 |
А что не получается у Вас, как у директора, при внедрении таких кардинальных перемен?
|
|
|
|
Самое страшное, что не получается – это изменение учительского восприятия работы. Это самое тяжелое. Все, что касается начальства, пожарников, СЭС – это все чепуха, дело наживное. А изменить учителя – самое сложное, поэтому с преподавателями нужна большая игра. Я пытался лет 12 назад ввести три основных принципа изменений в школе: это изменение корпоративной культуры, изменение функциональной грамотности и изменение оценочной системы. Очень смешно было с оценочной системой. Мы отказались от пятибалльной, ввели десятибалльную, но мы ее сделали рейтинговой, но не по принципу отнимания баллов, а по принципу прибавления. Например, ученик за год, чтобы быть очень хорошим в математике, должен набрать 400 баллов. Чтобы не очень хорошим – 300 баллов. Нам пришлось отказаться от этой системы, потому что мы не смогли преодолеть коммунистическую основу нашего сознания: как учителей и родителей, так и детей, в конечном счете. А смысл коммунистического сознания в следующем: надо сделать всё, иначе тебя расстреляют, «ни шагу назад». В реальной жизни мы же не делаем абсолютно всё! Мы даже отказались от словосочетания «не успевающий ребенок», мы ввели – «не успевший ребенок». Дети болеют, и получается, что ребенок, который проболел ангиной дважды в году, чтобы получить те самые 400 баллов по выходу после болезни, должен очень напрячься. А он слабый, но ему нужны эти баллы…что происходит? Он заболевает еще сильнее. Поэтому мы отказались от этой системы.
Когда я заговорил о корпоративной культуре у себя в школе, то все почему-то решили, что это имеет отношение к внешнему виду. Конечно, это тоже важно, и чем элитнее школа, тем строже внешний вид, но у нас этого не получилось, у нас дети ходят, кто в чем хочет, естественно, в пределах разумного. Тем не менее, каждая школа ставит во главу угла уважение, честь и достоинство ребенка, и у нас это получается, иного у нас быть не могло. На чем это держится? На мне это держится, и это все здесь знают, это моё требование. Я с детьми нахожусь в состоянии постоянного диалога, я все знаю, поэтому кто-то в коллективе это соблюдает органично, кто-то из чувства страха. Недавно был случай, я уволил одну молодую учительницу, которую сам взял пять лет назад, она мне понравилась, образование хорошее. А тут узнал, что ей не нравился один ребенок, и она для него выстроила урок таким образом, что он все сорок минут должен был молчать. Я об этом узнал и сразу ее уволил. Об этом всем известно. Но главное теперь, что я для себя могу с уверенностью сказать, что если я сам уеду или уволюсь, эти принципы здесь сохранятся и без меня, коллектив будет друг за другом сам присматривать, по-другому нельзя.
|
|
|
Третий принцип – функциональной грамотности – не удался совершенно, потому что отечественная дидактическая система не предполагает развития функциональной грамотности. Единственное в данном вопросе, что является предметом моей гордости, это то, что дети мои хорошо говорят на иностранных языках, хотя мы не языковая школа.
Так что очень плохо и медленно у меня получается преодоление традиционной ментальности учителя, что он – это всё! Вокруг, мол, тоже неплохо, но я – главный. И это не зависит от возраста, даже у молодежи, потому что их так учат в пединститутах. У нас для тех, кто приходит на работу есть анкеты, и там есть несколько каверзных вопросов. Например: были ли у вас в подчинении люди? И одна претендентка на должность учителя младших классов ответила: да, были – 3 «а». Всё сразу понятно с ней. Все остальные процессы в школе – это дело наживное.
Интервью провела Е. Терешатова .
|
|
|
|
|
|
|
