Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Сага об Олаве сыне Трюггви 25 глава




 

Когда конунг вышел из круга людей, защищавших его щитами, и прошел вперед, и бонды увидели его лицо, они исполнились ужасом, и у них отнялись руки. Об этом говорит Сигват:

 

Знать, ужас на стражей

Кладов [326]наводили

Княжьи вежды, копий

Острёных острее.

Конунгов был трёндам

Страшен взор, сверкавший,

Как у змея. Грозен

Им казался Олав.

 

Битва была очень жаркой, и сам конунг рубился в этой сече. Сигват говорит так:

 

Тёк багрец – покрыться

Кровью сталь успела –

По щитам, от полчищ

Отбивался Олав.

Но и вождь изведать

Дал им лиха в смехе

Стрел, врубая острый

Меч в дворы пробора. [327]

 

 

CCXXVII

 

Олав конунг сражался отважно. Он нанес удар мечом по лицу лендрманну Торгейру из Квистстадира, который уже раньше упоминался, и рассек ему берму и голову ниже глаз, так что у того голова чуть не слетела с плеч. Когда Торгейр упал, конунг сказал:

– Ну что, разве не правду я сказал, что ты не одержишь верх в бою со мной?

В это время Торд так сильно ткнул древко стяга в землю, что оно застряло там. Он получил смертельную рану и пал у стяга. Пали и Торфинн Рот, и Гицур Золотые Ресницы. На Гицура напали сразу двое. Он успел убить одного и ранить другого. Ховгарда‑Рэв говорит так:

 

Один дрался в стоне

Стрел с двумя – звенело

Пенье Гунн – бойцами

Могучими лучник.

Смерть принес Ньёрд пены

Драупнировой – ранен

Был другой – кормильцу

Врана, сталь окрасив. [328]

 

Тут, как уже раньше было сказано, исчезло солнце, хотя на небе и не было ни облака, и наступила темнота. Об этом говорит Сигват:

 

Почитают чудом

Великим, что в крике

Хильд [329]средь сини солнце

C глаз людских сокрылось.

Ясный день – мы вести –

Померк: к смерти было

Князевой знаменье –

За морем узнали.

 

В это время подошел Даг сын Хринга со своим войском. Он построил своих людей и поднял стяг. Но было очень темно, и они не сразу вступили в бой, так как не знали, кто перед ними. Они двинулись туда, где стояли жители Рогаланда и Хёрдаланда. Эти события произошли одновременно, или что‑то случилось чуть раньше, а что‑то чуть позже.

 

CCXXVIII

 

Кальвом и Олавом звали родичей Кальва сына Арни. Они сражались рядом с ним. Оба были рослыми и дюжими. Кальв был сыном Арнфин‑на сына Армода и племянником Арни сына Армода. Рядом с Кальвом сыном Арви сражался Торир Собака. Олав конунг нанес удар мечом по плечу Торира Собаки, но меч не рассек его рубашки, и только будто поднялся столб пыли от оленьей шкуры. Сигват говорит так:

 

В яви видел щедрый

Вождь: волшба и силы

Финнов ведовские

Торира хранили.

В руках у владыки

Не сек клинок, стала

Сталь тупа, затылка

Пса едва коснувшись.

 

Торир нанес ответный удар, и они стали рубиться, но меч конунга не мог рассечь оленью шкуру. Торир все же был ранен в кисть. Сигват говорит так:

 

Кто взял в ум, что

Торир Трусоват? Мне хватит

Глаз, чтоб видеть дерзость

Пса на поле брани,

Когда посмел полный

Силы Тротт оплота

Непогоди ратных

Крыш [330]напасть на князя.

 

Тут конунг сказал Бьёрну окольничему:

– Прибей собаку, раз его не берет железо!

