Принципы управления людьми 3 глава

Ведь беда СССР не в социализме, а в том, что, возможно, начиная со Сталина его руководители перестали понимать, что является их Делом. Почему так произошло, мы объясним позже, а сейчас приведем еще пару примеров.

Вспомним прошедшую в эпоху Брежнева кампанию по борьбе за качество. Была ли она Делом правительства? Оно очень мелкое для правительства, но все-таки для него сделаем исключение и ответим “да”, ведь каждый человек в стране безусловно желал иметь качественную вещь и готов был за это платить. Но... Заметьте тонкость. В этом случае правительство должно было бы дать каждому предприятию право изготовить вещь только такого качества, которое хочет покупатель, а каждому покупателю – право поощрять и наказывать производителя-продавца. Для этого требовалось исключить из стандартов и технических условий, согласно которым выпускалась продукция, как можно больше показателей качества с тем, чтобы покупатель сам мог их требовать с продавца. Вместо этого правительство, забыв о покупателе, заставило своих людей включить в стандарты новые нормы и ужесточить их, назвав продукцию, выпущенную по этим стандартам, продукцией со “Знаком качества” и потребовало выпускать только ее. Разница совершенно очевидна: покупатель всегда готов заплатить за качество, но только и исключительно за нужное ему, покупателю, качество, а не качество, которое бездумно и безумно требовали многочисленные ученые в институтах Госстандарта СССР и других ведомствах. Поэтому можно утверждать, что это не было Делом правительства, оно “присело” на уровень рядового покупателя. Мы, покупатели, должны были давать производителям такие команды, мы должны были указывать им, что нам необходимо. Тем не менее, началась бессмысленная трата денег и сил на достижение “качества”, которое никому не было нужно. В третий раз вернемся к примеру с мелким металлом в бочках. Ведь если бы в ГОСТе вообще не оговаривалось, как упаковывать этот металл, то тому покупателю, кто это хотел и готов был платить, можно было бы поставить его в бочках, а тому, кому это было не надо, – насыпом в вагонах, что было бы дешевле. Но в ГОСТ было включено непременное условие – упаковывать металл в бочки, в результате чего и производитель, и покупатель были вынуждены бессмысленно тратить деньги, сталь и силы на то качество, которое покупателю не требовалось, за которое он категорически отказывался платить, но был вынужден это делать. Косвенным доказательством того, что правительство внутренне сознавало, что качества продукции оно не поднимает и Дела не делает, является тот факт, что оно запретило проставлять Знак качества на продукции, идущей на экспорт (чтобы не позориться).

Приход Горбачева ознаменовал новую эпоху в управлении страной – стало складываться впечатление, что в правительстве (имеется в виду и ЦК и прочее) была введена госприемка, которая из всех идиотских решений выбирало самые идиотские. Наиболее яркий пример – кампания по борьбе с пьянством. Являющийся основой спиртных напитков этиловый спирт – не только яд, но и лекарство, и (как много веков назад сказал великий врач Парацельс) в этом случае главное – доза. Предположим, что пьянство в СССР на тот момент было таково, что правительство было вынуждено лично заняться этой борьбой. (Спорно, конечно, но предположим.) В этом случае за конечный результат – уменьшение числа алкоголиков, снижение уровня “пьяной преступности” и “пьяного травматизма” – народ согласился бы заплатить. Но только за это. Не водка ему мешала, а ее передозировка – случай, когда она становилась ядом. И если бы правительство Горбачева нашло и внедрило способ не дать гражданам страны пить больше лекарственной дозы, то в результате достижения нужного результата могло появиться (а могло и не появиться) безразличное для народа следствие – уменьшение продажи спиртного. Ведь само по себе это уменьшение никому и не требовалось. Однако будущий нобелевский лауреат (несмотря на то, что глупость сухого закона была широко известна) догадался это никому не нужное следствие сделать задачей всей страны. Вся страна была вынуждена уменьшать объем производства спиртных напитков. Но какая радость в этой команде была для подчиненных Горбачева – многочисленной рати партийной бюрократии! Вместо нудного и тяжелого дела отвлечения людей от пьянства нужно было просто заставить вырубить виноградники и сразу бежать за орденом. Или приказать трактористу раздавить 10 миллионов пивных бутылок и–к Горбачеву за медалью.

В то время казалось, что действия правительства Горбачева – это предел маразма, но пришедшие после него к власти в республиках дерьмократы доказали, что у маразма нет предела. Эти люди совершенно не понимают, кто они, зачем они нужны и что является их Делом. Анализируя любую из поставленных ими целей, невозможно понять, зачем это народу нужно и найдется ли хотя бы какой-то народ, готовый за это заплатить.

Первая государственная цель (которую еще Горбачев начал ставить перед страной) – насыщение магазинов товарами. Это совершеннейший идиотизм, поскольку потребителям труда правительства – народам СССР – требовалось, чтобы лично у них все было. Какая им радость от того, что все есть в магазинах, если это им недоступно? Кто станет платить за собственную нищету, при этом любуясь витринами? Цель правительства, конституционная цель государства – обеспечить всеми товарами народ СССР была официально заменена целью – обеспечить несколько престижных магазинов.

Вторая цель – суверенизация. Суверен – тот, чья единственная воля учитывается, для кого все делается,– народы СССР. Какому народу надо содержать в двадцать раз больше президентов, депутатов, министров, таможенников? Какой народ добровольно согласится на ограничение границами и валютами своей свободы передвижения? Кто бы стал за это платить?

Третья цель – рыночные отношения. Что это такое, никто не понимает, и даже на самом высоком уровне под этим подразумевают только одно – отказ от планирования народного хозяйства. Н.А. Назарбаев, выступая перед Верховным Советом Казахстана 9 июня 1994 года, подчеркнул, что рыночная экономика – это в первую очередь бесплановая экономика: “СССР ведь был сотворен на двух становых хребтах – плановой экономике и тоталитарной политической системе. И то, и другое разрушено, а на основе рынка и демократии государство-монстр, государство-империя возродиться никак не сможет”. Но что значит “отказ от планирования”? Любой человек, даже очень недалекого ума, всегда планирует свои действия, трату зарплаты, свободное время, не говоря уже о работе. План – это перечень действий, составляющих решение. Отказ от планирования – это отказ правительств СНГ принимать решения в области экономики, отказ отвечать за нее, отказ от обязательной работы руководителя, которую тот обязан выполнять в любой системе управления, – делить свое Дело между подчиненными. Первый вывод, который напрашивается сам собой: из правительства должны исчезнуть все, кто связан с экономикой, – от премьера до всех этих министров промышленности, экономики, торговли и прочего. Если они отказались выполнять свою работу, то зачем народу нужно их кормить?

Представьте аналогичную ситуацию во время войны. Скажем, командир дивизии, в состав которой входят полки, планирует бой. План этого боя он изложит полкам в своем боевом приказе. Этим он и ценен для них – тем, что благодаря ему они действуют как единое целое. Благодаря командиру дивизии солдат дивизии способен справиться с дивизией противника, благодаря командующему армией нашему солдату не страшна вражеская армия, а благодаря планам главнокомандующего ему, одному, не страшны армии десятка государств. План объединяет всех при решении огромных задач, план это и есть разделение своего Дела на Дела подчиненных. Но вдруг генералы во время войны решили перейти на рыночные отношения потому, что какой-то недоумок рассказал им, что так воюют в цивилизованных странах. В связи с этим они заявляют полкам и батальонам: “Вы теперь самостоятельные, учитесь воевать сами:

сами ищите себе врага, какого вам выгодно уничтожить, сами ищите боеприпасы и прочее. А у нас будете просить лицензии-разрешения на уничтожение противника. Хорошо попросите, взятку дадите, так мы может и разрешим кому-нибудь Родину защитить. А еще мы будем скопом сниматься на телевидении и будем народу объяснять, какие мы, генералы, умные и цивилизованные, да вот у нас полковники – застойная военщина – не хотят воспринимать рыночные отношения, мечтают о едином командовании, мечтают, чтобы мы, интеллектуалы-генералы, план войны составили. Но мы, генералы, гордость нации, этого не допустим – пусть все наши полки погибнут, но те, кто уцелеет, с полками иностранных армий создадут совместные предприятия и уже под руководством тех иностранных генералов будут некую Родину защищать. И будет у нас все, как в цивилизованных странах”.

Вы скажете, что это бред! Да, это бред, но этот бред внедрен в экономику СССР, и этим бредом гордятся все нынешние президенты и парламенты. Разве за работу таких генералов стал бы платить хоть один народ? Пустой вопрос – мы-то ведь платим своим президентам...

Еще одна идея – “свободные цены”. Может ли быть целью государства, его Делом установление “свободных цен”? Ведь народу нужны товары по доступным ценам, а не свободным. Эту идею можно принять в ситуации, когда товара так много, что он уже и по доступным ценам не продается, тогда можно их “освободить”, но это является следствием того, что народ уже имеет все, что надо. А разве народы СССР уже имели все, что хотели?

Читатель, наверное, уже обратил внимание на то, что автор часто ходит как бы вокруг да около: то подходит к какому-то вопросу, то переключается на следующий и снова возвращается к прежнему.

Предлагаемую теорию управления очень легко “разложить по полочкам”: она проста. Но когда пытаешься подтвердить ее примерами, начинаются сложности, так как примеры связаны с действиями людей, а они редко руководствуются только одним мотивом. Выявить мотивы руководителя-делократа несложно: на него давит только Дело. Однако с бюрократом сложнее: с одной стороны, он желает получить конкретные указания от начальника, а не от Дела; с другой стороны – он сам пытается вникнуть в Дела подчиненных и дать указания; с третьей стороны, ему нужно отчитаться по всем полученным ранее указаниям, а с четвертой – ему необходимо иметь вид умного и заботливого начальника; с пятой – на него давит многочисленный аппарат; с шестой (и самой главной) – подчиненные. В результате “разложить по полочкам” его действия очень трудно.

Цель этой главы – показать ошибку управления в бюрократической системе, заключающуюся в стремлении руководителя заняться не своим Делом, а Делом подчиненных. В своих примерах мы шли от добросовестного заблуждения Хрущева через бездумность Брежнева и безмозглость Горбачева к маразму нынешних руководителей. Но когда я пишу слова “бездумность” и “безмозглость”, то не имею в виду личные качества этих людей. Это характеристика самой ситуации. А на самих этих людей давил их аппарат, давило желание не быть, а казаться мудрым руководителем. Сами-то они, может быть, такие люди, что их следует называть и милыми, и умными. Но что толку?

Поэтому нужно тщательно анализировать примеры, чтобы не упустить ту главную мысль, которую мы ими подтверждаем. В данном случае это следующее: создав под собой бюрократическую систему управления, взяв себе право поощрять и наказывать подчиненных, руководитель сначала перестает заниматься своим собственным Делом, потом перестает его видеть, потом перестает понимать, зачем он нужен вообще. Бюрократическая возня с “мудрыми” приказаниями и указаниями становится для него самоцелью. Но не будем забывать, что опора бюрократизма – подчиненный.

Подчиненные

Мы уже писали, что если в бюрократической системе человек хочет подчиниться Делу, то он должен иметь очень крепкий характер, а это редкость. Писали, что в делократической системе управления, где человек “привязан” к Делу, нужно иметь либо высокий профессионализм (понимание Дела), либо мужество, чтобы начать его делать тогда, когда оно еще мало знакомо, когда команды его плохо различимы.

В воспоминаниях маршала Рокоссовского рассказывается о случае самоубийства командира, боявшегося не справиться с порученной ему боевой задачей – Делом. Боевая задача – это, безусловно, отвратительная вещь, какое бы решение ни было принято (ведь бой есть бой) в результате приказа командира все равно погибнут вверенные ему люди. Страх, что он не сможет принять лучшее решение и по его “вине” погибнут люди, оказался для этого офицера сильнее страха собственной смерти. Но такие случаи редки. В основном, перетерпев от Дела наказание, человек его изучает, осваивает и потом достаточно свободно его делает.

В бюрократической системе все иначе: подчиненному в принципе не обязателен профессионализм или знания Дела – нужно знать начальство и знать, что делать, чтобы ему понравиться.

В делократической системе честность – норма деловой жизни. Дело обмануть трудно, а если и удается, то только раз, а потом оно накажет и очень сильно. Скажем, делократ – хозяин швейной фабрики – сумел сдать в магазин за хорошую цену низкокачественный товар. Но после этого с ним работать не будут, и это будет наказанием от Дела. В делократической системе быть подлецом накладно.

