Представления о смерти в древнем мире 7 глава
Оккультистам непонятна радость христианства. Они не знают –что такое благодать, благой дар. Их карма выдает им лишь скупые зарплаты (даже без авансов). И оттого не с возмущением и не с улыбкой, а с горестным недоумением читаешь их истолкования Евангелия: ну, в какой же затхлый мир надо загнать себя, чтобы так безрадостно, безнадежно смотреть на религию! Например: «В том, что Иисус давал учение о реинкарнации, более всего убеждает меня факт, что требования, которые он выдвинул как условие спасения, многие люди найдут невыполнимыми в течение одной жизни»[142]. Да ведь весть Христа - не о том, что есть Законодатель и Судия, а о том, что есть Помощник! «Они же чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу» (Мк. 10,26-27). Именно мистическую, мистериальную составляющую христианства, весть о том, как Бог входит в жизнь человека, преображая ее – это оккультные писатели оставили в стороне ради того, чтобы изготовить еще один кривой костыль для своего любимого кармического идола. Без всякого внимания и уважения к тексту и контексту теософы пробуют увидеть доктрину реинкарнации там, где речь идет о духовном, а отнюдь не о физическом рождении. Например, Елена Рерих пишет: “В словах “я снова в муках рождения” (Гал. 4,19) утверждается закон перевоплощения”[143]. Приведу полный текст обращения Павла к ученикам: “Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос! Хотел бы я теперь быть у вас” (Гал. 4, 19; ср. 1 Кор. 4, 15). Здесь — скорбь учителя и желание увидеть своих учеников духовно возрожденными. Реинкарнацию здесь может увидеть только человек, который читает не первоисточник христианства, а только вырезки из него, прошедшие теософскую цензуру[uuu].
Чтобы в христианстве апостольского века видеть доктрину метемпсихоза, надо забыть слова ап. Павла: “человекам положено однажды (‘apax’ — один раз, единожды) умереть, а потом Суд” (Евр. 9,27). Оккультисты, чтобы избавиться от этого апостольского заверения, предлагают понять этот текст «духовно»: мол, речь идет о духовной смерти, о смерти во грехе, а не о смерти тела…[144]. Но разве единожды человек грешит в своей жизни? «Братия мои!.. все мы много согрешаем» (Иак. 3,1-2). И разве после каждого греха следует суд? Будь оно так – не было бы в Библии книги Иова. Кроме того, вся глава того Послания, где находится дискутируемая фраза, говорит о некоей новой единократности, противопоставляемой былой и напрасной множественности и повторности. Прочитаем этот текст, выделяя эту линию: ветхозаветная скиния “есть образ настоящего времени, в которое приносятся дары и жертвы, не могущие сделать в совести совершенным приносящего. Но Христос однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. Христос вошел в самое небо, не для того, чтобы многократно приносить Себя, иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею. И как человекам положено однажды умереть, а потом суд, так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение. Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними. Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. Но жертвами каждогодно напоминается о грехах. Освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принеся одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога. Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых… И грехов их и беззаконий их не воспомяну более. Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым».
Заметьте этот настойчивый паралеллизм: «как человекам положено однажды,.. так и Христос». Из этой формулы следует, что если бы люди умирали многажды, то и Христу пришлось бы пройти через многократное жертвоприношение. Но это именно тот тезис, который апостол настойчиво и многократно опровергает. Если же Христос страдает лишь однажды, а «человекам положено, как и Христос», то отсюда следует, что павлово «однажды» в Евр. 9,27 не может иметь никакого оттенка сериальности (мол, после конца очередного сеанса воплощения подводится итог каждой из серий). Это место никак нельзя лишить его анти-реинкарнационного звучания. Кроме того, в Новом Завете есть места, которые, хоть и не содержат прямого отвержения реинкарнации, но явно противоречат некоторым деталям, которыми обычно обставляется миф о реинкарнации. Например, один из самых красивых философских мифов в истории — это рассказ Платона о “долине забвения”, проходя через которую души забывают, что они знали раньше. Те, кто идут с неба в наш мир, в этой долине забывают горнее; те, кто уходят с земли, в этой же долине забывают все земное[vvv]... Но в Евангелии есть притча о богатом и Лазаре. Оба они по своей смерти помнят, что случилось с ними при жизни (Лк. 16, 19-28). Души мучеников в Откр. 6,10 также помнят и свои былые мучения, и видят, что происходит на земле… Миф о “долине забвения” — далеко не частная деталь в реинкарнационном учении. Без него нельзя объяснить, почему человек не помнит своих прежних жизней. Не забудем также, что проповедь перевоплощений предлагается для того, чтобы допустить переход душ из мира в мир с исправительными остановками на земле. Однако именно это прямо исключается евангельской притчей: «сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (Лк. 16,26).
Еще одно такое библейское место с очевидно антиреинкарнационными последствиями — слова ап. Павла о том, что “всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое” (2 Кор. 5,10). Ответ держится только за одну жизнь «в теле». Тут нет никакого “накопления кармы” или “изживания кармы” в течение многих жизней и многих тел[www]. Незадолго перед этим ап. Павел также говорит нечто, совсем не предполагающее реинкарнационного подтекста: “Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище” (2 Кор. 5,1-2). Апостол не утешает гонимых христиан тем, что после смерти этого тела им будет дано другое. Он говорит о том, что после совлечения одежды тела мы будем облечены в Бога и войдем в вечное и нерушимое жительство на небесах. Сторонники реинкарнации ссылаются на, что еще до рождения ветхозаветный Иаков был предпочтен своему близнецу Исаву: мол, за заслуги в предшествующей жизни. Апостол Павел, однако, пишет об этом событии иначе: “когда они еще не родились и не сделали ничего доброго или худого (дабы изволение Божие в избрании происходило не от дел, но от Призывающего), сказано было ей: больший будет в порабощении у меньшего. Итак, помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего” (Римл. 9,11-16). Итак — “ не от дел ”, то есть не от “кармических заслуг” прежней жизни зависело предызбрание; оно вытекало из предзнания Богом последующих судеб этих близнецов и их родов. Если теософия ставит Божество под власть кармических законов, то Библия, напротив, видит Бога освобожденным от всех внешних понуждений. Бог Ветхого Завета явлен прежде всего как Воля. Если она желает, чтобы Иаков, младший сын, а не первенец Исав стал наследником обетований — эта Воля и делает его таковым. И причина такого поступка Творца не в кармическом прошлом Исава или Иакова, а в будущем, причем не только в ближайшем, то есть приходящемся на период земной жизни братьев, но в гораздо более отдаленном.
Спустя века отношения “Нового Завета” к “Ветхому Завету” будут строиться именно по образцу отношений Исава и Иакова. Народ Израиля — первенец Божий (“Израиль сын Мой, первенец Мой” — Исх. 4,22). Но однажды это право особой, исключительной близости к Богу перейдет на новый народ, на народ христиан (“от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность” — Римл. 11,11). Исторически отношения Израиля и христиан осмыслялись по образцу отношений Исава и Иакова (именно в этом контексте и вспоминает историю двух братьев ап. Павел). Но с точки зрения христианской историософии причинно-следственная связь здесь скорее обратная: рассказы о переходе Божиих благословений, о переходе прав первородства включены в книги Ветхого Завета, в священные книги евреев для того, чтобы Израилю было легче понять духовный смысл происшедшей трагедии. Будущее событие, предвидимое Творцом, есть причина его прообразов, которыми Промысл насыщает Священную историю и тем самым готовит наступление “полноты времен”. Первый раз эта тема зазвучала в рассказе о наречении имен животных. Человек, который в порядке физического времени — новичок в мире, последыш, оказывается главой земной семьи. В глазах Бога он “старше”, важнее, существеннее всех животных (даже самых “древних”)[xxx]. Во второй раз тема передачи прав первородства появляется в четвертой главе книги Бытия. Уже в рамках человеческого рода достоинство первородства отымается от Каина и переходит сначала к Авелю, а после его убийства к третьему сыну Адама — к Сифу. Наконец, пройдет еще некоторое время, и в середине книги Бытия этот мотив зазвучит уже весьма резко. Исав “за чечевичную похлебку” уступит своему младшему брату Иакову право первородства (Быт. 25,29-34). Более того — минуя старшего Исава, на Иакова от их отца Исаака перейдет участие в Завете с Богом (Быт. 27). Иаков на смертном одре благословляет младшего Ефрема, отстранив старшего Манассию (Быт. 48). Затем Иосиф Прекрасный – младший сын – оказывается спасителем своей семьи. А в следующем ключевом пункте еврейской истории первенство наследует Давид, отстраняя семерых старших братьев (1 Цар. 17,12-14). Так что эпизод с Исавом и Иаковом понятен без “кармической мудрости” — и понятен именно из собственного и целостного контекста Библии. Следующий библейский эпизод (уже собственно новозаветный), которому теософы повелевают служить подпоркой реинкарнационного мифа — это рассказ о слепорожденном. В этом евангельском эпизоде ученики задают Христу вопрос: “Кто согрешил: он или родители его”? (Ин. 9,2). Комментарий теософов понятен: если человек был слеп от рождения, когда же он мог согрешить? — Не иначе как в прошлой жизни.
Это рассуждение выглядит логичным опять же лишь при отрыве одной фразы от целостного библейско-исторического контекста. Во-первых, если кто-то спрашивает о чем-то Иоанна или Христа — это не означает, что вопрошаемый согласен с той теорией, на которой основывается вопрос. Меня часто на лекциях спрашивают об НЛО, но это не означает, что я сторонник уфологии, или что уфология — это традиционная и народная религия России. Точно также, если бы люди, спрашивавшие Христа, верили в переселение душ, это вовсе не означало бы, что Христос и евангелисты разделяли эту веру. Во-вторых, стоит заметить, что этот вопрос предполагает не слишком хорошее знание Писания. Вопрошающий считает, что несчастье слепорожденного можно объяснить двумя причинами: грехами его самого или грехами его родителей. Так вот, второе предположение означает, что автор вопроса, хоть и знал “десять заповедей”, но не помнил позднейших книг Пророков. Действительно, синайское законодательство времен религиозного рождения Израиля говорило, что Господь есть “Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои” (Исх. 20,5-6). Кстати, заметим, что это не может быть голосом “кармы”: Бог Ветхого Завета явно не есть закон автоматического воздаяния за любые поступки человека. Он любит усиливать последствия добрых поступков, в то время как последствия злых дел Он гасит, неизмеримо умаляя их последствия по сравнению с последствиями добрых деяний (последствия добра испытывают тысячи поколений, тогда как последствия зла — только три). Смысл этой формулы Декалога отнюдь не в угрозе наказаниями и местью, а в возвещении того, что Бог желает быть Богом любви, а не Богом возмездия. Смысл этой формулы в возвещении того, что Творец не измеряет обилие Своих наград с незначительностью тех даров, что может принести Ему человек (см., например, евангельскую притчу о работниках одиннадцатого часа или слова Спасителя: “Не мерою дает Бог Духа” — Ин. 3,34). Но даже эта формулировка Десятословия, столь далекая от принципа кармического воздаяния, затем отстраняется как не вполне открывающая полноту Божией любви. Спустя несколько столетий после Моисея пророку Иезекиилю Господь уже говорит: “Зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: “отцы ели виноград, а у детей на зубах оскомина”? Живу Я! говорит Господь Бог, — не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле. Ибо вот, все души — Мои: как душа отца, так и душа сына... Вы говорите “почему же сын не несет вины отца своего?”. Потому что сын поступает законно и праведно, все уставы Мои соблюдает и исполняет их, и он будет жив. Душа согрешающая, та умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается” (Иезек. 18,2-4 и 19-20). Итак, вопрос о слепорожденном не мог исходить от некоего ученого носителя израильской “эзотерической традиции” — ибо исходит от человека, который не знает толком даже основополагающих библейских текстов. Если же из двух предлагаемых им вариантов ответа один явно отвергается Библией, то тем более нет оснований полагать, что другой предлагаемый им ответ родился именно из глубокого проникновения вопрошателя в суть религии Пророков. В-третьих, даже если поверить Флавию и признать, что у некоторых израильтян была вера в реинкарнацию, то придется признать, что именно сторонник метемпсихоза и не мог спросить “Кто согрешил: он или родители его?”. Ведь грешники не перевоплощаются. А значит, даже если автор вопроса и был реинкарнационистом, он, задавая свой вопрос о грехе, не мог думать о реинкарнациях. В-четвертых, иудеи могли считать, что мальчик согрешил еще прежде своего рождения - но при этом не видеть в этом ни указания на его прежние жизни, ни указания на бывшие в них грехи. Дело в том, что в иудейской околобиблейской литературе есть представление об Адаме Кадмоне - об Адаме-Всечеловеке. Все души (или по крайней мере души всех евреев) существовали в Адаме, и поэтому все они согрешили в нем[yyy]. Значит, вопрос мог исходить от людей, которые слышали об этой теории и теперь вот поинтересовались: страдает ли юноша во искупление своего первородного греха[zzz], или за частные грехи родителей. В-пятых, раввинистическая традиция развивала и учение о некоем "внутриутробном грехе". Некий христианин спросил раввина Иуду Патриарха: "С какого времени злое влияние оставляет свой след на человеке, со времени образования зародыша в утробе или от момента рождения?". Раввин ответил: "С момента формирования зародыша". И сослался на Быт. 4,7, где Господь говорит Каину: " у дверей грех лежит", делая из этого вывод, что грех может ожидать человека у дверей утробы[145]. Подобные же рассуждения содержатся в раввинистическом комментарии книги Бытия, который относится приблизительно к 400 году н.э.: различие судеб Исава и Иакова определено уже тем, что, когда Ревекка проходила мимо «капищ идолов», Исав показывал свою радость, ворочаясь у нее в утробе, а когда «она проходила мимо синагог и школ, ворочался Иаков, пытаясь выбраться наружу»[146]. И в каноническом библейском тексте мы встречаем верование в то, что ребенку еще до рождения (то есть во чреве матери) уже свойственны душевные движения – вспомним радость Иоанна Предтечи при встрече его матери с Матерью Христа («взыграся младенец во чреве моем»). В-шестых, если уж столько внимания уделяется вопросу, заданному Христу, то тем серьезнее стоит отнестись к ответу Христа. “Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии”. И исцелил слепого. Это не отрицание грехов (в конце концов, нет ни одного человека, который не грешил). Но это перенос самой проблемы совершенно в иную плоскость. Здесь тот же случай, что и в споре о первородстве. Будущее чудо, которое должно было привести к вере самого этого человека и явить слепоту фарисеев (см. всю девятую главу у Иоанна), и было причиной рождения его слепым. В Священной истории телеологическая причинность встречается весьма часто[aaaa]. Многие события не имеют смысла в себе, но он к ним придет из будущего — из того будущего, которое, по слову Никейского Credo, Господь творит “нас ради человек и нашего ради спасения”. Человек, который верит в Промысл, знает, что многие события можно осмыслить, если начать постижение их смысла не с утверждения “потому, что...”, но с ожидания — “затем, чтобы...”. Историк ищет предпосылки: “почему”. Пророк раскрывает смысл: “затем, чтобы”. Историк смотрит из предыстории, из прошлого. Пророк — из будущего, из метаистории. Христа спрашивают о слепорожденном: “Почему?”. Он отвечает: “Затем, чтобы...”. Причем здесь реинкарнация? Подстраивание сюда “кармы” означает низведение Пророка до уровня медика-диагноста. Теософы, любящие говорить о “тайном” и “непостижимом”, именно тайны Промысла и не видят здесь, все уплощая до кармического позитивизма. Бог, в Вечности знающий цели и итоги каждой из созданных Им жизней, Промыслом Своим помогает (но не насилует!) людям подойти к этим целям. Нечувствие этой библейской идеи, стремление заменить личного и свободного Бога пророков безликой и механической кармой понуждают оккультных пропагандистов видеть реинкарнацию в библейских выражениях типа Иер. 1,5 (“И было ко мне слово Господне: прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде, нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя; пророком для народов поставил Я тебя”). Библейский Бог открывается прежде всего как Воля. Его воление может иногда казаться несправедливым, ошарашивающим (вспомним жертвоприношение Авраама). Откровение об Абсолюте предполагает, что человеческие рамки не могут Его вместить и объяснить. И причем речь идет о всех человеческих рамках — в том числе и этических и этикетных... Оккультисты с восторгом готовы разъяснять”апофатическое” содержание взаимопротиворечивых откровений языческих божеств (например, явление Кришны в Бхагавадгите 11,15-32). Но они не желают заметить и оправдать и то обстоятельство, что Бога Библии также нельзя “приручить” и сковать никакими законами. В том числе и — и законом кармы. Бог Ветхого Завета выше справедливости[bbbb]. Новый Завет объяснит, почему: потому что Он — Бог любви. Так что нет никаких оснований считать, будто этот "ответ Христа представляет собой важный вклад в вопрос о "карме"[147]. В запасе у теософов есть еще вопрос об Иоанне Предтече. Если его кто-то считал за Илию — значит, полагают они, евреи предполагали возможность реинкарнации души Илии в тело Иоанна. "Христос, например, утверждает, что в прошлой жизни на Земле Иоанн Креститель был пророком Илией. Разве этого недостаточно, чтобы принять Доктрину Перевоплощения?"[148]. Присмотримся внимательнее - действительно ли именно это утверждал Христос. Во-первых, ни из чего не видно, что сами вопрошатели исходили из теории реинкарнации. Иоанна спросили: Христос ли ты? Илия? Или Пророк? (Ин. 1, 19-21). Все три вопроса связаны между собой. И на все следует один ответ: “За кого почитаете вы меня? я не тот”, — приводит ап. Павел слова Предтечи (Деян. 13,25). Прежде всего иудеи спросили о главном — не Христос ли перед ними. Иоанн отвечает: “Нет”. Тогда иудеи понижают сакральный ранг Иоанна и спрашивают — не Илия ли он. Этот вопрос важен для иудеев, потому что, по пророчеству, Илия должен прийти накануне пришествия Мессии, чтобы предупредить о наступлении последних дней. Иоанн не собирался предрекать конец мира или падение Римской империи. Поэтому на вопрос “ты ли тот Илия”, то есть последний пророк, возвещающий наступление мессианской эпохи молочных рек, перестающих течь по субботам, — Иоанн отвечает “нет”[cccc]. Вера в то, что Илия будет вестником конца, и доныне сохранилась у христиан. В тех “двух свидетелях”, которые будут обличать Антихриста и будут им убиты (Откр. 11,3-12), христианское предание видит Илию и Еноха — ветхозаветных праведников, которые не умерли на земле, но были взяты живыми на небо. Им еще предстоит проповедовать перед вторым пришествием Христа (и тем самым исполнить предреченное об Илии) и предстоит умереть (и тем самым исполнить путь всякой плоти). Илия должен будет предостеречь от ложного Мессии и проповедать истинного Христа. Поскольку же Иоанн делает то же самое — указывает на истинного Мессию — Христос говорит о нем, что он несет служение Илии. По иудейским ожиданиям Илия должен был явиться перед самым пришествием Мессии, чтобы указать Израилю на Него: "Вот Я пошлю к вам Илию пророка перед наступлением дня Господня, великого и страшного" (Мал. 4,5). Соответственно, иудеи не могли принять Мессию, перед которым не проповедовал Илия. Иисусу же для того, чтобы израильтяне могли принять Его мессианство, надо было указать на того, кто исполнил служение Илии. У Иоанна Предтечи и Илии одно служение, одна функция — указать людям на истинного Мессию. Поэтому и отождествляет их Христос — не их личности, но их служение. Христос, отождествляя Иоанна и Илию, открывает Свою тайну, а не тайну Иоанна[dddd]. Он и есть Тот, Кому должен послужить Илия. Иоанн лишь в том смысле Илия, в каком советская пропаганда говорила, что «Сталин - это Ленин сегодня». Нередко Пушкина называют русским Шекспиром... Лермонтова - русским Байроном... Что же - неужто всякий так выражающийся тем самым верит в то, что душа Шекспира переселилась в Пушкина, а Байрона в Лермонтова?.. По евангельскому свидетельству, Иоанн проповедует "в духе и силе Илии” (Лк. 1,17)[eeee]. “Дух” есть нечто иное, чем душа. О “духе Илии” Писание говорит, что “опочил дух Илии на Елисее” (4 Цар. 2,15). Елисей — прижизненный ученик Илии. Перед своим вознесением “Илия сказал Елисею: проси, что сделать тебе, прежде нежели я буду взят от тебя. И сказал Елисей: дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне” (4 Цар. 2,9). Как знак передачи пророческой силы и служения Елисею оставляется плащ (милоть) Илии. “И взял милоть Илии, упавшую с него, и ударил ею по воде, и сказал: где Господь, Бог Илии, — Он Самый? И ударил по воде, и она расступилась... И увидели его сыны пророков, которые в Иерихоне, издали, и сказали: опочил дух Илии на Елисее” (4 Цар. 2, 14-15). Итак, “дух Илии”, пророческий дух есть Божий дар, собственно — благодать. Иоанн, проповедующий “в духе Илии”, действует в Духе Божием. Ориген приводит параллель: Бог столь близко соединил Себя с древними святыми, что назвал Себя “Богом Авраама, Исаака, Иакова”. Почему же Святой Дух не может назвать себя “духом Илии”? (Толкование на Ин. VI, 10, 68). Поставив знак равенства между “духом Илии” и “духом Иоанна”, как общим “пророческим духом”, то есть поняв дух всех пророков как ниспадающую на многие души единую благодать Духа Святого, Ориген смог предложить аллегорическое толкование “таинства Предтечи” (sacramentum Ioannis — Толк. на Лк. 4,29). Слова апостола “никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым” (1 Кор. 12,3) означают, что Дух Своим касанием человеческого сердца должен предшествовать принятию им Христа. Поэтому Дух оказывается Предтечей, раскрывающим путь для Сына. И в жизни каждого христианина Предтеча-Дух Божий указует на воплотившегося Искупителя. Иоанн — “голос” (“глас вопиющего в пустыне”), а Христос — Слово (Толк. на Ин. 2,32). Голос раскрывает, являет Слово. Во всех пришествиях Иоанн предваряет Иисуса — в том числе и в пришествии Христа в сердце (Толк. на Ин. 2,37). “Если кто предназначен к вере во Христа Иисуса, необходимо, чтобы прежде дух и сила Иоанна пришли в его душу, дабы подготовить ко Господу народ совершенный и уготовить тропки среди неровностей сердца. И сегодня также дух Иоанна предшествует явлению (parousia) Господа” (Толк. на Лк. 4,29)[ffff]. Если учесть, что Иоанн — проповедник покаяния, то вполне понятно, что покаянный дух есть условие принятия Христа. Вспомним, наконец, третий вопрос, задаваемый Иоанну: не тот ли ты Пророк? Его не спрашивают — пророк ли он вообще. В греческом тексте стоит определенный артикль. Речь идет о совершенно определенном пророке, чье служение столь же определенно, как и служение Илии. Это воспоминание об обетовании, оставленном в древности Моисею: “Я воздвигну им Пророка из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста Его, и Он будет говорить им все, что Я повелю Ему” (Втор. 18,18). Иногда этот грядущий Пророк, “подобный Моисею”, отождествлялся с Мессией, иногда же ставился ниже Искупителя. В сознании людей, вопрошавших Иоанна, он был, очевидно, даже менее значимой фигурой, чем Илия — и все же страстно ожидаемой. Какие-то оттенки понимания этого “Пророка” фарисеями показались Иоанну не соответствующими его служению, и он в третий раз сказал — “нет”. Итак, каков бы ни был смысл вопроса, ответ Иоанна все же вполне ясен. И вполне ясно, что на прямой вопрос — Илия ли он, Иоанн ответил: “Нет” (Ин. 1,21). Кроме того, вопрос “Не Илия ли ты” не может носить реинкарнационного смысла хотя бы потому, что, согласно библейскому повествованию, Илия не умер, его душа не рассталась с телом и, в силу этого простого обстоятельства, не могла переселиться ни в тело Елисея, ни в тело Предтечи (4 Цар. 2,11,17). И если Илия был телесно вознесен в горний мир, то где же пребывало тело Илии, когда душа его воплотилась в Иоанна Крестителя? Неужели в Небесном мире при жизни Иоанна Предтечи находилось мертвое тело Илии? Тело, оставленное душой, ведь и называется трупом. Религиозная мысль может предположить, что в Царстве Божием находятся