 |
Глава 15. Объективные предпосылки для успешной манипуляции сознанием
|
|
|
|
советского человека
1. Урбанизация и голод на образы
Какие же условия обеспечили такой замечательный успех программы
манипуляции в годы перестройки? Выше говорилось, что манипулятор прежде
всего использует уже имеющиеся в общественном сознании стереотипы. В
психологической войне, то есть в манипуляции сознанием, направленной на
разрушение общества, важнейшими их таких стереотипов являются те, в которых
выражается недовольство. При этом неважно, какого рода это недовольство -
оно может быть совершенно противоположно установкам манипулятора. Например,
в ходе перестройки антисоветские идеологи в основном эксплуатировали
недовольство людей, вызванное уклонением власти от советских идеалов.
Внедрение новых стереотипов (обогащения, аморальности, насилия), с помощью
которых можно было манипулировать сознанием подрастающего поколения,
началось позже.
Еще трудно дать систематический и полный ответ на вопрос, какие
источники недовольства были использованы в перестройке, дав обоснованную
оценку "веса" каждого из них. Я лишь укажу на несколько важных, на мой
взгляд, причин, которые обычно упускаются из виду.
Начнем с очевидного. Главные дефекты любого социального проекта состоят
в том, что он не удовлетворяет какие-то фундаментальные потребности
значительных частей общества. Если обездоленных людей много и они сильны,
проект под их давлением изменяется или, при достижении критического уровня,
терпит крах. Давайте разберемся, кто и чем был обездолен в советском
проекте. И не будем сразу расставлять оценки: мол, эта потребность разумна и
достойна, а та - каприз, а вон та - порок. Сначала надо хладнокровно описать
|
|
|
реальность.
Вспомним вторую банальность, о которой говорилось в главе 2: человек
живет в двух мирах - в мире природы и мире культуры. На этот двойственный
характер нашей окружающей среды можно посмотреть и под другим углом зрения.
Человек живет в двух мирах - мире вещей и мире знаков. Вещи, созданные как
природой, так и самим человеком - материальный субстрат нашего мира. Мир
знаков, обладающий гораздо большим разнообразием, связан с вещами, но
сложными, текучими и часто неуловимыми отношениями (например, "не продается
вдохновенье, но можно рукопись продать"). Даже такой с детства привычный
особый вид знаков, как деньги (возникший как раз чтобы соединять мир вещей и
мир знаков), полон тайн. С самого своего возникновения деньги служат
предметом споров среди философов, поэтов, королей и нищих. Деньги полны тайн
и с древности стали неисчерпаемым источником трюков и манипуляций.
Откуда вырос советский проект и какие потребности он считал
фундаментальными? Он вырос прежде всего из мироощущения крестьянской России.
Отсюда исходили представления о том, что необходимо человеку, что
желательно, а что - лишнее, суета сует. В ходе революции и разрухи этот
проект стал суровым и зауженным. Носители "ненужных" потребностей были
перебиты, уехали за рубеж или перевоспитались самой реальностью. На какое-то
время в обществе возникло "единство в потребностях".
По мере того как жизнь входила в мирную колею и становилась все более и
более городской, узкий набор "признанных" потребностей стал ограничивать, а
потом и угнетать все более и более разнообразные части общества. Для них
Запад стал идеальной, сказочной землей, где именно их ущемленные потребности
уважаются и даже ценятся. О тех потребностях, которые хорошо удовлетворял
советский строй, в этот момент никто не думал. Когда ногу жмет ботинок, не
|
|
|
думают о том, как хорошо греет пальто.
Чем же отличается крестьянская жизнь от "городской"? Тем, что она
религиозна. А значит, земные потребности просты и естественны, зато они
дополнены интенсивным "потреблением" духовных образов. Речь идет не столько
о церкви, сколько о космическом чувстве, способности видеть высший смысл во
всех проявлениях Природы и человеческих отношений. Пахота, сев, уборка
урожая, строительство дома и принятие пищи, рождение и смерть - все имеет у
крестьянина литургическое значение. Его жизнь полна этим смыслом. Его
потребности велики, но они удовлетворяются внешне малыми средствами.
Жизнь в большом городе лишает человека множества естественных средств
удовлетворения его потребностей. И в то же время создает постоянный стресс
из-за того, что городская организация пространства и времени противоречит
его природным ритмам. Думаю, стратегической ошибкой была принятая в период
индустриализации ориентация на промышленное развитие в крупных городах
(мегаполисах). Опора советского строя - село и малые города, их и надо было
укреплять и развивать. Видимо, на это не хватало средств, да и расщеплено
было сознание наших марксистов, увлеченных идеей прогресса.