Бьёрн перевернул секиру и ударил Торира обухом. Он попал Ториру в плечо. Удар был очень силен, и Торир пошатнулся. В это мгновение конунг повернулся к родичам Кальва и смертельно ранил Олава, родича Кальва. Между тем Торир Собака вонзил копье Бьёрну окольничему в грудь. Это была смертельная рана. Торир сказал:

– Так мы бьем медведей! [331]

Тут Торстейн Корабельный Мастер нанес Олаву конунгу удар секирой. Удар пришелся по левой ноге выше колена. Финн сын Арни тотчас сразил Торстейна. Получив эту рану, конунг оперся о камень, выпустил меч и обратился к богу с мольбой о помощи. Тогда Торир Собака нанес ему удар копьем. Удар пришелся ниже кольчуги, и копье вонзилось в живот. Тут Кальв нанес конунгу удар мечом. Удар пришелся с левой стороны шеи. Но люди по‑разному говорят о том, куда Кальв ранил конунга. От этих трех ран конунг умер. После его гибели пали почти все, кто сражался рядом с ним. Бьярни скальд Золотых Ресниц сказал о Кальве сыне Арни так:

 

Встал защитой против

Вождя ты, отважный

Страж страны. Наслышан

Скальд о распре стали, [332]

Когда шел под стягом

Ты по Стикластаду,

Бился до погибели

Олава, преславный.

 

А Сигват скальд так сказал о Бьёрне окольничем:

 

Окольничий, доблий

Духом, Бьёрн, до слуха

Весть дошла, как стойко

За князя он дрался.

Пал средь гриди – гибель –

C государем рядом

Именитым – эту

Молва да восславит.

 

 

CCXXIX

 

Когда Даг сын Хринга вступил в бой, первый его натиск был так силен, что бонды не выдержали, и некоторые из них обратились в бегство. Множество бондов погибло, пали и лендрманны Эрленд из Герди и Аслак с Финней. Стяг, с которым они шли в бой, был порублен. Разгорелась ожесточенная битва, и ее назвали натиском Дага. Тогда на Дага двинулись Кальв сын Арни, Харек с Тьотты и Торир Собака со своими людьми. На их стороне был большой перевес, и Даг обратился в бегство, и с ним все войско, которое еще оставалось. Там есть долина, и в нее бросилось большинство людей. Многие тогда там погибли. Тогда одни бросились в одну сторону, а другие – в другую. Многие были тяжело ранены, а многие не могли двигаться от усталости. Бонды не долго преследовали бегущих. Их предводители повернули назад на поле боя, где лежали убитые, так как многие не досчитывались своих родичей и друзей.

 

CCXXX

 

Торир Собака пошел к телу Олава конунга и убрал его, как полагается. Он положил тело конунга на землю, распрямил его и накрыл. Он говорил потом, что, когда он вытирал кровь с лица конунга, оно было прекрасно, и на щеках его играл румянец, как у спящего, но только ярче, чем при жизни. Кровь конунга попала на кисть Торира, на то место, где у него была рана, и ему не понадобилось ее перевязывать, так быстро она зажила. Торир сам рассказывал об этом чуде, когда святость Олава конунга стала явной для всех. Торир был первым из знатных людей в войске врагов конунга, кто признал святость конунга.

 

CCXXXI

 

Кальв сын Арни стал искать среди павших своих братьев. Он нашел Торберга и финна. Люди говорят, что Финн хотел убить Кальва, бросил в него кинжал и стал поносить его, называя изменником и предателем. Кальв пропустил все это мимо ушей и велел унести Финна и Торберга с поля боя. Их осмотрели и опасных ран не нашли. Они свалились от усталости и под тяжестью собственного оружия. Кальв велел отнести братьев на свой корабль и отправился с ними домой. Когда он уплыл, отправились домой и все бонды, жившие поблизости, кроме тех, кто остался искать своих раненых или убитых родичей и друзей. Раненых отправляли в дома, так что все соседние дома были полны раненых, а некоторых разместили в шатрах. Удивительно, что в войске бондов собралось так много народу, но не менее удивительно и то, как быстро это войско распалось после сражения. Так случилось в основном потому, что большинство бондов было из близлежащих местностей и стремилось домой.

 

CCXXXII

 

Бонды, жившие в Верадале, пошли к своим предводителям, Хареку и Ториру, и стали жаловаться на свои беды. Они говорили так:

– Те, кому удалось бежать, направились в Верадаль в наши усадьбы и осели в них. Мы не можем вернуться домой, пока они здесь в долине. Мы просим вас нагрянуть на них с войском и не дать никому уйти. Ведь они, наверное, поступили бы также с нами, если бы им больше повезло в этой битве, и они еще могут поступить так, если мы встретимся с ними, когда перевес будет на их стороне. Они останутся в долине, если их никто оттуда не прогонит, и тогда они начнут разорять наши усадьбы.

Бонды долго говорили так, призывая предводителей поехать и перебить всех, кому удалось бежать. Посовещавшись, предводители нашли, что многое из сказанного бондами справедливо, и они решили, что пусть Торир Собака со своими людьми отправится в Верадаль. У него было шесть сотен человек. Они двинулись в путь к вечеру и дочыо добрались до Суля. Торир узнал, что вечером там был Даг сын Хринга и многие другие люди Олава конунга. Они остановились там, чтобы поужинать, и отправились дальше в горы. Торир сказал, что он не станет гоняться за ними по горам, и повернул обратно в долину. Им удалось перебить там лишь немногих из войска конунга. Бонды отправились тогда в свои усадьбы, а Торир со своими людьми на следующий день поехал к своим кораблям. Люди же конунга, которые были в состоянии бежать, попрятались в лесах или укрылись у местных жителей.

 

CCXXXIII

 

Тормод Скальд Черных Бровей в этой битве сражался под стягом конунга. Когда конунг пал и вражеский натиск был всего сильнее, люди конунга гибли один за сругим, а большинство из тех, кто ещё сражался, были ранены. Тормод был тяжело ранен, поэтому он, так же как и Другие, ушел оттуда, где было всего опаснее. А некоторые тогда бежали с поля боя. Тут началась битва, которую называют натиском Дага, и все люди конунга, которые еще могли держать оружие, устремились туда. Но Тормод не был в этой битве, так как не мог сражаться из‑за ран и сильной усталости. Он стоял рядом со своими товарищами и уже ничего не мог предпринять. Тут ему в левый бок попала стрела. Он отломал комель стрелы и пошел с поля боя в ближайшую усадьбу, и зашел в какой‑то большой сарай. В руке у Тормода был обнаженный меч. Когда он вошел туда, к нему навстречу вышел человек и сказал:

– Что‑то ужасное здесь творится, все плачут и стонут. Стыдно, что взрослые мужи так плохо выносят боль. Может быть, люди конунга и смело сражались, но они совсем не по‑мужски терпят боль.

Тормод говорит:

– Как твое имя?

Тот назвался Кимби. Тормод спрашивает:

– Ты был в бою?

– Да, – говорит он, – я был с бондами, и это было к лучшему.

– Ты не ранен? – спрашивает Тормод.

– Немного, – отвечает Кимби, – а ты был в бою?

– Я был с теми, чье дело лучше.

Кимби увидел на руке у Тормода золотое обручье и сказал:

– Ты, верно, человек конунга. Дай мне это обручье, и я тебя спрячу. Ведь бонды убьют тебя, если ты попадешься им.

Тормод говорит:

– Возьми обручье, если сможешь. Я потерял большее.

Кимби протянул руку, чтобы взять обручье, тут Тормод взмахнул мечом и отрубил ему кисть. Говорят, что Кимби терпел боль не лучше, чем те, кого он только что поносил. И Кимби ушел.

А Тормод остался в сарае. Он сидел и слушал, о чем говорят люди. Каждый рассказывал о том, что видел в этой битве и кто как сражался. Одни хвалили больше всего отвагу Олава конунга, а другие называли людей, которые вели себя не менее мужественно. Тогда Тормод сказал:

 

Грозен князь был в сердце,

Он мечом червленым,

Шед по Стикластаду,

Путь врезал кровавый.

Не бежал он смерти,

Герой, созывая

Вязов вьюги – много

Их отличилось – Трота. [333]

 

 

CCXXXIV

 

Затем Тормод ушел из сарая и вошел в какой‑то дом. Там было много тяжело раненых, и какая‑то женщина перевязывала им раны. На земляном полу был разведен огонь, и она грела на нем воду для промывки ран. Тормод сел у дверей. Люди, которые ухаживали за ранеными, входили и выходили. Один из них, проходя мимо, повернулся к Тормоду, взглянул на него и сказал:

– Отчего ты такой бледный? Ты ранен? Почему ты не просишь, чтобы тебя полечили?

Тогда Тормод сказал такую вису:

 

Мглист челом, куда мне

C румяным равняться –

На нас и не глянут –

Мужем Наины кружев.

Сегодня я бледен

Неспроста, растратчик

Злата: много выжгло

Ран оружье данов. [334]

 

Тормод встал, подошел к огню и постоял там некоторое время. Лекарка сказала ему:

– Эй ты! Пойди‑ка принеси дров, которые лежат там снаружи у дверей.

Тормод вышел, принес охапку дров и бросил ее на пол. Тут лекарка посмотрела ему в лицо и сказала:

– Ужас, какой он бледный. Что с тобой?

Тормод сказал:

 

Вот, страшит лещину

Брашен бледность наша,

Никого, хозяйка

Бус, не красят раны.

Знай, от мощной длани

Летели в нас стрелы.

Рядом с сердцем, чую,

Встал зубец железный. [335]

 

Тогда лекарка сказала:

– Покажи‑ка мне твои раны, я перевяжу их.

Он сел и сбросил с себя одежду. Осмотрев его раны, лекарка стала ощупывать рану в боку и почувствовала, что там застряло железо, но она не могла определить, как глубоко оно вошло. В каменном котле у нее варилась смесь лука с другими травами, и она давала эту смесь раненым, чтобы узнать, глубоки ли их раны: если рана оказывалась глубокой, то из нее чувствовался запах лука. Она дала этой смеси Тормоду и велела ему съесть. Он говорит:

– Унеси это, я не голоден.

Тогда она взяла клещи и хотела вытянуть железо. Но оно сидело крепко и мало выдавалось наружу, так как рана распухла. Тогда Тормод сказал:

– Вырежь все вокруг железа, чтобы можно было ухватить его клещами, и дай их мне, я его вытащу.

Она сделала, как он сказал. Тормод снял золотое обручье с руки, отдал лекарке и сказал, что она может делать с ним, что захочет.

– Это хороший подарок, – говорит он, – Олав конунг подарил мне это обручье сегодня утром.

После этого Тормод взял клещи и вытянул из раны наконечник стрелы. На его крючьях зацепились волокна сердца, одни красные, другие белые. Увидев их, Тормод сказал:

– Хорошо кормил нас конунг! Жир у меня даже в сердце.

Тут он упал навзничь мертвый. Здесь кончается рассказ о Тормоде.

 

CCXXXV

 

Олав конунг погиб в среду в четвертые календы августа месяца. Войска сошлись около полудня, битва началась до мидмунди, конунг пал до нона, а темно было от мидмунди до нона99. Сигват скальд так рассказывает о конце битвы:

 

Худо нам без недруга

Англов. Пал, изранен,

На поле – расколот

Щит в руке – воитель.

У Олава взяли

Жизнь – он в бой неистов

Шел, а Дага бегство

Спасло, – в пляске Скёгуль, [336]

 

А еще он говорит так:

 

C неслыханной силой

Херсиры шли – смерти

Обрёк его в крике

Хильд народ – и бонды.

Там жердями ратных

Крыш такой повержен

Вождь, – их сотни в битве

Полегло – как Олав. [337]

 

Бонды не стали обирать убитых, так как сразу после битвы многих из тех, кто сражался против конунга, обуял страх. Но они все же сохраняли вражду к людям конунга и говорили между собой, что тела погибших с конунгом не следует готовить к погребению и хоронить, как полагается, и называли их всех разбойниками и преступниками. Но могущественные люди, чьи родичи погибли в этой битве, не слушали их и отвозили тела своих родичей в церкви и убирали их, как полагается по обычаю.

 

CCXXXVI

 

Торгильс сын Хальмы и его сын Грим отправились на поле боя вечером, когда уже стало темно. Они взяли тело Олава и перенесли его в заброшенную хижину, стоявшую в стороне от усадьбы. У них были с собой светильник и вода. Они сняли одежды с тела конунга, омыли его и завернули в льняное покрывало. Затем они положили его на пол и прикрыли ветками, чтобы никто из тех, кто мог зайти туда, не заметил его. Потом они вышли оттуда и пошли домой в усадьбу.

И то и другое войско сопровождало множество нищих и бедняков, просивших себе на пропитание. Вечером после битвы весь этот люд остался там и, когда наступила ночь, они стали искать приюта во всех домах, как больших, так и маленьких. Среди них был один слепой, о котором рассказывают следующее. Он был беден, и с ним ходил поводырем мальчик. Они вышли из усадьбы и стали искать пристанища. Они подошли к хижине, где лежало тело конунга. Двери в йей были такие низкие, что вовнутрь нужно было чуть ли не вползать. Когда слепой вошел в хижину, он стал ощупывать пол, ища, где бы ему лечь. На голове у него была шапка, и когда он наклонился, ощупывая пол, она сползла ему на лицо. А когда он ощупывал пол, он почувствовал под руками что‑то мокрое. Поправляя шапку мокрыми руками, он коснулся пальцами глаз. Он почувствовал сильную резь в глазах и стал тереть их мокрыми руками. Затем он вылез из хижины и сказал, что там нельзя лежать, так как все внутри мокро. Но когда он вылезал из хижины, он увидел свои руки, а потом и все, что было поблизости и что можно было видеть в темноте. Он сразу же пошел обратно в усадьбу, вошел в дом и сказал всем, что он прозрел и стал зрячим. А многие знали, что он раньше был слепым, так как он бывал там раньше, странствуя но всей округе. Он сказал, что прозрел, когда вылез из какой‑то заброшенной хижины.

– Там внутри все было мокро, – говорит он. – Я щупал пол, а потом мокрыми руками потер глаза.

И он рассказал, где эта хижина. Люди, которые там были, очень дивились этому происшествию и спрашивали друг друга, что же это могло быть внутри хижины. А Торгильс бонд и Грим, его сын, знали, отчего все это произошло, и очень боялись, что недруги конунга пойдут обыскивать хижину. Они тайком отправились туда, взяли тело конунга, перенесли его на луг и спрятали там, а потом вернулись в усадьбу и легли спать.

 

CCXXXVII

 

Торир Собака в четверг вернулся из Верададя в Стикластадир, и вместе с ним пришло много народу. Еще многие бонды оставались там. Они все еще осматривали поле боя, увозили тела своих убитых родичей и друзей и помогали раненым, тем, кому хотели помочь. Многие умерли уже после битвы. Торир Собака пошел к тому месту, где пал конунг, и стал искать его тело. Не найдя его, он стал искать кого‑нибудь, кто бы мог ему сказать, куда девалось тело конунга. Но никто ему не мог ничего сказать. Тогда он спросил Торгильса бонда, не знает ли тот, где тело конунга. Торгильс отвечает так:

– Я не участвовал в битве и мало что знаю о ней. Говорят, что Олава конунга видели ночью у Става, и с ним были его люди, А если он погиб, то ваши люди, верно, спрятали его тело в пустынном месте и засыпали камнями.

И хотя Торир точно знал, что конунг погиб, словам Торгильса поверили, и стал ходить слух, что конунг спасся из битвы и скоро соберет войско, и снова двинется на бондов.

Торир пошел к своим кораблям, отчалил от берега и поплыл вдоль фьорда. Тогда все бонды стали разъезжаться, взяв с собой тех раненых, которых можно было перевозить.

 

CCXXXVIII

 

Торгильс сын Хальмы со своим сыном Гримом хранили тело конунга. Они много думали, как сберечь его, чтобы недруги конунга не смогли надругаться над ним, ибо они слышали, как бонды говорили, что, если найдется тело конунга, то надо его сжечь или потопить в море.

Отец и сын видели, как ночью на боле боя, там, где лежало тело конунга, горит свеча, и также потом, когда они спрятали его тело, они все время видели ночью свет над тем местом, где лежало тело конунга. Они боялись, что недруги конунга найдут его тело, если увидят этот свет. И вот Торгильс и его сын решили, что надо перевезти тело в такое место, где оно будет в безопасности. Они сделали гроб, убрали его наилучшим образом и положили в него тело конунга. Потом они сделали другой гроб и положили в него столько соломы и камней, сколько понадобилось, чтобы он стал таким тяжелым, как будто в нем лежит тело, а затем тщательно закрыли его.

Когда из Стикластадира разъехалось все войско бондов, Торгильс с сыном стали собираться в дорогу. Торгильс решил отправиться на небольшом гребном судне. С ним поехало шесть или семь человек, все – его родичи и друзья. Они тайком перенесли гроб с телом конунга на корабль и спрятали его под палубой. А гроб с камнями они тоже взяли на корабль и поставили его на самое видное место. После этого они поплы ли по фьорду. Дул попутный ветер, и вечером, когда стало темнеть, они подплыли к Нидаросу и подошли к причалу конунга. Торгильс послал своих людей в город и велел им сказать Сигурду епископу, что они привезли тело Олава конунга. Когда епископу стало об этом известно, он послал к причалу своих людей. Они сели на лодку, подплыли к кораблю Торгильса и сказали, чтобы им отдали тело конунга. Торгильс и его люди взяли гроб, стоявший на палубе, и перенесли к ним в лодку. Затем люди Сигурда епископа выплыли на середину фьорда и сбросили этот гроб в море.

Была глубокая ночь. Торгильс и его люди плыли вверх по реке, пока город не скрылся из виду. Они подошли к берегу у склона, который называется Грязный Склон. Это – выше города. Они перенесли тело конунга на берег в какую‑то заброшенную хижину, стоявшую в стороне от других домов. Всю ночь они бдели у тела конунга. Торгильс отправился в город к людям, которые были верными друзьями Олава конунга. Торгильс спросил, не хотят ли они взять на свое попечение тело конунга. Но никто не осмелился сделать это. Тогда Торгильс отправился с телом дальше вверх по реке и похоронил его на песчаном холме. Затем они сравняли землю так, что могилы нельзя было заметить. Они кончили все до рассвета. Затем они пошли на корабль, поплыли по реке во фьорд и плыли, пока не добрались до Стикластадира.

 

CCXXXIX

 

Свейн, сын Кнута Могучего и Альвивы, дочери Альврима ярла, был тогда в Йомсборге и правил Страной Вендов. Кнут конунг, его отец, прислал к нему гонцов, которые сообщили ему, что он должен поехать в Данию, а оттуда в Норвегию, стать ее правителем и принять звание конунга. Свейн отправился в Данию и взял с собой оттуда большое войско. С ним отправился Харальд ярл и многие другие могущественные люди. Об этом говорит Торарин Славослов в песне, которую он сочинил о Свейне сыне Альвивы и которая называется Песнь о Тиши на Море.

 

Знают все,

Как знатно даны

C ярлом в путь

Снарядились.

Был сам вождь

Меж них первейшим,

А следом шли

Все его люди,

Как на подбор

Добрые вои.

 

Затем Свейн отправился в Норвегию со своей матерью Альвивой. Там его провозгласили конунгом на всех тингах. Когда была битва при Стикластадире и Олав конунг погиб, Свейн приплыл с востока в Вик. Он двигался дальше и осенью добрался на север до Трандхейма. Там его, как и в других местах, провозгласили конунгом.

Свейн конунг установил в стране много новых законов по датскому образцу, но некоторые из них были много более жестокими. Никто не мог уехать из страны без разрешения конунга, а если он все же уезжал то все его владения доставались конунгу. Тот, кто совершал убийство, лишался земель и добра. Если человеку, объявленному вне закона, выпадало наследство, то это наследство присваивал конунг. К йолю каждый бонд должен был отдать конунгу меру солода с каждого очага и окорок трехгодовалого бычка – эта подать называлась винартодди – и, кроме того, бочонок масла. Каждая хозяйка должна была отдать конунгу столько выделанного льна, сколько можно охватить большим и средним пальцами. Бонды должны были строить все дома, в которых нуждался конунг. От семи человек старше пяти лет один человек должен был идти в войско конунга, и, кроме того, они должны были поставлять ремни для уключин. Каждый, кто выходил в море, куда бы он ни плыл, должен был платить конунгу подать за то, что он ловит рыбу, а именно – он должен был отдать ему пять рыбин. На каждом корабле, уходящем в море, должно было быть оставлено место для конунга. Каждый, кто отправлялся в Исландию, иноземец или местный житель, должен был уплатить конунгу пошлину. К тому же датчане должны были пользоваться таким уважением, что свидетельство одного датчанина перевешивало свидетельство десяти норвежцев. Когда эти законы стали известны народу, все были ими очень недовольны и стали роптать. Те, кто не сражался против Олава конунга, говорили:

– Вот вы, трёнды, и стали друзьями Кнютлингов и получили от них награду за то, что сражались против Олава конунга и убили его. Вам обещали мир и лучшие законы, а получили вы кабалу и рабство, к тому же над вами издеваются и унижают вас.

Ответить на это было нечего. Тут все поняли, что поступили опрометчиво. Но никто не осмелился выступить против Свейна конунга и в основном потому, что многие отдали своих сыновей и других близких родичей в заложники Кнуту конунгу, а также потому, что у них не было предводителя. Вскоре все стали роптать на Свейна конунга, но больше всего на Альвиву, которой приписывали все, что было норвежцам не по душе. Многие тогда смогли говорить правду об Олаве конунге.

