Оценка феномена войны в мировых религиях

Не случайно, что войне уделялось столь значительное внимание во всех схоронившихся ныне религиях мира. Только буддизм как бы игнорирует ее или не рассматривает как средство убеждения. Впрочем такой подход вытекает из самой сущности буддизма, основанного на принципах терпимости, уважение к мнению и позиции других и отказа от убийства. ему чужды столь характерная для других религиозных систем идея «священной войны» установка на обращение в свою веру силой оружия.

Однако в священных книгах индуизма - Ведах – богиня Индра сакролизирует военную силу до такой степени, что она рассматривается как источник самой жизни. Особо важное место занимает война в трех религиях - иудаизме, христианстве и исламе. Все они будучи основаны на идеи любви к ближнему и приверженности миру, вместе с тем в силу убежденности каждой из них в своей исключительности несли в себе семена войны.

Тема войны в Ветхом Завете порождает множество сложных проблем. Здесь с самого начала мы сталкиваемся с парадоксальным противоречием между богом добрым - творцом всего живого и богом жестоким, кровожадным призывающим свой народ к вечной борьбе. Причем, когда Израиль одерживает победу, сражение восславляется, потому что оно свидетельствует о постоянном присутствии Яхве. И, наоборот, поражение Израиля изображается как результат гнева Яхве против своего неверного или коррумпированного народа.

В новом Завете мы встречаемся с еще большими противоречиями в оценке войны. Это, во – первых, принцип непротивления злу насилием в первоначальном христианстве, возрожденный в протестантизме и пацифисткой традиции. Во – вторых, идея законной справедливой войны и, в – третьих, оправдание войны ради нее самой. С первого взгляда может сложиться впечатления, сто св. Писание исключает или, во всяком случае, не одобряет использование силы войны. Заповедь Моисея «Не убий», знаменитое изречение Иисуса «Поднявший меч, от меча и погибнет», приводимое в Евангелии от Матфея, и др. служат основой первоначального христианского «пацифизма».

Особо важное значение имеет то, что новая религия, предлагавшая себя в качестве замены иудаизму, основывалась на идеях единства человеческого рода, братства, равенства. Как утверждал св. Павел, «нет больше ни еврея, ни язычника, ни грека, ни раба, ни свободного человека, ни мужчины, ни женщины, поскольку все едины во Иисусе Христе». В первоначальном христианстве, как это виделось большинству теологов, христианину предписывалось вести борьбу в духовной сфере, пренебрегая материальной стороной жизни. Современник императора Константина Лактаций писал «Человек настолько святое создание, убивать его по какой либо причини есть зло, и невозможно не подчиняться этой заповеди Бога».

При императоре Константине христианство стала официальной религией Римской империи, и христиане стали перед необходимостью защищать империю и бороться с ее врагами. Уже св. Афанасий утверждал, что нельзя убивать никого, кроме врага на войне. А св. Амвросий более четко заявлял, что «сила защищающая родину против варваров, фактически соответствует справедливости». Наиболее полную разработку эта проблема нашла в трудах св. Августина, предпринявшего попытку определить критерии и принципы войны, в соответствии с которыми можно было бы провести различие между «справедливыми» и «несправедливыми» войнами. Разумеется, вопрос о том, справедлива война или нет, сам собой отпадал, если противниками в ней выступали язычники, позже еретики, а с VII в. мусульмане, стремительно вступившие на мировую арену.

Пытаясь достигнуть единства христианского мира, папы действительно стремились исключить как локальные, так и международные войны. Они учредили специальные дни, когда запрещались какие либо враждебные действия, первоначально это были субботние дни. Временами период такого запрета охватывал почти половину недели. Следует отметить так же то, что папы пытались смягчить последствия войны, запретив использование войны между христианами особых видов оружия, например арбалет в XII в. или огнестрельное в XIV в.

 Особенно настойчивые шаги в предотвращении войны и сохранении мира христианская церковь применяла в XIX и XX вв. Руководство католической церкви не переставало говорить о ее мирной и миротворческой миссии. Так, папа Лев XIII при организации первой Гаагской конференции в 1988 г. поддержал инициативу царя России, выступившего с предложением «сделать более редкой и менее кровавой ужасную игру войны». В 1917 году папа Бенуа XV обратился к воюющим странам с торжественным призывом к миру. Во время второй мировой войны папа Пий XII много раз апеллировал в пользу мира, при этом не называя агрессора.

Новый импульс активизации деятельности католической церкви по сохранению мира дал папа Иоанн XXIII в своей энциклике Мир на земле, в которой обосновалась идея создания публичного властного органа, наделенного широкими полномочиями для предотвращения конфликтов. Эта позиция получила подтверждение на II Ватиканском соборе в 1962 - 1965 гг. Однако в своем новогоднем послании 1990 года, на кануне начала войны в Персидском заливе папа Иоанн Павел II одобрил вмешательство с войск западных стран во главе с США на том основании, что эта война призвана восстановить попранное право другого государства. В соответствии с линией Ватиканского собора, согласно которой «мир не есть полное отсутствие войны», папа высказался в пользу законной коллективной обороны.

Однако если апеллировать к историческому опыту, то обнаружится, что иудео – христианская мораль, рассматриваемая как основа современной западной цивилизации и, соответственно, либеральной демократии, не отвратила людей от войн и противоборства не на жизнь, а на смерть. Более того, в свете вселенских масштабов безумства и плясок смерти, устроенных западной ветвью человеческого рода в 20 веке, создается впечатление о существовании некоей обратной зависимости уровня нравственного падения людей от уровня развития цивилизации.

Верность этого тезиса можно продемонстрировать множеством примеров из истории христианства со времени его утверждения в качестве официальной религии римской империи. Известно, что одним из главных аргументов при введение христианства в империи послужило убеждение в том, что новая вера способна спасти ее от морального и духовного разложения. В своем послании к императору Трояну Плиний через 80 лет после смерти Иисуса Христа сетовал на то, что «храмы почти ни кем не посещаются, что священные жертвы с трудом находят покупателей и что суеверие не только заразило города, но даже распространилось по деревням и по самым глухим местам Понта и Вифиния».

Поэтому не удивительно, что, ратуя, за введение христианства в Римской империи, Лактанций убеждал императора Константина в том, что это приведет к восстановлению нравственности и счастью людей, что поклонение истинному Богу положит конец войнам и раздорам, а нечестные желания и себялюбивые страсти будут подавленны познанием Евангелие.

Но последующая история Римской империи, да и всей Европы показала, что ожидания Лактанция не оправдались. Сам же первый христианский император Константин запятнал свое царствование неоправданными убийствами, войнами и насилием. Показано, что не что вроде современного Лидице было устроено в 390 году в Фесалонике – главном городе иллирийских провинций. Там по незначительному поводу произошел мятеж, в ходе которого разъяренная толпа убила главного начальника расквартированных здесь войск Бофирика и еще несколько офицеров. Наказание благочестивого императора не заставило себя долго ждать. Под благовидным предлогом жители Фессалоники от имени императора были, приглашены в городской цирк. Как только публика оказалась в полном сборе, солдатам, находившимся вокруг цирка в засаде, был подан сигнал к общей резне. В течении трех часов те безжалостно убивали всех, мужчин и женщин, детей и стариков, виновных и невиновных. По разным подсчетом погибло от 7 до 15 тыс. человек.

Обстоятельно проанализировав перипетии насаждения христианства в Римской империи, Э. Гиббон пришел к выводу, что «во время своих внутренних раздоров христиане причинили одни другим больше зла, чем, сколько они перетерпели от усердия неверующих». Опустошения, причиненные Риму варварами во главе с язычниками Аларихом и Аттилой, по свидетельству историков, были менее губительны, чем действия войск католика Карла V, который сам себя называл королем римлян. Неслучайно знаменитый епископ готов Ульфила при переводе библии на язык своих соплеменников, благоразумно опустил четыре Книги царств, что бы не дать дополнительный стимул к усилению их свирепости и кровожадности.

В данном контексте интерес представляет позиция великого художника Леонардо да Винчи. В своих сочинениях, не предназначенных для публикаций, он, в частности, утверждал, что изобрел подводную лодку, устройство которой он счел целесообразным не излагать, памятуя о «злой природе людей, которые практиковали бы убийства на дне морей, разрушая самые нижние части кораблей и потопляя их с командами на их борту».

И действительно, вся история Запада воочию показала, что христианские добродетели у европейских народов органически уживались со свирепостью и кровожадностью в их взаимоотношениях зависимо от того, кем они были, иноверцами или христианами. Например, разграбление Константинополя крестоносцами по своей жестокости и вандализму не шло ни в какое сравнение с его взятием с турками – османами в 1453 г. напомню в этой связи, что религиозные войны во многом изобретения Запада. Что касается, XIX и XX, то именно христианские народы стали инициаторами самых кровавых войн в истории человечества.

Одно из центральных мест в исламе занимает джихад, или священная война. Апелляция к священной войне содержится в Коране и кодифицирована мусульманскими юристами. Под лозунгом джихада сам Мохаммед и первые арабские завоеватели вели свои победоносные войны. Обращает на себя внимание тот факт, что в Каране редко используется слова «аль – харб», означающее войну. Но в тоже время часто встречается слово «джихад», т.е. «священная война». Причем, по мнению специалистов, о джихаде нет речи на первоначальном этапе формирования нового вероисповедания, т.е. в период, когда Мохаммед проповедовал еще в Мекке. Тема джихада появляется лишь после переезда в Медину.

Поместив Коран в соответствующий исторический контекст, комментаторы пришли к выводу, что ранний ислам игнорировал войну в силу в силу того, что он еще не представлял угрозы для существующего социального порядка в Мекке. Наоборот, в Медине пророк стал главой группы, которая была вынуждена защищаться, что бы выжить, его проповедь монотеизма противоречила политеизму бедуинов, и ему не чего не оставалось, как защищаться теми же средствами. В этом смысле джихад вкладывается в рамки доисламского обычая набегов. Но исламу предстояло утвердить себя также в борьбе с другой монотеистической верой в лице иудаизма, который был слишком близок географически, но пользовался преимуществом из за своей древности. В дальнейшем в силу многих причин джихад стал одним из сущностных элементов ислама

Различаются три толкования джихада. Это, во – первых, «большой джихад», означающий борьбу верующего с самим собой, против собственного внутреннего врага, против собственных страстей, наклонностей, пороков. Это духовный джихад, не имеющий ничего общего с войной в буквальном смысле слова. Во – вторых, «внутренний малый джихад», т. е. в самом исламском мире (дар эль- ислам), имеющая своей целью борьбу против врагов в пределах самой общины верующих мусульман, или, иначе говоря, против вероотступников. Она призвана оправдать подавление силой малый джихадом смысл го общего с войной в буквальном смысл еслова. врага зок географически, но пользовался преимущес кааккаку ккккакк как восставших меньшинств, так и политической оппозиции, не подчиняющаяся исламским заповедям. И, наконец, в- третьих, «внешний малый джихад», направленный против неверных во внешнем мире, за пределами самого исламского мира, составляющий (дар эль – ислам), или сферу войны. Он может означать либо наступательную войну, призванную расширять границ мира ислама, либо оборонительную войну, направленную на защиту своей территории от вторгшихся в нее врагов. Таким образом, этот последний тип джихада означает, прежде всего, внешнюю борьбу, но духовный джихад или «большой внутренний джихад» всегда присутствует во всех спорах и дискуссиях относительно «малого внешнего джихада».

Некоторые теологи отдавали предпочтение «большому джихаду» в ущерб вооруженной борьбе против неверных. В X – XI веках так называемые братья «чистоты» говорили о двух типах джихада. Они полагали, что малый джихад носит временный характер, поскольку с окончательной победой над неверными и их обращением в мусульманскую веру он потерял смысл. Что касается большого джихада, то он более важен, поскольку это сугубо религиозный феномен, он затрагивает вечное, спасение и проклятие. Верующего можно освободить от малого джихада, но нельзя освободить от большого джихада.

 В последние два три десятилетия вопрос о джихаде приобрел дополнительную актуальность в связи с выдвижением на авансцену возрожденческих и фундаменталистских движений как шиитского, так и суннитского толка. Наиболее законченные формы это возрождение приняло в Иране во второй половине 70 – х годов начало 80 – х годов под руководством аятоллы Хомейни, который дал ей антиимпериалистическую направленность. Она стала центральной в идеологии движения Хезболлах и особенно широко практикуется разного рода террористическими группами и движениями.