экспедиция АН СССР. 6 страница

Грандиозное разочарование. С досады все стали мыть­ся уже в грязных и довольно холодных лужах. Я долго и упорно занимаюсь стиркой. В купальном отделении смех и вопли. Оператор на тощих ножках голышом суетится с лейкой, с опаской лазает по камням, запечатлевая кадры.

Сегодня должен явиться Усумбай с лепешками. Пока же самостоятельно готовит обед Даниил Иванович.

К вечеру совещание с вновь прибывши ми. Они посвя­тили нас в свои планы, мы их — в свои, рассказали о про­шедших восхождениях. Затем зачитали схему сценария будущего фильма. Оператор сделал кое-какие пояснения. Коллективно внесли некоторые дополнения относительно съемки места гибели Коли Николаева.

Ребята начали собираться. Завтра выход. Маслов, Шиянов и носильщики возятся до позднего вечера.

11 августа. Поднялись рано.

Юрка рьяно собирается у себя на отлете. Вылез Мас­лов. Вскоре и остальные поднялись. Торжественно засня­ли со всех сторон отходящих, распрощались, и они дви­нулись. Носильщики, конечно, ушли значительно раньше и уже маячили на снежнике ледника. Как-то выдержат ребята в первый раз? Они надеются подняться до 5900 метров и даже выше.

Мы занялись разборкой и учетом продуктов. Наводим общий порядок. Дошли до того, что соорудили стол и тор­жественно на нем отобедали. Блестящий обед сготовил Аркадий Георгиевич.

Усумбая все еще нет, уже решили наказать его за про­гул вычетом из зарплаты. Но вдруг под вечер под мореной тихо появляется его тощая фигура с большим мешком. «Лепешка бар? » Оказалось, там не было муки. Уже в первый ужин разочаровались в Усумбае. Действительно, с примусами он себя скомпрометировал. Эта шайтан-ма­шина принесла много мучений бедному Усумбаю.

12 августа. С утра занялся акварелью. Первый на­ бросок — лагерь — не удовлетворил. На втором разошелся и закончил портретом Даниила Ивановича, начатым еще раньше.

К вечеру показались носильщики. Но странная вещь: одного волокут. Видимо, живой, потому что временами постоит с поддержкой, а затем опять волоком. Подошли первые четыре носильщика. Узнать от них что-нибудь трудно. Вот и остальные показались. Послали им на помощь еще двух и дотащили больного Джамбая до лагеря. Жуткий вид. Рвота, смертельная слабость, слабое сердце­биение. Положили в мешок — ив палатку. Дали кофеина, растерли грудь. Долго не прекращалась рвота. Трудно по­верить, что это горная болезнь, хотя симптомы сходятся. Но обычно при спуске даже очень сильная болезнь пре­кращается. Бедный Джамбай! Скромный и славный паре­нек! Киргизы заботливо ухаживают за ним. Вечер хму­рый. Чуть сыплет снежок.

13 августа. Решаем обследовать скалы пика Орд­жоникидзе. Отправляюсь в коротеньких штанишках и в старых ботинках (не так жаль рвать). Медленно и осто­рожно ставлю ногу на камни, осыпи — редкий пошеве­лится или скатится. Небольшие выходы. Иду скорее и лег­че. Опять осыпь. Но вот и первые скалы. Осторожно лезу. Становится круче. И вот почти отвесная стена. Стараюсь очень мягко и осторожно ставить ноги и браться за усту­пы. Небольшое, но приятное возбуждение. Тщательно ощупываю камни, то подтягиваясь на руке, то задирая ногу до руки, боком около самого камня поднимаюсь до следующего уступа.

Стена подо мною. Приятное чувство победы! Сердце учащенно бьется. Дальше легче. Вот только камни совсем стали ненадежны. С двойной осторожностью, не уронив ни одного, кулуарчиком добираюсь до верха жандарма. А высота заманчиво манит дальше! Вон там за пологим склоном опять группа скал, доходящих до горизонта. Обязательно сюда, на левые скалы! Оттуда, должно быть, чудесный вид на пик Коммунизма... Быстро, и как-то легко поднимаюсь и одышки ни малейшей.

Пологая часть — позади. Впереди опять скалы. Подни­маюсь по ним, траверсирую. Стена заворачивает полукру­гом. Иду под ней, в удобном месте вылезаю по кулуару наверх. Еще немного, и я на крайнем жандарме.

Пик Коммунизма высится предо мною гигантским мас­сивом. Но его верх закрыт; тяжелая завеса плотно легла на него. Ветер резкий. Укрылся на небольшом карнизике и принялся за рисунок.

О черт! Завеса спустилась и закрыла наиболее интерес­ную верхнюю часть гребня — наш путь. Вскоре и снег по­валил. Сделав еще беглый набросок вершины Орджоникид­зе, пошел вниз, быстро скользя по осыпи, следя лишь, чтобы камни, съезжающие сзади, не развили скорость и не обломали мне ноги.

Джамбай внушает опасения. Рвота не прекращается. Слабое сердцебиение, одышка, хрипота. Доктор смотрел, нашел что-то вроде бронхиального воспаления.

14 августа. Печальный день. Джамбаю с утра хуже. Пульс едва прощупывается. Кофеин совершенно не помо­гает. Доктор находит воспаление легких, захватившее це­ликом оба легких. Делает ему укол. Но помочь невозмож­но. В 11 часов Джамбай Ирале умер.

Все были подавлены. Киргизы подняли плач и стена­ния. Успокоившись немного, начали обряд. Затем зашили тело в белый кусок материи. Сперва было хотели сразу же зарыть, но затем решение изменили, вспомнив, что у Джамбая есть мать в Алтын-мазаре. Решили увезти труп туда. Это решение, видимо, не окончательно, так как зави­сит от прихода каравана. Караван же ожидать раньше чем через два дня не приходится. Долежит ли Джамбай до тех пор? Мы предложили положить его пока для сохранности в лед. Отказались, упрямо твердили, что «он ото льда умер».

Вечером устроили поминки, и всю ночь в палатке по­койника горела свеча. Ночь прошла тихо-мирно.

15 августа. Погода установилась исключительная: ни облачка на ясном небе.

Событие! Явился топограф Иван Георгиевич со «сви­той». Первым вестником, конечно, был Белов. Глядя на него трудно понять, человек сие или верблюд — нагружен потрясающе. Сейчас же пошли расспросы насчет высот. Оказались некоторые изменения. Пик Коммунизма ока­зался на 300 метров ниже предполагаемой высоты. Несколько ниже оказался и пик Орджоникидзе. На старой высоте остались пик Калинина, а пик Дарваз — даже выше на 200 метров.

Иван Георгиевич в этом районе работу закончил. Ко­нечно, без конца охает насчет трудностей и непроходимо­сти, в том числе и до перевала по Бивачному (слабо ве­рится! ). Тут же не преминул попросить оператора заснять себя: «Знаете, — говорит, — за работой, — вот планшетка, дальномер и меня, конечно»...

16 августа. Решено сегодня подняться по склонам пика Орджоникидзе. Инициаторов было немного, но пош­ли почти все. Остались лишь Аркадий Георгиевич по бо­лезненному состоянию, топограф да носильщики.

Я несколько отстал, провозившись с фляжкой и рисо­вальными принадлежностями. Догоняю группу уже на осыпи. Оператор идет последним и упорно выворачивает камни. Даю несколько советов хождения по осыпи. Он ис­кренне удивлен и обрадован.

— Вы всегда так медленно ходите?

— Да, в горах всегда.

— Это очень хорошо, а то я уже сейчас выдохся.

На этом наша тирада прерывается. На ходу говорить неудобно, к тому же я медленно, но все же обгоняю его. Добираюсь до Шиянова. Маслов забрел вправо, идет по неудобной мелкой осыпи и проклинает ее (что совершенно справедливо), но с нее на скалы все же не сходит.

Втроем идем до поворота в левый кулуар. Доктор от­стает от нас при возгласе Юры: «О, да тут здорово! ». Действительно впереди небольшая стенка, которую доктор еще не увидал. Однако возглас Шиянова произвел долж­ное впечатление, и он решил отстать от нас и присоеди­ниться к группе Даниила Ивановича, который шел моим первым путем. Как мы узнали после, доктору и там не повезло. Штурмовики страшно долго сидели на стенке, но в конце концов все же одолели ее. Доктор тоже долго си­дел, но, не дождавшись разрешения проблемы, присоеди­нился к третьей группе и уже с ними совершил восхож­дение.

Я продолжаю путь с Юрой. Со стенки пришлось сбро­сить пару здоровых и явно неустойчивых камней, после чего довольно легко выбрались наверх. Шиянчик лезет, хотя местами не совсем уверенно, но бодро и с улыбкой на лице.

В преддверии вершины нужно было преодолеть еще один каминчик*. Порода в нем оказалась необычайно сыпучая. Крикнув Шиянчику: «Подожди я залезу, тогда ты», я пролез еще несколько скалок и вскоре был на вер­шине жандарма. Юры нет. Кричу ему — не отзывается. Спускаюсь ниже, опять кричу — ответа нет. Что-то неладно.

Спускаюсь до каминчика, заглядываю вниз — нико­го. Что за чудеса? Вверх пойти незамеченным почти невозможно. А если бы сорвался — был бы виден вни­зу. Опять поднимаюсь вверх. У, черт! Карабкается у вер­шины.

Даниила Ивановича еще нет. Он появляется значитель­но позже, отчаянно поругивая проклятую стенку. Подтяги­ваются и остальные, за исключением кинооператора. Поз­же внизу узнали: у него порвался ремешок от аппарата, пленка срывалась и катилась вниз. Обдумав создавшееся положение, он решил, что ждать подкрепления от нас сверху безнадежно, что осыпь крута и во избежание аварии нужно отступить. Мы же очень жалели об отсутствии опе­ратора: панорама чудесная, пик Коммунизма грандиозен, даже гребень (путь нашего восхождения) виден неплохо. Здесь же был продуман и принят план будущей съемки восхождения.

Щелкают лейки и аппараты. Я тоже не теряя времени рисую пик. Все уже ушли вниз, когда я закончил и начал спук. Спустившись до стенки, обнаружил отсутствие аль­бома. Он каким-то образом вылетел из кармана. Пришлось опять подняться вверх. Долго шарил кругом. Наконец на­шел и засунул уже за рубашку.

Спускаюсь быстро. Спрыгиваю со стенок, камни веером разлетаются из-под ног. Соскальзываю по осыпи зигзагооб­разно, чтобы сзади камнем не шлепнуло. Вот и лагерь. С громадным аппетитом уничтожаю оставленный обед. Все очень довольны. Вечером проявляем и печатаем в палатке кинооператора.

17 августа. Опять чудесное утро.

День отдыха. Основное занятие — чистка винтовки. Оказалась не так заржавлена, как я думал.

Много рисую. Набросал сераки. Вечером опять печа­таем.

18 августа. Аркадию Георгиевичу пришла гениаль­ная мысль построить стадион, и уртаки с готовностью и рвением принялись расчищать площадку.

К вечеру стадион готов. Открытие. Грандиозный празд­ник на высоте 4600 метров. Сперва с носильщиками про­водится занятие «Вступление в акробатику». Исполнение потрясающее. Приходится и мне принять участие в качестве страховщика. Ребята увлечены. Страдают и ноги и шеи. Абдурахман даже язык прикусил и долго плевался кровью.

Второй номер — цикл игр с наградами победителям. Смех! Игры занятные, а в исполнении носильщиков — пот­рясающие. Победители с довольной улыбкой принимают сахар, конфеты, шоколад, печенье. Все, конечно, в малых дозах. Сногсшибательная игра «собачья тяга» прошла осо­бенно живо, когда в ней принимали участие я и Аркадий Георгиевич. Праздник заканчивается грандиозным волей­больным матчем с «поплавком Полянского» вместо мяча. Чудесно! Большой азарт. Все очень довольны и ожив­лены.

Сегодня обязательно уже должен быть караван. Увы, все ожидания и встречи — впустую. Неужели и завтра не прибудет? Положение создается серьезное: горючего почти нет, питания на один день.

Опять печатаем. Засняли носильщиков и красноармей­цев. Погода портится. Хмарь, появляются облака. Обидно пропустить столько дней чудесной погоды, имея впереди полную неопределенность.

19 августа. Унылая погода и у всех унылое настрое­ние. На приготовление завтрака израсходовали весь керо­син и остатки дров. К обеду объявили субботник по соби­ранию бумаги и других горючих «внутренних ресурсов». Обед талантливо готовим на бумаге, а ужин на ее остатках. Последний рыбный суп с макаронами и гречневая каша с салом. Все чудесное, да мало.

Накрапывает дождик. Низко сел туман. Сиреневой за­весой закрыл громады полумрак. И сегодня, видимо, кара­вана не будет. Забрались все в палатку и от нечего делать занялись рассказыванием всяких занятных случаев. По­лились воспоминания.

Вечер. Начальники маячат живописной группой на го­ризонте. Совещаются. Положение напряженное. Продуктов нет.

Выносится решение: завтра лишние люди, все, кроме штурмовиков, идут в Подгорный лагерь. Шиянов с Шибшовым — к языку ледника, расследовать, в чем задержка. Они должны быстро вернуться, желательно с караваном. Срок четыре дня. К 23 августа хотя бы ночью, у нас дол­жен быть гонец с сообщением. В неблагоприятном случае 24 августа эвакуируемся вниз и мы. Настроение несколько тревожное.

Последняя ночь вместе. Жаль: привыкли и полюбили друг друга, несмотря на многие недостатки. Вот Шиянов — чудесный малый; он недавно явился, а чувствую — будем друзьями.

20 августа. На остатках всякой мелочи вскипятили по чашке чаю. Пили впустую. Уходящие стали собирать­ся. Личное взяли далеко не все, в надежде еще вернуться. Но набралось все же порядочно.

Лагерь опустел. Тишина. Чудесной синевы небо и об­новленные блестят снега.

 

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: