Роль актов высших судебных инстанций в правоприменительной практике РФ

Российское право – это преимущественно законодательное право.[28] Поэтому считается, что Россия, в отличие от стран англосаксонской правой семьи, пошла своим путем в деле становления актов судебной власти в качестве источников права.

Для российского гражданского права характерно закрепление норм права в законах и подзаконных нормативных актах, которые в зависимости от юридической силы располагаются в строго определенной иерархической системе. Такое построение гражданского законодательства имеет важное теоретическое и практическое значение, связанное с тем, что в условиях многочисленности нормативных актов, регулируемых имущественные отношения, возникает ситуация, когда одни и те же правоотношения регулируются неоднозначно различными законами или подзаконными актами.

Основное количество норм гражданского права заложено в федеральных законах и издаваемых в соответствии с ними подзаконных актах. Федеральный закон - это принимаемый в особом порядке и обладающий высшей юридической силой нормативно-правовой акт, выражающий государственную волю по ключевым вопросам общественной жизни.

Центральное место в системе гражданского законодательства занимает отраслевой кодифицированный нормативный акт - Гражданский кодекс Российской Федерации. Он имеет высшую юридическую силу среди всех нормативных актов, регулирующих гражданский оборот, в связи с прямым указанием на то, что все иные федеральные законы, содержащие нормы гражданского права, должны руководствоваться ГК РФ[29], если в самом Кодексе не предусмотрено иное (см. ст. 22, 49, 197 ГК РФ). Круг общественных отношений, подпадающих под действие гражданского законодательства, довольно широк, и действующий ГК РФ предполагает принятие целого ряда федеральных законов, развивающих те или иные положения Кодекса.

Подзаконные нормативные акты и иные правовые акты, содержащие нормы гражданского права, принимаются в развитие и формирование механизма реализации принятых федеральных законов, а в некоторых случаях они издаются для правового регулирования тех сфер общественной жизни, которые прямо не урегулированы нормами федерального закона.[30]

В последнее десятилетие среди ученых и практиков развернулась активная дискуссия по поводу необходимости признания судебной практики источником отечественного права. При этом нередко родственные понятия "судебный прецедент" и "судебная практика" рассматриваются как тождественные. Ученые обычно имеют в виду не классические прецеденты, а постановления КС РФ, в которых дается толкование положений Конституции, применяемых в конкретном деле, а также постановления ВС РФ и ВАС РФ, обобщающие судебную практику.

Конституция РФ[31] (ст. 126 и 127) не придает обязательного характера разъяснениям ВС РФ и ВАС РФ по вопросам судебной практики. В соответствии с Конституцией РФ суды в РФ не обладают правотворческими полномочиями и не могут создавать нормы права.

Однако вопрос о правовой природе решений (постановлений) высших судебных органов и о том, являются ли акты высших судебных инстанций источниками права, является одним из наиболее дискуссионных в современной правовой науке.

Так, Демичев А.А., Исаенкова О.В. считают, что разъяснения Пленумов высших судебных инстанций являются не нормативными актами, а актами применения права. Из чего ученые делают вывод, что постановления судебных пленумов не являются источниками гражданского права.[32]

Судебная и арбитражная практика не является источником гражданского права, т.к. судебные учреждения не обладают нормотворческими функциями и не создают нормы права, а лишь дают толкования по их применению[33].

С.К. Загайнова придерживается тех же позиций: "Судебный прецедент в нашей кодифицированной правовой системе не будет источником российского права, поскольку у нас нет тех условий, которые необходимы для его существования».[34]

Отрицательное отношение к судебному прецеденту континентальные правоведы объясняют тем, что «деятельность судьи есть деятельность, безусловно, подзаконная и при том свободная от указаний со стороны других учреждений относительно применения права и решения дела. Каждое отдельное судебное решение имеет с этой точки зрения законную силу лишь по тому именно делу, по которому оно вынесено и не распространяется на другие дела».[35] Поэтому в последнее время превалирует точка зрения о том, что его пора узаконить.

Некоторые ученые судебную практику считают источником советского права, которая восполняет пробелы закона, дает более авторитетное толкование закона для его единообразного применения судам. С.Н. Братусь, в частности, признавал нормативный характер руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР. Зорькин В.Д. отмечает, что «решения и разъяснения этих судов лишь "в определенной мере фактически приобретают прецедентное значение, способствуя в правоприменительной практике судов формированию оптимальных моделей для последующих судебных решений по конкретным делам».[36]

По мнению Жуйкова В.М., суд не только применяет право, но и творит его, что служит на благо людей, поскольку обеспечивает защиту их прав и свобод, а отказ суда от этой функции послужил бы во вред».[37]

По словам Смирнова Л.В., анализ российской правовой системы позволяет сделать вывод о том, что судебная практика уже является источником права. Признание правотворческой функции судов в качестве источника российского права отвечает существующим тенденциям его развития, будет способствовать обеспечению основных прав и свобод человека и гражданина.[38]

Неоднозначно в научной литературе отношение также к актам Конституционного Суда РФ. По мнению Казанкова С.П., в Российской Федерации можно выделить серьезные отличия прецедента и решения Конституционного Суда: во-первых, в определенных случаях суд может отступить от судебного прецедента; во-вторых, прецедент имеет свою силу лишь в системе судов, в то время как решения Конституционного Суда России и органов конституционного контроля и надзора других государств адресованы всем субъектам правоотношений[39].

Однако правовая природа решений Конституционного Суда РФ определяет их свойство выступать в качестве источника права. На это обстоятельство обращают внимание многие авторы.[40] Так, согласно точке зрения Е.В. Колесникова, «учитывая высокое место общероссийских органов правосудия (Конституционного Суда, Верховного Суда, Высшего Арбитражного Суда), их воздействие на законодательство и правовую политику, можно утверждать, что отдельные выносимые ими акты – судебные решения – являются больше чем правоприменительными, они имеют общее и правотворческое значение». Т.е. Конституционный суд «творит реальные, действующие правоположения, способные заменить отсутствующие юридические правила, т.е. прецеденты».[41] Впервые разрешив дело, характеризующееся конкретными обстоятельствами, Суд рассматривает аналогичные дела с учетом первоначального решения. Так, в определении по жалобе гражданки Березиной Л.Ю. на нарушение ее прав Конституционный Суд указал, что данное положение не подлежит применению судами и иными субъектами юрисдикционной деятельности, так как содержит правовые предписания, аналогичные признанным ранее неконституционными.[42]

Но здесь стоит заметить, что решения КС РФ содержат общие (нормативные) разъяснения, которые распространяют свое действие на неопределенный круг лиц, т.е. не нормативно-правовые предписания, а нормативно-правовые разъяснения[43].

Т.е. в данном аспекте речь идет о необходимости разграничения понятий «судебный прецедент как источник права» и «прецедент судебного толкования». По мнению Байтина М.И., решения Конституционного суда не могут носить прецедентного характера в смысле источника права не только по существу, но и по формальным основаниям (ст.125 Конституции РФ). Поэтому то, что В.Д. Зорькин именует «самостоятельной правотворческой функцией Конституционного Суда»[44], в действительности есть не «творение права» в форме судебного прецедента, а судебное толкование права путем издания Конституционным Судом РФ актов официального, общеобязательного, нормативного толкования.[45]

Именно они и составляют суть российских прецедентов, имеющих качество производных от законодательства: ни одно из судебных решений не должно иметь преимущество перед законом. Тем не менее, уже встречаются предположения о том, что «признание за судебной властью права «творить закон», позволит ей встать на одну ступень с остальными ветвями власти, придаст ее больший авторитет»[46], значительно повысит роль правосудия в обществе, придаст российской правовой системе динамизм, повысит эффективность правоприменения.

Думается, что предлагаемое возможно, но для этого необходимы независимый суд и соответствующая правовая подготовка судей, а также формирование их правосознания в том направлении, при котором станет возможным их правотворчество.

Интересный факт: Президиум Верховного Суда России 14 июля 2004 года[47] принял поистине беспрецедентное решение: своим Определением N 15пв04пр он пересмотрел собственное решение от 19 мая N 5пв-04 в связи с наличием судебной ошибки.

Значимость комментируемого Определения в том, что оно создает прецедент пересмотра высшим судебным органом собственного решения в связи с ошибкой в применении нормы материального права. Да и сам факт открытого признания и исправления собственной ошибки делает большую честь Верховному Суду, в котором сформировались многолетние традиции правового подхода к разрешению сложных человеческих проблем. С другой стороны, возникают вопросы о том, какой акт высшего судебного органа отныне можно считать окончательным и не стоит ли подумать над законодательной регламентацией особой процедуры признания судебной ошибки, с тем, чтобы обеспечить стабильность правоотношений?[48]

Итак, постановления Пленумов высших судов принимаются именно в тех случаях, когда требуется дополнить, исправить, изменить, направить по иному принципу правоприменение определенных норм действующего законодательства, т.е. судебное разрешение отдельных категорий дел, судебное регулирование конкретных правоотношений по отдельным категориям споров. Формулируемые в постановлениях правоположения принимаются не по конкретному делу, поэтому, по сути, они не могут быть названы правоприменительными актами, правила разрешения определенного рода правовых ситуаций, содержащиеся в них, с одной стороны, являются абстрактными нормами, а с другой - не могут быть оторваны от судебной практики разрешения конкретных дел, т.е. их базой являются не сами возникающие в обществе правоотношения напрямую, а их правовая судебная оценка. Регулирование в постановлениях производится как бы через призму судебной практики, из которой выделяются проблемы, требующие судебного урегулирования. Чаще всего, это сложнейшие вопросы судебной практики по разрешению споров, возникающих в различных сферах жизни общества. Безусловно, постановления содержат в себе правоположения, предусматривающие новые пути, способы, основания, элементы возникновения, изменения или прекращения существующих правоотношений. В противном случае вообще нет смысла в принятии таких постановлений, любое разъяснение, толкование норм вызвано именно их неясностью, противоречивостью, которые требуется преодолеть путем формулирования новых правил.

Думаю, имеются достаточные правовые основания предполагать, что судебные правоположения, содержащиеся в разъяснениях Пленумов высших судебных инстанций, осуществляют дополнительное правовое регулирование; имеют по своему характеру вспомогательное значение по отношению к закону, поскольку их роль заключается в упорядочении отношений, которые либо не урегулированы, либо не могут быть урегулированы непосредственно законом в силу неясности и неточности формулировок; занимают свое особое место среди источников права, применяемых судом при разрешении спора. Судебная практика в форме постановлений Пленумов высших судебных инстанций по вопросам применения законов создает известные предпосылки правовой регламентации к условиям жизни и, являясь одним из эффективных способов совершенствования законодательства, материального и процессуального права, укрепляет престиж закона и увеличивает его эффективность.