 |
Предварительная продажа билетов здесь 8 глава
|
|
|
|
Я пытался найти выход.
– Может быть, вы хотите воспользоваться моим телефоном, чтобы кому-то позвонить? – спросила женщина с коляской. – Я живу чуть дальше по этой улице. – Она оглядела нас, заметила мою хромоту и шрам на лице Сейди. – Вам досталось?
– Все хорошо. – Я взял Сейди за руку. – Вы сможете позвонить в ремонтную мастерскую и попросить их отбуксировать туда автомобиль? Я понимаю, что прошу слишком многого, но мы очень торопимся.
– Я говорила ему, что перед вихляется. – В голосе Сейди прибавилось южного выговора. – Слава Богу, это случилось не на скоростном шоссе. – Шо-оссе.
– В двух кварталах заправка «Эссо». – Женщина указала на север. – Полагаю, я смогу дойти туда. Мы все равно гуляем.
– Вы нас спасете, мэм. – Сейди раскрыла сумочку, достала кошелек. Вытащила двадцатку. – Дайте им в счет буксировки. Извините, что обращаюсь к вам с такой просьбой, но я умру, если не увижу Кеннеди.
Ее последняя фраза вызвала у женщины с коляской улыбку.
– Господи, этого хватит на буксировку двух автомобилей. Если у вас есть в сумке бумага, я напишу расписку...
– Незачем, – вмешался я. – Мы вам доверяем. Но пожалуй, я оставлю записку под дворником.
Сейди вопросительно смотрела на меня, но уже протягивала ручку и блокнотик с нарисованным на обложке мультяшным мальчишкой, глаза которого смотрели в одну точку. «ШКОЛА ИЗУМЛЯЕТ, – сообщала надпись под его веселой ухмылкой. – ТАК ИЗУМЛЯЕТ, ЧТО КАЖЕТСЯ СНОМ».
Многое зависело от этой записки, но времени на выбор слов не было. Я торопливо написал ее, сунул под дворник, а мгновением позже мы уже поворачивали за угол.
– Джейк? Ты как?
– Отлично. А ты?
– Меня стукнуло дверью, и, наверное, на плече будет синяк, а в остальном все хорошо. Если бы мы врезались в столб, мне бы досталось сильнее. Да и тебе тоже. Кому записка?
|
|
|
– Тому, кто будет буксировать «шеви». – И я очень надеялся, что мистер Эвакуатор выполнит указанную в записке просьбу. – Об этом будем волноваться, когда вернемся.
«Если вернемся».
Следующая автобусная остановка находилась в середине квартала. У столба стояли три черные женщины, две белые женщины и один латинос, столь сбалансированный расовый компот, что создавалось впечатление, будто мы попали на кастинг сериала «Закон и порядок: Специальный корпус». Мы присоединились к ним. Я сел на скамью рядом с шестой женщиной, афроамериканкой фантастических пропорций, упакованных в белую униформу из вискозного трикотажа, которая, можно сказать, кричала: домоправительница богатеньких белых. Грудь она украсила значком-пуговицей с надписью «С ДФК НА ВЫБОРЫ В 64-М».
– Больная нога, сэр? – спросила она.
– Да. – В кармане моего пиджака лежали четыре пакетика с порошком от головной боли. Я нашарил их под револьвером, достал два, разорвал упаковки, высыпал содержимое в рот.
– Если будете постоянно их принимать, посадите печень, – предупредила негритянка.
– Я знаю. Но я должен держать ногу под контролем, чтобы увидеть президента.
Негритянка широко улыбнулась.
– Тут я вас понимаю.
Сейди стояла на бордюрном камне и озабоченно высматривала «Номер 3».
– Автобусы сегодня еле тащатся, но этот обязательно придет, – успокоила ее негритянка. – Я тоже не хочу пропустить Кеннеди.
В половине десятого автобуса по-прежнему не было, однако боль в колене заметно поутихла, хотя и не прошла. Господи, благослови «Гудис паудер».
Сейди подошла ко мне.
– Джейк, мы должны...