души, временно разлученные с земными телами. Но что там может находиться мертвое тело, временно покинутое душой (которая ушла из него, чтобы вселиться в Иоанна), — эта гипотеза уж слишком экстравагантна[gggg]. Кроме того, теософам очевидно затруднительно будет совместить их доктрину с явлением Илии на Фаворе. Почему во время Преображения Господня (Мф. 17) Илия явился не в своем последнем воплощении, а в “старом” своем теле? Впрочем, серьезные затруднения для теософов на горе Преображения являет не только видение Илии. Дело в том, что там предстал еще и Моисей. Он явно при этом не посоветовался с духом Е. Рерих, утверждавшей (как всегда, без всякого конкретно-проверяемого указания на источники): “по древнейшим еврейским Писаниям, Мессия в Книге Своих еврейских жизней должен иметь такие воплощения, как Моисей и Соломон”[149]. Итак, Христос (Мессия) раньше был Моисеем. И оказывается, на горе Фавор Моисей встретился сам с собой — в двух телах одновременно... Абсурдность такого прочтения кажется очевидной даже самой Е. Рерих — и потому она спешит предупредить, что Иисус вообще не был Христом...[hhhh] Так что вера христиан вообще строится на изначальной ошибке (“Некоторые евреи, не признающие Христа своим Мессией, гораздо ближе именно к учению Христа, нежели многие современные книжники, богословы и иереи”[150])[iiii]. Сколь мало можно видеть реинкарнационную “эзотерику” во всех преданиях и сплетнях толпы, видно и из вполне параллельного ряда мнений, бытовавших о Христе. Иисус спрашивал учеников Своих: “за кого почитает Меня народ? Они сказали в ответ: за Иоанна Крестителя, а иные за Илию; другие же говорят, что один из древних пророков воскрес” (Лк. 9,18-19). Здесь мы видим явную веру в воскресение. Люди были готовы видеть в Иисусе воскресшего Иоанна, воскресшего древнего пророка или вернувшегося Илию. Но они никак не могли видеть в Нем реинкарнацию Иоанна: Предтеча родился лишь на шесть месяцев раньше Иисуса. Однако сходство проповеди (Иисус начинает свою проповедь с тех слов, что постоянно говорил Иоанн — “покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное”), одинаковый возраст, и, очевидно, родственная похожесть (они ведь родственники — см. Лк. 1,36) делали возможным узнавание Иоанна в Иисусе. Итак, были совершенно некармические основания для сближения Иоанна и Иисуса. Такие же некармические, но собственно внутрибиблейские основания были и для сближения Иисуса и Илии, Иисуса и кого-либо из древних пророков[jjjj], а также Иоанна и Илии. Кстати, знаете ли вы, что дальше, по мнению оккультистов, произошло с Иоанном Предтечей? - "Иоанн Предтеча перевоплотился в Александре Мене"[151]. Но эту байку мы разбирать уже не будем. В ней интересно лишь одно: она показывает механизм конструирования мифов. Как известно, магическое сознание (наиболее явно в так называемой "симпатической магии") заметив две схожие черты в двух совершенно разных предметах отождествляет их. Схожее в одном отношении тождественно во всех остальных. Фигурка тождественна человеку, изображаемому фигуркой. Так в народном сознании глава Иоанна Предтечи оказывается тождественной с любым круглым предметом (и народными поверьями воспрещается резать арбузы в день усекновения главы Иоанна Предтечи). Магическое сознание не умеет замечать частности, не умеет видеть в предметах что-то большее, чем то, что показалось первоначально. Почему же Иоанн Предтеча оказался для киевской оккультистки Александром Менем? - Да просто потому, что и главы о. Александра коснулся топор. И произошло это в день усекновения главы Иоанна Предтечи. Всего остального уже можно не замечать. В частности - можно не замечать того, что о. Александр Мень, как и Иоанн Предтеча, отрицал взгляд на себя как на чье-то перевоплощение...
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|