Считала ли Церковь Землю плоской, и как на самом деле она относилась к открытиям Коперника-Галилея?

Многие историки науки отмечают, что так же, как и в случае с Коперником, первыми против учения Галилея восстали правящие научные круги – университетские профессора, а вовсе не церковники (со многими из которых Галилей был в прекрасных отношениях, например, с флорентийским архиепископом и даже папа Павел V). В те времена в науке господствовала теория Аристотеля/Птолемея – довольно неуклюжая геоцентрическая модель, согласно которой Земля находится в центре Вселенной, а вокруг неё по чрезвычайно сложным орбитам «эпицикла на эпицикле» вращаются другие небесные тела. Вот что писал историк Гиоргио де Сантильяна в 1958 году:

«В течение долгого времени было известно, что основная часть интеллектуалов церкви принимала сторону Галилея, между тем как ему явно оппонировали в основном представители светских кругов»[92].

Артур Кёстлер отмечал:

«Но были люди – их было много, и они были влиятельны, – чья враждебность по отношению к Галилею не угасала: аристотелианцы в университетах… Для научной посредственности всё новое таит в себе двойную опасность: не только ставит под сомнение их оракульскую непогрешимость, но и потщательно возводимое ими здание… Провинциалы от науки – проклятие для гения; именно они – а не епископ Дантиск и не папа Павел III – устроили заговор молчания вокруг канона Коперника…

И первые религиозные обвинения тоже были выдвинуты не клерикальными кругами, а мирянином – не кем иным как дель Коломбом, возглавляющим лигу [ярых аристотелианцев]… Земная природа Луны, существование пятен на Солнце – всё это означало отказ от аристотелевских [языческих] доктрин о совершенной и неизменной природе небесных сфер»[93].

Против открытий Галилея протестовали даже астрологи и врачи, жалуясь на то, что появление новых небесных светил[94] «губительно для астрологии и большей части медицины», так как все привычные астрологические методы «окажутся до основания разрушенными»[95].

Латинская лжецерковь же, напротив, поначалу непредвзято отнеслась к открытиям Галилея.

Вот открытия Галилея при помощи созданного им 32-кратного телескопа:

1) 1609 г. – открытие 4-х спутников у планеты Юпитер – Ио, Европа, Ганимед, Каллисто. Эти спутники получили название «Галилеевских спутников». Открытие горного рельефа на Луне, а также того факта, что Млечный Путь – не облако, а огромная масса звёзд[96].

Таким увидел Сатурн Христиан Гюйгенс в 92-кратный телескоп. Фото страницы из книги Гюйгенса 1659 года, на верхнем рисунке показываны изменения вида Сатурна и его колец с Земли на протяжении года на Сатурне.

2) 1610 г. – обнаружение того факта, что планета Сатурн – «тройная» (более 40 лет спустя нидерландский астроном Христиан Гюйгенс, используя более мощный телескоп – 92-кратный по сравнению с 32-кратным Галилеевским телескопом – выяснит, что у Сатурна есть кольца, которые из-за слабого разрешения Галилеевского телескопа были видны как некие спутники; а также откроет спутник Сатурна Титан). Открытие фаз планеты Венера, подобные лунным; и пятен на Солнце[97] и вращение Солнца вокруг своей оси.

Астрономы ордена иезуитов[98] – «интеллектуального авангарда католической церкви», в частности, отец Клавий из Колледжо Романо, славившийся широтой своих взглядов, – даже одобрили их. Всего 50 лет спустя они преподавали теорию Галилея в Китае. Защищали они и Иоганна Кеплера, открывшего, что планеты вращаются вокруг Солнца по эллиптическим орбитам. И даже сам папа Павел V, с которым Галилей был в прекрасных отношениях, удостоил Галилея дружеской аудиенции. А папа Урбан VIII даже написал о Галилее рекомендательную грамоту, как о передовом математике, и дал разрешение Галилею на публикацию своих трудов. А консерваторы от науки никак не могли поверить в то, что у Юпитера есть спутники, а на Солнце – пятна. А на приглашение взглянуть в телескоп ответили отказом, в то время как иезуиты 17 декабря 1610 года согласились рассмотреть Юпитер со спутниками в телескоп.

Вверху: лист из Галилеевского дневника наблюдений за Юпитером со спутниками. Галилей фиксировал местоположение открытых им 4-х спутников Юпитера. Внизу: фотография изображения Юпитера со спутниками, полученного при помощи телескопа с 32-кратным увеличением, каким мог видеть его Галилей.	Вверху: зарисовки Галилея: верхний ряд: Сатурн, Юпитер, Марс. нижний ряд: фазы Венеры В центре: фотография изображения Сатурна, полученного при помощи телескопа с 32-кратным увеличением, каким мог видеть его Галилей. Внизу: рисунок Галилея, изображающий гелиоцентрическую Солнечную систему	Вверху: зарисовки Галилеем рельефа Луны. Внизу: телескопы Галилея. Самое мощное увеличение, которое удалось получить Галилею – 32-кратное[99].

Выдающийся латинский (римско-католический) богослов того времени, кардинал Роберто Беллармино, почувствовал необходимость разобраться в новых известиях и направил к иезуитам записку с пятью вопросами: 1) действительно ли существует множество звезд, невидимых невооруженным глазом? 2) действительно ли Сатурн состоит из трех слитых воедино небесных тел? 3) действительно ли Венера имеет фазы, подобные лунным? 4) действительно ли поверхность Луны шероховата и гориста? 5) действительно ли Юпитер имеет четыре спутника, которые вращаются вокруг него? На все вопросы был дан положительный ответ.

Кардинал Беллармино, говорил о «превосходных основаниях» утверждать, что модель Галилея проще с математической точки зрения. Вот его слова:

«Если бы имелись настоящие доказательства того, что Солнце находится в центре Вселенной, а Земля – в третьей сфере, и что не Солнце вращается вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца, то нам пришлось бы с великой осторожностью толковать те части Священного Писания, которые на первый взгляд учат противоположному; нам скорее пришлось бы сказать, что мы прежде не понимали их смысла, нежели объявлять неверным мнение, истинность которого доказана.

Но я не думаю, что такие доказательства имеются, поскольку ни одно из них не было мне предъявлено»[100].

Мы видим, людям было вполне дозволено утверждать, что гелиоцентрическая система как гипотеза превосходит геоцентрическую. Более того, ведущий богослов готов был изменить своё понимание Священного Писания, если бы эта гипотеза получила доказательства – точнее сказать, он отказался бы от неверного представления о том, что Писание подтверждает Птолемееву астрономическую систему. Это неверное представление возникло оттого, что люди не умели видеть в словах Библии то, что хотел передать их автор. Как будет показано ниже, стихи, в которых идёт речь о восходе и заходе Солнца (например, Книга Екклесиаста 1:5) были написаны вовсе не для того, чтобы преподать читателю ту или иную астрономическую модель – скажем, Птолемееву. Нет, эти стихи повествуют о событиях в простых, но при этом корректных с научной точки зрения и употребляемых даже в наши дни словах, так, что их смысл понятен любому читателю.

Правда, некоторые священники выступали в защиту Птолемеевой системы, приводя в доказательство строки из Псалтири. Но очевидно, что Псалтирь, в отличие от Бытия, – книга не историческая, а поэтическая. Следовательно, стихи из неё не были предназначены для того, чтобы быть основой для космологической модели. Это явствует из контекста псалма 92:1 «…потому вселенная тверда, не подвигнется».

Мы должны вкладывать в текст Библии такой же смысл, какой вкладывали в него авторы и Святые Отцы Церкви.

Вот как псалмы звучат в первоисточниках Ветхого Завета:

С научной точки зрения, кардинал Беллармино совершенно правомерно требовал доказательств новой системы. Разумеется, гелиоцентрическая модель выглядела весьма элегантно по сравнению с громоздкой геоцентрической, и это привлекало Галилея и Кеплера; но стройность теории – ещё не доказательство. В конце концов, некоторые из «доказательств» Галилея – например, теория приливов – оказались ошибочными. Причиной этих явлений Галилей считал вращение Земли вокруг своей оси и вокруг Солнца (уже тогда были обнаружены и описаны годовые и двухдневные циклы приливов). Знаменитый астроном Иоганн Кеплер (1571–1630) установит, что приливы и отливы зависят от лунного притяжения. Галилей критиковал за это Кеплера, даже обвинил его в оккультизме. Не принимал Галилей и факта вращения планет вокруг Солнца по эллиптическим орбитам, установленного Кеплером[102]. Галилей, как и Коперник, до конца жизни считал, что планеты вращаются по круговым орбитам. Зато Галилей опроверг гипотезу хрустальных сфер с заключёнными в них планетами – Галилей в 1618 году наблюдал при помощи телескопа, как три кометы пересекли несколько планетных орбит.

От гипотезы хрустальных сфер не отказывались ни Коперник, ни даже Кеплер, сделавший их эллипсоидными. Кеплер даже написал музыку, основанную на соотношениях, вычисленных из движения небесных тел (более успешная с музыкальной точки зрения и более долгоживущая попытка сделать это сохранилась до наших дней в виде прекрасного вальса Йозефа Штрауса «Музыка сфер»[103]). Кеплер также высчитал год сотворенiя мiра: 3992 г. до Р.Х. (хотя эта дата занижена, по меньшей мере на 1500 лет, поскольку Кеплер, будучи лютеранином, пользовался Ветхим Заветом протестантской Библии Лютера, который является полным переводом масоры).

Нашим же соотечественникам Галилей больше всего известен своей знаменитой фразой «А всё-таки она вертится!». Рассказывают, что, подписав отречение от своего «еретического учения» и выслушав приговор инквизиции о пожизненном заключении, Галилей, поднимаясь с коленей в костёле Santa Maria sopra Minerva, топнул ногой и произнес свою знаменитую фразу. Но это не более, чем вымысел – в то время подобная смелость означала бы смертный приговор больному старику, хуже того – отлучение от церкви, которую он всю жизнь любил.

Впервые история о знаменитой фразе была рассказана лишь через пять лет после смерти Галилея, что также свидетельствует о её неправдоподобности.

Возможно, к её зарождению, как в прямом, так и в переносном смысле приложил руку знаменитый художник Мурильо, которому после смерти Галилея был заказан портрет учёного. Заказ был выполнен в 1646 году. И только через 250 лет искусствоведы обнаружили под широкой рамой картины астрономические эскизы, показывающие вращение земли вокруг Солнца, и знаменитые слова «Eppur si muove!» («А всё-таки она вертится!»). Вероятно, здесь скрываются корни возникновения легенды.

Галилея именуют «мучеником науки», хотя это заблуждение. О каком мученичестве может идти речь, если никаких мучений не было в помине? Никто и никогда не помещал Галилея в темницу, тем более его никто не пытал. Во время знаменитого следствия в 1633 году в Риме, когда Галилей был вынужден отречься от своего учения, он проживал в трёхкомнатных апартаментах в Ватикане с видом на фруктовый сад и имел прислугу. Подобных послаблений не делали ни одному из вызванных на суд Инквизиции: всех их – и духовенство, и знать – тут же по прибытии в Рим брали под стражу [104]. Также принято считать, что после суда инквизиции, на котором Галилея заставили отречься от своих взглядов, он провел в ссылке и изоляции 9 лет перед смертью. А как же было в действительности? В декабре 1633 года Галилею разрешили вернуться во Флоренцию и поселиться на вилле у Флорентийского архиепископа недалеко от Арчетри, где в качестве епитимьи по решению суда Галилей в течение двух месяцев ежедневно читал семь покаянных псалмов. 4 года он провёл под домашним арестом. Папа римский Урбан VIII продолжал выплачивать ему пенсию в прежнем размере, а Галилей, находясь под домашним арестом, продолжал свою научную деятельность. После 4-х лет домашнего ареста Галилей несколько лет прожил у великого Герцога Тосканского, затем у архиепископа Сиенны и конец своей жизни провёл в маленькой деревушке Арчетри около Флоренции. Затем к нему разрешили пускать учеников, ученых и просто гостей. В последние годы жизни он написал книгу «Беседы и математические доказательства о двух новых науках, касающихся механики и законов падения» (труд, надолго определивший развитие физики), не оставляя надежды, что в будущем основы новой динамики помогут развенчать систему Аристотеля. К нему приходили ученики, ученые и просто гости. Не смотря на обиду, Галилей так и не отошёл от Церкви, продолжая молиться и просить друзей молиться за него, периодически направлял послания папе римскому (вопреки приписываемому Галилею безбожию). В происшедшем он винил только отдельные личности. 8 января 1642 года Галилей скончался в кругу друзей.

Имя «мученика науки» Джордано Бруно принято ставить в один ряд с именами Коперника и Галилея. Но заслуженно ли?

Никаких астрономических и научных открытий с именем Бруно не связано. Бруно не был ни математиком, ни астрономом, ни механиком. Большинство источников предпочитают обозначать его как «философа» и «мистика», а его сохранившиеся труды являются оккультными, а никоим образом не научными. Таким образом, Бруно — идеолог. Как отмечает автор книги «Джордано Бруно и герметическая традиция»[105] английская исследовательница Ренессанса Фрэнсис А. Йейтс, Бруно сражался не за научную истину, а за право непосредственно влиять на судьбу человечества. Естественнонаучные открытия интересовали его в первую очередь как подкрепление его взглядов на совсем не научные вопросы: смысл жизни, смысл существования Вселенной и т.д. Принято считать, что воззрения Бруно были продолжением и развитием идей Коперника. Однако факты свидетельствуют о том, что знакомство Бруно с учением Коперника было весьма поверхностным, а в толковании трудов польского учёного Бруно допускал весьма грубые ошибки. Бруно пошёл гораздо дальше Коперника, который проявлял здесь чрезвычайную осторожность и отказывался рассматривать вопрос о безконечности Вселенной.

Даже сам Галилео Галилей, который, подобно многим своим современникам, признавал выдающиеся способности Бруно, никогда не считал его учёным, и тем более астрономом. И всячески избегал даже упоминания его имени в своих работах.

Если ознакомиться с обвинениями Бруно со стороны Инквизиции, то можно убедиться, что причины, по которым он был сожжён, не имели отношения к науке.

Ереси Бруно:

1. Отрицание пресуществления Даров[106] и непорочного зачатия Девы Марии.

2. Утверждение, что мир вечен и существуют безконечные миры, и инопланетяне.

3. Учение о переселении душ – реинкарнация. Согласно утверждениям Бруно душа способна путешествовать не только из тела в тело, но и из одного мира в другой.

4. Пантеизм (отождествление Бога с Его творением, попытка втиснуть Бога в пространственно-временные рамки, а ведь Богъ – Творец времени и пространства, и пребывает вне их).

5. Каббалистический мистицизм радикального толка, оккультизм, герметизм[107], активная практика магии.

И лишь один второстепенный пункт приговора инкриминировал Бруно гелиоцентризм (а на судебном процессе над Бруно вообще не было речи об учении Коперника), тогда как первостепенными были обвинения в вышеперечисленных ересях, очень напоминающих ересь жидовствующих[108]. Как видим, Инквизиция казнила Бруно вовсе не за научные воззрения, а за то, с чем призвана она бороться, что совершенно справедливо.

Инквизиторы пытались подробнейшим образом разобраться в воззрениях Бруно, тщательно изучая его труды. И, судя по всему, признавая уникальность личности мыслителя, искренне хотели, чтобы Бруно отрёкся от своих антихристианских, оккультных взглядов. И склоняли его к покаянию в течение всех восьми лет. Поэтому известные слова Бруно о том, что инквизиторы в 1600 году с большим страхом выносят ему приговор, чем он выслушивает его, можно понимать и как явное нежелание Римского престола этот приговор выносить.

Академик В.И. Арнольд отмечает:

«Почему Ватикан реабилитировал Галилея? Ведь его взгляды сейчас признаются церковью. У нас неточно излагают причины, по которым преследовался Галилей. Фраза «И все-таки она вертится!», по-моему, выдумка средневекового журналиста. Признаю, придумано неплохо. На самом деле Галилей утверждал, что теория Коперника не противоречит Священному Писанию. И, в конце концов, Ватикан с этим согласился. Именно поэтому все обвинения с Галилея и были сняты. [...]

Итак, наука подтвердила выводы Галилея, а, следовательно, и религия вынуждена была с ними согласиться. Однако современная наука до сих пор утверждает: то, что сказал Джордано Бруно, – гипотеза. Если бы наука подтвердила теорию Бруно, то Ватикан оправдал бы и его. По крайней мере, меня так заверили в Папской академии наук.

Как известно, Бруно был монахом, священником. Даже после того, как его отлучили от церкви, он настаивал на своей теории, хотя обоснований у него не было. Это была теория множественности обитаемых миров. С него началась «эпоха инопланетян», именно он утверждал, что они обязательно должны быть. А, следовательно, могут прилетать на Землю. Он не отрёкся от своих взглядов, заплатив за них жизнью. И тем самым вошел в историю не только науки, но и всей цивилизации»[109].

Таким образом, Бруно нельзя назвать не только учёным, но даже и популяризатором учения Коперника. С точки зрения собственно науки, Бруно скорее компрометировал идеи Коперника, пытаясь выразить их на языке магических суеверий. Оккультисты, поклонники Гермеса Трисмегиста и тайных искусств еще могут числить его своим мучеником. Но мучеником науки он не является ни в малейшей степени.

Итак, есть ли у нас ответ на вопрос «сколько учёных было сожжено церковниками (Православными или латинскими) за их научные изыскания?». Есть, и очень точный. Ни одного. Это даже удивительно – в истории Церкви бывало всякое, бывали злодеи, бывали глупцы, бывали политические разборки под религиозными флагами, бывало сведение личных счетов под видом борьбы за истинную веру – а вот с сожжением учёных за науку как-то не сложилось.

А вот протестантская реформация во много крат превзошла Инквизицию в «охоте на ведьм». И пытки и казни у протестантских реформаторов были куда более изуверскими, садистскими, чем у Инквизиции: если Инквизиция не желала проливать кровь человека, используя орудием пыток и казни огонь; то протестантские реформаторы щедро лили кровь своих жертв, утопив Европу в крови в буквальном смысле этого слова. Более того, протестантские реформаторы предавали смертной казни «ведьм» и… учёных! Протестанты заявляют, будто они двигали «научную революцию в Европе». Сотни тысяч «ведьм» пошли на костер именно в век «научной революции». В Швейцарии с начала XVI до середины XVII века было уничтожено ведьм в два раза больше, чем за тот же период в католических Испании и Италии вместе взятых.

Сама Инквизиция в 1610 году прекратила «охоту на ведьм», а протестантская реформация во много крат превзошла в ней Инквизицию. Мартин Лютер и даже врач Парацельс требовали выявлять «ведьм» из народа, подвергать их самым изуверским, садистским пыткам. В США «ведьм» сжигали вплоть до конца XVIII века, причём судьями были профессора Гарвардского университета.

Историк, протестант англиканского толка Генри Чарльз Ли (Henry Charles Lea) (1825–1909) сам много потрудился для создания мифа об ужасах Инквизиции. Его книга «История Инквизиции в Средние века» (1877) сделала его главным авторитетом в этом вопросе. Он выяснил, что сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век Научной революции (их сжигали в США вплоть до ХVIII века, причем судьями были профессора Гарвардского университета). Учёный провёл большую работу по документальному описанию охоты на ведьм, обратясь в архивы всех христианских стран. Эту работу закончили уже его ученики. Один из них, Ф.Донован, современный историк, пишет: «Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек. Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама[110], а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны. Надо отметить, что, по крайней мере, в течение последнего столетия охоты на ведьм, зоны наибольшего скопления точек были центрами протестантизма. В полностью католических странах – Италии, Испании и Ирландии – было бы очень мало точек; в Испании практически НИ ОДНОЙ».

Самые ужасные массовые казни в эпоху «охоты на ведьм» были совершены именно протестантской реформацией. И это не удивительно, ведь виднейшие деятели протестантизма, такие как Лютер, Кальвин и Бакстер, были фанатичными преследователями ведьм. После смерти Лютера в протестантских областях Германии охотники за ведьмами безумствовали так же, как и в землях, оставшихся католическими. Некоторые реформаторы даже почитали «охоту на ведьм» святым долгом властителей перед Богом. Так, в лютеранских курфюршествах Саксонии и Пфальце, а также княжестве Вюртемберг в 1567–1582 гг. появились собственные законы о ведьмах, куда более суровые, чем у Инквизиции (например, был отменён пересмотр судебных дел).

«Так, в саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день 1589 года были сожжены 133 «ведьмы». В Силезии один из палачей сконструировал печь, в которой за 1651 год сжег 42 человека, включая двухлетних детей. Но и в католических землях Германии охота на ведьм была в это время не менее жестокой, особенно в Трире, Бамберге, Майнце и Вюрцбурге.

Свободный город Кёльн помнит ведовскую панику 1627—1639 годов, когда было уничтожено около тысячи человек. В Теттванге (Вюртемберг) в 1608 году почтенный отец семейства умер в тюрьме от пыток, его жену истязали 11 раз, пока она не призналась. А их 12-летнюю дочь в течение целого дня пытали с такой жестокостью, что сам палач только через десять недель решил, что она достаточно поправилась, чтобы выдержать дальнейшие истязания.

Дурен, священник из Альфтера, в письме к графу Вернеру фон Сальму так описывал ведовские преследования в Бонне начала XVII века: «Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены... Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием... Трех-четырехлетних детей объявляли лю