Итак, реальностью жизни большинства граждан в СССР стал стресс,
порожденный городской средой обитания. Этот стресс давит, компенсировать его
- жизненная потребность человека.
Вот пример. Транспортный стресс вызывает выделение нервных гормонов,
порождающих особый, не связанный с голодом аппетит. Приехав с работы,
человек хочет чего-нибудь пожевать. Не нормально поесть, чтобы утолить
голод, а именно пожевать чего-нибудь аппетитного (т.н. "синдром кафетерия").
Кажется, мелочь, а на деле - потребность, ее удовлетворение должно быть
предусмотрено жизнеустройством. Если же это считается капризом, возникает
масса реально обездоленных. Мать, которая говорит сыну, целый час пробывшему
в городском транспорте: "Не жуй бутерброд, сядь и съешь тарелку щей", -
просто не знает, что ему нужен именно бутерброд, красивый и без питательной
ценности. Таких "бутербродов" (в широком смысле слова) советский строй не
|
|
|
производил, он предлагал тарелку хороших щей.
И подобных явлений, неведомых крестьянину (и непонятных нашим старшим
поколениям), в городе множество. Вновь подчеркнем, что кроме природных,
биологических потребностей, для удовлетворения которых существуют вещи,
человек нуждается в потреблении образов. Эти потребности не менее
фундаментальны.
Сложность проблемы возрастает, если вспомнить, что мир вещей и мир
знаков перекрываются, разделить их трудно. Многие вещи, вроде бы
предназначенные для какой-то "полезной" цели, на самом деле дороги нам как
образы, знаки, отражающие человеческие отношения. Старая чашка, модное
платье, мотоцикл - все это образы, несводимые к материальным функциям, но
они воплощены в вещах. В жизни крестьян потребность в образах в огромной
степени удовлетворяется как бы сама собой - связью с природой и людьми,
типом труда. В городе эта потребность покрывается производством огромного
количества вещей-знаков, "ненужных" вещей. В советское время престарелые
идеологи клеймили вдруг вспыхнувший в нашем скромном человеке "вещизм".
Стоявшую за ним потребность подавляли средствами государства - и она в конце
концов вырвалась из-под гнета уже в уродливой форме.
Как решил (или хотя бы на время смягчил) эту проблему Запад? В целом,
городское общество Запада стало безрелигиозным, но наполнилось огромным
числом фетишей (вещей-образов). Отношения людей приобрели форму отношений
вещей и были ими замаскированы. Поскольку речь шла прежде всего об образах,
стало возможным наращивать их потребление с относительно малым увеличением
материальной основы - пойти по пути создания "виртуальной (несуществующей)
реальности". Важнейшей частью жизни стали витрины - вид вещей, которые
потреблялись уже только как образы, без покупки их носителей. На Западе
подавляющее большинство посетителей крупных универмагов просто ходит,
разглядывая витрины, не собираясь ничего покупать. Кстати, пока Запад к
этому не пришел, целых полтораста лет начальной индустриализации рабочие
|
|
|
массы создавали себе "виртуальную реальность" сами - беспробудно пили.
Следующим шагом стала современная реклама: образ создавался прямо в
пространстве, в эфире. Суть рекламы - вовсе не в информации о реальных
товарах, которые человек должен купить. Главное - создание изобилия образов,
они и есть "бутерброды". Только кажется, что это - отражение изобилия вещей
и возможностей. Реклама - иллюзия, часть той вымышленной ("виртуальной")
реальности, в которой живет человек Запада.
В перспективе этот путь ведет к опустошению человека, к утрате им связи
с миром и другим человеком, к нарушению хода его естественной эволюции.
Запад как "пространство фетишей" породил уже особого человека. Возможно, на
этом пути Запад зашел в тупик, но временно он ответил на новые потребности
человека и "погасил" их изобилием суррогатов. Та культура, которая была
создана для производства дешевых и легко потребляемых образов, "овладела
массами". Буржуазный порядок завоевал культурную гегемонию. Огромную силу и
устойчивость буржуазному обществу придало и то, что оно нашло универсальную
(для его людей!) знаковую систему - деньги. Деньги стали таким знаком,
который был способен заменить любой образ, представить любой тип отношений.
Все - покупается! За деньги можно получить любую вещь-знак, удовлетворить
любую потребность.
Как же ответил на потребности нового, городского общества советский
проект? Большая часть потребности в образах была объявлена ненужной, а то и
порочной. Это четко проявилось уже в 50-е годы, в кампании борьбы со
"стилягами". Они возникли в самом зажиточном слое, что позволило объявить их
просто исчадием номенклатурной касты. А речь шла о симптоме грядущего
массового социального явления. Никак не ответив на жизненные, хотя и
неосознанные, потребности целых поколений молодежи, родившейся и воспитанной
в условиях крупного города, советский строй буквально создал своего
могильщика - массы обездоленных.
В 1989 г. 74% опрошенных интеллигентов сказали, что их убедят в успехе
перестройки "прилавки, полные продуктов" (так же ответили 52% опрошенных в
среднем). В этом ответе выражена именно потребность в образе, в витрине. Это
ответили люди, которые в целом благополучно питались, на столе у них было и
мясо, и масло. Им нужны были "витамины". И сегодня многие из них, уже
реально недоедая, не хотят возвращаться в прошлое с его голодом на образы.
Предпосылки для этой узости советского проекта кроются и в крестьянском
|
|
|
мышлении большевиков, и в тяжелых четырех десятилетиях, когда человека
питали духовные, почти религиозные образы - долга, Родины. Когда я пришел в
университет, там даже некоторые преподаватели еще ходили в перешитых
гимнастерках и сатиновых шароварах. У них не было потребности в джинсах, но
через пять-то лет она возникла. Выход из этого состояния провели плохо. Не
была определена сама проблема и ее критические состояния. В конце заговорили
о "проблеме досуга", но это не совсем то, да и дальше разговоров дело не
пошло. Важной отдушиной был спорт, что-то нащупывали интуитивно (стали
делать первые сериалы; уже огромный успех "Семнадцати мгновений весны"
должен был насторожить). Видимо, ошибочной была и ориентация на промышленное
развитие в крупных городах (мегаполисах). Опора советского строя - село и
малые города, их и надо было укреплять и развивать.
Важной причиной было и воздействие на советскую социальную философию
материализма, из которого все мысли Маркса о товарном фетишизме были, по
сути, выкинуты. Остались только грубые выводы - об эксплуатации. Хотя, надо
признать, Маркс не вполне разработал тему, понять его сложно. Но он хоть
видел проблему, предупреждал о ней. Беда советского строя была не в том, что
проблему плохо решали - ее игнорировали, а страдающих людей считали
симулянтами и подвергали презрению. Так возникла и двойная мораль (сама-то
номенклатура образы потребляла), и озлобление.
В проблеме голода на образы тесно примыкает другая объективная причина
неосознанного недовольства жизнью в городском советском обществе начиная с
60-х годов - избыточная надежность социального уклада, его
детерминированность. Порождаемая этим скука значительной части населения,
особенно молодежи - оборотная сторона высокой социальной защищенности,
важнейшего достоинства советского строя. В СССР все хуже удовлетворялась
одна из основных потребностей не только человека, но и животных -
потребность в неопределенности, в приключении.
Как биологический вид, человек возник и развился в поиске и охоте.
Стремление к "приключению" заложено в нас биологически, как инстинкт, и было
важным фактором эволюции человека. Поэтому любой социальный порядок, не
позволяющий ответить на зов этого инстинкта, будет рано или поздно
отвергнут. У старших поколений с этим не было проблем - и смертельного
риска, и приключений судьба им предоставила сверх меры. А что оставалось,
начиная с 60-х годов, всей массе молодежи, которая на своей шкуре не
испытала ни войны, ни разрухи? БАМ, водка и преступность? Этого было мало.
Риск и борьба были при трениях и столкновениях именно с бюрократией, с
государством, что и создавало его образ врага.
Нас в перестройке увели от этого вопроса, предложив внешне похожую тему
политической свободы. Но речь не о ней, эта свобода - та же кормушка. Ее
сколько угодно на Западе - а дети из хороших семей идут в наркоманы или
кончают с собой. А стабилен режим Запада потому, что все его жизнеустройство
основано как "война всех против всех" - конкуренция. Всех людей столкнули
между собой, как на ринге, и государство, как полицейский, лишь следит за
соблюдением правил войны. Треть населения ввергнута в бедность и в
буквальном смысле борется за существование - никаких иных приключений ей уже
не надо. А остальным предложен рискованный лабиринт предпринимательства.
Причем он доступен всем и поглощает страсть всех, кто в него входит, а вовсе
не только крупных дельцов. Старушка, имеющая десяток акций, потеет от
возбуждения, когда узнает по телевизору о панике на бирже. Живущий в каморке
и сдающий свою квартиру "домовладелец" волнуется, что жилец съедет, не
заплатив за телефон. Разбитые в уличной толчее очки потрясают бюджет
среднего человека.
На фоне этих драм и постоянных побед и поражений жизнь советского
человека с его гарантированным благосостоянием (даже если бы оно было
велико!) превращается в бесцельное существование. Тошно жить, если очки
стоят три рубля. Разбили - пошел и купил. Чтобы не было скучно, тебя уже
нужно как минимум пырнуть ножом. Но в этой игре у нормального человека не
бывает побед, одни поражения - и такая игра проблемы не решает. Среднему
человеку жить при развитом советском социализме стало скучно. И никакого
выхода из этой скуки наш проект не предлагал. Более того, он прямо
утверждал, что дальше будет еще скучнее. И тут речь идет не об ошибке
Суслова или даже Ленина. Тот социализм, что строили большевики, был
эффективен как проект людей, испытавших беду. Это могла быть беда
обездоленных и оскорбленных социальных слоев, беда нации, ощущающей угрозу
колонизации, беда разрушенной войной страны. Но проект не отвечал запросам
общества благополучного - общества, уже пережившего и забывшего беду.
Полезно посмотреть, кто особенно огорчался и особенно радовался краху
социализма (речь идет, разумеется, о группах, а не отдельных личностях).
Огорчались прежде всего те, кто в СССР ушел от скуки надежной жизни в
какого-то рода творчество - но творчество, не нарушавшее стабильности
общества и его режима. Таких доступных видов творчества и связанных с ним
переживаний и приключений - множество. И доступ к ним имело подавляющее
большинство граждан, но только теоретически. Ошибка советского социализма в
том, что он принял как догму убеждение, будто все люди мечтают сделать
творческое усилие и будут рады просто предоставлению такой возможности. Эта
догма неверна дважды. Во-первых, не все мечтают о творчестве, у многих эти
мечты подавлены в детстве - родителями, садиком, школой. Во-вторых,
значительная часть тех, кто мечтал, испытали неудачу при первой попытке и не
смогли преодолеть психологический барьер, чтобы продолжить. Так и
получилось, что основная масса людей не воспользовалась тем, что реально
давал социализм. Не то чтобы ее оттеснили - ее "не загнали" теми угрозами,
которые на Западе заставляют человека напрягаться.
Стимулирование угрозой - не единственный механизм, заставляющий делать
усилия. Более того, этот механизм неизбежно травмирует душу и обедняет жизнь
самого успешного человека. Но надо признать как провал всего проекта
советского социализма то, что он оказался неспособным создать иной, не
разъединяющий людей механизм их вовлечения в творчество. А значит, сделал
неудовлетворенными массу людей. Так в получившей достаток семье с низкой
культурой молодые люди начинают много есть и спать до обеда - они теряют
радость жизни, начинают мрачнеть и озлобляться. Именно они и составили
широкую "социальную базу" для разрушения СССР. Можно не считать их мотивы
уважительными, но ведь речь идет о страдающей части общества. Ведь советский
строй не дал этой категории людей хотя бы того утешения, которое
предусмотрительно дает Запад - потребительства. Как можно было запирать
таких людей в стране, где нет сорока сортов колбасы! Ведь это же социально
взрывоопасный материал.
Другой крупный контингент, который радуется крушению режима - молодежь,
и по вполне естественным причинам. Для нее скука губительна даже
биологически. Если она длится слишком долго, то и творчество воспитывать
детей становится недоступным - детей нет. Возникает заколдованный круг.
Парадоксально, но скоро мы будем наблюдать духовный рост и вспышку
творческой активности молодежи, направленную на восстановление социализма,
то есть порожденную опять-таки крушением советского режима.
Конечно, советский строй мог бы продлить свое существование, если бы
следовал рецептам Великого Инквизитора из легенды Достоевского. Если бы
позволил людям в свободное от работы время грешить (под контролем и с
регулярной исповедью) и облегчил распевание детских рок-песенок. Если бы
наладил выпуск баночного пива с надписью "завод им. Бадаева" не на русском,
а на английском языке, и т.д. Слава богу, что так не случилось - это было бы
поражение более фундаментальное.
В будущем, если мы выживем, задача резко облегчается тем, что старый
советский проект - мобилизационный социализм - сломан. Не придется решать
сложную проблему мягкого выхода из него - нас вырвали из него с кровью.
Значит, придется не ломать, а воссоздавать солидарное жизнеустройство в
новом виде - зная уже о потребности людей не только в белках и углеводах, но
и в витаминах.
|
|
|
