 |
Из них – 110 от дизентерии и 80 от истощения.
|
|
|
|
Всего 442 чел.
Из этих данных видно, как с наступлением холодов смертность стала прогрессировать – и не только болезни, но голод и холод тому причиной. Изголодавшиеся люди набрасывались на всё, что попадало под руку, развивались желудочные болезни, и истощённый организм не выдерживал. Иногда тиф проходил благополучно, но затем человек умирал от истощения. В большом помещении (бывшей церкви) лежали выздоровевшие после тифа. Проходил врач или сестра, а со всех сторон худые, бледные, точно тени, больные скрипели: «Жирку бы, жирку нам»...
Но в аптеке рыбий жир вышел, пустой суп и сырой хлеб не восстанавливают сил, и выздоровевший от тифа угасал от недоедания. Только что больной оправился от дизентерии, появился аппетит, и он с жадностью набросился на суп, который выменял на табак, на последние крохи у тяжелобольных – шесть–семь мисок супа; пожирает их и на утро помирает. Приёмный покой ежедневно был полон больных, почти все больны, но врач, из заключённых же, не смел их признавать больными. Если у него слишком много больных, являлся комендант, распекал его, грозил ему карцером и сам отбирал больных. Их выстраивали в шеренгу, и начинался просмотр с руганью: «Да ты разве болен, ведь стоишь на ногах»… и т. д. – и часть отправлялась обратно в камеры, как здоровые. Однажды комендант распекал таким образом больных. Велел привести врача. Тот пришёл бледный, расстроенный и на окрики коменданта так растерялся, что отдал честь и гаркнул: «Виноват, ваше благородие». До чего надо было дойти, чтобы так забыться...
Его слова рассмешили коменданта, он расхохотался и не дал карцера. Были случаи смерти на приёме больных. Ежедневно утром подъезжали к больнице дровни и могильщики – бывший московский юрист и два студента, – стаскивали пять–шесть голых трупов, закрывали их рогожами и везли за город, где, безвестные, они зарывались в ямы.
|
|
|
Кроме физических лишений, заключенные постоянно находились в запуганном, пришибленном состоянии, благодаря крайне грубому отношению администрации. Во-первых, обращение было исключительно на «ты» и притом постоянно в грубом резком тоне. Администрация состояла из заключённых же, и каждый хотел поддержать свой престиж.
Очень развита была система доносов, жалоб, интриги. Постоянная угроза карцером, да и не только угроза, но и действительный карцер. Кроме карцера, сажали ещё в холодную башню на хлеб и воду. Был ещё Белый Дом. Он за пределами лагеря – маленький дом, на улицу выходило три окна, в маленькой комнате 40 человек – ни прогулок, ни врачебной помощи, уборной тоже нет, выводили на две минуты два раза в день. Там заболевали тифом и дней по десять до кризиса валялись без помощи. Некоторые просидели там больше месяца, заболели тифом и кончили психическим расстройством. Брань и рукоприкладство – обычные явления. А при прежнем коменданте, Бачулисе, не трудно было угодить и под расстрел. Положение женщин, в общем, было несколько лучше, но в другом отношении им и хуже. Говорить с мужчинами им строго запрещалось. Зато администрация имела над ними полную власть. Кухарки, прачки, прислуга набирались в администрацию из числа заключённых и притом нередко выбирали интеллигентных женщин. Под предлогом уборки квартиры помощники коменданта (так поступал, напр., Окрен) вызывали к себе девушек, которые им приглянулись, даже в ночное время. Затем эти вызовы учащались, и любимицы их возвращались с руками, полными угощений – прекращалась их голодовка. И у коменданта, и у помощников любовницы из заключённых.
Отказаться от каких-либо работ, ослушаться администрацию – вещь недопустимая: заключённые настолько были запуганы, что безропотно выносили все издевательства и грубости. Бывали случаи протеста – одна из таких протестанток, открыто выражавшая свое негодование, была расстреляна (при Бачулисе). Один раз пришли требовать к помощнику коменданта интеллигентную девушку, курсистку, в три часа ночи: она резко отказалась идти – и что же… Её же товарки стали умолять её не отказываться, иначе и ей и им – всем будет плохо.
|
|
|
Весь лагерь голодный, больной, забытый… Люди теряли всякий человеческий облик и превращались из людей в жалких забитых рабов... 11
Через семь лет – там же, в Берлине, было опубликовано свидетельство, бежавшего в 1925 году с Соловков в Финляндию бывшего белогвардейского офицера А. Клингера.
Клингер писал о массовых расстрелах чекистами, в том числе женщин и стариков… Одним из главных холмогорских палачей назвал чекиста-коммуниста, поляка Квицинского.
«До 1922 года Квицинский был помощником коменданта Холмогорского концентрационного лагеря, о котором не могут без ужаса вспоминать те немногие уцелевшие, что были перевезены из Холмогор, Архангельска и Пертоминска в Соловки. Неподалёку от холмогорского лагеря находился одинокий, стоявший в стороне дом, давно уже брошенный его владельцами. В этом доме несколько лет подряд происходили систематические избиения десятков тысяч заключённых, попадавших в Холмогоры из всех губерний России, Кавказа, Крыма, Украины и Сибири (в то время этот лагерь был главной тюрьмой для «контрреволюционеров»). Одинокая усадьба, в которой нашли себе смерть бесчисленные «белогвардейцы», называлась «Белым домом». Комендантом этого «Белого дома» и руководителем расстрелов был Квицинский. Разлагающиеся трупы казнённых не убирались, новые жертвы падали на трупы убитых раньше. Зловонная гора, тел была видна издали. По признанию самого Квицинского, только в январе – феврале 1921-го года в «Белом доме» было убито 11 000 человек, в том числе много женщин (сестёр милосердия) и священников. (В конце 1920-го года в Холмогоры стали прибывать тысячи заключённых из числа захваченных на Кавказе и в Крыму офицеров армий генералов Деникина и Врангеля, их родных и близких).
|
|
|
Перед переводом лагеря в Соловки Квицинский, заметая следы своих зверских преступлений; взорвал «Белый дом». 12
В самой России, «СССР», «Российской Федерации» (как угодно) о Холмогорском концентрационном лагере мелькнуло упоминание в письме читателя в журнал… «Советский экран» в 1990-ом году:
«Уважаемый редактор!
Предлагаю М. Е. Голдовской* тему «Север, Соловки» расширить до темы «Север, Соловки, Холмогоры». Не только потому, что Холмогоры находятся вблизи Соловков (всего в 70 километрах от Архангельска), но и потому, что в это же время и даже раньше здесь находился концентрационный лагерь. Мой дед, отец и мать могли бы свидетельствовать о расправах, творившихся в нём. К сожалению, в живых осталась только мать. Но сам я много слышал об ужасах лагеря, поэтому могу обо всём подробно рассказать и быть свидетелем, пусть косвенным. Мои отец – Шигин Андрей Дмитриевич, 1892 года рождения, инженер лесного хозяйства. С августа по декабрь 1920-го – заключённый Покровского концентрационного лагеря г. Москвы, с декабря 1920-го – заключённый Холмогорского лагеря. В марте 1922 года амнистирован решением ВЦИК. В 1956 году реабилитирован. Дело в том, что, находясь в белой армии Колчака, он был связан с большевистским подпольем.
Холмогорский концентрационный лагерь располагался на территории Холмогорского монастыря. Это был не просто лагерь принудительных работ. Таким он был только для заключённых, осужденных, как мой отец, лишь на 5 лет. Для осужденных на 10 лет этот лагерь становился конечным этапом жизни. В январе 1921 года Совет Народных Комиссаров принял постановление, подписанное Лениным, о прекращении расстрелов по политическим мотивам. Слишком много нареканий было с Запада. В действительности же расстрелы не только не прекращались, но приняли массовый характер. Губернские ЧК выносили решение об осуждении на 5 или 10 лет. Те, кому была дарована жизнь, осуждались на 5 лет, те же, которые приговаривались к расстрелу, получали 10 лет. Просто и удобно. И со стороны Международного Красного Креста не было нареканий. Все расстрелянные, как обнаруживалось при проверке, были оформлены умершими от истощения, тифа, туберкулеза и прочих болезней. Первая партия осужденных на 10 лет была убита и сожжена на территории самого монастыря. Но при сжигании трупов образовывался большой чад, да и трупы горели медленно. От этого метода властям лагеря пришлось отказаться. Следующие партии осужденных группами примерно по 300 человек в сопровождении чекистов велись через город к пристани на глазах у всех жителей. Холмогоры стоят на берегу реки Холмогорки. Людей грузили на баржу якобы для отправки на работу. Расстрелы производились, как считали жители, на «острове смерти» или на других островах. Отец и мать считали, что расстрелы проводились, возможно, и в тайге, на правом берегу Двины. Буксир успевал за день сделать рейс туда и обратно. Вечером с баржи выгружалась одежда расстрелянных и увозилась чекистами. Такие массовые акции проводились все лето 1922 года на глазах матери, отца, деда и всех жителей Холмогор. Среди них, уверен, можно и сейчас найти немало свидетелей...». 13
|
|
|
Ещё одно сообщение берлинской русской прессы: среди стихов Ахматовой, Бальмонта, Северянина, Ходасевича статья о «городе мёртвых» – Архангельске:
«После торжественных похорон пустых красных гробов началась расправа… Целое лето город стонал под гнетом террора. У меня нет цифр, сколько было убито, знаю, что все 800 офицеров, которым правительство Миллера предложило ехать в Лондон по Мурманской жел. дор., а само уехало на ледоколе, были убиты в первую очередь». 14
Вышеприведенную цитату архангелогородки, выжившей и бежавшей из ада Кедрова, Пластининой, Эйдука, привел в своей книге С. П. Мельгунов, позаимствовав её в «Голосе России»…
Когда Северная армия Е. К. Миллера сдалась большевикам в феврале – марте 1920 года, в её рядах насчитывалось 54 тысячи человек.15 Из этого числа примерно 1 700 человек смогли добраться до Норвегии и Финляндии. Из 1 700 спасшихся примерно 750 – офицеры. Число попавших в плен к большевикам офицеров Северной армии достигло 2–3 тысяч… Среди них был и Глеб Кирилин, о судьбе которого в 1977 году в Нью-Йорке опубликовала книгу «Другая зима, другая весна» его вдова Луиза де Кирилина-Лоуренс…
…В феврале 1920 года несколько тысяч солдат и офицеров Северной армии генерала Миллера выступили в свой последний поход к норвежской границе – навстречу смерти.
Среди них был и муж Лизы Кирилиной – лейтенант Глеб Кирилин. Но всё по порядку.
20-тилетняя шведка познакомилась с пленным русским лейтенантом в лагере для военнопленных в 1916 году в Дании. Глеб Кирилин, сын русского генерала, уроженец Царского Села попал в плен тяжелораненым. Два его родных брата погибли в боях первой мировой. В 1917 году Глеб Кирилин вернулся в Россию, но быстро понял, что режим, установившийся в стране после 1917 года, не для таких, как он. Едва избежав расстрела ЧК, он возвращается обратно. В первых числах 1919 года в одной из церквей Копенгагена состоялось венчание русского лейтенанта и его шведской возлюбленной (Луиза была из знатной шведской семьи).
|
|
|
Вскоре Глеб уехал сражаться за свободу России на Север в Архангельск – в армию генерала Миллера. Лиза последовала за ним. В своих воспоминаниях она не упоминает о декабристских жёнах, поехавших за своими мужьями, «государственными преступниками», в сибирскую ссылку, но, когда она пишет о своём отъезде из Архангельска на пинежский фронт (вслед за Глебом), образы Катерины Трубецкой-Лаваль и Марины Раевской проступают в шведке очень зримо…
Большая часть почти трехсотстраничной книги воспоминаний Луизы Оскаровны (так её звали в Архангельске) Кирилиной посвящены описанию событий 1919–1920 годов в нашем крае.
«Белое дело» закончилось поражением. Рыцари «белой мечты» уходят к норвежской границе. Приходят красные. Лизу арестовывает ЧК, но вскоре выпускает.
Лиза знала, что Глеб был захвачен в плен вместе с другими пятистами офицерами Северного фронта и отправлен в Москву. Выпущенная из архангельской тюрьмы, она едет туда. Мечется там между Покровским и Ивановскими лагерями в поисках Глеба. Пронёсся слух, что 500 офицеров, взятых на Северном фронте, отправлены обратно в Архангельск для «суда».
Лиза бросилась на вокзал. Там она встретила знакомую архангелогородку, произнесшую «каменные слова» – «все мертвы»; в ночь с 7 на 8 июля (1920 год – Ю.Д.) группа офицеров, Глеб в том числе, расстреляны из пулемётов в Холмогорах…
Трудно поверить в смерть любимого. Через руководителя приехавшей в Москву шведской рабочей делегации Катю Дилстрем Лиза пытается попасть на приём к Троцкому, чтобы получить точные сведения о судьбе Глеба. Но Троцкий «занят». Лизу принимает Луначарский и направляет её к Менжинскому, руководителю ЧК, заму Дзержинского. Ответа нет и от него.
В середине 20-х годов Лиза Кирилина уехала из Советской России. До своего отъезда она работала в Шведском Красном Кресте. Она жила с русским народом в страшные 1921–1924 годы. Миллионы людей умирали от голода, и она была в самом пекле – в волжских степях, в Новочеркасском и Ростовском регионах.
О судьбе Глеба ответ пришёл только через 10 лет после их разлуки в Архангельске в феврале 1920 года.
В книге историка С. Мельгунова «Красный террор в России» она прочитала о Холмогорском лагере смерти, где тысячи заключённых, «цвет русской молодёжи», были расстреляны, здесь же Лиза прочитала и о расстреле 800 офицеров летом 1920-го: «Наконец-то исторический факт лежал передо мною».
«Амнистию», да и то только «рядовым участникам Белой борьбы», большевистский «президиум ВЦИКа» объявил 3 ноября 1921 года. До того – год с лишним – уничтожали сдавшихся на Севере миллеровцев и в Крыму врангелевцев…
Не только тысячи «миллеровцев» легли в архангельско-холмогор-скую землю…
«Везде на занятых после отхода белых войск территориях применялся один и тот же приём: объявлялась регистрация офицеров, после чего явившихся тут же арестовывали и отправляли в лагеря (преимущественно на Север – в Архангельск, где их постепенно расстреливали)». 16
А концы преступлений – в воду.
«Много труда, притом же совершенно бесполезно, было потрачено Юридическим отделом ПКК* на разыскание бывших белых офицеров, отправленных в июле и августе 1920 г< ода > из Москвы в Архангельскую губ< ернию >. Это были, главным образом, офицеры и чиновники военного ведомства, арестованные при регистрации офицеров летом 1920 г< ода > на Кавказе и Донской области. В Москву они прибыли в июле и августе 1920 г< ода > и тогда же были отправлены в Архангельскую губ. <...> В сентябре 1921 г< ода > была получена из Главного Управления Принудительных Работ справка, что там имеются специальные списки белых офицеров, содержащихся в концентрационных лагерях. По соглашению с Главным Управлением была откомандирована служащая ПКК, которая сравнила составленный ПКК список разыскиваемых офицеров, содержащий около 400 фамилий, со всеми этими специальными списками, но, к сожалению, отыскать хотя бы одного разыскиваемого ей не удалось.
После этого запросы стали направляться, главным образом, в Архангельскую Губернскую Чрезвычайную Комиссию и Архангельское Управление концентрационных лагерей. На некоторые запросы получались ответы, что разыскиваемые в лагерях Архангельской губ. не значатся, но на большинство запросов вовсе не было ответов. <…> Тогда были составлены и поданы в ВЧК пробные запросы относительно 14-ти лиц, относительно коих имелись более или менее подробные сведения о том, что они были в Архангельской губ. (главным образом, в Холмогорском концентрационном лагере), откуда имелись от них письма. Ответа ни на один запрос не последовало <...>. 17
Несколько сотен имен «исчезнувших» офицеров мне удалось найти в небесполезных поисках в архиве бывшего архангельского обкома КПСС в начале 1990-х… Опубликовал…
А о «методах» писал ещё Н. Троицкий (Б. Яковлев)** в первом научном исследовании о советских концлагерях. Книга впервые опубликована на Западе в 1955 году. На родине автора её не издали даже в разгар «гласности» М. С. Горбачева.
Методы допроса.
Основы методов допроса подследственных были заложены ещё в ВЧК в 1917 году. Постепенно совершенствуясь, они составили систему, которой и пользуются до настоящего времени. <…>
1) ругань;
2) порча и уничтожение писем и фотографий родственников;
3) фальсификация показаний в протоколах;
4) снижение пайка на время допроса;
5) угрозы свидетелям, дающим показания в пользу обвиняемых;
6) мистификация расстрела;
7) изъятие табака;
8) угроза штрафной бригадой;
9) предложение папирос и еды, потом – побои;
10) предложение доноса на товарищей;
11) лишение права получения писем;
12) отказ от возможности пользования оправдательным материалом;
13) угроза депортации родственников;
14) питание селедками без питья;
15) допросы после полуночи;
16) испражнение в собственную посуду для еды;
17) применение насилия при подписи;
18) запрещение говорить при допросе;
19) угроза револьвером и плётками;
20) угроза карцером и пыткой;
21) 36-часовой допрос со сменой допрашивающих;
22) избиение прикладами, резиновыми дубинками, угольными лопатами, палками, линейками;
23) пинки ногами до бесчувствия;
24) удары кулаком в нижнюю часть живота;
25) выбивание зубов;
26) избиение до бесчувствия и после приведения в сознание повторные побои;
27) применение тисков для пальцев;
28) холодный карцер;
29) карцер, в котором можно только стоять;
30) 5 дней жаркой камеры;
31) 10 дней подвала;
32) 4 часа водяной камеры с последующим переводом в жарко натопленную камеру;
33) запирание в маленьком подвале с капающей водой;
Бетонная тёмная камера,
35) земляной подвал;
36) запирание в узкие стенные шкафы;
37) водяная камера с электрической лампой в 500 ватт;
38) закутывание в шубу в накаленной камере;
39) заключение в темноте;
40) стояние в течение многих часов в углу помещения;
41) получасовое стояние на вытяжку;
42) вставать и садиться;
43) многочасовые допросы по ночам при свете прожекторов;
44) стояние у горячей печи;
45) 14 дней ареста в темноте;
46) допрос в продолжение многих дней без врачебной помощи;
47) стояние «руки вверх» лицом к стене 2–2,5 часа;
48) обливание ледяной водой;
49) недостаточная одежда при морозе;
50) пребывание на морозе без возможности двигаться в течение 12 часов;
51) пребывание босиком, без рубашки на цементном полу;
52) камеры, где ночью слышны крики мучимых и где стены покрыты кровью;
53) сиденье на бутылке, которая глубоко вонзается в прямую кишку;
54) битье поленом или револьвером по голове;
55) защемление пальцев в двери;
56) применение раскалённых щипцов;
Обжигание спичками.
В Москве существует особый институт, в котором наиболее важные преступники подвергаются «обработке» психологов и гипнотизёров. 18
Троицкий дал краткие сведения о 165 концлагерях СССР. От Абакана до Ярославля. Вполне возможно, что и на Западе книга Троицкого подвергнута «цензуре». На это указывает в предисловии А. Авторханов…
О Холмогорах у Троицкого написано:
Холмогоры
|
|
|