Другое дело в бюрократической системе. Здесь подлость – норма жизни. Подлость настолько вошла в нас в обюрократившемся СССР, что стала обычной для нас, ее сейчас подлостью и не считают. Вспомните все приведенные выше примеры. Разве все подчиненные глупы и не понимают, что их действия по исполнению приказа начальника наносят вред Делу – тому, что их кормит, поит и одевает? Почему же только единицы отказываются исполнять губительные приказы? Почему остальные прячутся за формулой “приказы не обсуждаются”? Ответ один: подлость – это составная часть бюрократизма, его моральная основа. Бюрократы считают моральным закрыть глаза на суть Дела, считают моральным губить его при наличии указания.

Секретарь целинного обкома в желании отчитаться в запашке плановых площадей земли заставляет пахать и пахать. Разве он ничего не слышал об эрозии земли? Слышал! Ничего не слышал о безотвальных плугах? Слышал! И подлость его в том, что он знает, что губит Дело, но делает то, что приказано. Однако это далеко не яркий пример, формально этот человек не получал никаких других приказов и у него есть возможность сделать невинный вид: <Я не знал”.

Наиболее подлой частью в бюрократической системе государства, по моему мнению, являются две сферы человеческой деятельности: пресса и все, что связано с охраной законов. Журналисты получают всю информацию, но выдают только ту ее часть, что им лично выгодна. Юристы занимают первое место по подлости: им в отличие от секретарей обкома подлость официально запрещена законом, и они творят подлость, отлично зная, что являются преступниками. Поэтому примеры того, что может сделать подчиненный-бюрократ, мы будем брать из области права.

Мой опыт показывает, что 99 % населения не знают даже принципов права, даже того, что абсолютно понятно и нужно знать каждому. Поэтому предварим примеры изложением основ защиты граждан государства с элементарным объяснением того, что и кто должен делать.

Для того чтобы люди жили вместе, жили обществом, они должны придерживаться определенных правил. Общество распадется, и каждый его член останется без защиты, если в этом обществе будет допустимо убивать, избивать, присваивать чужие вещи. Для сохранения себя и общества люди уже очень давно выработали правила:

“Не убий”, “Не укради” и т.д. Ответственность за то, чтобы эти правила соблюдал каждый член общества, люди возлагают на высшую власть государства и записывают требования своей защиты в своем договоре с ней – в конституции. Высшая власть конкретизирует эти правила в специальных законах, и опасное для общества нарушение их считает преступлением, а людей, нарушивших эти правила,– преступниками. В этих законах высшая власть устанавливает и наказание для преступников.

Что касается наказания, то надо помнить и понимать, что оно не является местью преступнику – это мера по предупреждению аналогичных преступлений. Ведь Дело высшей власти – защита людей, а не наказание. Наказание – это только способ защиты и является Делом других органов.

Скажем, высшая власть государства ввела наказание за убийство в виде штрафа в 100 рублей. Абсолютно всех убийц ловят и штрафуют. Разве люди должны быть довольны такой властью? Им ведь нужно не наказание убийц само по себе, а чтобы убийств не было вообще! Отсюда следует, что мера наказания зависит от степени заботы власти о безопасности своих граждан. К примеру, государство в окружении врагов, война неизбежна. В войне погибнут граждане и тем больше, чем сильнее противник. В это время государство не может допустить усиления противника за счет своего внутреннего ослабления, которое возможно вследствие предательства, паники, подрыва боевого духа и веры в победу, поэтому безобидная болтовня, на которую в другое время не обратят внимания, может стать агитацией в пользу врага и наказание за нее должно быть чрезвычайно жестоким. Например, во время второй мировой войны руководство США, чтобы не утруждать себя контролем за подрывной деятельностью граждан японской национальности, распорядилось отправить в концентрационные лагеря всех своих граждан, у которых была хотя бы 1/16 японской крови. Эти люди ничего против США не сделали и, наверное, не предполагали сделать, тем не менее были жесточайшим образом наказаны по одному лишь подозрению в возможности совершить преступление. Этот акт можно считать и проявлением гуманизма по отношению к большинству населения США, хотя это звучит странно в связи с арестом невиновных. Но вот мнение Джавахарлала Неру, о котором вряд ли кто скажет, что он не гуманист, а он утверждал, что во имя жизни семьи следует жертвовать жизнью человека, во имя жизни рода – жизнью семьи и во имя государства – родом.

