экспедиция АН СССР. 1 страница

Я вырос в сибирском городе Красноярске. Это удиви­тельно живописный город, окрестности его напоминают Жигули или Швейцарию. Совсем недалеко от города на­чинаются места необыкновенной красоты — дикие гра­нитные скалы Столбы. Среди красноярцев, наверное, не­много найдется таких, которые не поднимались бы на Столбы.

Там, на Столбах, и мы с братом, лазая по отвесным скалам, взбираясь на скалистые обрывы, получили пер­вое «боевое крещение» и впервые познакомились с суро­вой и прекрасной природой Сибири. Все свободное время мы проводили в тайге, углубляясь в ее дебри на десятки километров. Ходили туда и летом, и поздней осенью, и зи­мой. Нередко ночь заставала нас в глухо стонущей под напором ветра осенней тайге. Приходилось ночевать и в болоте и на снегу.

Мы научились хорошо разбираться в карте, а также отыскивать нужное направление в сложном лабиринте скал по деревьям и камням, по направлению ветра, ночью — по звездам, а в густом тумане — по компасу.

Вскоре мы задумали с товарищами совершить дальнее путешествие по Алтаю. Маршрут наметили такой: от Бийска подняться по реке Бие до Телецкого озера, пере­валить через высокий и малоизученный хребет Корбу в верховья реки Абакан и по этой порожистой и неизучен­ной реке спуститься в Енисей. А оттуда — рукой подать до Красноярска.

Наш путь лежал по безлюдной тайге, где на сотни ки­лометров не встретишь человеческого жилья. Поэтому нам прежде всего следовало подумать о снаряжении. Но де­нег у нас было мало.

Я вырос в сибирском городе Красноярске... (автопортрет)

Пришлось взять с собой только самое необходимое: крепкие ботинки, трусы, брюки из прочной бумажной материи, по три-четыре рубашки (с таким расчетом, чтобы в зависимости от температуры на­девать их от одной до всех), компас, карту, топор, фин­ский нож, котелок, кружки и ложки. Палатки у нас не бы­ло, и мы захватили кусок клеенки, который должен был защитить нас от сырости и холода. Из-за Такого прими­тивного снаряжения пришлось перенести немало непри­ятностей, и только крепкая закалка позволила нам пройти весь маршрут до конца.

Дойдя до Телецкого озера, наши товарищи не реши­лись следовать далее и вернулись домой. Мы с братом продолжили путешествие вдвоем.

На хребет Корбу поднимались по дремучей тайге. Про­бираясь медвежьими тропами, мы руководствовались ком­пасом и картой. Неподалеку от перевала лес поредел. Огромные деревья сменились карликовыми березками и елями, а вскоре и они исчезли. Склоны зеленели соч­ными горными лугами, усыпанными яркими весенними цветами.

Вечером похолодало. Синеватая дымка опустилась на темные провалы таежных долин и на далекие снежные вершины. Нужно было подумать о том, как устроиться на ночь, чтобы не замерзнуть. Пригодился хворост, преду­смотрительно захваченный нами снизу. Мы обогрелись у большого костра и сварили кашу. Когда костер прого­рел, разгребли золу и устроили на нагретой земле постель из травы. Одеялом нам служила клеенка. Тепла хватило на всю ночь, и мы не очень озябли.

Наутро предстояло решить сложную задачу — наме­тить направление спуска. В хаосе хребтов и долин трудно было ориентироваться даже по карте.

Переход оказался очень трудным.

Наконец добрались до Абакана. Его прозрачные хо­лодные волны с шумом катились вниз. Мы срубили ма­ленький плотик-салик, прочно скрепив бревна жердями (без единого гвоздя). Для управления установили два больших весла — «греби».

Вначале течение Абакана было сравнительно спокой­ным. Но вскоре река вошла в узкое ущелье и, грохоча, по­неслась через пороги.

Потребовались все самообладание, вся сила и ловкость, чтобы провести салик среди скал. Водовороты затягивали наш «корабль» под воду, а громадные холодные волны, обрушиваясь, грозили потопить его. Часто мы плыли, стоя по пояс в воде.

К концу третьего дня кончились продукты. Мы пита­лись душистыми кедровыми орехами и ягодами. Это под­держало нас до первой деревни.

