Причинность и вменение. Закон природы и юридический закон

При описании нормативного порядка человеческого поведения применяется этот другой принцип, отличный от принципа причинности, который можно обозначить как "вменение" (Zurechnung). Анализируя юридическое мышление, можно показать, что в правовых высказываниях (т.е. в суждениях, с помощью которых правоведение описывает свой предмет — национальное или международное право) и в самом деле используется принцип, который, хотя и аналогичен принципу причинности, все же существенным образом от него отличается. Аналогия состоит в том, что этот принцип выполняет в правовых высказываниях функцию, сходную с функцией принципа причинности в законах природы, с помощью которых описывает свой предмет естествознание. Вот пример правового высказывания: "Если человек совершил преступление, ему должно быть назначено наказание", или: "Если должник не возвращает ссуду, на его имущество должно быть обращено принудительное взыскание", или: если человек страдает заразным заболеванием, он должен быть помещен в специальное заведение". В общем виде правовое высказывание формулируется следующим образом: "При определенных (а именно, определенных правопорядком) условиях должен наступить определенный (а именно, определенный правопорядком) акт принуждения. Такова уже приводившаяся выше основная форма правового высказывания. Точно так же, как закон природы, правовое высказывание устанавливает связь между двумя элементами. Но связь, устанавливаемая правовым высказыванием, имеет совершенно иной смысл, нежели причинно-следственная связь, которую описывает закон природы. Совершенно очевидно, что преступление и наказание, гражданско-правовой деликт и принудительное взыскание, заразное заболевание и помещение в специальное заведение связаны между собой не причинно-следственной связью. В отличие от естественного закона, который утверждает: "Если есть А, то есть В", правовое высказывание утверждает: "Если есть А, то должно быть В" (даже если фактически его и нет). Тот факт, что связь между элементами в правовом высказывании имеет иной смысл, нежели связь между элементами в законе природы, объясняется тем, что связь, описываемая правовым высказыванием, создается посредством нормы, установленной правовой властью (и значит, актом воли), в то время как причинно-следственная связь, описываемая законом природы, не зависит от такого рода вмешательства.

Это различие не существует для религиозно-метафизического мировоззрения. Ведь для него связь причины и следствия установлена волей Бога-Творца. Поэтому и законы природы описывают нормы, в которых выражается божественная воля, — нормы, предписывающие природе определенное поведение. И потому метафизическая теория права полагает, что она может обнаружить в самой природе некое естественное право. Однако с точки зрения научного мировоззрения, в рамках которого может существовать лишь позитивистская теория права, различие между законом природы и правовым высказыванием следует всячески подчеркивать. Если правовое высказывание гласит, что при определенных условиях должно наступить определенное последствие т.е. если установленная правовой нормой связь между фактами, определяемыми как условие и последствие, выражается с помощью глагола-копулы "должен", то этот глагол как мы уже отмечали (ср. § 4 б), но хотим еще раз настоятельно подчеркнуть — употребляется не в своем обычном значении. Обычно посредством глагола "должен" выражается идея предписанности а не уполномоченности или позволенности. Правовое долженствование, т.е. копула "должен", соединяющая условие с последствием в правовом высказывании, охватывает все три значения: предписанное, уполномоченности и (положительной) позволенности последствия; иначе говоря, "должен" в правовом высказывании обозначает все три нормативные функции. Здесь "должен" выражает только специфический смысл, в котором два факта соединяются между собой посредством правовой нормы, т.е. в правовой норме. Правоведение может выразить эту установленную правовой нормой связь, в особенности связь между противоправным деянием и его последствием, лишь посредством этой копулы "должен". Чтобы передать специфический смысл, в котором правовая норма обращена к правовым органам и субъектам, правоведение не может сформулировать правовое высказывание иначе как следующим образом: "В соответствии с некоторым позитивным правопорядком, при определенных условиях должно наступить определенное последствие". Таким образом, неверно утверждение¹⁵, согласно которому правоведение говорит лишь, что некая правовая норма в некотором правопорядке в определенное время "имеет силу" или "действительна", а значит — в отличие от правовой нормы –говорит не о долженствовании, но о бытии. Раз утверждение о том, что некая норма, предписывающая, уполномочивающая или (положительно) позволяющая определенное поведение, "имеет силу" или "действительна", не может означать, что это поведение фактически имеет место, то такое утверждение может означать только то, что это поведение должно иметь место. В частности, правоведение не может утверждать, что в соответствии с некоторым правопорядком, при условии, что совершается противоправное деяние, последствие противоправного деяния в самом деле наступает. Такое утверждение противоречило бы реальности, так как очень часто случается, что вслед за противоправным деянием не наступает предусмотренное правопорядком последствие, а описание этой реальности не входит в задачу правоведения. И здесь не имеет значения, что описываемые правоведением нормы действительны, т.е. определяемое ими поведение является объективно должным, лишь если фактическое поведение в самом деле до некоторой степени соответствует правопорядку. Необходимо еще раз подчеркнуть, что эта действенность правопорядка есть лишь условие действительности, но еще не сама действительность. Если правоведение должно выразить действительность правопорядка, т.е. специфический смысл, в котором правопорядок обращается к подчиненным ему индивидам, то оно может сказать только, что в соответствии с некоторым правопорядком при условии, что совершается определенное этим правопорядком противоправное деяние, должно наступить предусмотренное правопорядком последствие; и это "должно" подходит к обоим случаям: и когда исполнение последствия противоправного деяния только уполномочено или (положительно) позволено, и когда оно предписано. Правовые высказывания могут быть лишь суждениями о долженствовании. Но здесь мы сталкиваемся с логической трудностью: употребляя глагол "должен", формулируемое правоведением правовое высказывание не приобретает властный (autoritativ) смысл описываемой им нормы, в правовом высказывании это "должен" имеет чисто дескриптивный характер. Но из того, что правовое высказывание нечто описывает, еще не следует, что предмет описания — бытийный факт. Ведь описываться могут не только бытийные факты, но и нормы долженствования. В особенности правовое высказывание не есть императив, оно есть суждение о предмете познания. Кроме того, оно отнюдь не предполагает одобряющего отношения к описываемой правовой норме. Описывающий право ученый-правовед не отождествляет себя с устанавливающей норму правовой властью. Правовое высказывание остается объективным описанием, оно не становится предписанием. Подобно закону природы, оно лишь констатирует связь между двумя фактами – функциональную связь.

Хотя объект правоведения – правовые нормы, а значит, и конституируемые ими правовые ценности, тем не менее правовые высказывания, подобно естественнонаучным законам, представляют собой безоценочное описание своего предмета. Это значит, что такое описание не соотносится с метаправовой ценностью и не содержит никакой эмоциональной оценки одобрения или осуждения. Если ученый, описывая с точки зрения правоведения позитивный правопорядок, говорит, что при предусмотренном правопорядком условии должен быть осуществлен предусмотренный правопорядком акт принуждения, он констатирует это, даже если он считает вменение акта принуждения его условию несправедливым, а потому не одобряет его. Нормы, создающие правовую ценность, следует отличать от норм, в соответствии с которыми оценивается конструкция права. Если правоведение вообще призвано отвечать на вопрос о правомерности конкретного поведения, то его ответ может представлять собой лишь суждение о том, что рассматриваемый правопорядок предписывает или запрещает это поведение, уполномочивает его или не уполномочивает, позволяет или не позволяет, – независимо от того, считает ли сам правовед это поведение хорошим или плохим с точки зрения морали, осуждает или одобряет его.

Поскольку правовое высказывание, как и естественнонаучный закон, констатирует функциональную связь, его можно по аналогии с естественнонаучным законом – назвать юридическим законом (Rechtsgesetz). Такой "юридический закон" (как мы уже отмечали, но хотим еще раз подчеркнуть) выражает посредством глагола "должен" лишь специфический смысл, в котором условие и следствие – особенно противоправное деяние и его последствие – связаны между собой в правовой норме; и эта связь, описываемая юридическим законом, все же отличается от выражаемой законом природы причинно-следственной связи, хотя и аналогична ей.

Подобно тому как естественнонаучный закон есть описывающее природу суждение, а не предмет описания, точно так же и юридический закон – т.е. описывающее право суждение, а именно формулируемое правоведением правовое высказывание – не есть предмет описания, т.е. право, правовая норма. Правовая норма – хотя ее и называют законом, когда она имеет общий характер, – не есть закон: это не то, что можно назвать "законом" по какой бы то ни было аналогии с законом природы. Ведь норма не есть суждение, описывающее функциональную связь между фактами. Она вообще не суждение, но смысл акта, которым нечто предписывается и, следовательно, которым между фактами впервые устанавливается функциональная связь, описываемая правовым высказыванием как юридическим законом.

При этом надо иметь в виду, что правовое высказывание, выступающее в качестве юридического закона, подобно закону природы имеет общий характер, т.е. описывает общие нормы правопорядка и установленные ими отношения. Индивидуальные правовые нормы, созданные решениями судов и административных органов, правоведение описывает так же, как естественные науки описывают конкретный эксперимент: при этом всегда указывается закон природы, действующий в данном случае. В учебнике физики, например, может быть такая фраза: "Вследствие того, что, согласно закону природы, металлические тела при нагревании расширяются, металлический шар, до нагревания проходивший через деревянное кольцо, перестал проходить через него после того, как физик N нагрел его". В учебнике по немецкому уголовному праву может быть сказано: "Ввиду того, что, согласно юридическому закону, который должен быть сформулирован применительно к немецкому праву, индивид, совершивший кражу, должен быть по суду наказан тюремным заключением, суд X в У, установивший, что А совершил кражу, решил, что он должен быть принудительно помещен в тюрьму сроком на 1 год". Суждение "А, совершивший кражу, должен быть принудительно помещен в тюрьму сроком на один год" описывает индивидуальную норму, установленную судом X в У.

Когда мы характеризуем выражаемую в правовом высказывании глаголом "должен" связь между условием и следствием как "вменение", то мы не вводим в науку новый термин, так как она уже давно пользуется понятием "вменяемость". Вменяемым называется тот, кто за свое поведение может быть наказан, т.е. привлечен к ответственности, а невменяемым тот, кто за такое же поведение не может быть наказан, т.е. привлечен к ответственности, – например, потому что он несовершеннолетний или душевнобольной. Принято говорить, что одному человеку совершенное им действие или бездействие вменяется, а другому нет. Но рассматриваемое действие или бездействие вменяется или не вменяется только потому, что в одном случае поведение связывается с правовым последствием правонарушения (Unrechtsfolge) и, стало быть, квалифицируется как правонарушение, а в другом случае этого не происходит; поэтому невменяемый не может совершить правонарушение. Но это значит, что вменение как раз и заключается в такой связи правонарушения с правовым последствием. В отличие от того, как это понимает традиционная теория, подразумеваемое в понятии вменяемости вменение не есть связь между определенным поведением и человеком, который ведет себя таким образом; для этого не нужна связь посредством правовой нормы: поведение и субъект этого поведения в любом случае не могут быть разделены. Ведь поведение невменяемого тоже есть его поведение – его действие или бездействие, хоть это и не правонарушение, которое может быть вменено. Вменение, которое подразумевается в понятии вменяемости, есть связь некоторого поведения, а именно правонарушения, с правовым последствием. Поэтому можно сказать: правовое последствие вменяется правонарушению, но это последствие не вызвано правонарушением, т.е. правонарушение не есть его причина. Совершенно очевидно, что правоведение вовсе не стремится дать каузальное объяснение правовых феноменов – правонарушения и правового последствия. В правовых высказываниях, описывающих эти феномены, правоведение применяет не принцип причинности, но принцип, который – как показывает наш анализ – можно назвать вменением.