Котюрова М. П. Стилистика научной речи: учебное пособие для студентов учрежд. высш. проф. образования – М., 2010

АВТОНОМНАЯ НЕКОММЕРЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

«ЛАБОРАТОРИЯ ПРИКЛАДНОЙ ЛИНГВИСТИКИ»

Москва 115035, Космодамианская наб. 32/34,54

 

ПОДПИСКА ЭКСПЕРТОВ

Нам, сотрудникам АНО «Лаборатория прикладной лингвистики», Смирнову Андрею Анатольевичу, ведущему эксперту АНО «Лаборатория прикладной лингвистики», и Мажник Гелене Викторовне, директору АНО «Лаборатория прикладной лингвистики», в связи с поручением произвести экспертизу по гражданскому делу № 2-33/2013 руководителем экспертного учреждения разъяснены права и обязанности эксперта, предусмотренные ст. 85 ГПК РФ.

Об ответственности за дачу заведомо ложного заключения по ст. 307 Уголовного Кодекса Российской Федерации предупреждены

01.04.2013 _____________________ А.А. Смирнов

01.04.2013 _____________________ Г.В. Мажник

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ КОМИССИИ ЭКСПЕРТОВ

(комплексная судебная психолого-лингвистическая экспертиза

по гражданскому делу № 2-33/2013 по заявлению прокурора г. Нижнего Новгорода в интересах государства

о признании экстремистским материалом книги «Международный трибунал для Чечни: правовые перспективы привлечения к индивидуальной уголовной ответственности лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в ходе вооруженного конфликта в Чеченской республике»)

 

№ 34- 04/13 4 июня 2013 года

 

01.04.2013г. в АНО «Лаборатория прикладной лингвистики» поступили:

· определение Дзержинского городского суда Нижегородской области в составе председательствующего судьи Хайдуковой О.Ю., с участием прокурора Бабушкина С.А., адвоката Манова А.Г., заинтересованных лиц Дмитриевского СМ., Каляпина И.А., при секретаре Березиной В.Е. от 8 февраля 2013 г. о назначении судебной экспертизы по заявлению Прокурора г. Нижнего Новгорода, в защиту интересов Российской Федерации, о признании книги «Международный трибунал для Чечни: правовые перспективы привлечения к индивидуальной уголовной ответственности лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в ходе вооруженного конфликта в Чеченской республике» экстремистским материалом;

· гражданское дело №2-33/2013 в 2 томах;

· книга «Международный трибунал для Чечни: правовые перспективы привлечения к индивидуальной уголовной ответственности лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в ходе вооруженного конфликта в Чеченской республике» в 2 томах.

Перед экспертами поставлены следующие вопросы:

1. Содержатся ли в предоставленной на исследование книге «Международный трибунал для Чечни: правовые перспективы привлечения к индивидуальной уголовной ответственности лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в ходе вооруженного конфликта в Чеченской республике» в двух томах под редакцией Дмитриевского С.Д. публичные призывы к осуществлению каких-либо насильственных действий и являются ли эти призывы авторскими?

2. Имеются ли в тексте книги высказывания относительно каких-либо социальных групп, содержащие установку на враждебное, насильственно-неприязненное к ним отношение? Если есть, то в какой форме они выражены: утверждения, мнения, эмоционально-экспрессивной оценки, субъективного оценочного суждения и т.п. и выражают ли данные высказывания отношения к конкретным лицам в связи с их деятельностью?

3. Имеются ли в книге высказывания авторов об отдельных социальных группах, направленные на унижение их достоинства?

4. Одобряется ли в представленном тексте книги идея превосходства одних наций над другими?

5. Имеются ли в исследуемом тексте авторские высказывания, выражения, которые содержат негативные оценки, направленные в адрес какой-либо национальной, религиозной, социальной группы в ее сравнении с другими группами. Если да, то относятся ли они ко всем членам данного сообщества, либо адресованы конкретным их представителя?

6. Содержит ли текст книги негативные авторские оценки каких-либо национальных, религиозных, расовых или собственно социальных групп.

7. Содержит ли текст исследования негативные авторские оценки каких-либо лиц, и если содержат, то в связи с чем даны такие авторские оценки: в связи с информацией о личных качествах, высказываниях и поступках данных лиц, либо в связи с принадлежностью данных лиц к тем или иным национальным, религиозным, расовым или собственно социальным группам как таковым?

8. Содержит ли текст исследования какие-либо цитаты, содержащие негативные оценки каких-либо национальных, религиозных, расовых или социальных групп, если содержит, то каково отношение авторов к содержанию этих цитат, и с какой целью (целями) авторы приводят их в тексте исследования?

Производство экспертизы выполнено комиссией экспертов в составе:

Смирнова Андрея Анатольевича, ведущего эксперта АНО «Лаборатория прикладной лингвистики», имеющего высшее образование по специальности «031001 – Филология», одного из авторов программы производства судебных лингвистических экспертиз по экспертной специальности «26.1 – Исследование продуктов речевой деятельности», общий экспертный стаж в области судебной автороведческой экспертизы (экспертная специальность «2.1 – Исследование письменной речи») и судебной лингвистической экспертизы - 33 года;

Мажник Гелены Викторовны, директора АНО «Лаборатория прикладной лингвистики», имеющей высшее образование по специальности «540200 - Гуманитарные знания», специализация «Психология развития», стаж работы по специальности – 13 лет (в том числе 5 лет в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского).

 

15.05.2013 г. в целях продления сроков проведения исследования в связи с его трудоёмкостью и большим объёмом исследуемого материала экспертами было заявлено ходатайство о продлении срока проведения экспертизы на 30 дней. В ответе №2-33/2013 от 23.05.2013г. ходатайство экспертов было удовлетворено судом частично, срок производства экспертизы был продлен до 04.06.2013 г.

Руководствуясь рекомендациями, содержащимися в изданной РФЦСЭ при МЮ РФ методике психолого-лингвистической экспертизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму [6], эксперт-лингвист и эксперт-психолог проводили анализ представленного на исследование текста книги совместно.

Обстоятельства дела

Из определения о назначении судебной экспертизы и материалов дела известно, что прокурор г. Н.Новгорода обратился в суд с заявлением в защиту интересов Российской Федерации о признании экстремистским материалом книги «Международный трибунал для Чечни: правовые перспективы привлечения к индивидуальной уголовной ответственности лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в ходе вооруженного конфликта в Чеченской республике».

В обоснование заявления указано, что прокуратурой города Н.Новгорода в ходе проведенной проверки выявлен факт распространения в Нижегородском районе Г.Н.Новгорода экстремистских материалов, а именно: книги «Международный трибунал для Чечни: правовые перспективы привлечения к индивидуальной уголовной ответственности лиц, подозреваемых в совершении военных преступлений и преступлений против человечности в ходе вооруженного конфликта в Чеченской Республике» под редакцией Дмитриевского С.М. в двух томах, в которых содержатся призывы к экстремистской деятельности.

Согласно акту экспертного исследования ГУ «Приволжский региональный центр судебной экспертизы» от 30.12.2009 № 3890/10-5, № 3891/10-5 в тексте указанной книги содержится: информация, направленная на унижение группы лиц, принадлежащих к русской национальной группе (российских, русских военных, исторических деятелей, представителей русской государственной власти), информация, побуждающая к действиям против лиц, принадлежащих к русской национальной группе (российских, русских военных, исторических деятелей, представителей российской государственной власти), подозреваемых в совершении преступлений в ходе российско-чеченского вооруженного конфликта, содержится утвердительная информация о превосходстве русской нации и неполноценности, порочности чеченской нации, информация, направленная на возбуждение ненависти и вражды по отношению к российским, русским военным, сотрудникам правоохранительных, судебных, государственных органов как представителям русской национальной группы.