Оборванные и похудевшие, но довольные победой, мы вышли, наконец, на широкий простор Енисея и вскоре до­брались до Красноярска.

Несмотря на все перенесенные в пути невзгоды, мы вернулись окрепшими и закаленными. А сколько привезли с собой новых знаний и впечатлений!

Неподалеку от Красноярска начинаются места необыкновенной красоты — дикие гранитные скалы Столбы...

Рисунок Е. Абалакова

С тех пар мы окончательно «заболели» путешествиями.

На следующий год отправились в Саянские горы. Снежные вершины покорили нас своей суровой красотой, и мы стали убежденными альпинистами.

Саяны*

Бирюсинско-Казырский узел

17 июля. После бессонной ночи и хлопотливых сбо­ров наконец погрузились в поезд. В вагоне жара, как в бане. Народу тьма. Часа через три тронулись. Город уп­лывает. Стальной мост  через Енисей словно движется навстречу.

Свернули от гор на голые холмы. Но за станцией Зы­ковой опять вклинились в лохматые горы. В Клюквенной освободились от главной массы кулечников и корзинщи­ков и дышать стало легче. В окно врывается струя пыль­ного и прохладного воздуха. Темнеют лиственницы и сосны. Достали молока, подкрепились.

К семи часам вечера поезд вырвался на широкую до­лину. На юге синеют солидные вершинки гор. Подъез­жаем к невзрачной деревянной станции. Нижнеудинск. Прощай, душный вагон!

Сидим в зале ожидания, пользуемся большим внима­нием у досужих местных обывателей.

С лошадьми кое-что выяснилось. Видимо, придется брать верховых.

18 июля. Вчера обстоятельно осмотрели «город». Если сказать, что это большая деревня, — не ошибешься. Нижнеудинск раскинулся по берегам Уды. Речонка лад­ная, шириной примерно с протоку. Несется бурно с та­вернами. Вода не очень мутная, но какая-то красновато-бурая.

С юга вылезают горы. Они-то и интересуют нас боль­ше всего.

19 июля. Все готово к походу.

Для начала брызнуло дождем. Здорово промочило. Но не успели мы доехать до предгорий, как дождь прекра­тился, видимо, вылился весь.

Первая остановка на реке Рубахина. Обсохли оконча­тельно, подсушили сумки, напились чаю, заваренного в кристальной рубахинской воде, навьючили лошадей и двинулись дальше вверх по речке. К вечеру свернули в левый ложок и после подъема вышли в широкий огла­женный лог, где и заночевали.

20 июля. Поднялись в шестом часу. Погода благо­приятствует нам: кругом ясно.

После чая, когда все было навьючено, включились в по­ходный порядок. В этот день достигли перехода к Бирюсе.

Дорога сворачивает. Вылезаем на голый хребет. Гу­стой тайги на большом пространстве почти нет. Верхушки хребтов покрыты молодой порослью березы, лиственницы, кедра.

Отсюда мы впервые увидели на горизонте солидные хребты с пятнами белков. К вечеру перевалили большую гору и вышли на небольшой ложок, где повстречали не­сколько приисковых рабочих. Спросили их, далеко ли до Бирюсы.

— Да верст четырнадцать будет, — ответили они.

Решили ехать, хотя солнце было совсем уже низко. Когда добрались до перевала — начало темнеть. Спуска­лись уже совсем в темноте. Камень, грязь. Лошаденки не идут. Крутяк порядочный. Я босиком шлепаю уже без разбора.

Но всему приходит конец. Внизу зашумело, и вскоре мы оказались у «манящей Бирюсы». Река мутная. Дви­жемся вдоль берега. Из-за грязи лошади совсем не идут. Еле тащимся. Но, наконец, выбрались.

Логовина стала шире, и вскоре нас обрадовал собачий лай. Прибыли на жительство перевозчика. Замерзли. Костер обогрел. Сготовили на нем что-то вроде супа ил консервов, во всяком случае вполне съедобное. Ночь про­вели под крышей.

21 июля. Сумки перевезли на лодке. Лошадей переве­ли бродом. Дорога, говорят, впереди тяжелая: будут боль­шие болота под названием «Семь грехов».

Внизу зашумело, и вскоре мы оказались у «манящей Бирюсы».

Рисунок Е. Абалакова

Грешки начали встречаться почти сразу, а затем и грехи подоспели. Ужасного ничего не оказалось, но все же поныряли мы изрядно.

Перевалили через хребет. Спуск по славному кедрачу. Влево от перевала остался поворот на Слюдянку и слю­дяные разработки. Дальше идем с двумя погонщиками скота. Дорога сносная.

До Медвежьего лога добрались уже в темноте. Почти у самой стоянки подстрелили птицу. Суп получился хоро­ший. Но мясо зубы брали с трудом.

22 июля. Встали в четыре часа. К вечеру рассчиты­вали перевалить гору. Она оказалась значительно ближе. Хребтик изрядный. Верхушки голые. Отсюда лучше рас­смотрели белки. Они были значительно ближе. Засняли.

Спустившись по сплошным осыпям, догнали погонщи­ков скота. До прииска Сергиевского, говорят, верст десять. Подзакусили.

В первом часу мы были у реки Большая Бирюса. Сер­ко, который должен перевозить нас, вдруг заупрямился, забрыкался. Настойчиво усаживаюсь на него и кое-как загоняю в реку. Здесь он «удивил» такими прыжками, что с трудом удерживаюсь мертвой хваткой. А впереди еще уйма бродов.

Дошли до прииска Сергиевского. Несколько домишек. Людей не видно. Версты через три опять прииск. Не­сколько бараков и домишки.

К вечеру добрались до прииска Покровского. В пути одна лошадь увязла в трясине по брюхо. С большим трудом вытащили ее. На прииске нас встретили довольно ласково. Отвели нам целый клуб: четыре стены, крыша и даже сцена в нашем распоряжении.

23 июля. Отоспались хорошо. Утром занялись подго­товкой к походу. Достали около четырех килограммов су­шек. Больше ничего не было. Выйти придется завтра, ибо сегодня погода испортилась, да и выходить лучше с утро пораньше.

24 июля. Дождик стих. Кругом мокро.

Вода в Бирюсе все еще высокая, правда за ночь не­много спала. Надеемся, что и в Мархое не утонем, хотя слава про него идет дурная.

Подъем начали небольшим логом, чуть пониже прито­ков, по еле заметной мокрой тропе. Вымокли сразу до пояса. Дальше двинулись по гривке через небольшой лужок и начали первый серьезный подъем. Тяжело. Спину ломит от сумки. Ноги вязнут в глубоком мхе, чуть не до колен. Жара. Выше пошла почти голая грив­ка. Идти легче. Небо в беспросветных тучах — к дождю и туману.

Наконец влезли и очутились над Мархоем. Их два: один бежит на нас с юго-запада, другой справа, почти прямо с юга.

Спуск происходил чуть не по отвесу. Трава скользит. Сколько уже раз падали! Недалеко от реки вдруг обрыв, скала. Долго маялись, пока спустились. Внизу первый чай и обсушка после брода; благо солнышко решило нас обогреть.

Дальше пошли берегом южного Мархоя. Тропа то те­ряется, то появляется вновь. Мелкий низкорослый лесок. Выше лысеют голые хребты, а дальше виднеются пятна белков.

Решили подняться на хребет. Пыхтим долго и вылезли на пролом. Лог перерезает весь хребет. Пришлось опять спуститься.

Идем вверх до вечера. Уже в темноте готовим суп и ло­жимся спать под шум бурливого Мархоя.

25 июля. Идем дальше вверх. Тропа ладная, сравни­тельно сухая и ровная. Так довольно долго шли до лево­го притока, бурно вырывающегося из ущелья.

Вскоре идем уже без всякого намека на тропу. Сперва высоким лесистым берегом, потом по руслу, прыгая с камня на камень и облазывая скалы с водопадами. Белки уже на виду. На речке частенько встречается лед. Сама речка стала значительно уже. Лесок все время редкий с большим преобладанием лиственницы. Мошек и комаров, к счастью, мало. Так мы шли до дневного привала под ко­рявым кедром.

В этот день нам не суждено было двинуться дальше. Сгустились тучи и вскоре полил проливной дождь. Он шел с небольшим перерывом до самого вечера. Пришлось устраиваться под этим развесистым кедром на ночевку. Дождь лил всю ночь.

26 июля. Кедр оказался водопроницаемым. Поэтому ночь показалась нам достаточно влажной, и мы встали совсем отсыревшими. После некоторой обсушки и «под­кармливания» двинулись дальше.

Вскоре плохонький лесишко кончился, пошла тундра. Вышли к бурному ручью. По бокам поднимаются хребты, как бы обрезанные плотной каймой туманов, от которых спускаются полосы снега.

Дошли до характерной воронки. На дне ее подкрепи­лись последними сушками и шоколадом и полезли на са­мый хребет. Сплошная осыпь. Движемся с камня на камень. Кажется, подъему конца не будет. С частыми пе­редышками долезли, наконец, до самого верха, на острую каменистую гриву.

Вид чудесный. По одну сторону громадный лог, окаймленный хребтами и снежными вершинками. По дру­гую — хребты, хребты в клочьях облаков, клубящихся как в котле.

Освещенные солнцем вершины отливают перламутром. Фотографировать решили со следующей более приподнятой вершинки, но когда залезли на нее, оказались в белом мраке облаков и уже ничего не увидели. Дальше взяли на­правление примерно на юго-запад и пошли по гребню хребта в сплошном тумане. Падал снег. В одном месте вершина хребта перешла в неширокое сильно заснежен­ное плоскогорье. Впечатление было такое, будто идем зи­мой по равнине; оно усилилось еще более, когда сквозь туман пошел мокрый снег.

Версты через три подошли к спуску и остановились в нерешительности: далеко внизу шумят потоки, но сквозь туман абсолютно ничего не видно и ориентировать­ся невозможно. Если верить карте — это должны быть вер­ховья Уды, близ которых и лежит наш путь. Что эти истоки не Удинские — мы тогда еще не подозревали. От­ходящий хребет в тумане отыскать было невозможно. Ос­тавался только спуск, к которому мы и приступили.

Прошло немного времени, туман начал рассеиваться и перед нами в глубине показались две долины. Левая шла в южном направлении, затем сворачивала к западу. Нами она так и осталась неосмотренной. Мы двинулись к правой логовине. Вскоре путь преградил ручей с быстро прибывающей водой. С россыпей спустились в тундро­вую долину.

Дальше вышли в широкую логовину, лежащую почти под прямым углом к первой. В какую сторону потечет эта еще незнакомая нам речка? Как выяснилось вскоре, речка повернула вправо. Влево же остался не менее большой лог с еле заметным возвышением, на котором брала начало другая река, но какая — для нас и это осталось неизвест­ным. Могу только сказать, что такого странного водораз­дела я никогда не видал.

До вечера шли мы этой чудесной тундрой, окаймлен­ной белковыми хребтами. Виталий ранил двух куропаток, но они куда-то скрылись и найти их не удалось.

Немного прояснело. Ночь обещала быть холодной. А тут ни хворостинки. Пришлось надрать подсохших пру­тиков карликовой березки и вылить – на них флакончик бензина. После неимоверных усилий вскипятили котелок и улеглись на березовом настиле. Спалось неважно. Было «прохладно», а под утро выпал иней.

27 июля. Вскочили сразу же с восходом солнца. Что­бы согреться, пришлось сделать зарядку. Поглотали шоколаду с галетами, смоченными в воде, и начали уклады­ваться к походу.

Хребты, хребты в клочьях облаков, клубящихся, как в котле.

Рисунок Е. Абалакова

Вдруг саженях в десяти от речки в кустах березняка что-то заворочалось, закувыркалось, затем темной кучей выкатилось на голое место. В первую минуту мы дума­ли — олень. Но когда это «что-то» остановилось, мы уви­дели огромнейшего медведя.

Медведь несколько (раз медленно повернулся, затем, вытянув морду, потянул воздух. Увидев нас, он повернул и, не торопясь, пошел прочь. Мы так загляделись на зверя, что и про фотоаппарат забыли.

Река пошла прямо на запад по широкой тундровой до­лине. Это направление не менялось, и мы прониклись надеждой, что эта река и есть Казырь. Затем долина стала спускаться круче. Появился кедрач, сперва редкий и низкий, затем все гуще и выше и, наконец, перешел в хорошую таежку.

Мы шли уже но тропе. Но после обеденной остановки тропа затерялась, вернее, мы ее потеряли. Пришлось идти косогорами. Помаялись крепко, но, наконец, снова напали на тропу. Идти стало совсем легко.

Ночевка под развесистым кедром. Уснули опять под шум реки, на этот раз, кажется, Казыря (чего нам очень хотелось и в чем не было еще окончательной уверенности). Спали хорошо.

28 июля. Двигаемся дальше.

Тропа то подходит к реке, то взбегает на косогор и, обходя береговые скалы, идет крутяками со сплошной за­валью колодника и гарями. На одной гривке наткнулись на поле голубики, почти спелой. Присели и полакомились вволю. Речка бежит и шумит где-то внизу, зажатая гора­ми, образующими ущелье.

К двенадцати часам подошли к первому броду. В этом месте с правой стороны в речку впадает большой приток. Тропа около него переходит явно на левую сторону, так что волей-неволей приходится лезть в воду. Попробовали около слияния — не тут-то было: чуть зайдешь выше ко­лен — зверское течение, сшибает с ног и волной захлесты­вает сумки. А впереди значительно глубже. После первой неудачной попытки поднялись выше. Наконец, преодоле­вая яростное сопротивление потока, по каменистой косе вы­брались на противоположный берег. Вымокли до предела.

Остановка. На обед скудная порция сухариков. Ботин­ки «сдохли» и развалились окончательно. Закрепил по­дошвы проволокой, но радости мало.

Тропа крутит косогорами. Кругом тайга. Ночевка под кедром на косогоре. Подсушились, как смогли, ибо кругом влажно и сыро. Спим на пихтовых ветвях.

29 июля. Сырое утро. Почаевничали и дальше! Дождя хотя и нет, но мы мокры до нитки. Опять идем косогорами со спусками и подъемами, иногда ровными бе­регами, на коих тропа разбегается «на 33 струи» и при­ходится — «веселое» занятие! — разыскивать ее.

Начали попадаться удобные для плочения коски и лес пошел крупнее. К вечеру подошли к хорошему месту для плочения — как раз около большого притока слева.

Впервые за эти дни сытный ужин: выловили пару со­лидных линьков и поджарили их на сале.

30 июля. Спали неплохо. Только под утро доняли ко­мары. Они не оставляли нас без внимания и во время плочения.

Виталий пошел приглядывать деревья, а я подался на ближайшую возвышенность обследовать окружные белки. Пробирался с трудом и довольно долго.

Было, наверное, не меньше двух часов дня, когда я вы­лез на голую опушину. Белки кругом, как сплошное кольцо волн. Жаль, тучи закрывали много интересных вер­шин, особенно на юге, где, видимо, проходит самый мощ­ный хребет. Сделал снимки. Удалось заснять и юг. Обратно спускался веселее. Прямо «катом» и жуткими протоками.

Завтра — сгонка плота. К ужину опять пара линьков.

31 июля. Утро ясное. Почаевничали и принялись подтягивать бревна к реке. Хлопот много, особенно ког­да ставили бревна «на попа». Так и летали вместе с бревнами.

Чуток сплавили бревна по протоке, в которой вода оказалась как лед: ноги не терпят. Врубки делали почти до самого вечера. Ропжи* были уже готовы. В греблях провернули дырки.

1 августа. Сегодня занимались подгонкой и устрой­ством «надворных построек». Работы хватило на полдня.

Но вот салик готов и бодро всплыл на воде. Пригнали его к нашему шалашу. На прощанье роскошный обед: шесть линьков с кашей.

Вывели салик на быстрянку и вдруг заклинились на самый завал. Салик — набекрень и стоп! Снимались долго и упорно. Наконец вышли на фарватер, и нас понесло!

Прохладно. На остановке обнаружили целые заросли смородины. Наелись, как никогда, и набрали два котелка с собой.

С запада надвигается огромная туча. Молния и отда­ленный гром. Одной молнией красиво зажгло дерево за со­седним бугром. Кругом все притихло.

Сварили котел «варенья» из смородины и четырех кус­ков сахара. Получилось замечательно.

2 августа. Погода мрачная. Вскоре и дождь пошел, да такой, что промочил насквозь. Вид у нас очень жалкий.

Горы мрачно окутаны тучами и обрывками туманов.

К вечеру повезло: натолкнулись на избушку-малютку. Спали крепко, хотя после лесных ночевок под кедрами показалось душно.

3 августа. Немного прояснилось. Солнышко изредка прорывается сквозь тучи, однако на встречном ветру мы не чувствуем его тепла. Частенько попадаются гуси, но они осторожны и при нашем приближении неизменно улетают.

Все ниже и ниже шиверы**. Вода так и хлещет. Слы­шится изрядный шум. Из-за поворота — беляк сплошной. Нас подняло, хлестнуло и кинуло чуть ли не на берег. Удержались.

Дальше — опять шум... С обеих сторон высятся камни. Течение зверское и все ускоряется.

Вдруг посредине реки — скала, а за ней сплошной рев, и поток несется огромной волной прямо по каменистому коридору. Жутко! Летим влево прямо на клокочущий в камнях поток. Раз! Двинуло, свернуло, и уже в самом горле порога посадило нас на камень. Вода пошла поверх салика.

Нужно немедленно выбираться на берег. Салик заст­рял ненадежно и его ежеминутно может сорвать в пучину.

Виталий пытается перейти на соседний камень. Тече­ние зверское. Камень скользкий. С трудом выбрался. Вы­бросив на берег ботинки, палки, топор и прочие вещи, двинулся я. Босые ноги не чувствуют твердой опоры. Те­чение все время сбивает. Однако и я выбрался благопо­лучно.

А на пути к берегу еще такой же поток. Процедура пе­реправы началась сначала. Только успел переправиться первый из нас, как салик сняло с камня и он подался к са­мому порогу, беспомощно размахивая греблями. Тоскли­вым взглядом проводили салик до поворота, за которым только его и видели.

Мы на берегу. Закоченели до неподвижности в суста­вах. Немного ниже на скалах увидели несколько кедров. Дотащились до них. Виталий решил бежать за саликом. Его долго не было. Я гукал, но без отклика. Вернулся он без салика. В одном улове чуть было не догнал, но садик продернуло. Грустно. Поймаем ли дальше?

Весь наш «Москвошвей», галеты, крупа и прочее ока­зались насквозь подмоченными. Занялись просушкой, и когда все было уже сухое — неожиданно хлынул такой дождь, что за малым исключением все приняло прежний вид, т. в. промокло насквозь.

Надвигается ночь. Пороги ревут. У кедра соорудили балаган. Спали, к удивлению, даже хорошо.

4 августа. Опять просушка. А там — котомки на плечи и в пеший ход на розыски беглеца.

С Виталием опять разошлись. Верст пять шли порознь. На восьмой версте вдруг раздался радостный клич Вита­лия.

Салик мирно стоял в заводи, подпертый к камням. Ура! Ура! За исключением одной гребли все в целости.

Опять пошел ливень. Отсиживаемся под елью, но дело безнадежно. Нужно искать ночлег. Нашли два больших кедра. Обсушились и согрелись у громадного костра.

5 августа. Гребь готова. Отплываем. Река спокойна. К полудню впереди опять зверски зашумело. Из предосторожности пристаем к берегу. Впереди большой по­рог. Крутит отчаянно.

Высаживаемся. Надеваем сумки на себя. Я остаюсь спускать салик. Виталий идет вперед ловить его. Привя­зываю греби и пускаю. Поплыл!..

Виталию после последнего прибоя удается вспрыг­нуть на салик и зачалить его в улове. Салик отстояли.

Ночуем в избушке (и, как после узнали, на «соболинке») — со всеми удобствами: и кедрач с шишками рядом, и малинник, и целые заросли кислицы.

6 августа. Задержались утром долгонько: все шиш­ки пекли, да пощелкивали орехами. Зато отъехали со всем уютом: соорудили скамью, сидим, как дома, щелкаем оре­хи, а скорлупу сплевываем прямо в воду.

Неожиданно салик поднесло под небольшой забой и... блаженство    кончилось — нас выкупало до основания. Я, по крайней мере, плавал по-настоящему. Весь уют смыло.

К вечеру опять натолкнулись на избу, но уже без кед­рача и ягоды, зато с настоящей железной печкой, что было очень кстати.

Уже давненько перешли на жесткую пищевую норму, а в последние дни едим только два раза: утром чай, вече­ром каша. Недостающее восполняется по мере наличия ягодой и орехами.

Опять порог. Чуть не втянуло! Виталий на камнях в конце порога. Я в плесе ниже. Раздеваюсь на случай, если придется плыть за саликом. Но он проскочил удачно. Вско­ре опять погрузились и поплыли.

7 августа. Тишь да гладь! Ни облачка. Солнце пе­чет. Несет почти сплошным плесом. Миновали ряд избу­шек (всего насчитали 14) и ни одного живого человека! Так что до сих пор не знаем, где плывем.

У одной избушки обнаружили необычайно крупную спелую малину и объелись ею до изнеможения. Прошли подряд три порога. К вечеру течение почти остановилось. Вдруг из-за поворота показались хаты, а затем и целая деревня. Пристали несколько ниже. Виталий вызвался идти за продуктами.

Вернулся нескоро и с ошеломляющими сообщениями: оказывается, прошли мы только Безыбай. А выше были Маецкий и Кляцкий пороги. Впереди еще Убинский (через десять верст), Нижний и затем Гуляевский. Вот так номер!

Запасов крайне мало. Хорошо подкормились сухарями в двух избушках, да Виталий еще подтащил сухарей, мо­лока и яиц. Спим под кедриком.

8 августа. Жарим картошку и всласть пьем чай на заимке Понамарьевской у Егора Гуляева. Пополнили за­пасы мукой (8 фунтов) и двинулись дальше.

Плывем к Убинскому порогу. Несет тихо. Вот показа­лась избушка, дальше которой, говорят, плыть опасно.

Остановка. Привычно снимаем греби и вещи и идем тропой по берегу. Пока ничего страшного нет. Неожиданно ударил ливень. Отсиживаемся под кедром, чтобы сохра­нить сумки. Наконец дождь излился весь. Дошли до само­го порога. Вал изрядный. Но идет ровно, корытом. Что-то скучно стало поворачивать назад за саликом, да и време­ни ушло много, пока пережидали дождь. Решили бросить нашего беглеца и дальше идти пешим ходом.

Прошли порош, должно быть, версты две, и вылезли на дорогу. Грязь непролазная. От обужки отвалилась по­следняя подошва, так что я уже топаю босиком.

Солнце печет. Хребты плавают в кольцах тумана. До­рога пошла хорошая. К вечеру дошли до бараков лес-треста. Достали там сахару, крупы. Встретили старика-проводника Соловьева.

Ночевали в пустом бараке, населенном только клопа­ми, и тут с нежностью вспоминали свои ночевки под кед­рами.

На следующий день добираемся до Гуляевки. Порог «Нижний» шумит здорово, и валы бьют. Ввалились в край­нюю избу. Угостились молоком и чудесными шаньгами.

Целый день в деловых бегах за лодкой и шелевкой*. К вечеру сменяли ружье на лодку, масло, картошку. При­даток ладный!

Завтра плывем.

Спим на сеновале. Как бы не проспать — больно хоро­шо и удобно!

10 августа. К общему удивлению проснулись до­вольно рано. На завтрак молоко и хлеб. Выменяли еще коврижку хлеба, распрощались — ив лодку. После салика непривычно как-то.

В плесах старательно подгребаем.

Солнышко греет вовсю. Деревни идут одна за другой.

Прощай тайга, тишина и безлюдье!

1931 – 1933

Летом 1931 года на Кавказе во время подъема на западный гребень Миссес-тау на высоте около 4000 метров погибло четыре опытных альпиниста: москвичи С. Левин и О. Гольдовский и швей­царцы Хеглин и Меглин. В числе других спортсменов они готови­лись к штурму Дых-тау. На поиски пропавших товарищей отпра­вились все участники предстоящего восхождения. Среди них была группа молодых альпинистов, в которую входили Евгений и Виталий Абалаковы и Валентина Чередова.

В течение нескольких суток братья Абалаковы и В. Чередова лазали по скалам, осматривая каждый подозрительный выступ, спускались на веревках в многочисленные трещины, исследовали ледники. Вместе с присоединившимся к ним Эмануилом Левиным (братом погибшего С. Левина) они прошли перевал Миссес, побы­вали под северной Стеной Дых-тау, пересекли Мижиргинский цирк. По пути были осмотрены ледник и вершинный гребень Миссес-тау, но ничего обнаружить не удалось. От дальнейших поисков пришлось отказаться. Э. Левин уезжает в Москву, а Валентина Чередова, Евгений и Виталий Абалаковы решают штурмовать Дых-тау.