 |
ГЛАВА XI Что разузнала Гильфи
|
|
|
|
— Мне поручили сходить к сборщикам погадок и сообщить им, что нам нужны новые подносы. Номер 47-2 указала мне путь к Большой Трещине. Это оказалось совсем близко. Большая Трещина бежит вверх по одной из стен Погадника. Мне было велено войти в разлом, найти других совят, которые вереницей идут в хранилища, и присоединиться к ним. Я так и сделала.
Гильфи так хорошо рассказывала, что Сорен будто наяву видел каждый поворот каменной тропки, ведущей в сердце скалы.
— От большой расщелины ответвлялось множество более мелких трещин, из которых время от времени доносились какие-то голоса. Самое интересное, что никто из совят, за которыми я шла, не обращал внимания ни на ходы, ни на голоса. Такое впечатление, что они все ослепли и оглохли! Хотя, может быть, они так часто там ходят, что уже перестали удивляться… Но я-то очутилась в подземелье впервые, поэтому вертела головой изо всех сил и заметила в одном месте кусочек неба. Это было так красиво! Небо голубым ручейком струилось у меня над головой, но вдруг стало низким низким. Понимаешь, Сорен, — Гильфи замолчала и ненадолго задумалась. — С тех пор как мы здесь очутились, меня не оставляет чувство, что Академия Сант-Эголиус находится в каньоне на самом дне глубокой горной долины. Отвесные стены превращают его в отличную тюрьму. Но в этой расщелине я вдруг поняла, что мы находимся гораздо выше. Рядом с небом.
— Рядом с небом, — тихо повторил Сорен. Когда-то он тоже обитал рядом с небом, на высокой-высокой ели, в дупле, устланном мягким пухом, который родители нащипали со своих грудок. В ту далекую пору его каждый день окружало небо. Синева дня и чернота ночи были совсем рядом — крылом подать. Не удивительно, что маленьким совятам так часто кажется, что они могут летать, хотя их время еще не пришло. Небо живет в сердце каждой совы, а совы живут в небе.
|
|
|
— Я решила, что на обратном пути в Погадник постараюсь получше приглядеться к этому месту, — продолжала Гильфи. — Пойду помедленнее и буду смотреть в оба. Но потом вспомнила о нашем Грандиозном Плане. Может быть, попробовать шагать на месте? Чем не возможность проверить его в действии! Если кто-нибудь заметит, так лучше пусть это произойдет в каменной трещине, где я не заметила ни одного охранника. — Гильфи возбужденно сверкнула глазами и сделала паузу, давая Сорену возможность убедиться в правильности своих рассуждений.
— Ну вот, на обратном пути я так и сделала. И никто ничего не заметил! Совята просто обошли меня, словно я была каким-нибудь камнем. А потом случилось нечто особенное. Один совенок запнулся и остановился рядом со мной. Кажется, его звали Снежок… Так вот, этот Снежок уставился на меня, и я подумала: «Все пропало!» Тогда я сделала вид, будто любуюсь видом; показываю ему крылом на трещину в потолке и говорю, как дурочка: «Ах, какое небо!» А Снежок захлопал глазами, как настоящий лунатик, и глаза у него при этом были пустые-пустые, как у совят, когда, маршируя, они выкрикивают свои имена.
Гильфи остановилась перевести дух, и Сорен понял, что сейчас она скажет что-то очень важное. Так оно и оказалось.
— Я поняла, что для большинства совят многие слова больше не имеют смысла. Не только имена, но и другие слова, понимаешь? Можешь представить себе сову, которая не знает, что такое небо?
Сорен зажмурился. Нет, это просто невозможно! Или все-таки возможно? Он вспомнил, как Тетушка Финни говорила про совят, не предназначенных к полету. Тут все не так просто…
— Этот совенок не понимал смысла этого слова или вообще не знал, что такое небо? — осторожно поинтересовался он.
|
|
|
Гильфи растерянно моргнула. Что ни говори, а этот Сорен поразительно умен!
А Сорен тем временем продолжал:
— Миссис Плитивер — помнишь, я рассказывал тебе про нашу домашнюю змею, так вот, она хоть и слепая, но знает про небо. Она говорила, что все змеи — слепые и зрячие, называют небо «Тамо», потому что оно очень-очень далеко. Небо для змей выше и дальше всего на свете, вот почему миссис Плитивер очень гордилась тем, что живет в нашей семье, ведь так она чувствует себя ближе к «Тамо».
— Нет, Сорен, мне кажется, тот совенок был на всю голову облученный. Он не просто не понимал смысла слова, но даже не представлял, что такое небо.
— Какой ужас, — прошептал Сорен.
— Ужас, конечно, но зато это облегчает нам путь к спасению. Что, если надзиратели сами облучены и не понимают смысл слов? Но я хотела рассказать о другом.
— О чем?
— Ты помнишь, я говорила тебе о множестве боковых проходов и ответвлений? Так вот, один из таких проходов охраняла сова, которая сразу показалась мне знакомой. До сих пор не могу понять, почему я сразу его не узнала! Это был Бормотт, тот самый мохноногий сыч, который меня схватил. Я много думала о нем. Помнишь, как во время нашего полета он сказал, что не знает, стоит ли заниматься этим делом? А вторая сова, которая тащила тебя, еще сказала, что у него будут неприятности, узнай о его словах Ищейке.
— Да, — медленно ответил Сорен. Он не понимал, куда клонит Гильфи.
— Мне кажется, что Бормотт не оболванен окончательно и безвозвратно и может нам пригодиться.
— Постой! Сначала ты сказала, что нам выгодно всеобщее помешательство, а теперь говоришь, что Бормотт, который, возможно, не совсем лунатик, тоже может пригодиться?
— Ну как же ты не понимаешь? Бормотт может быть одним из нас! Может, он только притворяется помешанным, как и мы с тобой. Честно говоря, я почти уверена в этом!
— Почему?
— Потому что я все-таки пробралась в этот боковой туннель и узнала, что он там охраняет.
— Неужели?
— Ну да! А ты ведь понимаешь, как здесь сложно что-нибудь разузнать, не задавая вопросов?
— Еще бы! — поежился Сорен.
— Пару раз я едва-едва удержалась от вопроса, и мне показалось, что Бормотт это понял.
— Ну и что ты разузнала?
— Ты когда-нибудь слышал о книгах?
|
|
|
— Конечно! — возмущенно распушился Сорен. — Жизнь амбарных сов с давних времен связана с книгами! — Именно так утверждали его родители, доставая из дупла пару книг, чтобы прочесть их детям. — Тем более что многие сипухи издавна жили в церквях. У моих родителей, например, есть книга псалмов.
— Псалмов? — с уважением переспросила Гильфи. — А что это такое?
— Кажется, это что-то вроде песен, — смущенно ответил Сорен. Честно говоря, ему довелось услышать не так много псалмов. Но когда мама читала ту книгу, ему казалось, будто она скорее поет, чем говорит. — Но при чем тут книги? Лучше скажи, что тебе удалось выяснить про Бормотта.
— Он охраняет книгохранилище. Это место называется Библиотека. Ты когда-нибудь слышал такое слово?
— Никогда. Как тебе удалось все это выяснить? Ты ведь, наверняка, не задала ему ни одного вопроса?
— Разумеется. Ты же сам видел, это невозможно. Только Ищейке И Виззг имеют право задавать вопросы. Но именно это и подсказало мне, что Бормотт такой же, как и мы. Он почувствовал, что я хочу задать вопрос еще до того, как я об этом подумала. Нужно все как следует разведать.
— Зачем? Я думал, нам надо просто выбраться отсюда.
— Меня интересуют крупинки, — ответила Гильфи.
— Крупинки? При чем тут крупинки?
— При том, что о них постоянно поется в песнях. Помнишь эти «блестящие крупинки, что спрятаны внутри»? Добывать их имеют право только сортировщики первого разряда.
— Ты спятила, Гильфи? Неужели ты собралась торчать здесь до тех пор, пока тебя не назначат сортировщицей первого разряда?
— Как ты не понимаешь, Сорен! Здесь затевается что-то пострашнее лунного облучения! Я это кишками чувствую. Что-то очень-очень плохое. И это что-то угрожает всем совиным царствам, по всему свету! — Гильфи помолчала. — Здесь готовится смерть!
Ее слова повисли в воздухе, а сама Гильфи, не мигая, уставилась перед собой.
— Здешние совята похожи на живых мертвецов, — медленно проговорил Сорен. — Я скорее соглашусь умереть, чем стать похожим на номер 47-2. Но почему ты считаешь, что опасность угрожает всем совам, во всех королевствах, по всей земле?
|
|
|
— Я уверена, что им грозит полное уничтожение, — ответила Гильфи. Голос ее был холоден, как лед. — Сам подумай, Сорен. Я не меньше тебя хочу выбраться отсюда. И думаю, Бормотт сможет нам помочь, если мы будем действовать с умом и осторожностью. Возможно, Библиотека таит в себе секреты, которые помогут спастись нам самим и избавить от гибели все наши царства. Не забывай о своих родичах в царстве Тито и о моих собратьях в пустынном королевстве Кунир. Неужели ты хочешь, чтобы другие совята прошли через то, что пришлось пройти нам?
Сорен тут же подумал об Эглантине. Он любил Эглантину. Ему была невыносима сама мысль о том, что его сестру могут похитить, лишить имени и разума. Мир за стенами Сант-Эголиуса принадлежал Эглантине и другим совятам. Неужели он хочет, чтобы эти крошечные птенцы превратились в пустоглазых, мертвоголосых НПП — не предназначенных к полетам сов?
Дрожь пробежала по телу Сорена. Значит, мало самим улететь отсюда. Их задача оказалась гораздо труднее, чем они полагали.
Громкий визг прорезал темноту Глауцидиума. С восходом луны раздался первый сигнал к началу сонного марша. Тысячи совят вокруг Сорена и Гильфи пришли в движение. Послышался многоголосый невнятный лепет — совята начали выкрикивать свои имена.
Друзья переглянулись и принялись хлопать клювами, стараясь превратить собственные номера в некое подобие имени — какого угодно, но только не их собственного. Этой ночью они решили впервые испробовать вторую часть своего Грандиозного Плана. Ту самую, которую Гильфи опробовала в Большой Трещине. Они будут маршировать на месте, оставаясь в тени. Если это сработало в Большой Трещине, значит, сработает и здесь!
В тот же миг движущаяся толпа совят стиснула Сорена и Гильфи со всех сторон. Они затаили дыхание, опасаясь, что их обман вот-вот раскроется. Но масса шагающих совят попросту расступилась, как расступается вода, встречая на своем пути камень.
Их еще немного потолкали, а потом оба совенка похолодели от страха, увидев пролетавшего мимо надзирателя, но тот даже не задержался на них взглядом. Все его внимание было приковано к маленькой полярной сове, которая осмелилась уснуть, засунув голову под крыло.
— Следить за крылом номера 85-2! Надзиратели четвертого отсека, полная готовность!
ГЛАВА XII Лунное очищение
Потянулось странное однообразие дней и ночей, когда совят заставляли спать по ночам и работать днем.
Луна пошла на ущерб, стало темнее, а потом наступило время новолуния. Нельзя сказать, чтобы жизнь в Сант-Эголиусе была совсем уж кошмарной. Надзиратели продолжали баловать Сорена с Гильфи маленькими поблажками и лакомыми кусочками в дополнение к ежедневному сверчковому рациону.
|
|
|
Вообще, жизнь в отсеке стала казаться неким цветущим оазисом в каменном мешке Сант-Эголиуса, Академии для осиротевших совят. Дядюшка каждый день угощал Гильфи кусочками змеи и разрешал немного вздремнуть в дневное время, а добрая Тетушка Финни даже научила Сорена есть полевку с костями. Разумеется, это нисколько не напоминало церемонию Первой Косточки. Тем не менее полевка, которую Тетушка преподнесла Сорену, была жирненькой: как раз такой, какую он мог проглотить целиком. Несмотря на строгий запрет на вопросы, Финни каким-то образом исхитрилась объяснить Сорену, как следует есть дичь с шерстью и костями и не скупилась на похвалы, когда он отрыгнул свою первую настоящую погадку. А Сорен едва не расплакался, вспоминая, как отец расхваливал Клудда во время церемонии Первой Косточки.
Но, несмотря на все поблажки, привилегии и ласковое воркование Тетушки, у Сорена в голове постоянно звучал ледяной голос Гильфи: «Полное уничтожение грозит всем совиным царствам во всем мире». Зачем? За что? Каким образом?
Сорен едва не спятил от всех вопросов, пока не понял, что это не имеет значения. Какая разница, зачем Академия поставила себе такую цель?
С этих пор его начала терзать новая мысль: «А что, если эти совы — совсем не совы, а демоны в совиных перьях?»
Когда Финни вручила Сорену его любимую жирную сороконожку, совенок долго смотрел в желтые глаза Тетушки, словно пытаясь разглядеть в них страшную ухмылку дьявола. «Ты и в самом деле сова. Тетушка Финни? — так и хотелось спросить ему. — Ты, правда, полярная сова Северного Королевства, ведущая свой род от великого Глаукса, или белый демон, совиная погибель?»
Наступила третья ночь второго полнолуния. Казалось, луна никогда не пойдет на убыль. Сорен с Гильфи едва держались на лапах, но каким-то чудом им до сих пор удавалось избежать лунного ослепления. Тактика маршировки на одном месте давала свои плоды.
По крайней мере, до второй ночи второго полнолуния.
— Левой, правой! Левой, правой! — В общем грохоте, наполнявшем Глауцидиум, они бодро цокали когтями, оставаясь в тени каменной арки.
— Эй, вы двое! — громкое уханье всколыхнуло воздух, заглушая грохот шагающей толпы. Это были не Джатт и не Джутт. Это была сама Ищейке, заместительница командора Виззг. — Я приметила вас еще во время прошлого круга, а теперь убедилась окончательно! Ленивые, негодные смутьяны!
Сорен и Гильфи затрепетали, встретив жуткий желтый взгляд ушастой совы. — Прячетесь от луны, вот как это называется! Ну что ж, мы быстро отучим вас от подобных шуточек!
«Великий Глаукс! — мысленно взмолился Сорен. — Они опять меня ощиплют! И Гильфи тоже! Великий Глаукс, она же такая маленькая, она не вынесет!»
— Шагом марш, оба! Выйти на лунный свет!
— Не говори ни слова, — шепнула ему Гильфи. — Сейчас мы вместе, а это что-нибудь, да значит.
Совят привели в каменную пещеру, расположенную возле одного из Глауцидиумов. Ее белоснежные стены причудливо изгибались, образовывая круг. Лунный свет потоком лился в белую камеру и ослепительно отражался от гладких стен.
— Вы останетесь здесь и будете подвергаться лунному очищению до тех пор, пока луна не исчезнет. Посмотрим, как вы теперь запоете!
В подтверждение своих слов Ищейке так оглушительно завизжала, что маленькая Гильфи осела на пол.
— И не вздумайте прятать голову под крыло! Мы будем наблюдать за вами! — добавила первая помощница командора.
Гильфи кое-как выпрямилась и крепко впилась коготками в пол.
— Ну что ж, — пропищала она. — Хорошо, хоть не ощипали.
— Гильфи, ты спятила?
— В нашем беспросветном положении, Сорен, нужно искать светлую сторону, извини за каламбур, — назидательно пояснила Гильфи, оглядываясь по сторонам. Безжалостный лунный свет плясал на каждом камне пещеры.
— Гильфи, я понятия не имею, что такое каламбур, и не вижу никакой светлой стороны! Что лучше — быть ощипанными или подвергнуться лунному очищению? Остаться без перьев или спятить? Неужели ты называешь это выбором?
— С нами не случится ни того, ни другого! — с неожиданной уверенностью заявила Гильфи.
— Каким образом? Конечно, ты можешь встать в моей тени, но что прикажешь делать мне? Ты же такая малышка, что твоей тени мне и на лапу не хватит!
— Это несправедливо, Сорен, и ты это прекрасно знаешь. Некрасиво смеяться над чужой внешностью. В нашей пустыне такие шутки считались ниже совиного достоинства. Существует целое сообщество малых сов, CMC, целью которого является борьба с жестокими и обидными замечаниями относительно чужого роста. Основательницей этого сообщества была моя прабабушка, воробьиная сычиха, — воинственно распушилась Гильфи. Казалось, грубое слово, сказанное Сореном, расстроило ее гораздо сильнее, чем заточение в лунной камере.
— Ладно, извини. Но я все равно не понимаю, как нам избежать лунного ослепления.
— Значит, надо что-нибудь придумать. Сорен взглянул на подругу сверху вниз.
— Лунатики ничего не могут придумать, Гильфи. Все кончено.
Не успел он договорить, как странное оцепенение начало разливаться по его телу. Глаза Гильфи тоже как-то неестественно заблестели.
Ослепительное лунное сияние растворяло нечто сокровенное, составлявшее сущность каждого из них. Мысли Сорена начали путаться. Желудок непривычно затих. Он посмотрел на озаренные луной стены камеры: они вдруг показались ему скользкими, как лед, и по этому льду застывшего лунного света устремились прочь все его воспоминания. Прочь, прочь… Ему хотелось удержать их, схватить, но он слишком устал.
У-ху, у-ху… Сорен начал клевать носом. Он знал, что если уснет, то проснется совсем другим. Он не узнает сам себя. Превратится в номер 12-1, а Гильфи тоже перестанет быть Гильфи, зато станет номером 25-2. У-ху, у-ху… Га'Хуул.
Внезапно что-то вспыхнуло в его засыпающем мозгу. Стоило мысленно произнести Га'Хуул, как сознание мгновенно прояснилось. Желудок ожил. Га'Хуул!
Тетушка Финни хлопнулась в обморок при одном упоминании о стражах Га'Хуула, а сейчас это слово прозвучало подобно раскату грома, и заставило Сорена очнуться ото сна.
— Гильфи! Гильфи! — он затряс когтями свою крошечную подругу. — Гильфи, ты когда-нибудь слышала сказания о стражах Га'Хуула?
Гильфи, которая уже еле-еле шевелила крыльями, внезапно встрепенулась. Дрожь пробежала по ее телу, мгновенно пробудив от оцепенения.
— Га'Хуул… Ну да, конечно! Мама с папой часто рассказывали нам эти сказки. Они называли их Сказаниями о Былом.
— А у нас это называется Легендами Га'Хуула.
С каждым новым звуком этого слова совята все больше и больше оживали, даже кровь текла по их жилам быстрее.
— Вот что я придумал! Мы будем до самого захода луны рассказывать друг другу Сказания о Былом. Мне кажется, эти легенды способны рассеять лунный свет и спасти нас от полного очищения!
Гильфи уже в который раз с изумлением посмотрела на Сорена. Как ему удалось додуматься до такого? А тем временем Сорен начал:
— Когда-то давным-давно, когда совиных царств еще и в помине не было, а на земле кипели бесконечные войны, в краю Великих Северных Вод жила-была птица по имени Хуул. Говорят, что с самого рождения этой сове были дарованы чудесные способности и неслыханные силы. Так или иначе, Хуул прославился в веках тем, что побуждал других сов на великие и славные дела, и хотя он никогда не носил золотой короны, совы признали его своим царем.
Милосердие и добродетель помазали его на царство, и благородство было его короной. В лесу высоких деревьев появился он на свет, в тот мерцающий час, когда секунды медленно перебегают из последней минуты старого года в первую минуту нового, а лес закован в лед…
Негромко и торжественно рассказывал Сорен первую легенду о Га'Хууле, известную под названием «Пришествие Хуула». Сердца обоих совят забились сильнее, разум прояснился, а желудки снова наполнились жизнью.
ГЛАВА XIII Безупречно!
— Похоже, все идет, как надо, — сообщила ушастая сова Ищейке своей начальнице, командору Виззг. Обе они сидели на каменном выступе высоко над камерой лунного света и наблюдали за Сореном и Гильфи. С такой высоты до них не доносился тихий голос Сорена, но зато они видели, что совята замерли в полном оцепенении.
Когда луна, наконец, покинула ночное небо, Виззг с Ищейке опустились на пол лунной камеры и впились взглядом в наказанных.
— Безупречно! — воскликнула Ищейке.
— Да, мы безупречны, — мгновенно отозвалась Гильфи. — Мы счастливы, что наставники находят нас безупречными. Номер 25-2 испытывает блаженство и чувство полного удовлетворения.
— Номер 12-1 также чувствует себя полностью довольным. Ждем ваших дальнейших приказаний, — подхватил Сорен.
— Вы делаете успехи, малютки! Я с самого начала в вас верила, — прогудела Ищейке.
Сорен с Гильфи впервые слышали, чтобы ее голос звучал так доброжелательно.
— Очень скоро вам предстоит церемония специализации. «Енотье дерьмо ваша специализация!» — мысленно взорвалась Гильфи.
— Знаешь, Ищейке, — заметила Виззг, — эти двое с самого начала зарекомендовали себя смутьянами, по крайней мере, амбарный совенок. Я давно пришла к выводу, что из бывших бунтарей получаются самые верные слуги. После хорошего лунного очищения, разумеется.
«Мечтать не вредно, тухлоголовая дура!» — воскликнул про себя Сорен.
— Я бы отправила эту маленькую козявку в хранилище боевых когтей, а сипуха вполне сгодится для работы в Яйцехранилище.
— А что если попробовать малютку в Инкубаторе? Инкубатор! Яйцехранилище! Сорен с Гильфи насторожили ушки.
Они шли следом за начальниками, старательно подражая лунатической походке оболваненных совят.
— Знаешь, что я придумала… — продолжала Виззг. — Мы поместим их в одну пещеру, в один сычарник. Тем самым мы многократно усилим эффект лунного очищения. Пусть почаще смотрят друг другу в глаза, это ускорит процесс полного стирания памяти.
«Три ха-ха!» — фыркнула про себя Гильфи.
Вот так неразлучная парочка оказалась в одном сычарнике, а Джатту с Джуттом поручили следить за тем, чтобы друзья все время были вместе и почаще заглядывали друг другу в глаза.
— Эй, вы двое! — рявкнул Джатт. — Ну-ка, глазеть друг на друга!
Но ни Джатт, ни Джутт не видели веселых искорок в глазах совят и не слышали, как Сорен еле слышно прошептал: «Мы сделали это, Гильфи! Мы победили!»
И снова дни перетекали в ночи, ночи сцеплялись в темные звенья серебряной лунной цепи, а сама луна равнодушно плыла сквозь череду превращений от ущерба до полнолуния, становясь то ослепительным гигантским диском, то тоненьким волоском, призрачней пуха из совиной грудки.
Сорен и Гильфи терпеливо дожидались полного оперения. Каждый день Сорен с надеждой осматривался в ожидании перемен.
Его маховые перья заметно подросли. Поворачивая голову за спину — это умеют делать все совы! — Сорен любовался отросшими хвостовыми перьями, а когда поблизости никого не было, — даже тренировался держать направление и поворачивать. Он уже понял, что на церемонию Первого Полета здесь рассчитывать не приходится. Более того, каждый день он с ужасом ожидал, что ему, как бедняжке Гортензии, равнодушно объявят приговор: Не Предназначен к Полету. Сама же Гортензия, то есть номер 12-8, с гордостью заявляла, что запрет на полеты напрямую связан с ее особым положением наседки и допуском к сверхсекретной работе.
— Ты только представь, как много нам удалось разузнать за последнее время! — заявила однажды Гильфи, вернувшись с работы из Хранилища боевых когтей.
Она была твердо уверена в том, что, как только придет пора, им удасться покинуть Академию Сант-Эголиус, а пока нужно использовать каждую возможность и стараться побольше разузнать о расположении провалов и ущелий, чтобы в нужный момент не сбиться с дороги и не попасть в лапы охранников.
— Слушай, что я выведала в Хранилище боевых когтей…
Сорен кивнул и приготовился слушать.
— Здешние совы надевают боевые когти, поверх собственных, но изготавливать их они не умеют. Они только подбирают их на полях сражений, а потом чинят и сортируют по размеру.
— Что такое поля сражений? Знаешь, Гильфи, я, конечно, совсем недолго прожил в Тито, но мои родители никогда не говорили ни о каких битвах и сражениях. А твои?
Гильфи задумалась.
— Нет. Точно — нет, — медленно ответила она. — И совы, которые нас поймали, тоже были без боевых когтей.
— Зачем им боевые когти? Чтобы воровать совят? Мы же только-только вылупились из яиц! У нас и коготки-то еще не затвердели.
Гильфи выпучила глаза и изумленно уставилась на Сорена, как будто он сказал что-то невероятное.
— Вот в чем дело! — медленно произнесла она. — Ты совершенно прав. Боевые когти нужны им совсем не для того, чтобы похищать или убивать совят. Мы зачем-то им необходимы, но когти они точат для тех, кто намного крупнее нас… Гораздо крупнее… Помнишь третью легенду из цикла о Га'Хууле? Ту, где морские змеи, которые умели не только плавать в пучине, но и ходить по земле, придумали хитроумный план, решив утопить весь птичий мир в море и захватить власть над водой и сушей?
— Да, — тихо ответил Сорен.
— Я думаю, наши хозяева задумали что-то похожее.
Сорен хотел возразить, что сказание о змеях всего лишь легенда, и никаких земноводных змей на самом деле не существует. Но потом понял, что это не имеет значения. Пусть сказочных змей и не было на свете, но жестокие совы-то были! А если так, почему бы им не стремиться к тому же, к чему стремились вымышленные злодеи из сказки?
Сорен даже зажмурился, представив, как лесное царство Тито, пустынное королевство Кунир и все остальные совиные страны низвергаются в мрачную каменную преисподнюю Сант-Эголиуса.
— Значит, прежде чем улететь отсюда, надо как следует все разузнать. Выяснить, что такое крупинки, и почему они дороже золота, и вообще что за планы вынашиваются в Сант-Эголиусе. Наш долг предупредить свои царства о грозящей опасности. Прекрати думать о полете. Думай о том, как собрать побольше сведений. Мы уже побывали в Погаднике и знаем, каков он изнутри, мы ходили в наряд по ловле сверчков, теперь узнали про боевые когти. Значит, осталось только пробраться в Яйцехранилище и Инкубатор.
— Не забывай, это секретные объекты.
— Как же, забудешь! Номер 12-8 не устает об этом напоминать. Ой, смотри, Сорен, она идет сюда! Дай-ка я попробую подлизаться… — Гильфи поморгала, и вдруг глаза ее стали пустыми и непроницаемыми, как у всех облученных совят.
Ровной походкой настоящего лунатика она потрусила навстречу Гортензии.
— Приветствую тебя, номер 12-8! Я вижу, что ты спокойна и удовлетворена, как и подобает сове, безукоризненно исполняющей свой долг. Просто не верится, что ты еще не прошла церемонии Специализации!
— Я и без всякой церемонии прекрасно сознаю свое особое место. Ведь мне доверено исполнение самых сакральных, самых жизненно важных задач нашей обожаемой Академии.
— Как я тебя понимаю! Мы с номером 12-1 почтем за честь служить нашей альма-матер с такой же преданностью. Но, разумеется, пока мы даже не мечтаем о том месте, которое ты занимаешь. У нас нет ни твоего опыта, ни твоих выдающихся способностей. Ах, номер 12-8, ты такая замечательная! Как я хочу удостоиться такого же доверия!
Льстивая речь возымела свое действие. Номер 12-8 прямо на глазах раздулась от гордости. В тот же миг сверху на них спланировала одна из надзирательниц, маленькая ушастая сова.
— Повысить скромность, углубить смирение, дорогуша! — желтые глаза надзирательницы предостерегающе сверкнули на взъерошенном лицевом диске. Номер 12-8 немедленно съежилась и словно стала меньше ростом.
— Прошу прощения. Я горжусь своей работой, а не собой. Я исполняю свой долг, оставаясь ничтожной слугой Великого дела.
— Да-да, Великого дела! — повторила Гильфи, и Сорен сразу почувствовал в ее словах скрытый вопрос. Что еще за Великое дело?
— Вот так намного лучше, милочка, — кивнула ушастая сова, взлетая на высокий каменный выступ.
Гильфи поняла, что более благоприятного момента может больше не представится.
— Ах, номер 12-8, во всей нашей Академии нет более скромной и смиренной совы, чем ты! Для меня и моего друга ты лучший пример полного уничижения. Ты само воплощение покорности. Нет, еще ниже! Ты… ты… — Гильфи задумалась, лихорадочно подбирая нужное слово.
«Что она собирается сказать?» — с любопытством подумал Сорен. — Никогда в жизни он не встречался с такой неприкрытой беззастенчивой лестью.
— Ты — даже не сова. Ты — недосова! — выдохнула Гильфи. Номер 12-8 моргнула. Очевидно она, как и Сорен, совершенно не поняла, что та хотела сказать. — Мы с другом мечтаем работать в Яйцехранилище, чтобы там обрести ничтожную толику твоего смирения.
— Спасибо за добрые слова, номер 25-2. Надеюсь, они помогут мне и дальше служить Великому делу, следуя по пути полного самоотречения, — бывшая Гортензия засеменила прочь, и виду нее при этом был еще более безумный, чем обычно.
— Что такое недосова?! — набросился Сорен на Гильфи, когда Гортензия отошла на приличное расстояние.
— Откуда я знаю? Просто с языка слетело. Лучше подумай, как нам попасть в Инкубатор и Яйцехранилище, — пожала плечами Гильфи, и глаза ее снова оживленно заблестели.
ГЛАВА XIV Яйцехранилище
На следующий день Сорен снова трудился в Погаднике. За это время его повысили до сортировщика второго разряда, и теперь он сам встречал новичков занудной тирадой, с которой когда-то обратилась к нему номер 47-2.
— Мой номер 12-1. Я буду вашим проводником по Погаднику. Следуйте за мной, — монотонные, ничего не значащие слова с легкостью лились из его клюва.
Поэтому, когда Гильфи подбежала к Сорену с подносом свежих погадок, он был вполне готов сменить опостылевшее место работы на что-нибудь поинтереснее.
— Ура, Сорен! Яйцехранилище у нас в когтях! Кажется, я нашла нам местечко чернорабочих. Будем сортировать яйца. Одна знакомая сова на складе погадок сказала мне, что туда требуются работники. В Инкубаторе нашествие клещей.
— Как это? — не понял Сорен.
— Я толком не поняла. Знаю только, что в Инкубатор требуются дополнительные работники, и туда отправляют всех, кого можно.
— Я вообще не понимаю, чем тут все занимаются! Не говоря уже о крупинках, которые дозволено добывать только сортировщикам третьего разряда. Какой-то бред! Кажется, мы все сделали правильно, собрали все возможные и невозможные сведения, но ни на шаг не приблизились к разгадке. Мы до сих пор не знаем, ни для чего существует это место, ни можно ли выбраться отсюда и как это сделать! Мы даже не знаем, полетим когда-нибудь или нет! — отвечал Сорен, все больше и больше горячась.
— Успокойся, Сорен. Я чувствую, что мы как никогда близки к разгадке.
Сорен с Гильфи стояли в тесной прихожей. Над ними восседала огромная полярная сова.
— Добро пожаловать в Яйцехранилище! — гулко проухала она. — Трудиться в Инкубаторе и Яйцехранилище величайшая честь, которая только может выпасть на долю совенка. Вы оба получите временный допуск секретности. Сейчас у нас небольшая запарка, вызванная нашествием клещей. Поскольку вы являетесь временными работниками, вам не будет присвоена квалификация НПП, но по окончанию работы вы подвергнетесь процедуре очищения памяти. Эта безболезненная и полезная операция избавит вас отлипшей информации, полученной в наших стенах.
— Лунное очищение, — еле слышно прошептала Гильфи. — Пробовали, знаем…
— С этим мы умеем справляться, — буркнул Сорен. Он еще не пришел в себя от страха, что их сделают НПП.
— А теперь идите за мной, — ласково проухала сова.
Дружное «ах!» исторглось из клювов новичков. Даже самые ослепленные луной совята не могли не оцепенеть перед открывшимся зрелищем.
Перед ними лежали тысячи и тысячи яиц всех мыслимых размеров, сверкая под луной. Совята-сортировщики сновали между ними и распевали громкую песню:
Здесь у нас устроен склад,
Яйца тут за рядом ряд.
Нас не нужно обучать,
Как яйцо сортировать.
Сплюшки, неясыти, филины с сычами,
Ваши яйца отличим с закрытыми глазами!
Работа секретная, клюв на замок,
Про то, что мы делаем полный молчок.
Ничего, что не летаем —
Мы секреты охраняем!
Будущее интерната
Стерегут его совята!
Инструкции оказались очень просты. Для начала новичкам поручили отбирать яйца своего вида, поскольку в этом они не могли ошибиться.
Сорен работал с яйцами амбарных сов, а Гильфи сортировала будущих птенцов сычиков-эльфов, откатывая яйца в специально отведенные отсеки. Оттуда более опытные работники переносили их в Инкубатор.
Сорен не мог прийти в себя от ужаса. Перед ним простиралось то, о чем в страхе перешептывались его родители — похищенные яйца! «Кошмар!» — так назвала это его мама. Кошмар. Перед его собственными глазами. Он начал дрожать. Его затошнило.
— Не вздумай на меня шлепнуться, — прошипела Гильфи.
— Как я могу на тебя шлепнуться? Я же даже летать не умею! «Шлепнуться» на языке сов означало внезапно потерять способность держаться в воздухе и камнем упасть вниз, на землю.
Работа оказалась хоть и омерзительная, зато на редкость простая. Правда, при взгляде на каждое яйцо сипухи Сорен спрашивал себя, не похищено ли оно из леса Тито. Может быть, его папа с мамой знали родителей этого будущего птенца. К счастью, отсек для сипух находился неподалеку от секции сычиков-эльфов. Поэтому, прикатив яйца к месту назначения, Сорен с Гильфи могли перекинуться парой слов.
— Что-то я не видел тут номера 12-8, — заметил Сорен. — Я имею в виду Гортензию.
— Ее здесь нет, она же наседка, — ответила Гильфи. — Наседки работают в Инкубаторе, высиживают яйца. Ничего, туда мы тоже проберемся.
— Каким образом? — удивился Сорен.
— Пока не знаю. Но что-нибудь придумаю, — пообещала Гильфи.
Она сдержала свое слово. Незадолго до окончания смены Гильфи подбежала к Сорену. — Ты!
— Что я?
— Ты — превосходная наседка.
— Что? Я — наседка? Ты спятила, Гильфи. Я самец, ясно тебе? Самцы не высиживают яйца!
— Иногда высиживают, особенно в холодном климате.
— К счастью, у нас климат теплый. Почему бы тебе самой не попроситься в наседки?
— Потому что сейчас там нужен не сычик-эльф, а как раз сипуха. Я слышала, как они переговаривались между собой. Кстати, насколько я поняла, здесь, наверху, полно наседок-самцов.
— Что значит — «там, наверху»? Где наверху?
— ТАМ, Сорен. Я думаю, это место расположено еще выше, чем Библиотека… По-моему, оно совсем близко к небу. И я считаю, — Гильфи помолчала, выдерживая многозначительную паузу. — Я считаю, что именно оттуда мы сможем улететь!
Сорену показалось, что желудок у него подпрыгнул к самому горлу.
— Я иду!
— Ты славный парень! — Гильфи дружески пихнула Сорена в то место, до которого смогла дотянуться, — чуть пониже крыла. Ей хотелось подбодрить его и дать понять, что, несмотря на неподобающее самцу занятие, он все равно продолжает оставаться замечательным парнем и настоящим другом. — А я пока постараюсь добиться повышения в укладчицы мха.
ГЛАВА XV Инкубатор
Сорен трудился уже вторую ночь. В его смене было еще трое сипух — две самки и один самец. Работники ночной смены получали разрешение не ночевать в Сычарнике.
Работать наседкой оказалось совсем не так унизительно, как представлялось Сорену вначале. Во-первых, здесь до отвала кормили. А во-вторых, отношение было совсем другое. Не успеешь проглотить очередную порцию еды, как дежурный снова бежит, приговаривая: «Не хочешь жирненького червячка, только что из леса Тито? А может быть, кусочек змеи? Или полевку? Отведай бельчатины, тебе понравится!» Нет, что ни говори, кормежка здесь была отличная.
Гильфи действительно удалось устроиться на должность укладчицы мха. В те дни, когда друзья попадали в одну смену, они вдоволь болтали, а Гильфи еще ухитрялась притащить Сорену клочки мха и пуха для гнезда. В гнезде у него было четыре яйца, которые едва-едва там помещались. Насколько Сорен знал, в гнездах сипух одновременно бывает не более трех яиц. Хотя он, конечно, мог ошибаться.
Во вторую ночь он как раз размышлял над своей новой должностью и даже подумал, что вообще-то в Инкубаторе вовсе не так плохо, как вдруг сипуха, сидевшая в соседнем гнезде, громко забубнила монотонным голосом лунатика:
— Внимание — трещина! Внимание — трещина! Показался яйцевой зуб!
В тот же миг к ней подлетели еще две сипухи. Желудок у Сорена затрепетал от волнения. Он даже высунулся из своего гнезда, чтобы получше видеть. Яйцо у соседки уже начало знакомо подрагивать — совсем как то, из которого когда-то вылупилась Эглантина. Но почему-то никто не разделял его волнения. Никто не ахал над яйцом, никто не приговаривал: «Началось! Началось!»
А яйцо уже раскачивалось из стороны в сторону. Сорен отчетливо видел крошечное отверстие и проклюнувшийся из него яйцевой зуб, светлый и блестящий, совсем новенький.
— Прекрасно, — равнодушно сказала первая сипуха. — Яйцевой зуб показался, и этого довольно. Взламываем скорлупу.
И обе сипухи-надзирательницы принялись с силой колотить по яйцу клювами. Скорлупа раскололась. Первая сипуха подцепила когтем крошечный белый комочек и грубо выдернула его из яйца, а вторая перевернула скорлупу донышком вверх, рявкнула: «Вверх дном!» — и удалилась.
Сорен не верил своим глазам. Никто не обрадовался, не воскликнул: «Это девочка!» Никто не сказал: «Какая прелес<
|
|
|
