Субъективная реальность нарцисса

Сказочный мир, в котором герой всемогущ и совершенен, вообще близок нарциссическому мировосприятию и дает вполне пригодные для идентификации фигуры. Но пьеса Островского скроена как бы специально для нарциссов, показывая их жизненный мир изнутри. Нарцисс знает, что существует внешний мир и испытывает к нему беспокойный интерес. Он так же знает, что этот внешний мир страшен и почти не поддается контролю. Частью мира являются другие люди и хорошо бы иметь с ними близкие отношения, но эта близость смертельно опасна. Опасность определяется как раз той формой отражения действительности, которая представлена в пьесе.

В пьесе совмещаются различные временные и смысловые пространства, что создает условия свободного перехода от мифологического времени к бытовому, от мифологической проблематики к внутриличностной. Сходный способ организации реальности свойственен и нарциссической структуре личности. В мире нарцисса первичная способность к тестированию действительности уживается рядом с глубоким смешением внешнего и внутреннего мира и слабым различением границ Я и объекта. В результате внешний и внутренний планы сливаются и становится неважным, где именно разворачивается событие и как его стоит понимать. Нарцисс при этом не бредит, но в действительности воспринимает внешнее как продолжение внутреннего в смысловом аспекте. Слова другого - это слова другого, но смысл этих слов неотделим от самого нарцисса, повышая его самооценку или нанося травму, так как непонятно, как что-то может существовать отдельно от собственного внутреннего мира. Снегурочка - это девушка, но в то же время высшее существо, находящееся в родстве с силами природы. Внутри самой Снегурочки такая же путаница и непонятно, где кончается ее собственная личность, и смерть - это просто смерть или освобождение от ее детского, инфантильного состояния.

Если исходить из структуры психической реальности, соответствующей нарциссической стадии, то судьбу Снегурочки можно рассматривать как наглядную иллюстрацию неосознаваемого действия влечения к смерти. Развитие - это всегда путь к смерти.

Нарциссическая стадия характеризуется нереалистическим содержанием Я, в которое включены все идеальные, "хорошие" части себя и объекта, а все "плохие" удалены. Если принять положение Фрейда об исходной направленности влечения к смерти на себя, то агрессия на объект в ситуации, когда объект и субъект еще неразделимы есть проявление этого самого влечения. «"Либидинозный" и "агрессивный" являются характеристиками восприятия и поведения, которые становятся возможными после идентификации самостных и объектных представлений» (Тэхкэ. 2001. С. 60), то есть после того, как границы Я и другого будут построены. Это тот уровень отражения, когда, как и в мифе, нет различия между частным и общим, а любой объект тотален. Стремление к смерти ограничивает эту тотальность. Согласно Фрейду влечение к смерти направлено на разрушение объединений, построенных силой Эроса на всех уровнях - от межклеточного до больших социальных общностей. Эрос стремится собрать в единое целое как отдельные клетки, так и отдельных индивидов, затем семьи, племена, народы, а «этой программе культуры противостоит природный инстинкт агрессивности, враждебности одного ко всем и всех к каждому» (Фрейд 1992. С. 115). В результате индивид так и не сливается с массой, сохраняя некоторую межличностную дистанцию, а общечеловеческая культура сохраняет многообразие. Схема формирования агрессивных импульсов, зависти и ненависти в теории Кляйн в целом не противоречат этому положению. Действие мортидо проявляется и во внутриличностном плане, дифференцируя отдельные инстанции Я, участвуя, в частности, в формировании Сверх-Я и «в виде совести использует против "Я" ту же готовность к агрессии, которую Я охотно удовлетворило бы на других» (Фрейд. 1992. С. 116).

В пьесе Снегурочка в буквальном и переносном смысле перемещается в сторону все большей дифференцированности внешней и внутренней реальности. Из леса к людям вообще, далее она прилагает усилия для движения к Лелю, обобщенному ребенку, а затем к Мизгирю, уже вполне дифференцированному объекту. Заканчивается движение смертью, что вполне логично, так как именно влечение к смерти, как отмечал Фрейд, проявляется в тенденции разрывать связи и разрушать предметы, производить все большую дифференциацию. При таком раскладе движение к объекту действительно обозначает движение к смерти как логическое завершение процесса дифференциации. Так это видится нарциссу, что и объясняет ярко выраженную амбивалентность отношений нарциссов, отмечаемую практически всеми авторами. Интерес и идеализация объекта сопровождается, даже на пике отношений, смутной тревогой и субъективно непонятным страхом. Ибо в пределе близость, как следует из пренатального опыта младенца - это не жизнь. И без стремления к смерти, а значит и к деструкции такая направленность просто невозможна.

Сюжет Снегурочки воспроизводит обряд инициации, встраивающей субъекта в социальный ряд. Возвращение Снегурочки в лес к матери представляет собой аналог (эквивалент) обряда инициации. Лес - это древний символ “потустороннего мира”, иного царства. В архаических обществах именно в лес, в горы, в пещеру отправлялся ребенок, проходящий инициацию и возвращался взрослым, имеющим право создавать семью, занимать другое положение в обществе. В лес, на испытания к Бабе Яге попадают героини и герои народных сказок. Из леса они выходят с подарками, в новых нарядах и с женихом или невестой. Для ребенка возвращение из леса было началом новой, взрослой жизни, к которой научившаяся любить Снегурочка казалось бы уже готова. Но пьеса строится по обряду календарного ритуала, предполагающего смерть, уничтожение куклы-чучела. В древних ритуалах инициации и календарных праздников проигрывалось очевидное для мифологического сознания и для нашего бессознательного единство смерти и новой жизни. Отправившийся в лес ребенок действительно умирал, чтобы смог родиться взрослый, новый человек. Умирало его детское состояние, чтобы освободить место взрослому. У Островского все очень точно показано - Снегурочка гибнет вместе с Мизгирем, воспроизводя парное уничтожение мужской и женской кукол, как это случалось на летние праздники в некоторых среднерусских губерниях. Мужская фигура называлась Кострубонька, Горюн или Ярило. Мизгирь - Ярило, воплощающий мужскую силу, должен был умереть, чтобы передать новым растениям свою силу, свою ярь. А значит снова жить в другом облике.

У Островского же смерть Мизгиря бессмысленна, он гибнет, никому не передавая своей мужской силы, наказывая себя за любовь к Снегурочке. Но противореча смыслу праздника, действие пьесы разворачивается в полном соответствии с логикой мифологического сознания, для которой имя и вещь неразделимы. Снегурочка, воплощая детский нарциссизм, холодность неразрывно связанна с этими качествами. Признак не может быть уничтожен отдельно от вещи, а значит, чтобы преодолеть детское состояние, должна умереть сама Снегурочка. Смерть героини неотвратима, хотя и носит явно нереалистический характер. Островский придумал даже специальный трюк, чтобы показать на сцене таяние, превращение живой девушки в воду.

Получается, что процессы, происходящие в мифологическом и социальном пространствах противоречат друг другу. Однако пьеса не воспринимается как абсурд, она затрагивает чувства зрителей и вызывает эмоциональный отклик. На глубинном уровне схема взаимодействия героев пьесы и их судеб имеет отношение к вечной борьбе жизни и смерти, Эроса и Танатоса, стремлению продолжить жизнь и, с другой стороны, остановить ее. Данная оппозиция дополняется противопоставлением “индивидуальное - коллективное”. Смерть индивида, по пьесе, является условием жизни рода - продолжить род - значит умереть как личность.

Эту мысль ярко выразил М.М. Бахтин, указывая на «надъюридическое преступление всякой самоутверждающейся жизни... преступление звена в цепи поколений, враждебно отделяющегося, отрывающегося от предшествующего и последующего», в этом, по его словам «...глубинная трагедия самой индивидуальной жизни, обреченной на рождение и смерть, рождающейся из чужой жизни и своей смертью оплодотворяющей чужую жизнь (если можно говорить о психологии, то о глубинной психологии самой жизни, психологии индивидуальности как таковой, психологии борьбы сомы и плазмы в душе человека)» (Бахтин М.М.,1996. С. 86). Либо стремление сохранить смертную сому телесной оболочки индивидуальности, либо обеспечить бессмертную жизнь вида.

Происходящее соответствует описанному Фрейдом внутриличностному конфликту между инстинктами Оно и ценностями Я. Оба инстинкта - либидо и мортидо обеспечивают продолжение рода за счет слияния с другими, появления потомства и, в конце концов, устранения индивида. Эта тенденция вступает в противоречие со стремлением Я к самосохранению, которым Оно пренебрегает. Самосовершенствование, развитие собственной индивидуальности как часть заботы о себе строится за счет вытесненной и сублимированной энергии инстинктивных влечений Оно: «...то, что наблюдается у небольшой части людей как стремление к дальнейшему усовершенствованию, легко становится понятным как последствие того вытеснения влечений, на котором построено самое ценное в культуре» (Фрейд, 1992. С.234).

Инициация - это не только символическая смерть ребенка, но и переход к символическому порядку, позволяющему преодолеть оппозицию жизни и смерти. «Инициация - тот поворотный момент социального сцепления, та темная камера, где рождение и смерть перестают быть крайними членами жизни и реинволюционируют друг в друга... затем, чтобы, например, сделать из посвященного подлинно социальное существо» (Бодрийяр, 2000. С. 242). С этого момента жизнь и смерть становятся элементами социального бытия, определяющими реальность жизни в промежутке между рождением и смертью и их взаимозаменяемость в смене поколений. Жизнь отдельного индивида становится воспроизводимым, повторяемым актом в цепи повторяющихся рождений и смертей представителей рода.