 

CCXL

 

В ту зиму многие в Трандхейме стали говорить, что Олав конунг был святым, и рассказывали о многочисленных свидетельствах его святости. Многие тогда стали взывать к нему в своих молитвах, прося помочь в их нуждах. Такие молитвы помогали многим, одни получали исцеление от недуга, другие удачу в путешествии или что‑нибудь еще, в чем они нуждались.

 

CCXLI

 

Эйнар Брюхотряс вернулся домой с запада из Англии в свою усадьбу. Он правил теперь владениями, которые получил в лен от Кнута конунга, когда они встретились в Трандхейме. Это были почти такие же большие владения, как владения ярла. Эйнар Брюхотряс не участвовал в борьбе против Олава конунга и гордился этим. Эйнар помнил, как Кнут обещал ему, что он станет ярлом Норвегии, и как он не сдержал своего слова. Эйнар был первым из могущественных людей, кто уверовал в святость Олава конунга.

 

CCXLII

 

Финн сын Арни недолго оставался в Эгге у Кальва, так как он был очень возмущен тем, что Кальв сражался против Олава конунга. Финн часто поносил его за это. Торберг сын Арни был более сдержан в речах, чем Финн, но и он хотел поскорее уехать домой в свою усадьбу. Кальв дал братьям хороший боевой корабль со всей оснасткой и другим снаряжением и достаточно людей. И вот они поплыли домой в свои усадьбы. Арни сын Арни долго не мог оправиться от ран, но в конце концов они зажили, и он не стал калекой. Зимой он отправился на юг в свою усадьбу. Все братья помирились со Свейном конунгом и жили спокойно дома.

 

CCXLIII

 

Летом многие стали говорить о святости Олава конунга. Теперь о конунге говорили совсем не так, как раньше. Даже многие из тех, кто раньше ожесточенно ратовал против конунга и не желал слышать о нем правды, верили теперь, что он – святой. Люди стали поносить тех, кто всего больше ратовал против конунга. Во многом обвиняли Сигурда епископа. Вражда против него стала так сильна, что он посчитал за лучшее плыть на запад в Англию к Кнуту конунгу. После этого трёнды послали людей в Упплёнд, чтобы просить Гримкеля епископа приехать на север в Трандхейм. Когда Олав конунг отправился на восток в Гардарики, он отослал Гримкеля епископа обратно в Норвегию. С тех пор тот был в Упплёнде. Когда епископу передали просьбу трёндов, он сразу же собрался в путь. Он охотно согласился поехать, так как верил тому, что говорили о чудесах и святости Олава конунга.

 

CCXLIV

 

Гримкель епископ поехал к Эйнару Брюхотрясу, тот принял епископа очень радушно. Они беседовали о многом, в том числе и о тех важных событиях, которые произошли в стране. Они во всем пришли к согласию. Затем епископ отправился в Каупанг, и весь народ его приветствовал там. Он стал подробно расспрашивать о том, что рассказывают о чудесах Олава конунга, и получил точные сведения. Потом епископ послал в Стикластадир за Торгильсом и его сыном Гримом и просил их приехать к нему в город. Отец с сыном быстро собрались и отправились в город к епископу. Они рассказали ему о всех чудесах, о которых они знали, и о том, где они похоронили тело конунга. Затем епископ послал за Эйнаром Брюхотрясом, и тот приехал в город. Эйнар и епископ поговорили с конунгом и Альвивой и просили конунга разрешить им выкопать тело Олава конунга из земли. Конунг дал им такое разрешение и предоставил епископу свободу действий.

В городе было тогда очень много народа. Епископ и Эйнар отправились вместе с другими людьми туда, где было похоронено тело конунга, и велели там копать. Гроб тогда уже сам вышел из земли. Многие стали просить епископа, чтобы он велел похоронить конунга в Церкви Клеменса. А когда со дня кончины Олава конунга прошло двенадцать месяцев и пять дней, гроб с его святыми останками открыли. Он тогда опять сам почти вышел из земли и был совсем, как новый, будто его только что обстругали. Когда Гримкель епископ подошел к гробу Олава конунга, из него разносилось благоухание. Епископ открыл липо конунга. Оно совсем не изменилось, и щеки розовели, будто конунг только что уснул. Но те, кто видел Олава конунга, когда он пал, заметили в нем перемену, У него отросли волосы и ногти, почти так же, как если бы он еще продолжал жить в этом мире и после того, как пал. Свейн конунг и все знатные люди, которые там были, подошли, чтобы посмотреть на тело Олава конунга. Альвива сказала:

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...