Но это крайний случай проявления заботы высшей власти о безопасности всего народа, в остальных случаях высшая власть не имеет права допустить, чтобы в государстве наказывались люди, не совершившие преступления. Ведь в этом случае она делает все наоборот: взявшись защитить граждан, она их избивает.

Таким образом, наказание должно предназначаться только преступнику, а жестокость и неотвратимость наказания должны остановить подобные преступления.

Но преступник, зная, что он нарушает закон, преступления старается делать тайно. Поэтому у высшей власти появляется необходимость разделить свое Дело защиты граждан на составляющие Дела. Одним из таких Дел является поиск преступника. Казалось бы, что поиском преступника Дело защиты граждан можно и закончить. Сыщики, к примеру, найдут убийцу и, если в качестве наказания убийце высшая власть определила смертную казнь, то его тут же пристрелят. Найдут вора и посадят в тюрьму. Но... Убийца нередко убивает, чтобы получить деньги. Сыщики за свою работу тоже получают деньги. Чтобы оправдать получение денег, они могут убить невиновного, сообщив обществу и власти, что это и был искомый убийца. Дав тем, кто занят поиском преступника, право наказывать, мы резко ослабим защищенность граждан. Поэтому сыщикам высшая власть не дает права наказания, их задача – найти подозреваемого и собрать доказательства его вины. И только. Понимать это очень важно.

Начиная с 50-х годов, все утверждают, что в период культа личности сотрудники НКВД убили и посадили в лагеря десятки миллионов граждан СССР. Это чудовищная ложь: НКВД, как и милиция, как и следователи прокуратуры, только искали подозреваемых и доказательства. Никто им не давал права наказывать, и они не наказывали. В то время контроль за ними был жестким (достаточно сказать, что два наркома НКВД были расстреляны за свои профессиональные преступления, но ни они, ни их люди никого не убивали и в лагеря не сажали). Если мы действительно не хотим повторения 37-го года, то мы это обязаны понимать.

Казнить преступника или посадить его в тюрьму высшая власть поручила суду. Это Дело только суда, в каком бы виде этот суд не представал и как бы действительно не назывался: трибуналом, особым совещанием, чрезвычайной тройкой. Предполагается, что судьи не отвечают за уровень преступности в стране и поэтому могут оценить доказательства вины подсудимого более объективно, следовательно, не подведут высшую власть и не накажут невиновных. Однако в жизни все сложнее. Рост преступности дает основание сыщикам и следователям возмущаться работой судей: “Мы, дескать, ищем преступников, а судьи их отпускают”. В итоге в росте преступности обвиняют и судей, и они теряют объективность. Чтобы этого не было, в разных странах поступают по-разному. В одних государствах судей избирают пожизненно, надеясь, что такой судья будет судить объективно, поскольку на его доходы ничего не повлияет. Но ведь и “вечного” судью можно купить, поэтому обычно судью-профессионала дополняют людьми со стороны, не участвующими в процессе поимки преступников. Делается это по-разному- Например, в военном трибунале помимо юриста-профессионала заседает несколько офицеров, для которых это заседание может быть первым и последним. У нас судью дополняют два избранных народом заседателя, для которых это временная работа, но тем не менее им даются равные с профессионалом-судьей права. На Западе судью часто дополняют двенадцать присяжных заседателей, которых вместе избирают защита и обвинение, но там эти двенадцать должны только оценить виновность подсудимого, наказание ему определяет судья. (Один западный юрист как-то сказал: “Идея суда присяжных базируется на ошибочной мысли, что один дурак – это дурак, а двенадцать дураков – это что-то умное”, имея в виду, что хитрый участник процесса – прокурор, адвокат или преступник – обманет и двенадцать случайных человек.)

Может кому-то в наших, советских, судах и везло, но я во всех случаях участия в них в разных качествах видел народных заседателей, у которых на лицах было четко написано, что им плевать на происходящее, их отпустили с работы, теперь им нужно поскорей уйти домой, и поэтому они подпишут председателю суда любой приговор или решение.

Негативный опыт общения с народными заседателями позволяет автору понять и приведенное выше высказывание западного юриста и то, почему в СССР в 30-х – 50-х годах в чрезвычайных тройках народные заседатели заменялись высшими должностными лицами государства, республик, областей. Тем не менее, только суд может наказывать, только он может дать команду палачу казнить или начальнику тюрьмы – посадить.

Но высшая власть государства, будучи не совсем уверенной в объективности и суда, и органов дознания, и следствия, создает еще одну инстанцию – прокуратуру. Этим людям поручается контроль за исполнением законов как обычными гражданами, так следователями и судьями. Доказательства вины подозреваемого в значительных преступлениях следователи передают не в суд, а прокурору, он их оценивает и, если считает, что они “пустые”, дает команду либо отпустить подозреваемого, не доводя дело до суда, либо собрать новые, более надежные доказательства. Не следователи, а прокурор выступает в суде с этими доказательствами, обвиняя подсудимого, доказывая суду, что подсудимый виновен, и просит суд назначить ему определенное наказание. Если следователи извратили доказательства, подделали их или силой заставили подозреваемого признаться в том, чего он не делал, прокурор тогда может обвинить следователей (обязан обвинять) и потребовать у суда их наказания. В Уголовном кодексе РСФСР, принятом в 1926 году и действовавшем все годы сталинского террора, в статье 115 так и говорилось: “Принуждение к даче показаний при допросе путем применения незаконных мер со стороны производящего допрос лица, а также заключение под стражу в качестве меры пресечения из личных либо корыстных видов – (наказание) лишение свободы на срок до пяти лет”. Если же суд вынес, по мнению прокурора, неправильный приговор (неправильно наказал), то прокурор обязан опротестовать этот приговор и потребовать рассмотрения дела новым составом суда. В том случае, если он увидел, что судьи вынесли неправосудный приговор, то прокурор должен возбудить уголовное дело против судей и обвинить их в суде, поскольку тот же кодекс уже тогда предусматривал: “Постановление судьями из корыстных или иных личных видов неправосудного приговора, решения или определения – (наказание) лишение свободы на срок не ниже двух лет”.

Заострим особое внимание на следующем. Все три перечисленные категории юристов принуждаются законом к уникальной в бюрократической системе обязанности: им запрещено исполнять в отношении подозреваемых обвиняемых (следователям и прокурорам) и подсудимых (судьям) чьи-либо указания, кроме указаний своей совести. Законом, высшей властью, указывается, что эти люди принимают решения только исходя из собственных (и ничьих больше) убеждений в виновности.

Это можно понимать как жалкую попытку создать делократов в системе правосудия. Если в армии подчиненному запрещено указывать, как поступать, то в правосудии подчиненным запрещено слушать указание. Но в армии есть Дело, оно наказывает, а для юристов у их Дела наказания нет, и здесь делократизация дальше беспомощных потуг не пошла.

Но вернемся к собственно правосудию. Судью и заседателей могут обмануть свидетель, эксперт, следователь, прокурор, подсудимый, и тогда суд допустит ошибку, назначит не то наказание. Но в этом случае судьи не будут преступниками, если эту ошибку они допустят исходя из своей убежденности в правильности такого решения. (Те, кто обманул, будут преступниками.) Но если суд убежден в одном, а выносит не соответствующий приговор, то он вынес его неправосудно, он преступник. Кем бы этот неправосудный приговор ни был указан: преступником за взятку или начальством из благих побуждений. Точно так же обязаны действовать и прокурор, и следователь. В системе правосудия одни лишь адвокаты (защитники) могут свои убеждения отставить в сторону и руководствоваться только интересами подзащитного.

Мы имеем уникальный случай, когда в бюрократической системе управления начальник (закон) запрещает подчиненным быть подлецами, угрожает им расправой за подлость.

Давайте на примерах рассмотрим, какой из этого толк, и убедимся, что ни в одном Деле не собралось вместе столько подлецов, сколько в Деле правосудия. Ведь читатели уже должны ориентироваться: если наказание в руках начальника, то для Дела оно бесполезно, каким бы суровым оно ни было.

Впервые с подлостью советского правосудия мне пришлось столкнуться при таких обстоятельствах. В начале 80-х на завод обрушилась эпидемия судебных приговоров по статье Уголовного кодекса, предусматривающей наказание за нарушение должностными лицами правил охраны труда. Менее чем за три года 23 цеховых руководителя от начальника цеха до мастера получили наказание в основном в виде двух лет лишения свободы условно. Среди инженеров началась паника, молодые специалисты начали отказываться от назначения на должность, уже занимающие должности предпринимали попытки перейти в рабочие или в контору. В это время любая тяжелая травма рабочего практически без исключения влекла за собой осуждение от одного до трех инженеров.

Разбор этих дел проходил так. При смертельном исходе или тяжелой травме на завод прибывала комиссия под председательством представителя областного госгортехнадзора. Поскольку эти люди в отличие от заводских специалистов отвечают только за отсутствие травм и каждая травма является для них укором, акт они писали так, чтобы виноватым оказывался обязательно заводской работник. Логика была примитивная и на 100 % надежная: каждый цеховой инженер по должностной инструкции обязан контролировать исполнение рабочими правил техники безопасности, поэтому если рабочий их нарушил и погиб, то, по логике госгортехнадзора, виноват мастер или начальник цеха, который “не проконтролировал рабочего в момент нарушения им правил”. Такой акт комиссия отправляла прокурору, тот возбуждал уголовное дело, суд выносил обвинительный приговор. И суд не волновало, что ни один человек не в состоянии находиться одновременно в разных местах рядом с 50 рабочими и целый день “контролировать”, не нарушают ли они правила техники безопасности.

Конечно, и инженеры могут быть и бывают виноватыми. Скажем, мастеру присылают для ликвидации аварии рабочих из другого цеха, они не знают опасностей новой работы. Мастер их не инструктирует, не объясняет, откуда может исходить угроза. Рабочий принимается за работу и гибнет. Конечно, этот мастер виноват: ему доверили людей, он проявил халатность, и они погибли.

Но вот другой случай, которым автору пришлось заниматься.

Металлургический цех. Тому, кто его не видел, скажем, что это здание по объему в 2 раза превышает здание Курского вокзала в Москве, но в отличие от вокзала все его площади и этажи заняты мощным оборудованием. Цех работает круглосуточно, ночью на смену выходит человек 50 с начальником смены и мастером во главе. Рабочие места распределены по огромному цеху так, что на некоторых из них руководители бывают только при обходе во время приемки и сдачи своей смены, да и то не всегда.

Руководители смены уже за час до начала работы принимают цех у руководителей, сдающих смену. За полчаса, уже одетые, рабочие собираются в комнате оперативок, где начальник смены и мастер дают им краткий инструктаж и задания. В это время они осматривают экипировку рабочих, их состояние (не пьяны ли, здоровы ли). Минут за 15–20 до начала смены рабочие расходятся по рабочим местам для приемки их у рабочих закончившейся смены.

Так было и в ту трагическую ночь. Смена началась в полночь, а через час произошла небольшая авария на одном из ленточных транспортеров. Их в цехе несколько десятков, а общая длина составляет несколько километров. Включает и выключает транспортеры один оператор со своего пульта. Получив сигнал аварии, оператор кнопкой отключила транспортер и по телефону послала дежурных слесарей поставить на место сошедшую с рельсов тележку транспортера. Работа эта обычно занимает от двух до десяти минут и настолько обыденна, что руководителям о ней никто не сообщил – не было необходимости в их участии. Бригадир слесарей и слесарь поднялись к конвейеру. Первое, что они обязаны были сделать и о чем им сотни раз говорили на инструктажах, – это отключить рубильник конвейера и повесить на нем табличку: “Не включать! Работают люди!” Впоследствии знающих это дело рабочих больше всего возмущало то, что бригадир слесарей, на расстоянии вытянутой руки от которого был выключатель аварийной остановки конвейера и можно было обесточить конвейер и обезопасить себя, ни первого, ни второго не сделал. Когда слесарь был в ремонтной тележке, с плавильной печи на пульт поступила просьба подать шихту на печь, и оператор, заболтавшись с подружкой, начала нажимать кнопки включения конвейеров, нажала и кнопку конвейера, на котором работали люди. Слесарю оторвало руку, и он умер.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: