ВРАНГЕЛЬ Николай Николаевич (1880-1915)

Художественный критик, историк искусства Н.Н. Врангель родился 2 июля 1880 года в имении Головковка Чигиринского уезда Киевской губернии, двумя годами позже своего брата Петра. Барон Николай Врангель принадлежал древнему и прославленному роду, известному с середины XIII века и давшему Европе и России семь фельдмаршалов, семь адмиралов, более тридцати генералов, известного мореплавателя Фердинанда Врангеля. Обрусевшие потомки тевтонских рыцарей, Врангели в XIX веке породнились с правнучкой знаменитого полководца Абрама Ганнибала. Бабкой Николая Врангеля была троюродная сестра Пушкина Дарья фон Траубенберг, а дед барона был декабристом. Своим романтичным предком, "арапом Петра Великого", гордились и Николай Врангель и его отец, Николай Егорович Врангель (1847-1923), в свое время учившийся в Швейцарии и получивший звание доктора философии в Геттингенском университете. Он был предпринимателем и финансистом, членом правления ряда промышленных компаний, однако пробовал себя и на литературном поприще, имел репутацию человека независимого и был "сибарит, повеса, знаток и любитель искусств".

Дядя Николая, барон Александр Егорович Врангель (1833-1915), юрист и дипломат, дружил с Ф.М. Достоевским в годы сибирской ссылки писателя, а тетя, баронесса Вера Егоровна (1832-1915), была активной деятельницей Красного Креста. Николай Егорович был женат на дочери морского офицера Марии Дементьевой-Майковой (1857-1944), воспитаннице приюта принца Ольденбургского, с дипломом домашней учительницы. Мария Дмитриевна, сама обладавшая чувством прекрасного и литературным талантом, опекала любимого сына и в зрелые годы, став его "нештатным" секретарем.

Детские и отроческие годы Коки (так звали Николая близкие) прошли в Ростове-на-Дону. В 1892 году он поступил в Ростовское реальное училище. Правда, вскоре семье пришлось переменить место жительства. В 1895 году Врангели переехали в Петербург, где Кока продолжил учебу в IV Петербургском реальном училище и у себя дома, пугая гувернанток и учителей своим дурным поведением. Уже тогда он интересовался искусством, историей, литературой. Этому увлечению способствовало и пребывание Врангеля в Италии и Германии, куда он был отправлен для поправки здоровья после воспаления легких. Два года он провел за границей, жил в Риме и Флоренции, в маленьких городках, занимаясь итальянским языком и литературой XV века. В эти же годы, по собственному признанию, он "педерастии учился самоучкой и совершенствовался под руководством известного путешественника Александра фон Трубникова - фельдшера Гейдельбергского университета, специалиста по южно-африканской живописи".

В 1900 году Николай вернулся в Петербург. Его отец, Николай Егорович Врангель, состоя на государственной службе, много сил отдавал собиранию художественной коллекции, его часто можно было видеть на Александровском рынке, "копающегося в поисках "жемчужин", которые действительно там можно было найти". Квартира Врангелей на Бассейной в Петербурге была "набита прекрасными вещами". Брат Николая, Петр Врангель поступил в Горный институт императрицы Екатерины II. Закончив его, он избрал - по семейной традиции - военную карьеру. Николай же окунулся в мир искусства. Уже в 1901 году Николай Врангель познакомился с известным декадентом Александром Бенуа, который, по некоторым свидетельствам, оказал на Николая пагубное влияние, а через него и с С.Дягилевым и членами "Мира искусства". Двадцатилетний барон стал организатором художественных выставок, на которых экспонировались произведения русского и зарубежного искусства.

Начиная с 1900 года молодой барон Н.Врангель, не имея специального образования, в течение трех лет проводил колоссальную работу, описывая коллекцию Русского музея в Петербурге (самого крупного хранилища произведений русского искусства того времени), систематизируя и каталогизируя материалы, дополняя их обширными справками об авторах, историей произведений. Двухтомный подробнейший каталог вышел в свет в 1904 году. Уже в этом издании определился индивидуальный стиль Н.Врангеля. Он скрупулезно описывал произведения, коллекции, выставки (количество сносок в некоторых статьях превышает две сотни). Такой подход должен был повлиять на жизнь автора, заполнив ее напряженным, самоотверженным трудом в архивах, библиотеках, личных фондах Петербурга и Москвы, пристальным изучением подлинников в музеях, частных коллекциях России и Европы.

В 1902 году в Петербурге состоялась первая "врангелевская" выставка - "Русская портретная живопись за 150 лет (1700-1850)". Выставка открылась 7 марта 1902 года в залах Академии наук. Она не получила широкого общественного резонанса, в отличие от состоявшейся три года спустя Таврической выставки Дягилева, которая и стала главным катализатором массового интереса к старине. Пресса 1902 года не проявила особого интереса к такой необычной экспозиции. На ней впервые акцентировалась не историческая значимость портретируемых лиц, а художественная сторона выставляемых портретов. Автор этой затеи, Н.Врангель, заразил всех своей смелостью и потрясающей работоспособностью. Неопытный юнец, не написавший ни строчки, "не имея еще ровно никакого опыта и лишь приблизительные знания", обратился тогда за помощью к А.Бенуа. Выставка оказалась интересной и полной, на ней впервые широко были представлены еще не обретшие своей былой славы Д.Левицкий, В.Боровиковский, О.Кипренский.

Показательно, что в апреле 1902 года, еще не закрыв экспозицию в Академии наук и находясь в самом разгаре работы по подготовке ее научного каталога, Врангель уже мечтал об организации подобной выставки в Париже. "Выбор всех без исключения лиц будет зависеть от нас, начиная от председателя и кончая кассиром, - писал он Бенуа. - Выбор картин будет всецело принадлежать экспертизе из четырех человек в СПБ и 2х в Москве. Очевидно, дамы не будут допущены на расстояние пушечного выстрела… Главное, сразу поставить дело на серьезную почву в смысле организации и участников. Если все решится, мы все лето можем подготовляться и сделать даже несколько экскурсий в провинцию. Заранее надеюсь, что Вы согласитесь принять участие в этой интересной идее, чтобы из нее не вышел бы опять балаган". Но из этой затеи ничего не вышло.

В 1904 году барон участвовал в подготовке знаменитой выставки портретов в Таврическом дворце (генеральный комиссар С.Дягилев), открывшейся в начале 1905 года. Н.Врангель стал "адъютантом" Дягилева вместе с другими молодыми знатоками искусства. В следующем году Н.Врангель был принят в штат Императорского Эрмитажа, где занимался составлением описей, редактированием каталогов, осматривал собрания, атрибутировал отдельные произведения. Вскоре появились первые статьи Врангеля по истории русского искусства в "Русском архиве", "Русской старине", "Старых годах". В дальнейшем Н.Врангель участвует в проведении многих крупных выставок.

На государственную службу в канцелярию Его Императорского Величества по учреждениям императрицы Марии барон Н.Н. Врангель устроился еще в 1901 году, вскоре получив там чин коллежского регистратора. Но настоящая "профессиональная" работа началась именно весной 1906 года в Эрмитаже. Врангель был самоучкой, в отличие от большинства своих друзей и знакомых (выпускниками Санкт-Петербургского университета были почти все основатели "Мира искусства", С.М. Волконский, С.К. Маковский; в Гейдельбергском университете учились В.П. Зубов и С.Л. Бертенсон; П.П. Вейнер закончил Александровский лицей), Врангель не имел университетского диплома. Тем не менее, он обладал потрясающей эрудицией. "Нашим общим энциклопедическим словарем" как-то назвал Врангеля Маковский.

В начале века, с возникновением большинства отечественных музеев происходит и становление музейного дела. Н.Врангель атрибутирует произведения Русского Музея, Эрмитажа, Академии художеств, пытается сформировать представления о научно-экспозиционной работе в музее. Он определяет концепцию Русского музея как "учебного храма", совмещающего "поклонение красоте с поклонением науке", говорит о необходимости использования опыта Европы и достижения молодым музеем европейского уровня. За десять лет Н.Врангель публикует множество материалов о неизвестных широкой публике мастерах, произведениях искусства. Среди основных его трудов можно назвать сборник "Венок мертвым" (1913), включающий статьи "Романтизм в живописи Александровской эпохи и война 1812 года", "Иностранные художники в России", "Русские женщины в искусстве", "Любовная лирика ХVIII века". Художник О.Кипренский, скульптор И.Мартос, архитектор П.Росси, в начале ХХ века еще неизвестные или полузабытые, стали хрестоматийными во многом благодаря исследовательской работе Н. Врангеля.

Молодой Врангель стал наследником идей "Мира искусства", открывателей и поэтов старины. Девиз С.Дягилева "Открыть Россию России" нашел в деятельности Н.Врангеля поправку: "Нигде не гибнет столько произведений искусства, как в России", еще можно и нужно "спасти дорогие останки старины, сохранить и уберечь от окончательной гибели красивые воспоминания". Н.Врангель совместно с А.Бенуа, Н.Рерихом, А.Щусевым, петербургскими аристократами-любителями искусства основывает в 1909 году Общество защиты и сохранения памятников искусства и старины. "Архитектурные постройки, памятники кладбищ, картины, бронза, фарфор, скульптура, гравюры, предметы художественных промыслов - все это подлежит сохранению и защите". Члены Общества рассылали ходатайства, препятствуя разрушению художественных ценностей, устраивали выставки, читали лекции, печатали брошюры и художественные издания.

Барон, однако, устраивал не только выставки, но и скандалы. В Петербургском свете и богемных кругах Кока Врангель был знаменитостью. "У него был талант смеха. Не было такого пустяка, которого он своим прикосновением не превратил в предмет прелестного замечания, едкой шутки". Барон состоял в близкой дружбе со всеми столичными, провинциальными и иностранными своднями. Врангель входил в число известнейших столичных денди, лидером которых был Сергей Маковский. "Веселые, элегантные, высокого роста, носившие монокли", - так, словно былинных богатырей, описывал их Г.К. Лукомский, а про самого Врангеля добавлял: "статный, с горящими, темными глазами, увлеченный всем, что есть красивого, обладающий поразительной эрудицией и памятью". А раскрепощенные футуристы всю эту компанию именовали "Адамами в манишках".

По воспоминаниям П.П. Вейнера Врангель не останавливался пред самыми "непечатными" словами, если они подходили для его юмора или красного словца, бившего непрестанным фонтаном. "Так, было у меня стихотворное послание, где смешной элемент заключался в том, что самые непристойные слова нанизывались без смысла, для рифмы, и всевозможные небылицы и пороки относились именно к тем, кому не было никакого основания их приписывать. Часто для этих шуток служили поводом какие-нибудь в нашем кругу известные случаи и разговоры, посторонним без объяснения непонятные, - и на каком ложном пути были бы те, кто из этого материала вздумал бы строить выводы, считая это документами!" Так что воспринимать буквально все эпатажные эротические подробности приключений Врангеля не стоит. В начале ХХ века, когда гомосексуализм в среде богемы перестал быть сугубо интимной сферой, он приобрел социальный оттенок и во многом стал инструментом эпатажа обывателей, так что многие стремились "казаться грешными". Вполне вероятно, что в описываемых Врангелем "сексуальных подвигах" присутствует элемент сознательного преувеличения, тем более что один из "героев" - примерный семьянин и однолюб Бенуа.

На любительских вечерах барон выступал и с декламациями собственных стихов. Однако за всю жизнь Врангель не опубликовал ни одного своего поэтического опуса. Помимо "отвлеченной" лирики (Там, где плещет волна далеко от земли/Там, где зарево солнца восходит вдали, /Там печальная чайка кого-то зовет,/Замедляя свой быстрый полет...), он сочинял шутливые послания друзьям и барышням, а также откровенную похабщину. Скандальной славы Врангелю добавило и то, что он разорил московского миллионера М.К. Ушкова, да и его (неизданные) мемуары "Пакости о моих ближних". Недаром в 1910 году барона шутливо избрали "профессором похабности" в Институте истории Искусств.

В.Верещагин, познакомившийся с бароном в начале 1907 года, отмечал, что "репутация трудоспособности Врангеля, значительно опередила славу его таланта". Активность барона способствовала и созданию внешне противоречивого образа. И друзья, и газетные репортеры писали о нем, словно о вездесущем Фигаро, к тому же постоянно меняющем свои маски. "Вспоминая Врангеля, я себе его представляю двояким: то с пытливо сосредоточенным почти насупленным лицом, отражающим его заботу о каких-то исследованиях, то - смеющимся, дразнящим и даже шаловливым, - писал А.Бенуа. Барон Врангель, "неутомимый труженик и пламенный художник слова, пишущий сразу, почти без единой помарки", успевал бывать "на всех балах, премьерах, в вернисажах, в заседаниях, в любительских спектаклях", работать "ранним утром и поздней ночью", заниматься "то в публичной библиотеке, то в институте Истории Искусств, то в архиве Адмиралтейства, Градоначальства, то в Департаменте герольдии Сената, то в Министерстве иностранных дел и почти ежедневно в Академии Художества, а кроме того, обязательно на службе, в Эрмитаже"... "Являлось почти загадкой для всех мало знавших Врангеля, когда, в сущности, он работал? Но лица, близко его знавшие, поражались как раз обратному: когда же находит он время для посещения всех этих спектаклей, вернисажей и кабаре?", - отмечал Г.К. Лукомский. "Он совершил труды, которых при нормальных условиях хватило бы на десятерых", - патетически восклицал А.Левинсон, перечисляя основные вехи творческой биографии ученого. "Работаю как молодая тигра", - сообщал Врангель об интенсивности своего труда в послании к Бенуа.

В это время, в 1907 году, начинает издаваться (до 1916 года) ежемесячный журнал "Старые годы". Издавали его П.П. Вейнер и В.А. Верещагин, чтобы "вглядеться в ушедшие эпохи, их скрытое великолепие, сохранить, не утратив и крупицы былого". Однако душой, вдохновителем этой "прекрасной затеи" был Н.Н. Врангель, именно его статьи открывают многие сборники, среди них "Помещичья Россия" - исследование о русской усадьбе, ее обитателях - "культурном дворянстве, которое берегло и любило красоту жизни". Именно в "Помещичьей России" за обязательной врангелевской археологической научностью открывается сентиментальное и поэтическое начало, за каталожным перечнем имен и дат возникают образы ушедших эпох и милых мелочей: "Белые дома с колоннами в тенистой чаще деревьев, сонные, пахнущие тиной пруды с белыми силуэтами лебедей, бороздящих летнюю воду…" "Душа, заводила и вдохновитель" - так определил Бенуа роль Врангеля в журнале "Старые годы", авторитетном историко-художественном издании тех лет и одном из самых почитаемых источников для искусствоведов последующих поколений.

Однако издания по искусству как не окупаются сегодня, так не окупались и в начале ХХ века, финансовые трудности беспокоили издателей и тогда. Журнал "Старые годы", общепризнанное "модное" издание, являлся убыточным предприятием, имея всего 300 подписчиков. Вся работа редакционного комитета велась "на общественных началах" и не оплачивалась. Это обстоятельство стало одной из причин ухода Врангеля в 1911 году в "Аполлон" Маковского в качестве соредактора. Хотя и там случались проблемы. Об одной из них Врангель писал секретарю "Аполлона" Е.А. Зноско-Боровскому: "Ровно шесть недель тому назад мною было заявлено управляющему делами "Аполлона" г-ну Кранцу мое желание получить следующий мне гонорар за три месяца. Г-н Кранц просил меня зайти через два дня и когда я зашел, извинился, обещая через день доставить мне на дом. Пять недель спустя, неделю тому назад, я и А.А. Трубников вновь заявили о том же. Г-н Кранц извинился и просил зайти на другой день, что мы и исполнили. Г-н Кранц извинился и просил зайти на третий день, причем это повторилось четыре раза... Если в "Аполлоне" денег нет, то об этом нам, близким сотрудникам, можно заявить прямо и мы готовы чем только можем вполне безвозмездно быть ему полезными..." Да и в Эрмитаже Н.Н. Врангель в течение нескольких лет работал безвозмездно, числясь "кандидатом на классную должность", и только с середины 1912 года ему как "столь выдающемуся и ценному сотруднику", по ходатайству Д.И. Толстого, стали выплачивать вознаграждение.

С появлением в 1909 году журнала "Аполлон" Н.Врангель стал членом его редакции, а с 1911 года, вместе с С.К. Маковским - его редактором. И в эти напряженные годы, когда приходилось совмещать работу в Эрмитаже, в Обществе защиты памятников искусства и старины, лекции в Институте истории искусств, он и тогда находил время для того, чтобы являться колоритной личностью богемного Петербурга, острословом и насмешником, автором эпиграмм и анекдотов. "Удивительное сочетание противоречий, - писал князь Волконский, - как же о Коке Врангеле говорить без парадокса, когда он сам был парадокс?.. Я затруднился бы определить, что будет правильнее сказать о Врангеле: что для него не было на свете ничего святого или что не было на свете ничего, что не было бы для него свято… Способность, скажем, не сжечь, а поджечь то, чему поклонялся, - никогда не покидала его".

Быть общим любимцем Врангелю позволяла легкость натуры. Он насмешничал как над другими, так и над собой. Легкий скепсис к самому себе всегда сопутствовал ему даже в самых искренних увлечениях. С напускной беспечностью он сносил враждебное отношение со стороны почтенной академической профессуры. По свидетельствам современников, барон был человеком "крайних увлечений", и внешние противоречия он подчеркивал и в своих героях. Так, любезную его сердцу императрицу Елизавету, сочетавшую "царственную пышность с простонародным пряником", он сравнивал с "Евангелием в окладе рококо". Или Павел I, чье правление барон называл "чудовищным кошмаром", в то же время был охарактеризован как "странный и пленительный".

В октябре 1912 года был сформирован выставочный комитет под председательством П.Ю. Сюзора, куда вошли представители от всех министерств и ведомств, ведущие художественные деятели Петербурга и Москвы - Альб.Н., А.Н. и Л.Н. Бенуа, Ф.Г. Беренштам, П.П. Вейнер, Н.Н. Врангель, О.Э. Визель, И.Э. Грабарь. В.В. Матэ, Н.И. Романов, А.Е. Фелькерзам, И.Е. Цветков. Судя по материалам заседаний, экспонаты новой выставки отличались разнообразием - исторические документы, парадные платья высочайших особ, декоративно-прикладное искусство, мебель, произведения живописи, в том числе дары европейских дворов, такие как гобелены, подаренные Людовиком XVI, или "Снятие с креста" Рубенса и "Христос" Рембрандта. Планировалось представить и рисунки членов императорской фамилии. Письма с просьбой о присылке интересных экспонатов рассылались хранителям музеев во все губернии. Но "потонувший" в необъятном материале громоздкий и разношерстный комитет не мог договориться о характере будущей экспозиции - общедоступной "для широких масс". Сроки открытия выставки, намеченные на конец февраля 1913 года, все оттягивались. В апреле 1913 года Врангель для спасения дела предложил полностью передать ему дело организации выставки. Последовал отказ, после которого "группа Врангеля" заявила о своем уходе, а выставка, перенесенная на конец года, так и не была открыта...

В предвоенные годы барон Н.Врангель был завсегдатаем артистического кабаре "Бродячая собака", где собиралась столичная богема: М.Кузмин, А.Крученых, Б.Лифшиц, К.Бальмонт, В.Хлебников, С.Судейкин, П.Богданова-Бельская, А.Ахматова... Многих из них барон собирался привлечь к участию в грандиозном проекте, предполагавшем организацию в Петербурге дешевых театральных зрелищ и разнообразных увеселений. Август 1914-го разрушил планы, заставил отказаться от замыслов...

Мировую бойню, которая несет крушение всей культурной эпохи, Врангель воспринимал как неизбежное испытание, ниспосланное Богом. В день обнародования царского манифеста о войне Н.Н. Врангель сделал первую запись в своем дневнике: "Мне думается, что грядущая Война, в которой все Великие Державы примут участие, - разрешение вековечного вопроса о борьбе двух начал: божеского и человеческого. Дай Бог, чтобы страшная война дала жизнь первому Началу, ибо только оно и живительно и многообразно и только ему и нет конца".

В первые дни войны Н.Врангель вместе с другими сотрудниками Императорского Эрмитажа готовит музейные ценности к отправке в Москву. В дневнике он пишет и о настроениях столичных жителей, о слухах про "немецких шпионов", о волнениях в ходе мобилизации в Сибири. Подчас он пребывает в грустном настроении: "Стыдно... Опять ощущение, которое я теперь испытываю от своего вынужденного бездействия. Чувствуешь себя каким-то тунеядцем, не имеющим права на существование. Страшное дело, но те интересы, которыми жили до сих пор, кажутся ныне совершенно пустяшными, и прежние ценности не стоят ничего". В начале августа он задумал издавать газету для солдат с целью "установления тесной и непрерывной связи сражающегося за родину воина со всем тем, что ему, наравне с защитой Отечества, наиболее дорого - с семьей и хозяйством". Однако ходатайство об издании газеты не увенчалось успехом из-за отказа в денежной субсидии. Томясь без активной деятельности, он искал возможности применить свои способности. Вскоре Н.Врангель стал работать в организации Красного креста Северного района, проводя дни на вокзале, где встречал санитарные поезда и распределял раненых по столичным лазаретам. В октябре 1914 года он добровольцем отбыл на войну уполномоченным санитарного поезда № 81 имени великой княжны Ольги Николаевны.

"Кошмар, который я видел сегодня, превосходит все, что можно себе вообразить. Здесь в лазаретах на 200 человек помещается 2500 стонущих, кричащих, плачущих и бредящих несчастных. В душных комнатах, еле освещенных огарками свечей, в грязной соломе валяются на полу полумертвые люди. Узнав, что явилась возможность уехать из этого ада, все способные хоть кое-как двигаться, - часто безрукие, безногие, полуживые, - ползком, волоча свои тела, добрались до станции. Вопли и мольбы наполняли воздух ужасом и смертью. Этой картины я никогда не позабуду, сколько бы мне ни пришлось прожить", - писал Николай Врангель в дневнике.

В апреле 1915 года Н.Н. Врангель принял предложение главноуполномоченного Красного креста по Северному району написать очерк о деятельности этой организации в первый год войны. С целью сбора сведений барон вместе со своим другом, С.Бертенсоном, обследовал учреждения Красного креста в Вильно, Митаве, Полоцке, Витебске, побывал на передовых позициях. В мае, вернувшись в Варшаву, друзья приступили к написанию книги. Однако вскоре, рассказывает С.Бертенсон, "Врангель заболел. Врачи определили у него желтуху, и сперва болезнь его как будто не внушала никаких опасений, он даже немного работал. Но затем неожиданно произошло резкое ухудшение и, пробыв сутки без сознания, 15 июня 1915 года в 10 часов 30 минут утра он скончался". Скоропостижная смерть барона в неполные 35 лет в Варшавском военном госпитале поразила современников. Они с горечью говорили о несвоевременности его ухода. Но эта смерть оказалась по сути "счастливым жребием". Врангель не повторил пути А.А. Трубникова, написавшего в парижской эмиграции мемуары "От Императорского музея к Блошиному рынку". Избежал он и участи П.П. Вейнера, который полупарализованным инвалидом был расстрелян в подвалах ленинградского ОГПУ в 1931 году.

Н.Н. Врангель был похоронен 19 июня 1915 года в Петрограде на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Его могилу ждала печальная судьба. В 1920-1930-е годы надгробия официально "признанных" исторических деятелей переносились на другие кладбища, а оставшиеся на заброшенном Никольском подвергались разграблению и разрушению. В конце 1950-х участок кладбища, на котором покоилось тело Н.Н. Врангеля, был "отрезан" для строительства автомобильной развязки к новому мосту через Неву, могила барона была утрачена. Лишь весной 2004 года энтузиастами был установлен символический крест на Никольском кладбище.

После смерти Н.Н.Врангеля остался большой архив. А.Бенуа писал: "Материалов у Врангеля осталось неисчислимая масса. Очень ценны должны быть также те записки, которые он делал во время своих путешествий по России и Европе. Что теперь со всем этим станется?" И судьба архива барона была печальной. Материалы были разбиты, переданы в различные учреждения - в Императорскую Академию наук, Пушкинский дом, Музей императора Александра III, Институт истории искусств. Большая часть архива была попросту утеряна, отдельные документы из него появлялись на аукционах вплоть до 1950-х годов.

В 1916 году предполагалось начать издание пятитомного собрания сочинений Н.Н. Врангеля, которое, однако, в условиях войны осуществить не удалось. Тем более оно стало невозможно после октября 1917 года. Тогда тень "Черного барона", белогвардейского генерала и главнокомандующего Вооруженными силами Юга России Петра Врангеля легла на наследие его младшего брата. В советское время была опубликована лишь одна небольшая статья "брата того самого" - в 1934 году, фрагменты нескольких его писем публиковались в ряде изданий в 1955 и 1974 годах. Интерес к творческому наследию барона Н.Н. Врангеля обозначился лишь с конца 1980-х гг.

Искусствовед барон Николай Николаевич Врангель принадлежит к самым ярким и характерным фигурам эпохи. Впрочем, определение "искусствовед" не исчерпывает роли Врангеля в отечественной культуре. Его перу принадлежит множество научных трудов по истории искусства, он публиковался в журналах, организовывал выставки, читал лекции в Институте истории искусств, работал в Эрмитаже и Обществе защиты и сохранения в России памятников искусства и старины, собирал русскую графику, живопись и скульптуру. Он не учился в университете, не имел специального образования, но он был человеком высокого таланта и эрудиции, великим патриотом России. Он, отпускавший язвительные пассажи о провинциализме русского искусства, показывал пример настоящей любви к Родине, без фальшивого пафоса и дешевого умиления. Он был одним из тех образцов беззаветного служения искусству, кто сделал Серебряный век столь притягательным для потомков.

"Перечел статью Врангеля после долгого перерыва и не могу вновь не переживать того восторга, что вызывают почти все его статьи, увлекательные, живые, с самостоятельным, иногда неожиданным суждением по вопросам не только искусства, но истории вообще и быта. Сколько огня, сколько культурности взгляда на все! Сколько знаний, вложенных в немногие слова, и которые как будто дались ему даром, родились с ним! Но сколько работы, изысканий, эрудиции обнаруживают примечания! Недаром он создал школу, где - увы! - никто пока к нему не приблизился!"

П.П. Вейнер