– А вот и «третий». – С этими словами домоправительница поднялась. Дама поражала воображение: черная, как эбеновое дерево, выше Сейди, прямые волосы блестят. – Эх-х, я найду себе место прямо в Дили-плазе. В сумке у меня сандвичи. Как думаете, он услышит меня, когда я закричу?
|
|
|
– Готов спорить, что услышит, – ответил я.
Она рассмеялась.
– Можете поверить, что услышит. И он, и Джеки – оба!
Автобус был набит битком, но люди, стоявшие на остановке, как-то в него втиснулись. Мы с Сейди были последними, и водитель, который, судя по виду, спешил, как брокер в «черную пятницу», поднял руку.
– Все! Места больше нет. И так как сельди в бочке! Дожидайтесь следующего!
Сейди бросила на меня отчаянный взгляд, но прежде чем я успел произнести хоть слово, за нас вступилась крупногабаритная дама:
– Не-ет! Ты позволишь им войти. У мужчины болит нога, и у женщины есть проблемы, сам видишь. Опять же, она худенькая, а он совсем тощий. Ты позволишь им войти, а не то я вышвырну тебя и сама сяду за руль. Водить автобус я умею. Научилась на «Бульдоге» моего папочки.
Водитель посмотрел на нависшую над ним негритянку, закатил глаза и махнул нам рукой. Когда я попытался бросить монеты в ящик для оплаты проезда, он закрыл щель рукой.
– Плюньте на эту чертову оплату, главное, зайдите за белую линию, если сможете. – Он покачал головой. – Не понимаю, почему они не пустили десяток дополнительных автобусов. – Водитель дернул за хромированную рукоятку. Двери захлопнулись. Зашипели пневматические тормоза, и мы покатились, медленно, но покатились.
Мой ангел еще не закончила свои добрые дела. Она набросилась на двух парней-рабочих, которые сидели сразу за водителем, с контейнерами для ленча на коленях.
– Поднимайтесь и освободите места этим даме и господину, немедленно! Разве вы не видите, что у него больная нога? А он хочет посмотреть на Кеннеди!
– Мэм, все хорошо, – попытался остановить ее я.
Она словно и не услышала.
– Немедленно поднимайтесь. Вы что, выросли в хлеву?
Они поднялись, двинулись по проходу, расталкивая стоящих. Черный парень бросил на домоправительницу злобный взгляд.
– Тысяча девятьсот шестьдесят третий год, а я по-прежнему должен уступать место белому человеку.
– Болезный ты наш, – проворчал белый.
Черный посмотрел на меня. Не знаю, что он увидел на моем лице, но указал на освободившиеся места:
– Присядь, пока не упал, Джексон.
|
|
|
Я сел к окну. Сейди поблагодарила черную даму и села рядом со мной. Автобус катил по улицам, напоминая старого слона, который может перейти на галоп, если дать ему время, чтобы разогнаться. Домоправительница стояла рядом с нами, оберегая от проблем, держась за кожаную лямку и покачивая бедрами при поворотах. Покачиваться было чему. Я вновь посмотрел на часы. Стрелки двигались к десяти. Скоро начнут отсчитывать одиннадцатый час.
Сейди придвинулась поближе, ее волосы щекотали мне щеку и шею.
– Куда мы едем? Что будем делать, когда доберемся туда?
Я хотел повернуться к ней, но смотрел прямо перед собой, ожидая беды. Ожидая следующего тумака. Мы находились на Западной Дивизионной улице, которая здесь совпадала с автострадой 180. Скоро нам предстояло въехать в Арлингтон, где в будущем обоснуются техасские рейнджеры Джорджа У. Буша. Если бы все шло хорошо, мы бы пересекли административную границу Далласа около половины одиннадцатого, за два часа до того, как Освальд первый раз нажмет спусковой крючок своей чертовой итальянской винтовки. Однако редко все идет хорошо, когда стараешься изменить прошлое.
– Просто следуй за мной, – ответил я. – И не расслабляйся.
Мы миновали южную часть Ирвинга, где месяцем раньше жена Ли восстанавливала силы после рождения дочери. Ехали медленно, в чадящей вони. Половина пассажиров автобуса курила. Плотный транспортный поток (и за пределами салона воздух определенно был чище) следовал в город. На заднем стекле одного автомобиля мы увидели надпись «МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, ДЖЕКИ». На заднем стекле другого – «ПРОВАЛИВАЙ ИЗ ТЕХАСА, КОММУНИСТИЧЕСКАЯ КРЫСА». Автобус дергался и покачивался. Людей на остановках все прибавлялось. Они возмущенно трясли кулаками, когда наш переполненный автобус проезжал мимо, даже не притормаживая.
В четверть одиннадцатого мы уже катили по бульвару Гарри Хайнса. Проехали поворот на Лав-Филд. Авария произошла тремя минутами позже. Я надеялся, что этого не случится, но готовился к худшему, ждал худшего, и когда самосвал проигнорировал знак «Стоп» на перекрестке бульвара Хайнса и Инвуд-авеню, отчасти успел среагировать. Я уже видел такое в Дерри, когда ехал на кладбище Лонгвью.
|
|
|
Я схватил Сейди за шею и пригнул ее голову к коленям.
– Вниз!
Секундой позже нас бросило на перегородку, которая отделяла кресло водителя от пассажирского салона. Зазвенело бьющееся стекло. Заскрипел корежащийся металл. Стоявших швырнуло вперед в кричащем мельтешении рук, ног, сумок и слетевших шляп. Белого парня-рабочего, который обозвал меня болезным, уложило на висевший в конце прохода ящик для сбора денег за проезд. Внушительных размеров домоправительница исчезла под лавиной человеческих тел.
Из носа Сейди текла кровь, под правым глазом начал взбухать синяк. Водитель распростерся на руле. Широкое лобовое стекло разнесло на мелкие осколки, улица исчезла, ее заменил металлический, в пятнах ржавчины, борт самосвала с надписью «АЛЛАС ДЕПАРТАМЕНТ ОБЩЕСТВ». Я ощутил запах горячего асфальта в его кузове.
Развернул Сейди к себе.
– В порядке? Голова ясная?
– Все нормально, отделалась испугом. Если б ты не закричал, могло быть хуже.
Стоны и крики доносились из груды тел в передней части автобуса. Мужчина со сломанной рукой сумел подняться и тряхнул водителя, который свалился с кресла. Из его лба торчал осколок стекла.
– Господи! – выдохнул мужчина со сломанной рукой. – Думаю, он, твою мать, помер!
Сейди помогла парню, которого бросило на ящик с деньгами, сесть на ее место. Он побледнел как мел и стонал. Я догадался, что к ящику он приложился яйцами: они находились на соответствующей высоте. Его чернокожий приятель помог мне поднять на ноги домоправительницу. Она не лишилась чувств и всячески нам содействовала, иначе у нас ничего бы не вышло. Мы бы не справились с тремястами фунтами женского тела. По ее виску текла кровь, и эту униформу теперь оставалось только выкинуть. Я спросил, все ли с ней в порядке.
– Вроде бы да, но я крепко приложилась головой. Черт!
За нашими спинами слышались крики. Очень скоро все повалят вперед. Я встал перед Сейди. Поднял ее руки, чтобы она обхватила меня за талию. С учетом состояния моего колена это мне следовало держаться за нее. Но инстинкт есть инстинкт.
– Нам нужно выпустить людей из автобуса. – Я повернулся к чернокожему рабочему. – Дерните за рукоятку.
Он попытался, но она не сдвинулась ни на йоту.
– Заклинило!
Я думал, что все это чушь. Механизм работал, да только прошлое удерживало дверь закрытой. Я, со своей поврежденной рукой, ничем помочь не мог. Домоправительница – одну сторону униформы заливала кровь – протиснулась мимо меня, едва не сбив с ног. Я почувствовал, как руки Сейди разомкнулись, но потом она снова схватилась за меня. Шляпка домоправительницы сбилась набок, на тюлевой вуали висели капельки крови, напоминая крохотные ягодки остролиста. Женщина поправила шляпку. Потом взялась за рукоятку вместе с чернокожим рабочим.
|
|
|
– Я сосчитаю до трех, а потом дернем вместе. Готов?
Тот кивнул.
– Один... два... три!
Они дернули... точнее, она дернула, достаточно сильно, чтобы под мышкой разорвался шов. Двери открылись. У нас за спиной раздались жидкие радостные крики.
– Спасибо в... – начала Сейди, но я уже продвигался к выходу.
– Быстро. Пока нас не затоптали. Держись за меня. – Из автобуса мы вышли в числе первых. Я развернул Сейди в сторону Далласа. – Пошли.
– Джейк, этим людям нужна помощь!
– И я уверен, что она уже спешит к ним. Не оглядывайся. Смотри прямо перед собой, потому что именно там может поджидать очередная беда.
– Опять? Сколько можно?
– Прошлое способно на многое.
Нам потребовалось двадцать минут, чтобы пройти четыре квартала от того места, где наш автобус номер три попал в аварию. Я чувствовал, как распухает колено. Оно пульсировало болью при каждом ударе сердца. Мы подошли к скамье, и Сейди велела мне сесть.
– Нет времени.
– Садись, мистер. – Неожиданно она толкнула меня, и я плюхнулся на скамью с рекламой местного похоронного бюро на спинке. Сейди коротко кивнула, словно женщина, справившаяся с каким-то сложным делом, потом шагнула на проезжую часть бульвара Гарри Хайнса, одновременно открывая сумочку и роясь в ней. На мгновение в моем колене перестала пульсировать боль, потому что сердце запрыгнуло в горло и остановилось.
Автомобиль обогнул ее по дуге, водитель отчаянно жал на клаксон. Они разминулись на какой-то фут. Водитель потряс кулаком, уезжая, а напоследок еще и показал палец. Я закричал, требуя, чтобы она вернулась на тротуар, но она даже не посмотрела в мою сторону. Достала кошелек. Ветром от проносившихся мимо автомобилей отбрасывало волосы с изуродованного лица, но Сейди стояла, спокойная и уверенная в себе как танк. Найдя в кошельке то, что требовалось, она вернула его в сумку, потом подняла над головой зелененькую купюру, напоминая участницу школьной группы поддержки на собрании болельщиков.
– Пятьдесят долларов!– кричала она. – Пятьдесят долларов за поездку в Даллас! Главная улица! Главная улица! Должна увидеть Кеннеди! Пятьдесят долларов!
Не получится, подумал я. Это закончится только одним: она угодит под колеса упрямого про...
Ржавый «Студебекер» затормозил перед Сейди. Двигатель чихал и кашлял. Вместо одной фары зияла дыра. Из кабины вылез мужчина в мешковатых штанах, майке и зеленой фетровой ковбойской шляпе (с игривым перышком), натянутой до ушей. Он улыбался, демонстрируя отсутствие как минимум шести зубов. Мне хватило одного взгляда, чтобы подумать: Вот идет беда.
– Женщина, вы чокнутая. – Ковбой-Студебекер продолжал улыбаться.
– Вам нужны пятьдесят долларов или нет? Только отвезите нас в Даллас.
Мужчина сощурился, глядя на бумажку, как и Сейди, не обращая внимания на гудки автомобилей, которым приходилось объезжать его «Студебекер». Снял шляпу, хлопнул по тощему бедру, снова надел, натянув до оттопыренных ушей.
– Женщина, это не полтинник, а десятка.
– Остальные в кошельке.
– Так почему бы мне не взять их? – Он схватился за лямку сумки, дернул на себя. Я уже поднялся со скамьи, но он, конечно же, вырвал бы у Сейди сумку и уехал до того, как я успею подойти к ним. А если бы и успел, он бы, наверное, свалил меня с ног ударом кулака. Пусть и худой, весил он все равно больше, чем я. И мог бить обеими руками.
Сейди держалась. Сумочка раскрылась широкой пастью. Сейди сунула в нее свободную руку и вытащила мясницкий нож, который я вроде бы уже где-то видел. Махнула им и взрезала мужчине предплечье. Разрез начинался у запястья и поднимался до локтевого сгиба. Ковбой закричал от боли и изумления, отпустил лямку, отступил на шаг, вытаращившись на Сейди.
– Чокнутая сука, ты меня порезала!
Он попятился к отрытой двери своего чихающего и кашляющего автомобиля. Сейди шагнула вперед и взмахнула ножом у него перед лицом. Волосы падали ей на глаза. Губы превратились в тонкую полоску. Кровь с порезанной руки Ковбоя-Студебекера капала на мостовую. Автомобили по-прежнему проезжали мимо. Невероятно, но я услышал чей-то крик:
– Всыпь ему по первое число!
Ковбой-Студебекер теперь отступал к тротуару, его глаза не отрывались от ножа.
– Теперь ты, Джейк, – бросила Сейди, не глянув на меня.
Поначалу я не понял, потом вспомнил про револьвер. Достал из кармана и наставил на Ковбоя.
– Видишь это, техасец? Он заряжен.
– Вы оба психи. – Теперь он прижимал руку к груди, пачкая майку кровью. Сейди уже спешила к пассажирскому сиденью «Студебекера», открыла дверь. Посмотрела на меня поверх капота и нетерпеливо махнула рукой. Я бы никогда не поверил, что могу любить ее больше, но в тот момент признал собственную неправоту.
– Тебе следовало взять деньги или проехать мимо, – посоветовал я. – А теперь давай поглядим, как ты бегаешь. Приступай к показу, а не то я прострелю тебе ногу, и с бегом придется завязать.
– Гребаный ублюдок, – огрызнулся Ковбой.
– Это точно. А ты гребаный вор, в котором сейчас появится дыра от пули. – Я взвел курок. Ковбой-Студебекер не стал проверять, разойдутся ли мои слова с делом. Повернулся и побежал на запад по бульвару Хайнса, втянув голову в плечи, прижимая руку к груди, ругаясь и оставляя за собой кровавый след.
– Не останавливайся, пока не добежишь до Лава, – крикнул я. – Он всего в трех милях! Передай привет президенту!
– В машину, Джейк! Надо убраться отсюда до приезда полиции.
Я скользнул за руль «Студебекера», скривился от боли: запротестовало распухшее колено. Обнаружил, что коробка передач механическая, то есть больную левую ногу придется держать на педали сцепления. Отодвинул сиденье на максимальное расстояние, услышал, как захрустел на полу мусор, и тронулся с места.
– Этот нож... неужели?..
– Именно им порезал меня Джонни, да. Шериф Джонс вернул его мне после завершения расследования. Он думал, что нож мой, и по большому счету не ошибся. Только он не из моего дома на аллее Ульев. Я почти уверена, что Джонни привез его из нашего дома в Саванне. С тех пор я всегда ношу его в сумочке. Хотела иметь что-то для самозащиты, на всякий случай... – Ее глаза наполнились слезами. – И это тот самый всякий случай, да? Тот самый классический всякий случай?
– Положи его в сумочку. – Я выжал сцепление, невероятно тугое, сумел переключиться на вторую передачу. В кабине воняло, как в курятнике, который не чистили лет десять.
– Он все перепачкает кровью.
– Все равно убери. Нельзя расхаживать с ножом, особенно в день приезда президента в город. Милая, ты невероятно храбрая.
Она убрала нож и начала вытирать глаза кулаками, словно маленькая девочка, поцарапавшая коленки.
– Который час?
– Без десяти одиннадцать. Кеннеди приземлится в Лав-Филде через сорок минут.
– Все против нас, – вырвалось у нее. – Ведь так?
Я бросил на нее короткий взгляд.
– Теперь ты понимаешь.
Мы уже добрались до Северной Жемчужной улицы, когда двигатель «Студебекера» взорвался. Из-под капота повалил пар. Что-то металлическое запрыгало по дороге. Сейди раздраженно вскрикнула, ударила кулаком по бедру, произнесла несколько плохих слов, но я даже ощутил облегчение. По крайней мере отпала необходимость бороться с тугим сцеплением. Я перевел рычаг переключения передач в нейтральное положение и позволил окутанному паром «студеру» докатиться до тротуара. Он остановился напротив выезда из переулка, с надписью на брусчатке «НЕ ЗАГОРАЖИВАТЬ», но это правонарушение казалось сущим пустяком в сравнении с вооруженным нападением и угоном автомобиля.
Я вылез из кабины и захромал к тротуару, на котором уже стояла Сейди.
– Который час? – спросила она.
– Одиннадцать двадцать.
– Сколько нам еще осталось?
– Техасское хранилище школьных учебников на углу Хьюстон-стрит и улицы Вязов. Три мили. Может, больше. – Не успели слова сорваться с моих губ, как мы услышали рев реактивных двигателей. Подняли головы и увидели «Борт номер один», идущий на посадку.
Сейди устало отбросила волосы с лица.
– И что же нам делать?
– Сейчас придется идти.
– Обними меня за плечи. Позволь взять на себя часть твоего веса.
– В этом нет нужды, милая.
Но кварталом позже такая нужда появилась.
В половине двенадцатого мы добрались до пересечения Северной Жемчужной и Росс-авеню. Примерно в это время «Боинг-707» с четой Кеннеди на борту подкатывал к толпе встречающих... в которой, естественно, стояла женщина с букетом красных роз. На углу возвышался собор Сантуарио де Гуадалупе. На ступенях, пониже святой, простиравшей руки к людям, сидел мужчина. По одну сторону лежали деревянные костыли, по другую стояла эмалированная кастрюлька. Прислоненная к ней табличка гласила: «Я НЕСЧАСТНЫЙ КАЛЕКА! ПОЖЕРТВУЙТЕ СКОЛЬКО МОЖЕТЕ! БУДЬТЕ ДОБРЫМИ САМАРИТЯНАМИ! БОГ ЛЮБИТ ВАС!»
– Где твои костыли, Джейк?
– В «Эден-Фоллоус», в стенном шкафу.
– Ты забыл взять с собой костыли?
Что женщины умеют, так это задавать риторические вопросы, правда?
– В последнее время я как-то обходился без них. На коротких расстояниях они мне не требовались. – Все лучше, чем признавать главную причину забывчивости: я торопился покинуть реабилитационный центр до приезда Сейди.
– Что ж, сейчас они бы тебе не помешали.
Она побежала вперед с вызывающей зависть легкостью и заговорила с нищим, который сидел на ступенях. К тому времени как я дохромал до них, они уже вовсю торговались.
– Пара костылей стоит девять долларов, а ты хочешь пятьдесят за один.
– Мне нужен как минимум один, чтобы вернуться домой. – Он рассуждал весьма здраво. – И вашему другу, похоже, нужен один, чтобы добраться до нужного ему места.
– А как же «Бог любит вас, будьте добрыми самаритянами»?
– Что ж. – Нищий задумчиво потирал щетинистый подбородок. – Бог любит вас, а я всего лишь несчастный старый калека. Если вас не устраивают мои условия, покажите себя фарисеями и пройдите мимо. Я бы на вашем месте так и поступил.
– Готова спорить, что поступил бы. А если я просто отниму их у тебя, жадюга?
– Полагаю, вы можете, но тогда Бог не будет вас любить. – И он расхохотался. На удивление весело для сильно искалеченного человека. И зубы у него выглядели получше, чем у Ковбоя-Студебекера. Пусть не сильно, но получше.
– Дай ему деньги, – вмешался я. – Мне нужен только один.
– Конечно, я дам ему деньги. Просто не люблю, когда меня ставят раком.
– Дама, это великое горе для всей мужской половины человечества, вы уж простите мне такие слова.
– Придержи язык, – цыкнул я на него. – Ты говоришь с моей невестой. – Часы показывали одиннадцать сорок.
Нищий на меня и не посмотрел. Он не отрывал глаз от кошелька Сейди.
– На нем кровь. Порезались, когда брились?
– И не пытайся попасть на «Шоу Салливана», дорогуша. Ты не тянешь на Алана Кинга. – Сейди достала десятку, которой останавливала проезжающие автомобили, потом две двадцатки. – Вот. – И добавила, когда нищий взял деньги: – Я разорена. Ты доволен?
– Вы помогли бедному калеке, – ответствовал нищий. – Это вы должны быть довольны.
– А я недовольна! – взорвалась Сейди. – И надеюсь, что твои чертовы старые глаза выкатятся из твоей уродливой головы.
Нищий многозначительно глянул на меня, как бы говоря: ну что взять с этих женщин.
– Лучше отведи ее домой, красавчик. Думаю, месячные у нее начнутся прямо сейчас.
Я поставил костыль под правую руку – счастливчики, которым не довелось ломать кости, думают, что костыль используется со стороны перелома, – а левой сжал локоть Сейди.
– Пошли. Нет времени.
Когда мы уходили, Сейди шлепнула себя по обтянутому джинсами заду, обернулась и крикнула:
– Поцелуй меня в жопу!
– Принеси ее сюда и наклонись, дорогуша. Поцелуй – бесплатно!
Мы пошли по Северной Жемчужной... точнее, Сейди шла, а я ковылял. С костылем стало в сто раз лучше, но все равно мы никак не успевали на перекресток Хьюстон-стрит и улицы Вязов до половины первого.
Впереди я увидел строительные леса. Тротуар проходил под ними. Я перевел Сейди на другую сторону улицы.
– Джейк, почему...
– Потому что они свалились бы на нас. Поверь мне на слово.
– Нам нужен автомобиль. Нам действительно нужен... Джейк, почему ты остановился?
Я остановился, потому что жизнь – это песня, а прошлое стремится к гармонии. Обычно эта гармония ничего не значит (так я тогда думал), но время от времени бесстрашный гость Страны прошлого может приспособить это стремление для своих нужд. Я всем сердцем молил Господа, чтобы именно такой случай мне и представился.
На углу Северной Жемчужной и Сан-Хуанито стоял синий кабриолет «Форд-Санлайнер» 1954 года выпуска. У меня был красный, этот – темно-синий, но все-таки... возможно...
Я поспешил к нему и попробовал открыть дверь со стороны пассажира. Разумеется, заперта. Иной раз тебе что-то обламывается, но чтобы все и сразу? Никогда.
– Ты собираешься завести двигатель без ключа?
Я понятия не имел, как это делается, однако подозревал, что все обстоит несколько сложнее в сравнении тем, что показывали в «Патруле с Бурбон-стрит». Но я знал, как поднять костыль и бить по стеклу, пока оно не покроется трещинами и не прогнется внутрь. Никто на нас не смотрел, потому что тротуар пустовал. Эпицентр событий сместился в юго-восточную часть города. Оттуда до нас доносился гул толпы, собравшейся на Главной улице в ожидании приезда президента.
Стекло прогнулось. Я перевернул костыль и резиновым набалдашником вытолкнул осколки на сиденье. Одному из нас придется сесть назад. Если все получится. В Дерри мне сделали дубликат ключа зажигания «Санлайнера», и я липкой лентой приклеил его ко дну бардачка, под разные бумаги. Может, так же поступил и хозяин этого «Санлайнера». Конечно, шансы невелики, но и вероятность того, что Сейди найдет меня на Мерседес-стрит, не слишком отличалась от нулевой, а ведь она нашла. Я нажал хромированную кнопку на крышке бардачка и принялся шарить внутри.
Гармонизируйся, черт бы тебя побрал. Пожалуйста, гармонизируйся. Помоги мне хоть чуточку.
– Джейк? Почему ты думаешь...
Мои пальцы что-то нащупали, и я вытащил из бардачка жестянку из-под «Сукретс». Открыв ее, увидел не один, а четыре ключа. Понятия не имел, что могли открывать остальные три, но нужный заприметил сразу. При необходимости смог бы отыскать его на ощупь, по форме.
Как же я любил этот автомобиль!
– Бинго! – воскликнул я и чуть не упал, когда Сейди меня обняла. – Машину поведешь ты, милая. Я сяду сзади, пусть колено отдохнет.
Я понимал, что на Главную улицу нечего и соваться. Все въезды наверняка перекрыты барьерами и патрульными автомобилями.
– Поезжай по Пасифик-авеню, потом сворачивай на боковые улицы. Главное, чтобы шум толпы оставался слева, и тогда мы наверняка доберемся до нужного места.
– Сколько у нас времени?
– Полчаса. – На самом деле оставалось двадцать пять минут, но я решил, что полчаса вселяет больше надежд. Мне не хотелось, чтобы Сейди гнала как сумасшедшая и во что-нибудь врезалась. Время у нас еще было – во всяком случае, теоретически, – но еще одна авария поставила бы крест на наших планах.
Как сумасшедшая она, пожалуй, не гнала, но ехала достаточно быстро. На одной улице мостовую перегородило упавшее дерево (естественно, перегородило), однако Сейди перевалила через бордюрный камень и объехала препятствие по тротуару. Мы добрались до пересечения Северной Рекорд-стрит и Хавермилл-стрит, свернули на последнюю, но два квартала Хавермилл до пересечения с улицей Вязов превратились в одну большую парковку. Мужчина с оранжевым флагом тормознул нас.
– Пять баксов, – заявил он. – Всего две минуты ходьбы до Главной улицы, времени у вас вагон. – Но в его взгляде появилось сомнение, когда он увидел мой костыль.
– У меня денег нет, – ответила Сейди. – И я не лгу.
Я достал бумажник, дал мужчине пятерку.
– Поставьте его за «Крайслером». Только поближе.
Сейди бросила ему ключи.
– Поставь сам, как считаешь нужным. Пошли, милый.
– Эй, не туда! – закричал мужчина. – В эту сторону улица Вязов! Вам же на Главную. Он поедет там!
– Мы знаем, что делаем, – ответила Сейди. И я очень на это надеялся. Мы шли между припаркованных автомобилей, Сейди – первая, я – за ней, опираясь на костыль, стараясь не задевать торчащие зеркала и не отстать от нее. Теперь я уже слышал гудки тепловозов и клацанье вагонов на товарной станции за Хранилищем учебников.
– Джейк, мы оставляем след шириной в милю.
– Знаю. У меня есть план. – Я, конечно, сильно преувеличивал, но звучало неплохо.
Мы вышли на улицу Вязов, и я указал на здание на другой стороне в двух кварталах от нас.
– Вон оно. Он там.
Она посмотрела на красный кирпичный куб с таращащимися окнами и повернулась ко мне. Ее глаза округлились от страха. Я обратил внимание – из чистого интереса – на большие белые мурашки, которыми покрылась ее кожа на шее.
– Джейк, оно ужасно!
– Знаю.
– Но... что с ним не так?
– Все. Сейди, нам надо поторопиться. Время на исходе.
Улицу Вязов мы пересекли по диагонали, я шел как мог быстро, опираясь на костыль. Большая часть толпы собралась на Главной улице, но многие расположились в Дили-плазе и вдоль улицы Вязов перед книгохранилищем. Люди заполнили тротуары до самого тройного тоннеля. Девушки сидели на плечах своих парней. Дети, которые вскоре могли испуганно закричать, пока радостно улыбались, измазанные мороженым чуть ли не до ушей. Я видел мужчину, продающего бумажные рожки с ледяной стружкой, залитой фруктовым сиропом, и женщину с высокой прической, которая за один доллар предлагала фотографию Джека и Джеки в вечерних нарядах.
К тому времени, когда на нас легла тень Хранилища, я весь вспотел, натер костылем правую подмышку, а левое колено кричало от боли. Мне едва удавалось сгибать его. Я поднял голову и увидел сотрудников, выглядывающих из окон. В окне юго-восточного угла на шестом этаже никого не было, но я знал, что Ли там.
Я посмотрел на часы. Двенадцать двадцать. Мы могли следить за продвижением кортежа по нарастающему реву на Главной улице.
Сейди попыталась открыть дверь, в отчаянии повернулась ко мне.
|
|
|
