Величие и ограниченность фрейдовского открытия трактовки сновидения

Даже если бы Фрейд не создал теорию неврозов и метода их лечения, он все равно остался бы одной из самых выдающихся личностей в научном мире благодаря тому, что он дал миру методику трактовки сновидений. Конечно, люди почти всех времен пытались толковать сновидения. Как могло быть иначе, если люди, просыпаясь утром, вспоминали пережитые ими сны? Существовало множество традиций истолкования сновидений. Одни из них основывались на предрассудках и иррациональных идеях, другие — на глубоком понимании значимости сновидения. И все традиции сходились на том, что выразить смысл сновидения трудно. Об этом сказано в Талмуде: «Сновидение, которое не получило своей трактовки, подобно письму в нераспечатанном конверте». Это высказывание выражает признание, что сновидение — это послание, отправленное нами себе самим, и мы должны его понять, чтобы лучше понять самих себя. И несмотря на долгую историю попыток толкования сновидений, Фрейд все же первым обеспечил эти попытки системной и научной основой. Он дал нам инструментарий для понимания сновидений, которым можно пользоваться только при условии, что интерпретатор хорошо обучен этой методике.

Вряд ли можно преувеличить значимость этого достижения. Во-первых, оно позволяет нам выявить чувства и мысли, существующие в глубинах нашей души, но которые мы не осознаем, пока бодрствуем. Сновидение, как однажды выразился Фрейд, — это королевская дорога к пониманию бессознательного. Во-вторых, сновидение — это творческий акт, в котором личность среднего уровня развития демонстрирует творческие силы, о которых она не подозревает, находясь в состоянии бодрствования. К тому же Фрейд открыл, что наши сновидения — это не просто выражение подсознательных стремлений, а их обработка под влиянием неуловимого контроля, который действует, даже когда мы спим, и искажает истинный смысл наших тайных мыслей (the «latent dream» — скрытое сновидение). Однако этого контролера можно обмануть: он разрешает тайным мыслям перейти границу сознания, если они достаточно замаскированы. Эта концепция привела Фрейда к предположению, что каждое сновидение (за исключением сновидений детей) искажено, и его смысл необходимо восстанавливать методом трактовки.

Фрейд развил общую теорию сновидений. Он допускал, что человек в течение ночи испытывает множество импульсов и желаний, особенно сексуального характера, которые прерывали бы его сон, если бы он не имел сновидений, в которых его желания исполняются, и поэтому ему не приходится просыпаться, чтобы получить реальное удовлетворение. Для Фрейда сновидения — это искаженное выражение исполнения сексуальных желаний. Сновидение как исполнение желания (dream as wish-fulfillment) стало основным открытием, привнесенным Фрейдом в практику трактовки сновидения. Можно заметить одно явное противоречие этой теории: многие видят сновидения — кошмары, которые трудно истолковать как исполнение желания, поскольку они бывают столь неприятны, что иногда прерывают сон. Но Фрейд объяснил это явление просто, он указал, что существуют садистские или мазохистские желания, приносящие много беспокойства, но они все равно наши желания, которые удовлетворяются в сновидении, хотя другая часть нас самих боится их. Логичность фрейдовской системы трактовки сновидения столь поразительна, что его концепции очень впечатляют как рабочие гипотезы. Однако если кто-то не разделяет основное допущение Фрейда о сексуальном источнике сновидений, то ему потребуются другие доводы. Вместо допущения, что сновидение — это искаженное представление желания, можно сформулировать гипотезу, что сновидение воспроизводит какие-то чувства, желания, страхи или мысли, достаточно важные, чтобы предстать в нашем сне, и что их появление во сне является признаком их важности. Анализируя сновидения, я пришел к выводу, что многие из них не содержат желаний, а представляют собой глубинный взгляд на собственные проблемы или погружение в личный мир других. Чтобы оценить эту функцию, человек должен учитывать особенности состояния сна. Во сне мы свободны от необходимости поддерживать свое существование трудом, защищаться от возможных опасностей. (Только сигнал тревоги выводит нас из нашего сна.) На нас не влияет общественный «шум», под которым я подразумеваю мнение других людей, обычную житейскую чепуху и обычную патологию. Может быть, кто-то скажет, что сон — это единственная ситуация, когда мы действительно свободны. Отсюда вытекают следствия: мы смотрим во сне на мир субъективно, а не с точки зрения объективного подхода, которым руководствуемся в нашей жизни, когда не спим, т. е. когда мы вынуждены видеть ее в реальности, чтобы ориентироваться в ней. Например, увидеть в сновидении какой-то огонь может означать любовь или разрушение, но это не тот огонь, на котором можно испечь торт. Сновидение поэтично, оно говорит на универсальном языке символов, которые обычно одни и те же для всех времен и культур. Человечество развило этот универсальный язык наряду с языком поэзии и искусства. В сновидении мы видим мир не так, как мы видим его, когда хотим им манипулировать; мы видим тот его поэтический смысл, какой он имеет для нас.

Проникновение в природу сновидения, однако, оказалось чрезвычайно ограниченным из-за особенности личности Фрейда. Он был реалистом, у него не было художественной или поэтической наклонности, а поэтому он почти не чувствовал язык символов, где бы тот ни встречался — в сновидении или в поэзии. Отсутствие этой способности привело к тому, что он придавал очень узкое значение языку символов. Он или понимал их как проявление сексуальности, а диапазон возможностей в этом отношении велик, так как линия и круг — это чрезвычайно распространенные формы символизма, или же трактовал их по ассоциациям, стараясь определить, с чем еще они связаны. И в этом состоит одно из самых странных противоречий: Фрейд, аналитик иррационального и символического, сам был мало способен понимать символы. Это становится особенно явным, если мы сравним Фрейда с одним из величайших интерпретаторов символов — Иоганном Якобом Бахофеном, открывателем матриархального общества. Для него символ имел богатство и глубину, выходящую далеко за пределы данного предмета. Он мог дать многостраничный текст про один-единственный символ, например про яйцо, а Фрейд трактовал бы этот символ как «явно» выражающий аспект сексуальной жизни. Для Фрейда сон требует поиска почти бесконечного числа ассоциаций к его различным частям, и очень часто при этом мы узнаем о значении сна не более, чем мы о нем знали ранее.