При проведении экспертизы была использована следующая специальная и справочная литература:

1. Андреева Г.М. Социальная психология. – М., 2000

2. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. – М., 1988

3. Баранов А. Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика: учебное пособие. М., 2007

4. Ивин А. А. Основы теории аргументации. М., 1997

Котюрова М. П. Стилистика научной речи: учебное пособие для студентов учрежд. высш. проф. образования – М., 2010

6. Кукушкина О.В. Сафонова Ю.А., Секераж Т.Н. Теоретические и методические основы судебной психолого-лингвистической экспертизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму – М., 2011

7. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева и др. - М., 2003

8. Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990

9. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В. Н. Кожевникова, П. А. Николаева. M., 1990

10. Методические рекомендации Генеральной прокуратуры “Об использовании специальных познаний по делам и материалам о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды” от 29.06.99 г.

11. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 2000

12. Памятка по вопросам назначения судебной лингвистической экспертизы: Для судей, следователей, дознавателей, прокуроров, экспертов, адвокатов и юрисконсультов. / Под ред. проф. М.В. Горбаневского. — М., 2004

13. Понятия чести, достоинства и деловой репутации: спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценки юристами и лингвистами. Изд.2-е, перераб. и доп. / Под ред. А.К. Симонова и М.В. Горбаневского — М., 2004

14. Психология. Словарь./Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевско-го. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 1990.

15. Ратинов A. Р., Кроз M. В., Ратинова Н. А. Ответственность за разжигание вражды и ненависти. Психолого-правовая характеристика, М., 2005

16. Розенталь Д.Э. Справочник по русскому языку. Практическая стилистика – М., 2001

17. Словарь русского языка в четырех томах. Издание третье, стереотипное. — М., 1988

18. Толковый словарь русского языка: В 4 тт. / Под ред. Л. Н. Ушакова. М., 1915–1940

19. Узнадзе Д.Н. Теория установки. / Под ред. Ш.А. Надирашвили и В.К. Цаава. – М., 1997

20. Яценко Н. Е. Обществоведческий словарь. Изд. 3-е, испр. и доп. — СПб., 2007

 

ИССЛЕДОВАНИЕ

Методы исследования

В процессе исследования применялись методы семантического, стилистического, содержательно-тематического анализа, методы анализа намерений, идейно-смысловой направленности текста.

Определение понятий

В формулировках поставленных перед экспертами вопросов и в исследовательской части экспертного заключения употребляются такие понятия, как призыв, социальная рознь, социальная группа, возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни и др. Ниже изложены определения этих понятий в контексте данного исследования.

Социальная рознь является отражением вражды между социальными группами. Под социальными группами понимаются относительно устойчивые совокупности людей, имеющие отличные, только им присущие признаки и выступающие целостными субъектами отношений в обществе, в сферах, наиболее отвечающих реализации их потребностей. Различают большие социальные группы, средние социальные группы и малые социальные группы. Большие социальные группы — устойчивые совокупности значительного количества людей, функционирующие в масштабах общества в целом: классы общественные, этнические и демографические общности, социальные слои, профессиональные группы и др. Средние социальные группы — сравнительно устойчивые общности людей, прожинающих на одной территории или работающих (обучающихся, проходящих военную службу и т.п.) в одной организации. Малые социальные группы — относительно устойчивые небольшие по численности социальные группы, члены которых находятся между собой в непосредственном личном общении и взаимодействии (семья, соседская общность, школьный класс, первичная производственная ячейка, дружеская компания и т. п.) [20].

Под социальными группами в контексте ст. 282 УК РФ понимаются только большие социальные группы, входящие в структуру современного российского общества, при этом признак принадлежности к социальной группе является наиболее широким, родовым по отношению к другим (видовым) понятиям, включенным в диспозицию ст. 282 УК РФ признакам языка, происхождения, религиозной принадлежности, а также признакам пола, расы и национальности. То есть в контексте данной нормы права могут рассматриваться только те большие социальные группы, которые объединены по признаку пола, национальности, расы, происхождения, принадлежности к религии [15, с. 76-81].

Чтобы избежать противоречащего здравому смыслу включения в социальные группы мафиозных структур, организованных преступных группировок и частных коммерческих фирм, к большим социальным группам, подлежащим юридической защите государства, обычно относят группы, объединенные по признаку, который является неизменяемым (раса, национальность, пол, происхождение, религиозная конфессия[1]). Социальные группы, которые объединены по изменяемому признаку, исключаются из подлежащих юридической защите в контексте ст. 282 УК РФ.

Не являются социальными группами представители власти и чиновники, «представителей законодательной и исполнительной власти нельзя считать социальной группой, так как они не имеют внутренней организации, общей цели деятельности, сплоченности и общности интересов» [6, с. 218-219]. Не относятся к социальным группам и такие организации, как правительство, милиция: «данные субъекты общественных отношений, за исключением наличия у них властных полномочий, не обладают какими-либо специфическими признаками, в особенности относящими их к той или иной социальной группе» [6, с. 219].

Основным предметом анализа при исследовании социально-психологической направленности текста являются те социальные установки, на формирование которых направлен текст. В психологии установка рассматривается как готовность, предрасположенность субъекта к восприятию будущих событий и совершению действий в определенной ситуации. Установка обеспечивает устойчивый целенаправленный характер протекания деятельности по отношению к определенному объекту [1, с. 255-256; 19, с.419]. Понятие социальной установки (аттитюда) в социальной психологии обозначает субъективные ориентации индивидов как членов группы (общества) на те или иные социальные объекты, общественные ценности и социально принятые способы поведения [14, с. 419-421].

Критерием негативной направленности текста является нацеленность текста на сдвиг установок адресата в негативную сторону. Основным видом негативной направленности текста является направленность на возбуждение (разжигание) вражды, ненависти (розни) [6, с. 165].

Враждебная социальная установка к определенной социальной группе характеризуется не только враждебным отношением к ней, но и ориентацией на враждебные действия [6, с. 167].

«В контексте Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» возбуждение социальной, национальной, расовой или религиозной розни есть умышленное и целенаправленное действие. В ходе этого действия автор решает общую задачу изменения установки адресата в отношении какой-то группы лиц в негативную сторону. Данная задача решается путем разнообразных высказываний, воздействующих на разные компоненты социальной установки. Целью таких высказываний могут быть:

• создание или подкрепление отрицательной эмоциональной оценки или отрицательной смысловой установки в отношении той или иной социальной, этнической (национальной), расовой (антропологической) или религиозной (конфессиональной) группы или отдельных лиц как членов такой группы;

• формирование негативной оценки или негативной установки в отношении других лиц, групп, организаций путем связывания их с социальной, этнической, расовой или конфессиональной группой, в отношении которой у адресата существовала ранее или создана в результате действий данного лица (группы лиц) негативная оценка или негативная смысловая установка;

• формирование у адресата убеждения в изначальной неравноценности лиц, принадлежащих к той или иной социальной, этнической, расовой или конфессиональной группе, с представителями других групп (прежде всего группы, к которой принадлежит адресат) в интеллектуальном, морально-нравственном или другом отношении;

• формирование представления об изначальном интеллектуальном, морально-нравственном или ином превосходстве адресата как члена социальной, этнической, расовой, конфессиональной группы или группы в целом, к которой он принадлежит, перед другими лицами или группами (пропаганда национальной, расовой, религиозной исключительности);

• формирование представлений о наличии бедствий и неблагополучия в прошлом, настоящем, будущем существованием и целенаправленной деятельностью определенных социальных, этнических, расовых, конфессиональных групп;

• формирование представления о полярной противоположности и несовместимости интересов одной этнической или религиозной группы с интересами других;

• перенос вины и ответственности за деяния отдельных представителей на всю этническую, расовую или конфессиональную группу» [5, с. 168].

«Сама формулировка «возбуждение и разжигание розни, вражды, ненависти» указывает, прежде всего, на такую речевую цель, как убеждение в необходимости негативного эмоционального отношения к группе лиц. Однако разъяснения юристов показывают, что законодатели имеют здесь в виду высказывания с разными речевыми целями. Их интересуют в первую очередь высказывания с определенной тематикой – те, в которых идет речь о противоправных действиях в отношении групп лиц (см. постановление Пленума ВС[2]). С точки зрения речевых целей это могут быть публичные высказывания следующих типов: (а) демонстрирующие мнение о необходимости, целесообразности противоправных действий в отношении группы лиц или же негативное отношение к ним; (б) убеждающие аудиторию в необходимости для нее таких действий или такого отношения; (в) призывающие аудиторию к совершению противоправных действий в отношении группы лиц.» [6, с. 98]

В лингвистическом смысле призыв — «это особый тип речевого акта, коммуникативное назначение которого в общем случае описывается... семантической формулой... “Я хочу, чтобы ты сделал Р”» [3, с. 412]. «Пропозициональное содержание призыва — это описание будущего действия (действий) адресата, рассматриваемого как часть общественно значимой деятельности» [3, с. 440]. «Подготовительные условия призыва заключаются в том, что: 1) адресат в состоянии совершить действие, о котором идет речь; 2) действие, о котором идет речь, не выполнено и желаемое положение дел отсутствует; 3) говорящий и адресат являются политическими субъектами или лицами, которые представляют политических субъектов; 4) речевой акт рассматривается как часть общественно-политической коммуникации; 5) ни говорящий, ни адресат не считают очевидным, что адресат совершит действие без соответствующего речевого акта говорящего» [3, с. 442].

Цитата – «в точности воспроизводимые чьи-либо слова (в устной речи) или дословная выдержка из какого-либо текста (в письменной речи), приводимые в подтверждение некоторого соображения или довода. В научной и справочной литературе цитаты могут выполнять (и очень часто выполняют) роль иллюстраций (напр., цитаты из классических произведений художественной литературы в словарях, грамматиках и др.). Цитата может быть сокращена, переведена на новые нормы орфографии и пунктуации, напр., при цитировании церковнославянских текстов» [7, с. 747-748].

«Если спорное высказывание не принадлежит автору, далее, на стадии описания содержания и его исследования, обязательно должна быть установлена цель использования этого высказывания (цель цитирования) и отношение к нему автора (согласен / не согласен / дистанцируется / позиция не определена)» [6, с. 209].

Одним из приёмов воздействия на адресата текста является недобросовестное цитирование:

- фабрикация коммуникатором ложных цитат или указания фиктивного источника цитирования;

- цитирование тенденциозно подобранных фактов и доводов при одновременном замалчивании противоположных (подтасовка факта, перетасовка или подтасовка факта);

- цитирование фрагментов, «вырванных» из контекста первоисточника, и придание им иного, иногда противоположного значения и смысловой направленности;

- неточное, искаженное цитирование;

- выборочное, фрагментарное цитирование источника (с лакунами, отмеченными многоточиями)[3];

- неверный, искаженный перевод прямой речи (автора источника) в косвенную речь (коммуникатора сообщения СМИ);

- неверное указание источника цитирования (названия, автора и т.д.) либо неполные библиографические сведения об источнике цитирования;

- отсутствие ссылки на источник цитирования;

- приведение цитат из недоступных читателю СМИ зарубежных, раритетных источников;

- использование незнакомых слов, теорий и терминов для определенного реципиента [6, с. 323].

 

Речевая цель – «это обязательный компонент значения любого высказывания. Это сообщаемая адресату информация о том, зачем производится то или иное речевое действие (типовая совокупность речевых действий). Данная информация может быть описана в виде следующей формулы: ‘я говорю это тебе, чтобы ты знал и/или делал нечто’.

Речевые цели тесно связаны с направленностью текста: она их организует и с помощью них выражается. Поэтому при анализе речевых целей обязательно должна учитываться и общая направленность текста. Одно должно соответствовать другому. Если есть явное несоответствие между выраженной в высказывании речевой целью и общей смысловой направленностью текста, то оно должно быть зафиксировано. Именно в таких случаях есть основания говорить о том, что может иметь место манипуляция.

В ходе лингвистического анализа речевой цели должно устанавливаться:

(1) какая информация о речевой цели высказывания выражена в тексте (Какая речевая цель выражена? Что сообщает автор адресату о цели этого высказывания?);

(2) какими средствами (эксплицитными и имплицитными) эта информация выражена (Каков способ ее выражения?);

(3) соответствует ли выраженная речевая цель общей направленности текста?

(лингвист устанавливает это, работая вместе с психологом).

Дополнительно могут устанавливаться (4) лингвистические признаки, помогающие отличить целенаправленную речевую деятельность от спонтанного речевого поведения (Носит ли отбор средств выражения сознательный, целенаправленный характер?)» [6, с. 80].

 

Под информацией (сведениями) понимается «совокупность языковых высказываний о мире, событиях и о положении дел, об отношении отправителя информации к этим событиям» [12, с. 25]. Таким образом, информация — это то, что читатель может узнать из представленного ему текста. Это могут быть сведения как о конкретном положении дел в окружающем мире (фактологическая информация) или о типичных событиях (обобщающая информация), так и о том, что думают об окружающем мире те или иные люди, в том числе и автор статьи (оценочная информация).[4]

Фактологическая информация, то есть сведения о фактах и событиях, может быть подана в языковой форме прямого или скрытого утверждения[5]. Прямое утверждение «грамматически… выражается формой повествовательного предложения — как восклицательного, так и невосклицательного. Утверждение может содержать слова и словосочетания, подчеркивающие достоверность сообщаемого (например: известно, точно, доподлинно, без сомнения, фактически и т. п.)» [12, с. 31]. Возможны и скрытые утверждения, представленные в виде пресуппозиции, то есть такого «компонента смысла предложения, который должен быть истинным для того, чтобы предложение не воспринималось как аномальное или неуместное в данном контексте» [8, с. 396]. «Предположение в отличие от утверждения содержит специальные маркеры — слова, выражающие неуверенность, сомнение … (например, может быть, вероятно, по-видимому, как представляется, думается и т. п.)» [12, с. 30]. Утверждения (как явные, так и скрытые) допускают оценку с точки зрения достоверности, соответствия действительности.

Оценочная информация – это квалификация кого-л. или чего-л. в терминах общей (хорошо/плохо) и частных (полезно/вредно, умно/глупо, красиво/безобразно и т.д.) оценок. Часто она сообщается в форме оценочного суждения (приписывание подлежащему значения оценочного признака, выраженного в предикате), которое нельзя верифицировать как истинное или ложное. «Собственно оценочные утверждения, как правило, нельзя проверить на соответствие действительности. Например: нельзя проверить утверждение Елкин — ленивец, так как у каждого свое представление о лени» [12, с. 31]

Мнение (о фактах, событиях, лицах) — «суждение, выражающее чью-нибудь точку зрения, отношение к кому-чему-нибудь. Мнение, в отличие от утверждения [о фактах], не может быть истинным или ложным, однако оно может подтверждаться или не подтверждаться фактами» [12, с. 28].

Информация может быть нейтральной, положительной или отрицательной. «Информация отрицательная (негативная) — информация (сведения), которая содержит отрицательные характеристики лица — юридического или физического, поступков физического лица с точки зрения здравого смысла, морали («неписаного закона») или с правовой точки зрения» [12, с. 26]. Подобная информация может сопровождаться оценочными высказываниями, поскольку факты могут расцениваться как негативные с точки зрения автора, представляющего эту информацию, но не быть такими с точки зрения какой-то части читателей. Это означает, что эта информация содержит психологические, этические, эстетические, телеологические, утилитарные и нормативные оценки, дающиеся определенным субъектом [2].

Анализ книги по разделам

Во «введении» авторы, как это принято в научных публикациях, определяют предмет и объект проведенного ими исследования, обосновывают его актуальность, решаемые задачи, избранный методический подход, хронологические рамки, использованные материалы (источники) и последовательность изложения полученных результатов. Здесь же они называют основных адресатов (ожидаемых читателей) своей монографии – отечественных правозащитников и специалистов в области международного уголовного права:

С одной стороны, оно <исследование> призвано дать российским экспертами и активистам в области прав человека общее представление о современном международном уголовном праве и тех его нормах, которые применимы к преступлениям, совершенным в Чечне. С другой стороны, оно имеет целью дать специалистам в области международного уголовного права обобщенную информацию о совершенных в Чечне преступлениях и их масштабах [т. 1, с. 14].

Разделяя свою работу на две большие части (блока), авторы подчеркивают свое стремление к максимальной научной объективности. В связи с этим, говоря о первой части, посвященной анализу и обобщению юридической теории и практики в области международного уголовного права, авторы декларируют свою приверженность наиболее общепринятым подходам:

В своих обобщениях авторы предпочитали опираться на положения, которые, без сомнения, являются нормами общепринятого (обычного) или применимого договорного международного права. В случаях, когда определение общепринятого закона представляется проблематичным, или норма права не ясна, авторы, по возможности, старались привести все основные интерпретации затронутой проблемы, ориентируясь при этом на наиболее консервативный из имеющихся в современной практике подходов [т. 1, с. 20].

Говоря о второй части, посвященной рассмотрению применимости норм международного уголовного права к конкретным военным событиям в Чечне, авторы подчеркивают, что не занимались самостоятельным сбором материала и пользовались только уже опубликованными документальными источниками (с этим фактом связано обилие цитат и ссылок на источники в тексте книги):

Источниками второго (фактического) блока стали материалы, в которых в той или иной форме задокументированы грубые нарушения прав человека и норм гуманитарного права, совершенные сторонами в контексте вооруженного конфликта в Чеченской Республике. Нами не проводилось никаких дополнительных полевых исследований (за исключением уточнения отдельных фактов): мы анализировали и обобщали уже существующие материалы, подавляющее большинство из которых имеется в открытом доступе [т. 1, с. 20].

О предваряющем исследование кратком обзоре истории Чечни и российско-чеченских отношений авторы сообщают следующее:

Исторический очерк носит компилятивный характер: при его подготовке мы не вели самостоятельной работы с источниками, а полагались на существующую историографию вопроса, прежде всего на труды наиболее авторитетных специалистов (чеченских, российских и зарубежных историков и этнологов) [т. 1, с. 22].

Авторы не приписывают себе авторство заявленной ими темы исследования, ссылаясь на предшествовавшее их работе решение ПАСЕ[6]:

Задумывая данную работу, ее авторы, по мере возможностей и сил, решили сделать то, что не смогли или не захотели сделать представители органов Совета Европы после принятия Резолюции ПАСЕ № 1323, а именно – вдохнуть в предложение о Международном трибунале по Чечне юридическое содержание [т. 1, с. 13].

Кроме того, во «введении» авторы оговаривают ряд принятых ими ограничений (на подбор документальных источников, на способы анализа источников), в частности, отказываются обсуждать выходящие за рамки исследования вопросы, связанные, например, с законностью военных действий:

… настоящее исследование мы сознательно ограничили лишь юридической оценкой методов, при помощи которых стороны конфликта пытались и пытаются достичь своих целей. Иными словами, мы не рассматриваем в данной книге вопросы, связанные с jus ad bellum (нормами права о законности использования военной силы вообще), а исключительно проблематику jus in bello (норм, которые должны в любом случае соблюдаться при использовании военной силы) [т. 1, с. 15-16].

Предваряя вопрос о возможной тенденциозности в освещении преступлений, совершенных сторонами вооруженного конфликта, авторы поясняют, что преследовали цель объективного описания, но были ограничены имеющимся в их распоряжении документальными материалами и сложившейся к моменту проведения исследования юридической практикой:

При этом следует отметить, что большинство идентифицируемых представителей чеченской стороны, которых можно считать предположительно ответственными за совершение преступлений по международному праву, к настоящему моменту либо уже мертвы (особенно это касается высокопоставленных командиров и иных начальников), либо осуждены российскими судами. Напротив, большинство идентифицируемых представителей российской стороны, на которых может быть предположительно возложена ответственность за подобные преступления, не только остаются безнаказанными, но и в ряде случаев занимают высокие военные и государственные должности. Исходя из этих обстоятельств наибольшее внимание уделено нами вопросам индивидуальной ответственности представителей федеральной стороны в вооруженном конфликте [т. 1, с. 22].

Обзор истории Чечни и российско-чеченских отношений, озаглавленный авторами «КОНТЕКСТ: ПРЕДЫСТОРИЯ И ФАКТИЧЕСКИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА РОССИЙСКО-ЧЕЧЕНСКОГО ВООРУЖЕННОГО КОНФЛИКТА», состоит из 7 глав. Обзор начинается с описания географических и природных условий Чечни, содержит информацию о демографии, промышленности, экономике и культуре региона. В оценочном отношении авторы концентрируются не только на негативной информации, касающейся кавказских войн, но по возможности стараются отмечать позитивные моменты российско-чеченских связей, ср.:

В Чечне и Ингушетии существует значительный пласт национальной интеллигенции (и научной, и технической, и творческой). К концу 80-х годов во многих отраслях, в том числе гуманитарного знания, на базе местных ВУЗов и НИИ сформировались свои научные школы, например, блестящая школа чеченской этнографии. Социальное влияние интеллигенции также следует считать весьма значительным. Еще одна особенность чеченского общества – сочетание традиционности с открытостью культурам соседних народов, в первую очередь русского. Накануне первого вооруженного конфликта 1994 г. даже в отдаленных селах редко можно было встретить человека, не говорящего по-русски. Встречались и смешанные браки: обычно чеченского мужчины с русской женщиной или украинкой (как в семье Джохара Дудаева) [т. 1, с. 29].

Описывая военные действия, авторы придерживаются отстраненной точки зрения, употребляют нейтральные обозначения («чеченцы», «горцы», «русские», «вооруженные формирования», «формирования», «вооруженные группы», «ополченцы», «отряды», «бойцы», «комбатанты», «командование», «сепаратисты», «сторона») и избегают использования обозначений со значением ‘свои’/’чужие’, выражающих симпатию к одной из сторон конфликта и враждебность к другой, ср.:

В результате атаки чеченцам удалось сжечь часть крепостного форштадта и взять в плен несколько солдат, однако в целом атака горцев была русскими отбита [т. 1, с. 46].

Если при описании каких-либо особо кровавых или крайне несправедливых событий эмоциональная оценка напрашивается, она чаще передается не в авторской речи, а находится в цитируемых материалах, причем авторы придерживаются избыточно толерантного принципа цитировать оценки не пострадавшей, а виновной стороны. Например, в разделе 2.5.4., озаглавленном «Методы ведения войны и колониального закрепления захваченных земель» авторский текст состоит из сухого изложения фактических материалов:

Данная стратегия основывалась на том, что горцев, которые, как писал генерал Ермолов Александру I, «примером независимости в самих подданных Вашего императорского Величества порождают дух мятежный и любовь независимости», можно привести к покорности лишь путем лишения экономической базы существования. С целью уничтожения посевов, вырубки садов, разорения аулов и угона скота местных жителей на протяжении десятилетий на территорию Чечни совершались военные экспедиции. Однако эти меры не приводили к ожидаемому российским командованием результату. Раз или два лишившись жилья, местные жители перестали строить добротные дома и при первой же тревоге бросали их, уходя в леса, горы или соседние аулы. Кроме того, они изменили структуру посевов: чеченцы, некогда кормившие хлебом весь Северо-Восточный Кавказ и вывозившие зерно даже в Персию, перестали сеять на своих полях озимую пшеницу, заменив ее на кукурузу, которая не требовала особого ухода, быстро созревала и давала при этом высокие урожаи [т. 1, с. 54-55].

Оценочная лексика содержится в приведенном авторами на этой же странице фрагменте из повести «Хаджи-Мурат» очевидца событий Л.Н. Толстого:

Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загаж

123Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: