исполнения] всех желаний, Оставив в теле все зло.
Речь идет, конечно, не о методах, способах познания (скажем, о науке), а о его сущности и основе: очищении своей души от всяческой скверны, от лицемерия, корыстолюбия, властолюбия, тщеславия Только тогда очищается душа, испытывая радость познания: «Как зеркало, очищенное от пыли, сияет ярко, так и телесное [существо], узрев истинную [природу] атмана, становится единым, достигает цели и избавляется от печали.
Когда истинная природа [собственного] атмана становится светочем, видят, сосредоточиваясь, истинную [природу] Брахмана; познавая бога, не родившегося, постоянного, очистившегося от всех свойств, избавляются от всех пут».
Мудрецы, составлявшие «Упанишады», предостерегли от удовлетворенности знаниями. «Если ты полагаешь: «Я хорошо знаю облик Брахмана», то ты, право, знаешь его мало». В другой главе любознательная Гарги непременно желает узнать о начале всех начал, постоянно спрашивая учителя «Во что же вплетены звездные миры?» – «В миры богов, Гарги». – «Во что же вплетены миры богов?» – «В миры Индры, Гарги». – «Во что же вплетены миры Индры?» – «В миры Праджапати, Гарги». – «Во что же вплетены миры Праджапати?» – «В миры Брахмана, Гарги». – «Во что же вплетены миры Брахмана?» Он сказал: «Не спрашивай слишком много, Гарги, иначе лишишься ты головы [ума]…»
Это не просто запрет спрашивать или рассуждать – есть предел, за который не дано церейти разуму человека. Хотя никому не ведома и та грань, за которой относительное незнание переходит в абсолютное Неведомое.
|
|
|
