 |
Холмогорский концентрационный лагерь.
|
|
|
|
Лагерь в Холмогоры переведён из Соловков в мае месяце 1921 года, Правда, раньше посылались заключённые в Холмогоры, и иногда даже целыми партиями, но до места назначения они не доходили, т. к. и лагеря-то там не было.
Верстах в десяти от Холмогор, на берегу Северной Двины, стоит деревня Косково, за рекой раскинулась живописная еловая роща, в ней расположено несколько домов – это выселки из Косковой – сюда привозили заключённых, в этой роще расстреливались десятки и сотни осужденных. До деревни долетали треск пулемётов, крики и стоны. Сколько там погребено человек, трудно сказать – жители окрестных деревень называют жуткую цифру в 8 000 человек. Возможно, что она и меньше, но думаю, сопоставляя рассказы с разных сторон, что погублены здесь тысячи.
Холмогорский концлагерь был невелик. С мая месяца по ноябрь в нём перебывало 3 000 человек, в ноябре числилось 1 200 человек, 600 человек в Холмогорах и столько же в четырёх лагерях, расположенных в округе на расстоянии 20–40 вёрст – в Скиту, Селе, на Сухом Озере и на Горячем Озере.
Помещался лагерь в бывшем женском монастыре, помещение хорошее и тёплое – это, кажется, его единственная положительная сторона. Недаром, выпуская одного из заключённых на волю, комендант заметил: «Вы можете гордиться, что сидели в самом строгом лагере в России». Не напрасно за ним укрепилось название «лагеря смерти».
В бытность комендантом Бачулиса*, человека крайне жестокого, немало людей было расстреляно за ничтожнейшие провинности. Про него рассказывали жуткие вещи. Говорили, будто он разделял заключённых на десятки и за провинность одного наказывал весь десяток. Рассказывали, будто как-то один из заключённых бежал, его не могли поймать, и девять остальных были расстреляны. Затем бежавшего поймали, присудили к расстрелу, привели к вырытой могиле; комендант с бранью собственноручно ударил его по голове так сильно, что тот, оглушённый, упал в могилу и его, полуживого ещё, засыпали землёй. Этот случай был рассказан одним из надзирателей.
|
|
|
Позднее Бачулис был назначен комендантом самого северного лагеря, в ста верстах от Архангельска, в Пертоминске, где заключённые питались исключительно сухой рыбой, не видя хлеба, и где Бачулис давал простор своим жестокостям. Из партии в 200 человек, отправленной туда из Холмогор, по слухам, лишь немногие уцелели. Одно упоминание о Пертоминске заставляло трепетать холмогорских заключённых – для них оно было равносильно смертному приговору, а между тем и в Холмогорах тоже не сладко жилось. Был в ту пору комендант в Холмогорах Сакнит* – расстрелов не применял. Сам по себе он не жестокий человек, ему доступны человеческие чувства, но весь ужас в том, что общая масса заключённых для него не люди – вся администрация смотрит на них, ну, как самодур-помещик смотрит на крепостных или плантатор-американец – на чёрных рабов: хочу – казню, хочу – милую. Вся администрация состояла из заключённых (коммунистов); конечно, поставлены они в привилегированное положение, которым особенно дорожат, вырвавшись из общей подневольной массы, и потому по своей рьяности и жестокости они нередко превосходили коменданта.
Первый раз я увидела заключённых, подъезжая к Холмогорам. Стоял 20-тиградусный трескучий мороз, лошади проваливались в сугробы снега. Навстречу попалось странное шествие: несколько больших дровней, нагруженные ящиками, тащили группы людей, человек по 15–20. Худые, болезненного вида, в оборванной одежде, прозяблые, они жалобно просили: «Хлебца, хлебца». Но конвойные не позволили дать им хлеба. Они везли продукты, присланные американцами для заключённых.** Увы, самая маленькая часть этой передачи дошла до заключённых – администрация предпочла взять продукты для себя.
|
|
|
Эти иззябшие, голодные оборванцы, оказывается, являлись привилегированными и у них была хоть какая-нибудь одежда, их посылали на принудительные работы, но многие же буквально были раздеты и потому принуждены были сидеть взаперти. С наступлением морозов отсутствие тёплой одежды дало себя сильно почувствовать. Холод – это один из бичей заключённых.
Приводили в Холмогоры партию, первым делом всех обыскивали и все лишние вещи отбирались. Мужчины имели право на две смены белья. Под предлогом лишнего отбиралось хорошее платье, сапоги, все тёплые вещи, и человек, обречённый на жизнь на дальнем севере, оставался полуголым. Вещи сдавались в цейхгауз, будто на хранение, и оттуда администрация черпала самым беззастенчивым образом всё ей необходимое. Я знаю факты, когда надзиратели по ордеру получали вещи, заведомо принадлежащие заключённым. С другой стороны, из посылок, получаемых заключёнными, нередко вынимались тёплые вещи. Одному заключённому были посланы полушубок, валенки, шапка – ничего не дошло. Его выслали, полупомешанного, после тифа зимой в лёгком пальто, из рваных сапог торчали пальцы. С трудом его товарищи упросили коменданта дать ему на дорогу казённый полушубок.
Второй бич, ещё более ужасный – это голод. Питание состояло из кипятка утром, на обед суп из мороженой картошки и фунт хлеба, вечером тот же суп и кипяток. В американской передаче были великолепные мясные консервы, жиры. Лишь изредка эти продукты попадали в суп. В Архангельске та же американская передача значительно улучшила положение заключённых, здесь же только малая часть давалась им. С осени были сделаны запасы капусты, но вот потребовался корм для коров – их 18 штук (часть молока шла на лазареты, большая же часть – для администрации). Не долго думая, капусту отдали на съедение коровам, а заключённых перевели на мороженую картошку. Два или три раза в неделю разрешались передачи, но почему-то установился порядок не допускать жиров, и у голодных людей отбирали последнее, что могло бы их поддержать. Также из посылок вынимались все жиры. У большинства из заключённых не было никого из близких, которые бы их поддержали передачами, поэтому они буквально голодали. Проходя на принудительные работы, они просили милостыни у прохожих, и всё, что им давали, тут же поедалось. Даже сырой картофель сейчас же начинали с жадностью грызть.
|
|
|
Никакие угрозы со стороны администрации не могли удержать их летом от кражи овощей на огороде. И не один был убит за попытку стащить репу. Конвойный доносил: «Была попытка к побегу, пришлось стрелять». На самом деле была лишь попытка стащить репу и набить хоть чем-нибудь голодный желудок. Но самое ужасное это то, что рядом с этими голодными администрация жила на самую широкую ногу. Масло, мясо, молоко, белая мука в неограниченном количестве тратились у них на кухне. Интеллигентных женщин заставляли исполнять обязанности кухарок, готовить деликатесы, и при малейшем неудовольствии не понравившееся кушанье летело в помойку.
Третий бич – болезни. Как холод, так и недоедание вызывали огромную заболеваемость. Лазарет на 200 кроватей с трудом вмещал всех больных. Осенью была сильная эпидемия тифа. Из 1 200 человек переболело тифом около 800, но смертность сравнительно была невелика, умерло всего 22.
Всего с мая месяца умерло:
В мае – 12
В июне – 20
В июле – 50
В августе – 80
В сентябре – 110.
|
|
|
