Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Осень 1923 г.: концентрация движения в Москве и международное признание




 

4 сентября 1923 г. Казанская группа приняла решение, согласно которому в целях концентрации психоаналитического движения считалось желательным вхождение членов Казанской психоаналитической ассоциации во Всероссийский психоаналитический союз. В Москву были переведены А.Р.Лурия, а также доктора Б.Д.Фридман, Р.А.Авербух. Лурия был избран секретарем. Он исполнял эту должность с характерной для него тщательностью, и завоевал всеобщую благодарность. Кроме Лурия, президиум новой «Русской психоаналитической ассоциации» включал: профессора Ермакова (председатель), Отто Шмидта (заместитель председателя), доктора Шпильрейн, доктора Вульфа (последние выступали в качестве простых членов). Существовало определенное равновесие между медиками, «марксистами» и «фрейдистами». Возглавляющий ассоциацию Ермаков казалось был создан для такого рода синтеза.

В то время «Русская психоаналитическая ассоциация» в Москве насчитывала 20 человек: 11 «старых», 6 «новых» и 3 «переведенных» из Казани. Среди них 7 медиков: их число увеличивается, но большинства пока нет (небольшое большинство в масштабе всего СССР возникло в 1927 г.). В целом, с 1922 по 1930 г. вся советская группа насчитывала около трех десятков членов, что равнялось тогда одной восьмой мирового состава МПА.

Известно, что в сентябре или октябре 1923 г. Отто и Вера Шмидт встречались в Берлине с Карлом Абрахамом, секретарем Международной психоаналитической ассоциации и с Фрейдом в Вене. Эти визиты были обусловлены тем, что просьба о принятии Русской ассоциации (основанной, самое позднее в начале лета 1922 г., но фактически существовавшей с 1921 г.) в МПА вызывала оживленную дискуссию на VII психоаналитическом конгрессе (Берлин, 25—27 сентября 1922 г.) Эрнст Джонс, председатель Международной ассоциации, при открытии конгресса внес предложение принять Индийскую ассоциацию, основанную в Калькутте в январе 1922 г., а прием Русской ассоциации отложить. Принятие Индийской ассоциации у конгресса не вызывало проблем. Что не скажешь о Русской. Сам Фрейд предлагал принять ее. Однако ему возражал Брайн на том основании, что устав Русской ассоциации не находился — как того требовал пункт XII устава Международной ассоциации — в руках центрального руководства. С этим Фрейд вынужден был согласиться. В качестве компромисса он рекомендовал конгрессу разрешить центральному руководству принятие Русской группы, как только необходимое условие будут выполнены. Предложение было принято.

Затем Джонс предложил поправку к уставу движения, относительно «местных групп» в ассоциации страны — члена Международного движения, которая была принята единогласно. Не вызывает сомнений, что данная поправка как и просьба о переносе приема была внушена Джонсу «русской проблемой». Ее действие было не очень понятно, но она создавала препятствие для приема Московской ассоциации. Казань против Москвы или наоборот, и давала центру еще одно средство для контроля за работой Русской ассоциации.

Борьба длилась год: пока Шмидт не встретилась в Берлине с секретарем Международной психоаналитической ассоциации с тем, чтобы еще раз обсудить с ним условия приема Московской ассоциации. После этого председатель доктор Джонс принял решение о ее временном приеме, которое было утверждено на ближайшем конгрессе, в Зальцбурге в апреле 1924 г.

 

В Киеве, Одессе, Ростове

 

«Концентрация в Москве не мешала существованию небольших аналитических групп. Так, в Киеве, благодаря докторам Виноградову, Залкинду и Голдовскому» медицинский психоанализ вызывал большой интерес в частности в университетской клинике, руководимой профессором Гакебушем». Начиная со второго полугодия 1923—1924 г., в Клиническом институте читались лекции по психоанализу, а также проводились семинары для студентов. В Одессе «группа» состояла из двух врачей: Халецкого и Когана, читавших лекции по психоанализу и опубликовавших несколько переводов в частности «Интроекцию и перенесение» Ференци. В Ростове в 1925 г., поселилась С. Шпильрейн. Однако, в этих случаях все же правильнее говорить не о группах, а об отдельных сторонниках, «курируемых» Московской группой. В 1927 из 30 признанных членов, 24 являются москвичами.

Деятельность и трудности Московской ассоциации

 

В начале 1923 г. Московская группа организовала свою работу в двух секциях: педагогической и медицинской.

Медицинская секция под руководством доктора Вульфа объединяла «молодых медиков и студентов психиатрической клиники». Она стремилась удовлетворить существующий спрос на дидактический анализ. На Всероссийском Конгрессе по психоневрологии, который проходил в Москве с 10 по 15 января 1923 г. с десяток сообщений принадлежал членам аналитических групп Москвы и Казани или симпатизирующим им. Анализ собирал обширную аудиторию несмотря на то, что «академическая психиатрия», за исключением нескольких институтов, всегда оставалась к нему безразличной. В педагогических кругах психоанализу был оказан еще более благоприятный прием.

Осенью 1923 г. деятельность Государственного психоаналитического института становилась все более содержательной и многогранной. К этому времени экспериментальный детский дом функционировал уже более двух лет. Там находилось 12 детей в возрасте от двух до четырех лет, а в перспективе ожидалось появление групп детей раннего возраста. Проводились курсы психоанализа для врачей, психологов и студентов, а также семинары для «начинающих», посвященные эстетическому, детскому и медицинскому психоанализу. Существовал аналитический диспансер, где работали Вульф, Шпильрейн, Авербух и Фридман под руководством профессора Ермакова, и специальный детский диспансер (Ермаков и Шпильрейн). Как писал Лурия еще в 1925 г., количество анализов росло изо дня в день.

Кроме того, Ассоциация участвовала в издании «Психологической и психоаналитической библиотеки», в которой публиковались чаще всего в переводе Вульфа, многочисленные труды Фрейда — в том числе его «метапсихологические» и технические работы, самые последние «маленькие статьи» а также произведения Джонса, Ференци, Мелани Клайн, Хуг — Хельмута, Райха, Юнга и Блейлера, а также эстетические исследования Ермакова. Эта библиотека представляет собой «одну из первых попыток ознакомления русского читателя с психоаналитическими проблемами в систематизированном виде» (Лурия). Библиотека имела успех. Так, из двух томов «Введения в психоанализ» (нем. изд. 1917 г.) опубликованного в 1922 г., первый том в количестве 2000 экземпляров продали меньше, чем за месяц. Тотчас начинает печататься второе издание. Тем временем, выходит второй том. Эти публикации продолжаются как минимум до 1925 г. включительно.

На «культурном фронте» психоанализ находится в особо опасном положении, так как он причастен, в частности, к воспитанию, являющемуся объектом полемики и известной всем бдительности.

В этом смысле поучительна судьба экспериментального детского дома. Вскоре после его создания в августе 1921 г., возник слух, что там якобы для целей наблюдения у детей вызывалось сексуальное возбуждение, и власти направили туда комиссию, которая работала в течение нескольких месяцев. Мнения членов комиссии разделялись: врач и педагог были «за», а психолог и представитель Комиссариата просвещения «против». Последний лишил учреждение субсидий, но, тем не менее, не закрыл его. Некоторое время спустя новый директор Института психоневрологии, который также оказывал финансовую поддержку Детскому Дому, организовывает другую комиссию. Решение ее, в тексте которого изобилуют публичные оскорбления, приводит к упразднению субсидий. Дом спасли немецкие шахтеры, приехавшие на Съезд профсоюзов в Москву, предоставив ему отопление и питание. В знак признания Дом отныне будет называться «Международная солидарность». Однако число сотрудников приходится сократить наполовину и, соответственно, число детей падает с 30 до 12.

Осенью 1922 г. Дом передали Государственному институту психоанализа. Одна испекция следовала за другой. Весной 1923 г. его существование опять оказалось под угрозой не только по финансовым соображениям, но и из-за вновь разгоревшейся дискуссии о том, в какой мере целесообразно существование учреждения, строящего свою воспитательную систему на психоаналитических знаниях. Вера Шмидт остается оптимисткой. Она, будучи связанной, с партией, уповает не на власти, а на давление большой части психологопедагогических кругов.

Однако, давление это оказалось недостаточным: 22 ноября 1923 г. Психоаналитическая ассоциация посвятила целое заседание обсуждению педагогических принципов, применяемым в Доме. 7 февраля 1924 г. было проведено внеочередное заседание, при закрытых дверях (единственное в истории Ассоциации), где на повестке дня стояла «серия организационных вопросов, касающихся Дома». О его выводах Вера Шмидт отзовется сдержанно: «Условия не созрели». Дом был закрыт в мае или июне 1924.

И все-таки! В течение девяти лет своего существования при большевистском режиме психоанализ дал многочисленные конкретные примеры сосуществования с доминирующей идеологией.

Так, в антирелигиозной борьбе он являлся желанным и услужливым союзником. Мы уже видели, как религиозная тема сделала из старого большевика Рейснера запоздалого, но восторженного поклонника Фрейда.

«Без данных психоанализа,— пишет он в марте 1924 г., — система социальной психологии была бы невозможна. Самые важные и самые интересные проблемы (идеология и религия) нуждаются в аналитическом освещении. При условии, разумеется, подчеркивания сильного влияния общественных отношений на формирование либидо («Самовлюбленное существование и развитие либидо»). Критика религии становится предметом семинара, проводимого доктором Авербухом, и появляется в повестке дня различных заседаний Ассоциации до 1930 г. включительно.

Советские аналитики вносили свой вклад в объяснение различных социальных проблем. Сам Вульф анализировал невроз у водителей московских автобусов, а также значение алкоголизма или значение кокетства (с использованием понятия нарциссизма, очень ценимого, — как мы это увидим — советскими людьми). А. Е. Брусиловский, приглашенный на заседание 28 октября 1924 г., поставил вопрос о том, что может предложить психоанализ практику криминалисту и ответил, что психоанализ может быть очень полезен для криминологии, т. к. различные виды неудавшихся деяний помогают понять мотивы преступления. Оратор рассказал о многочисленных случаях, в которых психоанализ приходил на помощь криминологии. Уже в январе 1921 г. Всероссийский конгресс психоневрологии заслушал сообщение «О психоанализе этических соображений у молодых беспризорников». Рейснер разрабатывал тему: «Паразитизм и сексуальность». В 1926—1927 г. Авербух и особенно Фридман интересовались гомосексуализмом: сюжет, от которого уже «пахло серой». В октябре 1926 г. Лурия, Фридман, Вульф и Рейснер обсуждали вклад психоанализа в психологию реактивных состояний».

Особенно в теоретической области аналитики и их союзники должны были предоставлять свидетельства своей идеологической правоверности. Они достаточно настойчиво старались это сделать.

 

В идеологической схватке

 

Доктор Вульф постарался сблизить психоанализ с экспериментальной наукой — биологией. Так он подчеркивал значение «эрогенных зон», и дал классификацию стадий развития либидо. Однако опора на биологию влекла за собой упрек, что психоанализ как бы слишком биологизирует личность, биологическое обходит социальное, особенно в теории.

Безопаснее было опереться на теорию условных рефлексов.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...