Анализируя происходящее с человеком в процессе инициации А.Г. Асмолов особенно выделяет ее порождающую функцию, обретение новой личности, ее испытания на прочность. И в то же время в этих обрядах демонстрируется тотальная власть общества над личность. “Индивид рассматривается как песчинка, как глина, как “чистая доска”, на которой группа записывает знания и мудрость. Общность буквально осуществляет “вклад” в индивида, строит его личность” (Асмолов, 1996. С. 532). Обряд инициации, как и любой обряд, любой ритуал связан с утверждением примата ценностей общности, единства членов родовой группы. “Ритуал не просто механически и “на время” объединяет отдельных индивидов, а является условием индивидуализации общественных образцов поведения. Ритуальное действие, регулируемое общественным эталоном поведения, оказывается поэтому более сильной структурой по сравнению с сугубо индивидуальным действием, регулируемым эмоциональным психическим состоянием” (Родионова, 1979. С. 309). А это значит, что одной из составляющих инициации является и реальная опасность потери себя, вызывающая сопротивление общественному давлению, осуществлению вкладов. Ближайшим психологическим аналогом отраженных переживаний можно считать страх потери девственности, а сам сюжет рассматривать как допускающий использование в дидактических целях запугивания из разряда «не ходите дети в Африку гулять». Информация о том, что и в Африке можно выжить, будучи взрослым, осторожно опускается, дабы не пробуждать опасное желание личностной зрелости.

Однако стоит учитывать, что обряд инициации, как отмечает Бодрийяр, принадлежит обществу, находящемуся на доэдиповой стадии развития. Инициация восстанавливает символический порядок, создавая союз между живым и неживым, и сам Эдипов конфликт становится невозможным, так как место реального отца занимает символический отец, обитающий в царстве мертвых. «В обществе, подчиненном законам предка, у индивида нет никакой возможности убить отца, который всегда уже мертв и по-прежнему жив в обычаях Древних» (Бодрийяр, 2000. С. 247). Если влечение к смерти удовлетворяется в инициатором действии, то нет оснований для внутриличностного конфликта, формирования совести, и вообще дальнейшего развития. Мотив смерти, отыгранный Снегурочкой во внешнем действии инициации буквально закрывает ей путь к дальнейшему развитию и приводит к личной смерти. При этом она остается жить как вечно живая фигура в царстве мертвых, как милая фигура рядом с Дедом Морозом. Нарцисс совершает аналогичные действия, реализуя мотив смерти, агрессию во внешнем плане и так же лишая себя возможности усложнения структуры личности и перехода к следующей стадии.

В ходе дальнейшего развития стремление к смерти никуда не исчезает, но, обеспечивая существование личности, отводится во вне, проявляясь в виде внешней агрессии и/или связывается с либидо. Однако бессознательное знает об этом влечении, и нарцисс, чья психика не обеспечена надлежащими структурными изменениями, живет в мире, где влечение к смерти выступает в своем чистом виде, формируя амбивалентное отношение к собственным изменением.

 

Литература:

Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование ми­ров. М. - Воронеж, 1996. - 768 с.

Афанасьев А.Н. Народные праздники // Живая вода и вещее слово. М., 1988.

Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. - М., 2000.

Бахтин М.М. Собр. соч в 5 тт. Т. 5. - М., 1996.

Кернберг О. Отношения любви: норма и патология. М., 2000а.

Кернберг О. Тяжелые личностные расстройства. М., 2000б.

Кохут Х. Психоаналитическое лечение нарциссических расстройств личности //Антология современного психоанализа. - М., изд-во «Институт психологии РАН», 2000. С. 409 - 429.

Куттер П. Современный психоанализ. - СПб. 1997.

Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф - имя - культура // Ю.М. Лотман. Избр. ст. в 3-х т. Таллин, 1992. С. 58 - 75.

Липовецки Ж. Эра пустоты. СПб., 2001.

Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика. М., 1998.

Островский А.Н. Полн. Собр. соч. в 12 т. Т. 7. - М.. 1977.

Психоаналитические термины и понятия: Словарь /Под ред. Барнесса Э. Мура и Бернарда Д. Файна. М. 2000.

Родионова Е.А. Способы описания личности и “сценическая модель” //Социальная психология личности. - М.: “Наука”, 1979а. С. 300 - 324.

Рыбаков Б.А. Рождение богов и богинь // Мифы древних славян. - Саратов, 1993.

Тэхкэ В. Психика и ее лечение: психоаналитический подход. М.2001.

Улыбина Е.В. Психология обыденного сознания. М., 2001.

Успенский Б.А. История и семиотика // Избранные труды. Т. 1.- М., “Гнозис”, 1994.

Фрейд З. Введение в психоанализ. - М.: Наука, 1989.

Фрейд З. Недовольство культурой // Психоанализ, Религия. Культура. М., 1992. С. 65 - 135.

Хензелер Х. Теория нарциссизма // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. - М., 1998.

 

 

[1] Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ № 00-15-98425

123	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: