 |
Богословие Нецауалькойотля
|
|
|
|
Говорят, Нецауалькойотль воздвиг храм Неизвестному Богу и оказывал явное предпочтение культу одного бога. В одном из своих стихотворений он выразил такие возвышенные чувства: «Давайте устремимся на небо, где все вечно и нет места тлену. Ужасы могилы — это колыбель солнца, а темные тени смерти — яркие огни звезд». К сожалению, невозможно подтвердить, что эти идеи действительно принадлежат царственному певцу Тецкоко; скорее всего, их ему только приписывали. Мы должны с настоящим разочарованием прийти к такому заключению, так как обнаружение естественной и самостоятельно возникшей веры в единого бога, когда окружающая обстановка так мало располагает к ее взращиванию, представляло бы чрезвычайную ценность со многих точек зрения.
Царевич‑поэт
Жизнь Нецауалькойотля на закате дней была запятнана поступком, недостойным такого великого монарха и мудреца. Его старший сын, наследник короны, вступил в любовную связь с одной из жен своего отца и посвятил ей много страстных стихов, на которые она отвечала с такой же пылкостью. Поэтическую переписку представили царю, который высоко ценил эту женщину за ее красоту. Оскорбленный в своих самых священных чувствах, Нецауалькойотль повелел молодому человеку предстать перед верховным судом, который вынес ему смертный приговор, и отец позволил привести его в исполнение. После казни сына он на несколько месяцев закрылся в своем дворце и приказал, чтобы двери и окна покоев несчастного царевича замуровали, чтобы больше никогда эти стены не откликнулись эхом на звук человеческого голоса.
Царица и ее сто любовников
В своей «Истории чичимеков» Иштлильшочитль рассказывает следующую историю, касающуюся страшной судьбы любимой жены Нецауальпилли, сына Нецауалькойотля. Когда Ашайякацин, царь Мехико, и другие правители прислали своих дочерей царю Нецауальпилли, чтобы он избрал себе из них одну и сделал ее царицей и своей законной супругой, чтобы ее сын мог стать его наследником, самые высокие притязания благодаря благородству происхождения и положения были у Чачиуненецин, юной дочери царя Мехико. Царь растил ее в отдельном дворце в величайшей роскоши и с многочисленными прислужницами, как это приличествовало дочери такого великого монарха. Число слуг в ее доме превышало две тысячи человек. Несмотря на молодость, она была чрезвычайно хитра и порочна. Оказавшись в одиночестве и видя, что люди боятся ее из‑за ее высокого положения, она предалась безграничным капризам и вовсю пользовалась своей властью. Всякий раз, видя молодого человека, который ей нравился, она отдавала тайный приказ привести его к себе, и вскоре после этого его предавали смерти. Затем она приказывала, чтобы сделали статую этого человека и, украсив ее богатой одеждой, золотом и драгоценностями, поставили в ее покоях. Количество статуй тех, кого она таким способом принесла в жертву, было столь велико, что они почти заполнили комнату. Когда царь пришел навестить ее и спросил об этих статуях, она ответила, что это ее боги. И он, зная, как строги были мексиканцы, поклоняясь своим богам, поверил ей. Но так как никакое зло нельзя творить долго в полной тайне, ее в конце концов разоблачили. Это было так. Троих молодых людей по какой‑то причине она оставила в живых. Их звали Чикухкоатль, Уицилимицин и Маштла. Один из них был владыкой Тесойукана и одним из крупных сановников царства, а двое других были высокопоставленными людьми знатного происхождения. Случилось так, что однажды царь увидел на наряде одного из этих людей очень дорогой драгоценный камень, в котором узнал свой подарок царице. И хотя он не опасался предательства с ее стороны, это привело его в некоторое волнение. Когда он пошел навестить ее той ночью, слуги сказали ему, что она спит, предполагая, что царь уйдет к себе, как он это делал раньше. Но мысли о камне заставили его настаивать на том, чтобы войти в ее спальню; и когда он подошел, чтобы разбудить ее, то обнаружил в постели только статую в парике, очень похожую на нее. Увидев это и заметив, что слуги пребывают в сильнейшей тревоге и трепещут, царь позвал охрану и, собрав всех людей в доме, организовал повсюду поиски царицы. Вскоре она была найдена забавляющейся с троими молодыми людьми, и их схватили вместе с ней. Царь передал дело на рассмотрение придворному суду, чтобы они провели расследование и выслушали всех вовлеченных в это дело. В результате обнаружилось много людей, слуг царицы, которые так или иначе были соучастниками ее преступлений: работники, занятые изготовлением и украшением статуй, те, кто помогал ввести молодых людей во дворец, и те, опять же, кто умерщвлял их и прятал их тела. Когда дело было полностью расследовано, царь отправил послов к правителям Мехико и Тлакопана с сообщением о случившемся и о намеченном дне, в который должно состояться наказание царицы и ее соучастников. Также он отправил по всей империи гонцов созвать всех правителей с женами и дочерьми, какими бы юными они ни были, чтобы они стали свидетелями наказания, которое было задумано им как серьезное предостережение. Он также заключил перемирие со всеми врагами своей империи, чтобы они могли свободно прийти и увидеть все. Когда настал этот день, число людей, собравшихся вместе, было так велико, что хоть город Тецкоко и был велик, они едва помещались в нем. Казнь происходила публично, на виду у всего города. Царица была приговорена к гарроте (способ удушения при помощи веревки, накручиваемой на палку), равно как и три ее любовника. А так как они были людьми высокого происхождения, то их тела сожгли вместе со статуями, о которых говорилось выше. Другие соучастники преступлений, число которых превышало две тысячи человек, тоже были удушены гарротой, а их тела сгорели в яме, выкопанной для этой цели в лощине рядом с храмом Идола прелюбодеев. Все приветствовали столь суровое и показательное наказание, за исключением мексиканских правителей, родственников царицы, которые пришли в сильную ярость от такого публичного наказания, и хотя в тот момент они скрывали свое возмущение, но стали вынашивать будущую месть. Хронист пишет, что была причина, чтобы царь пережил такой позор в своем доме, ибо таким образом он был наказан за недостойные ухищрения, к которым прибегнул его отец, чтобы заполучить себе в жены его мать!
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Этот Нецауальпилли, преемник Нецауалькойотля, был монархом с научными интересами и, по утверждению Торквемады, приказал построить в своем дворце примитивную обсерваторию.
Золотой век Тецкоко
Период, охватывающий годы жизни этого монарха и его предшественника, можно считать золотым веком Тецкоко. Дворец Нецауалькойотля, по рассказу Иштлильшочитля, простирался с запада на восток на 1234 ярда (1128 м), а с севера на юг — на 978 ярдов (894 м). В нем, окруженном высокой стеной, было два больших двора, один из которых использовался как городская рыночная площадь, а второй был окружен административными помещениями. Большой зал был специально отведен для поэтов и других талантливых людей, которые проводили под его крышей дружеские встречи или вступали в полемику в прилежащих к нему коридорах. Хронисты царства также помещались в этой части дворца. Личные апартаменты монарха соседствовали с этой школой бардов. Они были великолепны. Редкие камни и лепные украшения чудесных оттенков сочетались с прекрасными драпировками из перьев изумительной работы, являя собой прелестные и эффектные украшения. Сады, которые окружали это чудесное сооружение, были восхитительным местом для уединения, где над искрящимися фонтанами и роскошными купальнями нависали величественные кедры и кипарисы. В прудах мелькали рыбки, а в вольерах распевали птицы с прекрасным оперением.
Сказочный особняк
По словам Иштлильшочитля, загородный дом царя в Тецкоцинко был особняком, который по красоте не имел себе равных даже в волшебных арабских сказках, которые в детстве мы принимаем за правду, а позже с сожалением признаем, что их можно познать вновь, лишь плывя по морю Поэзии или проникая в скрытый в тумане континент Мечты. Описание, данное словоохотливым полукровкой, напоминает нам о роскошных увеселительных домах, воздвигнутых по приказу Хубилай‑хана на священных берегах бурной Алфы. На конической возвышенности были заложены висячие сады, к которым вела изящная лестница из пятисот двадцати мраморных ступеней. За гигантскими стенами находилось огромное водохранилище, и в его середине стояла, как остров, большая скала, изрезанная иероглифами, которые описывали главные события в годы правления Нецауалькойотля. В каждом из трех других бассейнов стояло по мраморной статуе женщин, символизировавших одну из трех провинций Тецкоко. Эти огромные водоемы снабжали расположенные внизу сады нескончаемым потоком воды, который то низвергался каскадами по искусственным каменным горкам, то с освежающим журчанием извивался среди мшистых укромных уголков, питая корни благоухающих кустарников и цветов и петляя в тени кипарисовых рощ. Там и сям виднелись мраморные павильоны над порфировыми купальнями, чьи отполированные до блеска камни отражали тела купальщиков. Сам особняк стоял среди диких величественных кедров, которые защищали его от палящего зноя мексиканского солнца. Архитектура этого прелестного здания была легкой и воздушной, а окружающие его сады заполняли просторные комнаты восхитительными ароматами природы. В этом раю монарх Тецкоко в окружении своих жен искал отдыха от бремени власти и проводил полные неги часы в веселых играх и танцах. Окрестные леса давали ему возможность поохотиться, а искусство и природа, объединившись, делали его загородный уединенный уголок центром приятных развлечений, отдыха и восстановления сил.
|
|
|
Разочарование
Было бы глупо отрицать, что такой дворец существовал в этом месте, так как его огромные колонны и развалины и по сей день видны на террасах Тецкоцинко. Но — увы! — мы не должны слушать болтовню недостойного доверия Иштлильшочитля, который утверждает, что видел это место. Будет лучше обратиться к более современному авторитету, который побывал на этом месте семьдесят пять лет назад и лучше всех описал его:
«Осколки керамики, обломки обсидиановых ножей и стрел, кусочки лепнины, осыпавшиеся террасы и старые стены были густо рассеяны по всей его поверхности. Вскоре мы обнаружили, что дальнейшее продвижение вперед верхом невозможно, и, привязав наших терпеливых коней в зарослях мексиканских кактусов, мы последовали за нашим проводником‑индейцем пешком, карабкаясь вверх по скале через спутанный кустарник. Добравшись до узкого гребня горы, который соединяет конической формы холм с другим холмом позади него, мы нашли остатки стены и мощеную дорогу, а немного выше мы достигли расселины, где у подножия небольшого обрыва за завесой индийской смоковницы и травы скала была вручную превращена в плоскую террасу больших размеров. На этой вертикальной скальной стене раньше был вырезан календарь тольтеков, но индейцы, заметив, что сюда время от времени наведываются чужаки из столицы, забрали себе в голову, что там должна проходить серебряная жила, и тут же принялись ее искать. При этом они целиком уничтожили резные изображения и провели штольню на несколько ярдов в глубь скалы. Через несколько минут мы из этой расселины вылезли на вершину холма. Солнце уже собиралось садиться за горы по другую сторону долины, и под нашими ногами расстилался восхитительный вид. Перед нами простиралось все озеро Тецкоко с близлежащими окрестностями и горами по обеим его сторонам.
|
|
|
Но, как бы нам ни хотелось, мы не осмелились остановиться надолго, чтобы посмотреть и полюбоваться, а, спустившись сбоку, вскоре пришли к так называемой купальне. Это были два одиночных бассейна, наверное, двух с половиной футов в диаметре, вырезанные в похожей на бастион крепкой скале, выступавшей вперед из общих контуров холма, окруженные гладкими вырезанными сиденьями и углублениями, как нам показалось, так как, признаться, весь вид этой местности был для меня совершенно необъяснимым. У меня есть подозрение, что многие из этих горизонтальных плоскостей и углублений были приспособлениями, призванными содействовать их астрономическим наблюдениям. Я уже упоминал, что одно из таких приспособлений было обнаружено де Гамой в Чапультепеке.
Что касается Купальни Монтесумы, то это вполне могла быть, если хотите, его ванна для ног, но ни одному монарху размерами больше Оберона было бы просто невозможно окунуться в ней.
На этой горе до самой вершины имеются следы приложения человеческого труда, многие порфировые глыбы превращены в гладкие горизонтальные поверхности. В настоящее время уже невозможно сказать, какая часть поверхности является искусственной, а какая нет, и такую путаницу можно наблюдать здесь повсюду.
Чрезвычайно трудно сказать, при помощи чего народы, незнакомые с использованием железа, добивались столь гладкой полированной поверхности, работая с камнем такой твердости. Многие полагают, что применялись инструменты, сделанные из сплава олова и меди, другие — что одним из главных средств, к которым они прибегали, было длительное трение. Каким бы ни было истинное назначение этих необъяснимых развалин и к какому бы времени они ни относились, не может быть никаких сомнений в том, что вся эта гора — а она, я думаю, поднимается над равниной на пять или шесть сотен футов — была покрыта искусственными сооружениями того или иного рода. Без сомнения, они скорее тольтекского, нежели ацтекского происхождения, и, наверное, с еще большей вероятностью их можно приписать народу еще более далекой эпохи».
Благородный тлашкаланец
Рассматривая общество, в котором человеческие жертвоприношения были обыденностью, можно предположить, что существовало много рассказов о тех, кому была уготована эта ужасная судьба. Наверное, самым поразительным из них был рассказ о благородном тлашкаланском воине Тлалуиколе, взятом в плен в сражении войсками Монтесумы. Менее чем за год до появления в Мексике испанцев между жителями Уэшоцинко и Тлашкалы разразилась война; для первых ацтеки выступали в роли союзников. На поле боя ими хитростью был захвачен в плен очень храбрый тлашкаланский вождь по имени Тлалуиколе, который был настолько известен своей доблестью, что простого упоминания его имени было обычно достаточно, чтобы удержать любого мексиканского воина от попытки взять его в плен. Его привезли в Мехико в клетке и подарили императору Монтесуме, который, узнав имя, дал ему свободу и осыпал почестями. Затем он даровал ему разрешение вернуться к себе на родину, что было благодеянием, которым до этого не одаривали еще ни одного пленника. Но Тлалуиколе отказался от свободы и ответил, что он предпочитает быть принесенным в жертву богам, согласно заведенному обычаю. Монтесума, который был о нем самого высокого мнения и оценивал его жизнь выше любой жертвы, не мог на это согласиться. В этот момент между Мехико и тарасканцами началась война, и Монтесума объявил, что назначает Тлалуиколе командующим экспедиционными войсками. Тот принял командование, выступил против тарасканцев и, полностью разгромив их, возвратился в Мехико, нагруженный огромной добычей и захватив толпы рабов. Город ликовал от его триумфа. Император просил его стать жителем Мехико, но тот ответил, что ни за что не станет предателем своей страны. Тогда Монтесума еще раз предложил ему свободу, но он решительно отказался возвратиться в Тлашкалу, перенеся позор поражения и плена. Он стал просить Монтесуму положить конец его несчастному существованию, принеся в жертву богам, и таким образом покончить с позором жизни после пережитого поражения, и в то же самое время выполнить его самое сильное желание — умереть смертью воина на камне поединков. Монтесума, который сам являл собой благороднейший образец рыцарства ацтеков, был тронут его просьбой и не мог не согласиться, что он выбрал себе судьбу, наиболее подходящую для героя. Он приказал посадить его на цепь у камня поединков, у облитого кровью камня temalacatl. Самые известные ацтекские воины были выставлены против него, и император почтил своим присутствием этот кровопролитный турнир. Тлалуиколе вел себя в бою как лев, убил восемь славных воинов и ранил более двадцати. Но в конце концов он упал, покрытый ранами, и ликующие жрецы оттащили его на алтарь ужасного бога войны Уицилопочтли, которому принесли в жертву его сердце.
Матери‑привидения
В мексиканских мифах мы лишь изредка встречаем каких‑либо сверхъестественных существ, но иногда нам попадаются на глаза такие персонажи, как Сиуапипильтин (Благородные женщины), то есть духи женщин, умерших при родах, — смерть, пользовавшаяся у мексиканцев большим уважением. Они считали умершую такой смертью женщину равной воину, встретившему свою судьбу на поле боя. Странно, но это были активные злые духи, вероятно, потому, что богиня луны (она также была богиней губительных испарений) была склонна нести зло. Считалось, что они имеют с ней сходство. Полагали, что они вызывают у младенцев различные болезни, и мексиканские родители принимали все меры предосторожности, чтобы не выпускать на улицу своих отпрысков в те дни, когда их влияние считалось особенно сильным. Говорили, что они обитают на перекрестках дорог и даже входят в тела хилых людей, чтобы успешнее осуществлять свою злую волю. Считали, что безумцев они посещают особенно часто. У перекрестков сооружали храмы, чтобы умилостивить этих духов; им посвящали хлеб, выпеченный в форме бабочек. Их изображали с мертвенно‑белыми лицами и руками, выбеленными пудрой. Их брови были золотистого оттенка, а одежда такая, какую носили мексиканские представительницы правящего класса.
Возвращение Папанцин [2]
В одной из самых причудливых мексиканских легенд повествуется о том, как Папанцин, сестра Монтесумы II, вышла из своей могилы, чтобы напророчить своему царственному брату его судьбу и крушение его империи от рук испанцев. Взяв в свои руки бразды правления, Монтесума выдал эту женщину замуж за одного из своих самых прославленных слуг, за правителя Тлателолько, и после его смерти она продолжала осуществлять почти вице‑королевские функции и жить в его дворце. Со временем она умерла, и император лично явился на ее похороны в сопровождении самых выдающихся деятелей своего двора и империи. Ее тело было погребено в подземном склепе его дворца в непосредственной близости от царской купальни, которая располагалась в уединенной части обширных угодий, окружавших дворец. Вход в склеп запирала каменная плита среднего веса, и, когда многочисленные церемонии, предписанные для погребения члена царской фамилии, были завершены, император со свитой удалился. На следующее утро при свете дня одна из дочерей царя, девочка шести лет, пошла в сад поискать свою воспитательницу и неожиданно обнаружила принцессу Папан, стоящую у купальни. Принцесса, которая была ее тетей, позвала девочку и попросила привести к ней ее воспитательницу. Ребенок сделал так, как его просили, но воспитательница, думая, что у девочки разыгралась фантазия, не обратила внимания на ее слова. Девочка настаивала на своем, и воспитательница, наконец, последовала за ней в сад, где и увидела Папанцин, сидящую на ступеньке купальни. Вид умершей, как полагали, принцессы наполнил женщину таким ужасом, что она упала на землю без чувств. Тогда девочка пошла в комнаты своей матери и рассказала ей, что случилось. Та немедленно пошла к купальне с двумя слугами, и при виде Папанцин ее также охватил страх. Но принцесса успокоила ее и попросила позволить сопроводить супругу царя в ее комнаты и пока держать все произошедшее в строжайшей тайне. В тот же день, чуть позже, она послала за Тисоцикацином, ее дворецким, и попросила его сообщить императору, что желает немедленно поговорить с ним по делу чрезвычайной важности. Дворецкий, охваченный ужасом, умолил избавить его от этого поручения, и тогда Папанцин приказала связаться с ее дядей Нецауальпилли, царем Тецкоко. Услышав ее просьбу прийти к ней, этот монарх поспешил во дворец. Принцесса упросила его, не теряя времени, повидаться с императором и умолить его немедленно прийти к ней. Монтесума выслушал его рассказ с удивлением, смешанным с сомнением. Он поспешил к своей сестре и воскликнул, приблизившись к ней: «Действительно ли это ты, сестра моя, или это какой‑то злой демон, принявший твой облик?» — «Это действительно я, ваше величество», — ответила она. Затем Монтесума и высокопоставленные лица, которые его сопровождали, сели и застыли в молчаливом ожидании, а принцесса обратилась к ним с такими словами:
«Слушайте внимательно то, что я собираюсь рассказать вам. Вы видели меня мертвой, похоронили меня, а теперь видите меня вновь живой. Брат мой, властью наших предков я возвращена из обители мертвых, чтобы предсказать вам нечто, имеющее первостепенную важность.
После смерти я очутилась в просторной долине, у которой, казалось, не было ни начала, ни конца и которая была окружена очень высокими горами. В ее середине я наткнулась на дорогу, от которой отходило много тропинок. По краю долины текла довольно большая река, и воды ее бежали с громким шумом. На ее берегу я увидела молодого человека, одетого в длинную одежду, застегнутую драгоценной застежкой. Он сиял, как солнце, а его лицо было ярким, как звезда. На его лбу был знак в виде креста. У него были крылья, перья которых изумительно переливались и сверкали разными цветами. Его глаза были подобны изумрудам, а взгляд скромен. Он был светловолос, прекрасен внешне, с внушительной осанкой. Он взял меня за руку и сказал: «Подойди сюда. Тебе еще рано переходить на другой берег реки. С тобой любовь Бога, которая больше, чем ты знаешь или можешь постичь». Затем он повел меня через долину, где я видела много голов и костей мертвецов. Затем я увидела черных людей с рогами и копытами, как у оленя. Они занимались строительством дома, который был почти закончен. Повернувшись на восток, я увидела на водах реки большое количество кораблей; в них находилась большая группа людей, одетых не так, как мы. У них были светло‑серые глаза, румяные лица; в руках они несли знамена и эмблемы, а на голове у них были шлемы. Себя они называли «Сыновьями Солнца». Юноша, который меня вел и дал мне увидеть все это, сказал, что боги еще не изъявляют желания, чтобы я переходила на другой берег реки, что меня нужно сохранить для того, чтобы я увидела будущее собственными глазами и чтобы я воспользовалась преимуществами веры, которую эти чужеземцы принесли с собой. Он сказал, что кости, которые я видела на равнине, были костями моих соотечественников, которые погибли, не узнав этой веры, и поэтому страдали от страшных мук ада; что дом, который строили черные люди, был приготовлен для тех, кто погибнет в бою с плавающими по морям чужестранцами, которых я видела; и что мне суждено возвратиться к своим соотечественникам, чтобы рассказать им об истинной вере и объявить о том, что из виденного мною они могут извлечь пользу».
Монтесума молча выслушал ее и почувствовал сильную тревогу. Не сказав ни единого слова, он покинул сестру и, придя в свои апартаменты, погрузился в мрачные мысли.
Воскресение Папанцин — один из случаев в мексиканской истории, получивших наилучшее подтверждение. Любопытный факт: когда прибыли испанские конкистадоры, принцесса Папан была одной из первых, кто встретил христианство с распростертыми объятиями и принял из их рук крещение.
Мексиканский божок.
Глава 4
|
|
|
